Сказ о хозяине
где выбор - обязательней всего;
основа полноценности добра-
в свободе совершения его И. Губерман.
Сом проснулся задолго до розового рассвета и теперь дремал, прикрыв маленькие, цвета молодого одуванчика, глазки. Он давно уже не выходил на ночную охоту. Честно признаться - было просто лень. Это в молодые годы он мог тёплыми летними ночами без устали гоняться за мелкой, брызжущей чищенным серебром, рыбёшкой; подкарауливать у берега жирную зелёную лягушку, а то, если повезёт, и пепельную мышь, смешно перебирающую в воде короткими лапками. Но... годы, годы, годы. Было сому далеко за сто лет и он уже стал забывать своё такое далёкое речное детство. Хотя помнил ещё многое...
Всю свою долгую сомовью жизнь прожил он в этой яме. Дон здесь образует водоворотное течение, которое так любят сомы, поэтому мыслей о перемене места никогда не возникало. Да и с пищей проблем не было. Подлещики, плотва, голавлики, густера, чехонь, даже редкий теперь широкохвостый игривый вырезуб - всё это составляло рацион сома. Но особенно любил сом линючих раков, нежных лягушек и речных, тающих во рту, моллюсков. Что ни говори, он не был таким стремительным и быстрым, как торпедовидная щука или разбойник-судак. Каждый в этом мире добывает пищу так, как позволяет ему Природа, в соответствии со своим характером, своей силой и мощью. Последних двух качеств у него как раз хватало - надо было только с умом их использовать. Со временем он научился делать это виртуозно и красиво. Да, да. И убивать можно красиво, но только когда речь идёт об убийстве как способе добывания пищи. В конце концов - так распорядилась Природа и не ему этот Закон менять.
Да, наверное, эти травоядные рыбы: лещи, плотва, ельцы, уклейки и пескари предпочли бы, чтобы хищных рыб вообще в реках не было. Но, чтобы тогда с ними было? Разве водились бы тогда в реке огромные золотистые лещи, жирная плотва и вёрткая краснопёрка, серебристые красавцы язи и бронзовые великаны-сазаны? Да никогда! Постепенно захирел бы их рыбий род и все они стали бы рахитичными и тщедушными. Ведь благодаря тому, что в реке водится вострозубый хищник, мирные рыбы вынуждены постоянно двигаться, перемещаться, а часто и стремительно убегать от опасности. А раз ты много двигался, да ещё спуртовал от зубастой щуки, то потом и поешь как следует. А раз поел, так и жирку набрался. А если тебе некого бояться, то лежи себе спокойно в прибрежной травке, да пропускай воду через жабры. А там, глядишь, лень так одолеет, что и на горбатого червячка с презрением смотреть станешь: это ж к нему подплыть надо, да заглотать. А вдруг кто-то опередит тебя, и ты напрасно проплывёшь эти несколько метров, калории потратишь. Нет, ну его к шутам, лучше дальше дремать в травке буду. Вот и выродился род твой, захирел и зачах!
- Нет, с нами, хищниками, не подремлешь! Но, пора, однако, и позавтракать. - Сом шевельнул мощным плеском и поплыл к затопленному дубу, уж несколько десятков лет лежащему на дне неподалёку. Сом помнил, как тот стоял над крутым обрывом, шелестя узорчатыми листьями, гордо возвышаясь над водной гладью. Думал, наверное, презрительно: -что мне до вас, водных тварей, холоднокровных рыб и мясистых раков, скользких моллюсков и пучеглазых лягушек! Я выше вас, моё плотное мускулистое тело, защищенное как кольчугой толстой корой, овевает знойный степной ветер, я первым встречаю рассвет, когда солнце покажет свой оранжевый край из-за меловых гор.
- Стоп! Кто это поднял облачко мути и копошится на дне? А, это ж парочка ершей-недоносков. Вот вам живой пример вырождения рыбьего рода. Ну, кто свяжется с колючим сопливым ершом? Никого-то он не боится, роется себе в песочке да гальке в поисках пропитания, а большей частью просто прохлаждается в тёплой донской водице. Но ведь и не растёт! Самый крупный - с ладошку! Ну и ковыряйся себе - я дальше поплыл.
Да, так вот о том молодом дубке. Подмыла в конце концов буйная весенняя вода рыхлый берег и рухнул высокомерный дубок на дно реки. А не надо заносчиво смотреть на воду - прародительницу нашу, ибо всё живое на этой земле существует благодаря ей. А уж им-то, рыбам, сам Бог велел жить в водной стихии.
Но вот и дубок. Его узловатые корни слегка шевелились, подхватываемые несильным течением. Именно это обстоятельство и устраивало сома. На его верхней челюсти находились два длинных беловатых уса, очень похожих на колеблющиеся корни дуба. А если к ним прибавить ещё четыре коротких желтоватых усика, растущих на нижней челюсти, то заметить сома средь корней было практически невозможно. Да и окраской головы, тела он полностью сливался с окружающей средой, как бы растворяясь в ней. Чёрная спина, жёлто-белое брюхо, испещрённое крапинками голубоватого цвета, бледно-жёлтые глаза с чёрными пятнышками; плавники тёмно-синие, грудные и брюшные с желтоватой полоской посредине. А поскольку сом был в весьма преклонном возрасте, к его грязно-жёлтой голове прилипло множество водяных червей, также привлекавших глупых рыбёшек. Весил наш ветеран около двухсот килограммов, а потому голова его, составляющая одну шестую часть всего огромного, покрытого густой слизью голого тела, была страшна и безобразна.
Но это если смотреть на сома глазами человека. А игривым гладкокожим сомихам он очень даже нравился. И весной, когда прогреется зелёная вода и наступает время нереста, сом отправлялся на поиски невесты. О, это время испытаний! Время показать свою силу и ловкость, настойчивость и мужество! Сомы собираются около камыша, куги или другой травы и начинают свои забавы. По реке раздаются раскатистые удары, мощные всплески, сравнимые с вознёй бегемотов в африканских реках. В старые времена на одном нерестилище собиралось до сотни сомов! За одной самкой плывёт по 4-5 самцов, из которых она выбирает сильнейшего. А выбрав, они уж вместе прогоняют заштатных кавалеров. Затем дама со своим кавалером удаляются в уединённое место на разливе или в протоке. Вот теперь они могут отдаться любви полностью! И кипят сомовьи страсти! И бурлит вспененная вода! Молодожёны обвиваются телами, подобно змеям, трутся друг о друга! А устав, они плавают на поверхности, перевернувшись вверх брюхом. Как говорили в старинные времена - "распаривают тёшку".
Живёт парочка в большой дружбе и их в это время всегда можно встретить вдвоём. Мало этого: супруги не покидают нерестилища до тех пор, пока не выклюнется вся молодь, и оберегают икру от нападения лакомой до неё мелкой рыбёшки, отгоняя её ударами плеска. Вот это, господа, любовь! Вот это страсти! Верность! Нежность! Буйство, горячее буйство любви холоднокровных рыб! Пусть короткое время, но каков накал! Вода закипает!
Всё продумала здесь Природа! Даже время года. Прекрасна весна на Дону! Палящее солнце ещё не выжгло степь раскалённым зноем, не пришло время и горячих степных ветров, шевелящих песчаные дюны на пустынных берегах. Под ласковым южным солнцем оживает после снежной зимы природа: в воздухе стоит шум от птичьих крыльев, змеи после спячки выползают греться на горячий песок, в прибрежных зарослях ждут красавца-самца оленихи, кабан-секач, роняя на землю кипящую слюну, мечется в кустах в поисках жадной до любви свиньи. Но почему? Почему так мудро распорядилась Природа с рыбами и птицами, которые занимаются безудержно любовью только весной, и так глупо с человеком, который должен заниматься этим круглый год! Кощунственная мысль - скажете вы! Позвольте не согласиться. Недоглядела чего-то матушка-Природа в человеческих отношениях. Всё хорошо в меру! Иначе и осетровая икра приедается, если её каждый день ложкой черпать.
И любовь тоже. Ведь самец, мужик то-есть, ещё и работать должен! Пашет целый день, нервы треплет, а вечером жена достает: давай, дескать - любви хочу! И так каждый вечер! А ежели выходной, так и не по одному разу! Да хоть целый день! Вот и ждёт самец те долгожданные дни, когда самке прокладки с крылышками потребуются. Но не будем развивать эту щекотливую тему, дабы не обидеть прекрасный пол.
Продолжим разговор во временной плоскости. Чтобы исправить упущение Природы, предлагаю для занятий любовью отвести человеку тоже определённый период. И думать тут долго не надо - весна, конечно! Чем мы хуже зверей и рыб? А если точнее... допустим, с 8-го марта - Международного женского дня по 19-е мая - День рождения пионерской организации им. В. И. Ленина. Почему именно эти даты? Так ведь большинство из нас при коммунистической власти выросло, а праздники эти ими придуманы, значит, и нам близки - не забудем. И тогда... Начиная с 8 марта, повсюду - Любовь! Любовь! Любовь! Презервативы все раскуплены, искусственные члены в секс-шопах - тоже. А как же: мужчин-то по статистике меньше, чем женщин, а значит, на всех не хватит. А любви всем хочется! Но не обижайтесь, милые женщины. Надувные куклы в тех же секс-шопах раскупят тоже: средь мужчин застенчивые попадаются и им с куклой проще, да плюс геологи, нефтяники, да зеки те же. А если преступность такими же темпами расти будет, то у нас пол-России скоро в тюрьме сидеть будет. Но не будем о грустном.
О любви продолжим. Все ведь в эти сроки, нами назначенные, только ей и занимаются. Мужья с жёнами не ругаются и наоборот. Некогда. Да с тёщами и то не лаются! Потому как тёща-то тоже с тестем любовью занимаются! И она, тёща, ласковая такая: а не выкушаете ли стопочку наливочки, зятёк дорогой... вместе с тестем своим, для потенции... И наступило благословенной время! Расцветает торговля: кушать-то надо как следует и поплотнее. Да и побольше! Разве не замечали вы, что мужчина после утех любовных всегда на кухню бежит - к холодильнику: бутерброд съесть какой или гуляш на сковороде остался. Да и одеться надо поярче: звери да птицы многие на этот период пёструю да нарядную окраску приобретают.
Преступность тоже упадёт. А может, и вообще на нет сойдёт. А кому охота вместо любви в тюрьме сидеть? Милицию сократят. Она на заводы да фабрики работать пойдёт. Вот вам и промышленность заработала. Налоги в казну пошли.
Ожила Россия! И пошёл бы к энтой самой матери энтот самый международный валютный Фонд! И вот вам, кстати, ответ на вопрос: "Как нам обустроить Россию?"
Но... Спросите вы - А с 20-го мая чем заниматься? Так работать! Деньги копить! И ждать, ждать отведённого Природой ВРЕМЕНИ ЛЮБВИ! Хотя нет, не Природой. Увлёкся я. Ведь сам же я всё это и придумал. Но и не самый плохой вариант, по-моему. Так что всё равно ждать. Известно ведь: "Ожидание наслаждения стоит самого наслаждения." Это ещё Ф. Эглантин сказал.
Но увлеклись мы любовью. А кушать-то хочется. Сом наш уже за корнями дуба пристроился и не видно его совсем. Кстати, почему мы до сих пор ему имя не дали? Ну не могу я так вот, обезличенно, с живой тварью обращаться. Да и вы тоже. Ведь дома у вас собака - Шарик, кот -Тотошка, попугай - Гришка. А тут сом да сом. Давайте его "Сэм" назовём. По-иностранному. Один шут всё у нас иностранное: от упомянутых уже прокладок до куриных окорочков. И потом, людям постарше это имя очень даже хорошо знакомо. В старые времена им коммунисты советских людей пугали: вот придёт к вам американский дядя Сэм и отберёт к шутам всё добро ваше - комнату в коммуналке, диван продавленный и стенку из древплиты. А теперь-то нам бояться его нечего - он пришёл давно. А мы всё на том же диване валяемся. Впрочем, нет, дорогой читатель. Раздумал я. Прошу извинить за беспокойство. Никаким Сэмом я нашего Сома называть не стану. Вот пару раз всего назвал его так в предыдущем абзаце, а душа уже к этому имени не лежит. Ну, не подходит оно к нему. Хотя он и донских кровей, но подойдёт оно ему также, как седло донского скакуна. Ну, какой он, к чертям, Сэм? Больше века прожил в Дону, родился в нём, вырос, заматерел. Окромя русского говора не слышал ничего... Хотя нет, во время войны Отечественной наслышался гортанной немецкой речи. Ну так, что его теперь - Фрицем назвать? А тут недавно на турбазу, что на крутом берегу расположилась, каким-то ветром китайца занесло. Так, может, его Сом Сунь в Чай назвать? Кстати, китайцы сома нью-ю называют. Калмыки - чалбол-тух. Татары - джайм, джейен-балык. Финны - сэке. Персы - шайтан. Вот последнее, пожалуй, более-менее подходит. Но... В переводе шайтан означает - злой дух, чёрт, дьявол. Нет, наш Сом вполне приличный парень, вернее - старикан, учитывая возраст, а потому предлагаю называть его просто Сом. С большой буквы. С уважением и почтением. Как и положено обращаться к старшим. Ага. Вот и завтрак приплыл: весёлая стайка мальков-селетков приближалась к месту, где затаился в засаде Сом. А он уже загодя раскрыл огромную пасть, вооружённую по краям многочисленными, очень мелкими, но острыми зубами, имеющими вид короткой щётки. Вот стайка приблизилась, Сом с силой втянул в себя воду, и десятки рыбок, увлекаемые внезапно образовавшимся водоворотом, исчезли в зубастой бездне. Начало есть. Но что это для нашего великана! Всё равно что напёрсток водки для удалого русского купчины! По губам размазал, а кайфа-то и нет. Сидим в засаде дальше. Сом ещё несколько раз повторил этот испытанный приём, который используют все крупные сомы. Когда он был моложе, а тело его более подвижным и гибким, тогда Сом стремительно врывался в идущую мимо стаю и хватал даже крупную одиночную рыбу. Теперь это невозможно: двухсоткилограммовое тело не бросишь с нужной скоростью и практически любая рыба успеет ускользнуть. Но есть ещё один приём. Сом изогнул хвост, или, как его обычно называют - плеск, и теперь представлял собой как бы сжатую пружину, готовую выпрямиться в нужный момент. - Ух ты! Какой лещина плывёт! Килограмма на три! И не боится никого. Ещё бы: ни щука, ни судак с ним не справятся. Да он - широкий и плоский, просто не поместится в их пасти. Но у Сома пасть просторная: пружина резко разжалась и лещ, не успев удивиться, исчез в чреве гиганта. Да что там какой-то лещ! Сому пару раз удалось даже утащить в воду переплывающих Дон собак, а уж утят да гусенят поедено несть числа. Ну вот, вроде бы и голод утолил. Переедать тоже вредно. С охоты полуголодным уплывать надо, а чувство сытости позже придёт, когда в род¬ной яме под нависшим берегом отдыхать заляжет. Да ведь и пожить ещё хочется, а потому чувство меры надо знать.
И сейчас под водой, у самого дна плыл ХОЗЯИН! Он был здесь старше всех, мудрее, опытнее. Даже щука Устинья, торпедовидное зелёное чудовище, была вдвое моложе его и уж, конечно, несравненно мельче. Устиньей её прозвали местные рыбаки. Сом слышал, как они кричали друг другу на утренней зорьке, заслышав сильный всплеск метнувшейся за добычей щуки: - Устинья охотится! - И в голосе их слышалось уважение. Почему Устинья? Скорее всего, у кого-то из рыбаков была такая же здоровенная и зубастая жёнушка, вот и прозвал он хищницу родным именем.
Ну а если уж Сом надумает, играясь, а такое настроение у него иногда было, обрушить свой мощный плеск на воду, то по реке раздавалось: -ХОЗЯИН гуляет! - и в голосе рыбаков слышался страх и почтение. Ещё бы! Удары были такие, будто берег рушился.
Сом плыл к себе в яму. Встречные рыбы в испуге шарахались в стороны, едва завидев огромное чёрное тело, и лишь глупая безмозглая мелюзга, не научившаяся ещё ценить жизнь, крутилась возле его головы, пощипывая за длинные усы.
Так молоденькая неопытная девчушка играет с усами своего богатого покровителя, не подозревая о том, что через некоторое время, натешась с молодым телом, отдаст он её на потеху друзьям или телохранителям. Но вот и дом. Сом лёг на дно, подняв облако мути, поворочался с боку на бок, устраиваясь поудобнее, сытно рыгнул (простим его за моветон: он ведь Правилам хорошего тона не обучался, да и нет вокруг никого, кто бы осудил) и прикрыл глаза.
Бояться ему было некого, а потому сон его был крепок и сладок. Хорошо всё-таки быть таким большим! Но не всем, далеко не всем так везёт. Да и он за свою долгую жизнь сотни раз был на волосок от гибели. Главный враг, конечно, рыбаки. Их Сом разделял, как и рыб, на травоядных и хищников. Первые хлипкой удочкой таскали подлещиков, густёрку, окушков и были этим вполне довольны. Вторые - и их Сом боялся лет до пятидесяти, перегораживали реку перемётами с крепкими стальными крючками, на которых сидели аппетитно карасики, голавлики и прочая вкусная рыбёшка; свисали гроздью мидии или опалённая на костре птичка, от которой исходил такой аромат, что слюни текли. Эти же рыбаки перегораживали реку сетями, неводами и множество его собратьев погибло, запутавшись в их ячее.
Но самыми коварными были те, кто ловил сомов на клок. Их не интересовала другая рыба. Только сом.
А суть этого метода ловли рыбы такова. Лодка, обычно с двумя рыбаками, пускается по течению. Один из рыбаков правит вёслами, а другой работает клоком (или, по другим источникам - квоком). Клок представляет собой несколько изогнутый костыль полуметровой примерно длины, на одном конце которого делается углубление величиной с трёхкопеечную монету советского образца. Этим орудием рыбак периодично ударяет по воде, отчего раздаются звуки, похожие на кваканье лягушки - любимого лакомства сома. По другой версии, звуки эти напоминают голос сомихи, призывающей самцов.
В другой руке рыбак держит крепкий шнур, на нижнем конце которого огромный стальной крючок с насадкой. Ей может быть лягушка, мидии, кусок мяса, опалённая птица и другие лакомства, любимые сомом.
Когда нашему сому было лет пятнадцать и весил он более двух пудов, он-таки попался на эту приманку. О, Господи! Какое потрясение он тогда испытал! Кинувшись спросонок на звук клокуши и, увидев вскоре перед собой аппетитную лягушку, он с ходу заглотал её. Но уже через секунду почувствовал резкий рывок и страшную боль в пасти. Мало того, неведомая сила тащила его кверху - туда, где темнел силуэт лодки и раздавались взволнованные крики: - Тащи, тащи быстрее, пока он не очухался! Дай подмогну! - Другой голос отвечал - Сиди уж лучше на вёслах, а то рванёт, так и окажемся в воде. Главное - не дать ему в коряги уйти.
А Сом уже взял себя в руки (или в плавники?) и понимал, что спасение его - в корягах. Вот они, совсем рядом, шевелят своими щупальцами и как бы зовут Сома: - К нам, к нам! Поднатужься! Ещё чуть-чуть! Мы запутаем эту гибельную для тебя верёвку!
И Сом рванул! Рванул так, что шнур взвизгнул в ладонях рыбака и обжёг их пламенем. Тот охнул от боли и потерял на секунду контроль за снастью. Всего на секунду, но её вполне хватило, чтобы нырнуть в коряги и запутать шнур в них. И напрасно, совсем напрасно рыбаки отчаянно будут тянуть его кверху, материться и обвинять друг друга. У них теперь один выход: обрезать снасть. Что они, убедившись в тщетности своих попыток, и сделали.
А Сом, отдохнув и придя в себя, резким рывком освободился от стального крючка, засевшего в нижней челюсти и поплыл к себе в яму. С тех пор он никогда не охотился за лягушками. Ну их к шутам: мало другой пищи, что ли? А тем рыбакам он мстить не стал, хотя при желании вполне мог бы перевернуть их лёгкую лодку. Но зачем? В природе постоянно происходит борьба и побеждает в ней более сильный, умный, хитрый. Ведь не приходит в голову лещам, плотве и прочей мирной рыбе мстить хищникам за то, что те на них охотятся. И не все из них погибают. Идёт нормальный естественный отбор. Главное, чтобы борьба была честной. И раз ты не родился хищником, то, чтобы не погибнуть в его пасти, старайся взять другим: умом, образованием, смекалкой и сноровкой.
Вот читатель, наверное, сейчас улыбнулся: какое, мол, образование у рыбы? А мы ответим вполне серьёзно - разное. У нашего Сома и, пожалуй, у щуки Устиньи - высшее. Можно даже сказать - академическое. И их образование, которое дала им сама Жизнь, научило главному: всем надо делиться. Вот мы уже знаем, что по весне, когда сомиха отложит в вырытую ей ямку несколько сот тысяч икринок, она вместе с сомом ревностно оберегает икру от нападения мелкой рыбёшки. Всё правильно. Но правильно и то, что Сом, как все мужики более разумный, чем женщины, частенько закрывал глаза на разбойные нападения мелкоты. А как же? Да ведь это кошмар какой-то будет, если только у них из каждой икринки выведется сомик. Несколько сот тысяч! А другие парочки? Да сомы заполнят всё речное пространство! Второй Китай! Нет уж, как говаривал Ленин: "Лучше меньше, да лучше." Пускай эта мелкота сегодня икрой питается, а завтра выклюнувшиеся из неё сомики начнут этой отъевшейся мелкотой питаться. Да и на его долю пищи хватит. Вот и сохранится равновесие. И всем будет хорошо. ...А наш Сом по прежнему лежал в своей яме, дремал и переваривал потихоньку пищу. И думал. Всё больше о детстве, о любви. Он давно усвоил, что думать надо о приятном. Это способствует крепкому сну и хорошему пищеварению. Воспоминания о любви, с одной стороны, будоражили кровь, не давая ей застояться, с другой - вызывали массу положительных эмоций.
Но вспоминал Сом не только о своих любовных похождениях. Была у него одна слабость, которой он, впрочем, не стеснялся. Любил он... подглядывать за любовными сценами. Но не рыб - тут ему всё было понятно, а людей. О, это совсем иное состояние души! Всё-таки любовные игры у теплокровных людей проходили совсем иначе, чем у холодных рыб.
...Помнится, когда Сом был совсем ещё юношей и было ему лет двадцать, тёплыми летними вечерами приходили на песчаную косу казак с казачкой.
Ах, как прекрасны тихие летние вечера на Дону! Кажется - всё в природе дышит любовью! Ласково плещется лёгкая волна, нашёптывая песчаным дюнам нежные слова; деревья и кусты, покрытые изумрудной зеленью, трепещут ветвями и листьями от горячего желания; цветы и травы, расстилающиеся жёлто-зелёным ковром вдоль берега, несколько поблекшие от дневного зноя, но к вечеру воспрявшие в предвкушении ночной прохлады, наклоняются друг к другу для трепетного поцелуя; И это только Флора! Что уж говорить о фауне! Представьте - какой стон стоит в воздухе от непрерывного занятия любовью мириадов комаров и мошки. Тем даже присесть некогда! Любовь и только любовь! Прямо в воздухе! В полёте!
А Сом, заслышав голоса влюблённых юноши и девушки (по воде ведь звуки далеко раздаются), выплывал из своей ямы и устраивался поудобнее между побегами тростника, высунув усатую морду наверх. Заметить его было почти невозможно, да и не до того было ослеплённой любовью парочке.
Первые несколько вечеров неопытные ещё влюблённые сидели на тёплом песке и шептали друг другу нежные слова. Он брал её руки в свои, она же, доверчиво склонив голову на его плечо, слушала вечные слова Любви.
Потом они впервые поцеловались и Сом видел, как запылали алой зарёй щёки девушки, как беспомощно запрокинулась её голова, лежащая на сильных руках.
Но ведь невозможно остановиться на пол-пути! Ведь всё это только прелюдии Любви! Как в Природе не бывает, чтобы набухшая почка не распустилась, чтоб не расправил лепестки цветок, чтоб не покинула бабочка тесный кокон навстречу любви, так и эти двое неминуемо должны были сомкнуться в соитии.
И в один из вечеров это произошло. Вот когда Сом увидел апофеоз страсти, взаимного желания, горячих объятий! Два молодых обнажённых тела извивались на тёплом золотистом песке, сливались воедино, переплетались в причудливых позах; прерывистое дыхание юноши заглушали сдавленные стоны девушки... А через короткое время оба тела содрогались в любовных конвульсиях и потом долго лежали недвижно. А что же Сом? Ужели был спокоен, наблюдая всё это? Если бы... У него тоже, наперекор Природе (ведь стояла середина лета и время нереста давно прошло) возникло страстное желание немедленно найти сомиху и прижаться голым телом к её нежной скользкой коже. И он помчался к знакомому месту - под коряги, где жила огромная шестипудовая самка.
Не забываем, что сам-то он был ещё совсем молоденьким и весил всего пару пудов. Но вот и она. Спит, конечно. Сом как изголодавшийся маньяк бросился на неё, но... получил тут же такой удар плёсом по голове, что из глаз брызнули искры.
-Старая швабра! Чтоб тебя сетью накрыло, чтоб ты на перемёте болталась, как вяленая тарань на верёвочке!
Но делать нечего - надо плыть к себе и успокоиться. По дороге к себе Сом со злости заглотал щуку, дремавшую в прибрежной траве и шарахнул хвостом по стае лещей, отчего те кинулись врассыпную. А вечером он опять был у своей замочной скважины. Слава Богу - пришли! И опять вечер, а затем и ночь, полная любви, горячих вздохов, содрогающихся в экстазе тел. Нет, так жить невозможно! Ну почему Природа отвела им - рыбам, такое короткое время для Любви? Почему людям можно заниматься этим круглый год? А ведь у них хозяйство! Посевная да уборочная! Да полон двор скотины! А они тут, на берегу катаются!
А ведь у них - рыб, и занятий-то: поесть да поспать! А чем досуг занять? Время-то для любви - море! Ну, не море, так река. Нет - несправедливо это!
-Но... Постой. Что там происходит? - Сом, забыв об осторожности, подплыл поближе. - О, искушение! Обнажённая девушка плещется в тёплой воде, её белое тело соблазнительно изгибается в лунном свете, тёмный треугольник у основания стройных ножек манит к себе, возбуждает снова молодого ненасытного казака. Чем он там занимается, чёрт
побери?
А казак, стоящий в это время почти по грудь в воде, тоже видел свою возлюбленную и горячее желание захлестнуло его. Сом, находившийся всего в двух метрах от него, увидел, как у казака между ног на его, сомовьих глазах вырастает огромная... да-да - дубина, которой обычно рыбаки оглушают в лодке пойманную рыбу, чтоб та не трепыхалась.
-Вот это агрегат! Да с таким инструментом любая сомиха была бы его! Да он был бы королём на всём Дону! Эх, и здесь Природа обошла его! Трёшься об рыбу, как мальчик-онанист о потёртый диван!
А в воде тем временем запахло мужчиной! Самцом! Это нежная прозрачная капелька соскользнула с кончика дубины и течением донесла её до носа Сома.
-А запах! Как у моей молоки весной... - ностальгически вздохнул Сом. И вдруг в его сомовьей башке возникло озорное желание. Он шевельнул осторожно плёсом, тёмной тенью подплыл к казаку, уже делающему шаг навстречу любимой и..., раскрыв пасть, взял в неё эту упругую дубину.
Казак, как был с поднятой кверху ногой, замер на секунду, боясь пошевелиться. Девушка, увидев неподвижного возлюбленного, тоже застыла. А казак уже увидел прямо перед собой чёрное тело Сома, опустил руки, схватив того за уши... тьфу - за головные плавники и дико заорал. Это не был крик испуганного человека. Это был рёв дикого оленя, только что потерявшего самку, рухнувшую в траву от пули охотника. Это был визг кастрируемого без наркоза кабана, понимающего, что никогда не видать ему желанной похотливой свиньи.
Видит Бог: Сом хотел только пошутить. Он не знал, что эта грозная на вид дубина такая нежная и трепетная. Знал бы - ни за что не связался. И сейчас он резко подался назад, вырывая плавники из рук юноши и одновременно сдирая кожу с его обмякшей от испуга дубины. Теперь из раскрытого рта казака раздавался не крик - всхлип. А девушка уже спешила к нему.
Выскочив на берег, казак обессиленно упал на спину, а дрожащая от испуга девушка склонилась над ним.
- Сейчас, сейчас я пожалею тебя, - прерывисто шептала она, - желанный мой, родной, - она склонилась над всхлипывающим казаком и осторожно взяла в руки совсем уж обмякшую... нет, не дубину уже, а окровавленную поникшую плоть.
...Не переживай так, читатель: всё обошлось! Через недельку был наш казак как огурчик! "Было бы мясо - а кожа нарастёт!" А вот Сому эту неделю нелегко пришлось. Сказать, что его мучила совесть - значит, ничего не сказать. Да он перестал охотиться, сидел в своей яме и слушал, слушал: а не раздаются ли на берегу знакомые голоса влюблённых? Чёрт его дёрнул со своим любопытством! И вообще, чего он прилип к этой парочке? Почему так интересно наблюдать за ней? Отчего это подглядывание из-за кустиков так будоражит кровь? Эх, Господа. Наш Сом не знал того, что людям давно было известно: заниматься сексом приятно, но ещё приятнее наблюдать тайком за тем, как им занимаются. Мало того, подсматривать за тем, кто наблюдает за занятиями сексом, вдвойне приятно. Цепочку можно продолжить. ...Через неделю парочка опять появилась на берегу. И снова Сом, выставив морду из воды, с замиранием сердца наблюдал за любовными играми. Это было похоже на телевизионный бразильский сериал, если бы... у Сома был телевизор. Но откуда он мог появиться, если его ещё и не изобрели!
Но однажды, однажды случилось такое, что Сом запомнил на всю его долгую сомовью жизнь.
Был тихий августовский вечер. Уставшая от зноя, а лето в том году было жаркое, дождей не было с мая месяца, Природа с радостью ждала наступления сумерек. Пела в пожухлой траве саранча, расписывали свои басовитые трели лягушки, где-то на деревьях дикие голуби выводили презрительное - "придурки-придурки"; ласточки и стрижи носились высоко в небе за поднявшейся в поднебесье мошкарой.
-Завтра опять жара, - с тоской подумал Сом, тихо ворочаясь в своём закутке. Казак с казачкой уже намиловались и сейчас весело плескались в воде неподалёку от него.
-Пора домой - в яму, - решил Сом и только хотел шевельнуть плеском, как... на берег, тёплый мирный песчаный берег из-за прибрежных кустов выскочил какой-то человек. На вид был он жирным и неопрятным, к тому же от него резко разило спиртным. Но самое страшное было то, что в руках его было ружьё! О, Сом знал, что это за штука! Станичники по весне, когда сомы занимаются любовью и забывают об опасности, охотились за ними с этими палками, издающими страшный грохот. Кроме того, из них выскакивали разящие твёрдые горошинки и если они впивались в тело, то сомы всплывали кверху брюхом, желтея им на тёмной воде. Пара таких горошинок с позапрошлой весны сидела в боку Сома.
И вот теперь в руках у этого человека была такая палка. - Но зачем? -удивлённо подумал Сом, - ведь теперь не весна? Да и зачем грохотать из неё в такой чудный тихий вечер?
Не знал наш Сом, что юная казачка встречалась с любимым тайно, что её отец - кондовый зажиточный казак хотел выдать дочь замуж за этого жирного парня, тоже из богатой казачьей семьи. Но девушка-то любила другого! Любила сильно, беззаветно! Со всей страстью молодой девичьей души! И Любовь эта, как мы знаем, была взаимной! Разве виноват наш казак, что родился в бедной многодетной семье, да к тому же отец его последние годы тяжело болел? А сейчас и девушка, и её любимый остолбенели при виде жирного парня с винтовкой в руках. Они были обнажены и совершенно беспомощны. На их светлых лицах ещё блуждала счастливая улыбка, а в глазах отражалась чистая донская водица.
С этим выражением счастья они и умерли. Возлюбленный в отчаянном прыжке успел кинуть обнажённое тело в сторону девушки, закрывая им любимую, но пуля калибра 7,62, пущенная с близкого расстояния, прошила навылет сразу обе шеи. Тёмная вода обагрилась хлынувшей кровью и оба рухнули в такую родную и ласковую ещё минуту назад реку.
А жирный не раскаивался. Отбросив винтовку, он прямо в одежде шагнул в воду, подошёл к мёртвым телам и, схватив их за волосы, потащил на глубину.
-Батюшка Дон следы скроет. - бормотал он. - Унесёт течением, а там ищи-свищи. Раки мясо обглодают, а косточки песочком занесёт...
Но для кого Дон-батюшка, а для кого и отчим злой! Не знал злодей про Сома - единственного свидетеля преступления. Да не свидетеля - мстителя беспощадного! Хищного зверя с мощным плёсом и зубастой пастью, изготовившегося сейчас к прыжку.
Сом понимал, что произошло непоправимое и влюблённых уже не вернуть. Сказка кончилась. Но он был зверем и понимал также, что если через секунду не кинется на этого бешеного пса, то тот уйдёт. Что для молодого сильного Сома преодолеть несколько метров! Со скоростью пули, погубившей несчастных, Сом кинулся на душегуба, взметнул мощный плёс и обрушил его на взлохмаченную голову. Это был удар бойца! Удар неотразимый и беспощадный! Эта жирная свинья кулем упала в воду, выпустив из рук свои жертвы. А Сом не давал ему опомниться. Раскрыв пасть до предела, он схватил в неё сальную голову, зажал крепкими челюстями и поволок в глубину. Доплыв до коряг, Сом втиснул между ними мёртвое уже тело с выпученными глазами и, отплыв в сторону, убедился, что оно не всплывёт.
-Раки сделают своё дело, да и мне будет чем позавтракать. - И метнулся назад - к берегу, где белели тела несчастных. Мощной головой он вытолкал обоих на влажный песок, постоял некоторое время на месте, прощаясь с друзьями и поплыл к себе в яму.
Девять дней он лежал, не вылезая из неё и только на десятый, похудевший и осунувшийся, медленно выплыл на прогулку. А вскоре наступило смутное время. Время революций, братоубийственных войн и раздоров. Время, когда не только жизнь рыбы - человеческая жизнь стала оцениваться в ломаный грош.
И плыли по Дону распухшие тела казаков, недавно ещё гарцевавших на конях и распевавших лихие песни.
Что творится на тихом Дону? Куда подевались станичники-рыбаки? Отчего казаки, побросав в лодки нехитрый скарб, спешно переправляются через Дон и бегут дальше? Кто эти люди со злыми лицами, с пятиконечной звездой на фуражке, безжалостно расстреливающие казаков? Сом видел, как однажды над высокой кручей выстроили в ряд красавцев-казаков - с лихо закрученными усами, с пышными чубами и трещал пулемёт, и падали с высокого обрыва люди, и подхватывало их течение, унося навечно от родных станиц.
Откуда было знать Сому, что гибла Россия, рушилось казачество и все прежние устои, на которых веками держалась Православная Русь. Но Сом был всё-таки всего лишь рыбой и не мог знать (да и не хотел) все подробности человеческого бытия. А уж политикой он и вовсе не интересовался. Гиблое это дело. Каждая тварь: будь-то рыба, зверь или даже человек - должен быть ХОЗЯИНОМ в своём доме, знать своё место, заниматься своим делом. Тут как-то приплыл один сомяра - начал права качать - Я теперь тут всех главней! Этот участок реки теперь я контролирую! Пошли все вон отсюда! - Пробовал наш Сом с ним по-хорошему - не понимает. Пришлось подставить наглеца. Приплыли как-то рыбаки с клокушей, аппетитную лягушку в воду на шнуре опустили и плавают посередь реки, клокушей о воду постукивая. И такие призывные звуки по воде раздаются! Наш Сом и сделал вид, что хочет той лягушкой полакомиться. На самом деле - помните? - он их терпеть не мог! Ну а тот - пришлый - тут же и кинулся на приманку: не отдам, дескать - я тут главный едок! Да подавись! Минут через двадцать лежал он уже в лодке, дубиной оглушенный. - А не лезь на чужую территорию! Найди свою нишу - яму, то-есть, и банкуй там как хочешь. Вообще-то Сом настоящим ХОЗЯИНОМ здешних вод стал только годам к сорока. А как же? Надо же достичь определённого веса - и к сорока-то годам в нём около ста килограммов было. Доказать делом свой ум да смекалку. Ну, это совсем просто проверить: раз тебя рыбаки не поймали - значит не дурак. Умение других - более слабых , защитить. Иной раз приплывёт мелкота - жалуется: щучка одна обнаглела - жрёт всё, что шевелится, никакого спасу нет. Приходится Сому эту ненасытную щучку подкараулить да съесть. Опять в реке порядок.
Но главное - ничего не надо стараться изменить! Как Природой задумано, так всё пусть и идёт. Ну, посудите сами: тысячи лет тот же Дон течёт и за это время Природа всё так отладила, что никаких сбоев в раз и навсегда отлаженном механизме практически не бывает. И какое право имеет какая-то тварь, которой и отпущено-то на земле самую малость, мягко говоря - говна пирога, вмешиваться в эти тысячелетние законы? Надо радоваться этой такой короткой жизни! Наслаждаться тёплой водицей, любоваться меловыми горами по берегам Дона, песчаными дюнами, звенящими под ветром; и, конечно - ловить донскую рыбку! Ох, и вкусна она в любом виде: и в ухе, и на сковородке! А балычок копчёный? А чехонь вяленая? Потекли слюньки? Вот и не мешайте Природе, чтоб всем да надолго хватило. Как тут не вспомнить Губермана:
"Мир нельзя изменить,
нет резона проклясть,
можно только принять и одобрить,
утолить бытия воспалённую страсть
и собой эту землю удобрить."
...Шло время. Закончились распри гражданской войны, наступили мирные дни. Течёт тихий Дон, несёт свои воды к морю. Одно время года неизменно сменяется другим. После снежной холодной зимы, которую так не любит наш Сом, наступает весна. И разливается Дон по окрестным лугам, и наступает опять пора Любви! И снова ищет Сом любвеобильную сомиху, и, насытившись любовью, охраняют они вдвоём многочисленное потомство. Что ни говори: Жизнь хороша! "И надо прожить её так"... Нет, дальше цитировать не будем: эти вот Корчагины казачество-то и извели.
Не тот стал казак, не тот. Укатали Сивку... Мы не будем, читатель, подробно останавливаться на всех прожитых Сомом долгих годах - в конце концов пусть садится да пишет мемуары, сейчас это модно, а перенесёмся в наше время: в славные 90-е годы. В конец тысячелетия. Вот интересно: доживёт Сом до начала третьего тысячелетия? Ведь это не шутка: в трёх веках пожить! Поди фигово?
Хотя нет, прошу извинения. Хочу сказать ещё об одной важной черте характера нашего Сома. О его безусловном патриотизме. Да, да. А то сейчас все, кому не лень, ругают почём зря матушку Россию. Нашему Сому это не понятно: как можно бранить свою Мать? Землю и Воду, которая тебя родила и в которой тебе потом лежать вечно! Это ведь только от большой дури можно делать!
Ну, а для того, чтобы убедиться в патриотизме Сома, нам надо вспомнить страшное для Дона, да и для всей России время - время Большой войны. Отечественной.
А на Дону тогда такое творилось! Рвались снаряды, взрывались в воде мины! А ведь Сому и другим рыбам бояться надо было не только немецких мин, но и наших. Какая тебе разница, когда такая дура в твоей яме шандарахнет - русская она или немецкая? Всё одно кверху брюхом потом всплываешь. И - привет ромашке. Сколько тогда рыбы загубили -спасу нет. Но уберёгся наш Сом. Тут и опыт жизненный сказался, и просто везение. Да и матушка Природа охраняла. Она такими экземплярами не разбрасывается. Что ж теперь: люди будут пулять да шмалять друг в друга, а такие вот Сомы плавай кверху брюхом да тухни потом на берегу? Не выйдет.
На случай бомбёжек или артобстрела была у Сома припасена одна глубокая яма. Не в которой он жил - другая. Там глубина - метров пятнадцать. Да к тому же под самым берегом. Вроде как пещера. Вот в ней он и спасался. Как заслышит вой снарядов или мин - нырь туда. Тут главное - не суетиться. А как только бомбёжка кончалась, Сом стремглав бросался вниз по течению. Ловить оглушённую рыбёшку. Всё одно пропадёт. Так что с питанием у него во время войны нормально было. Соответственно и со здоровьем.
А когда на берег Дона пришли немцы, Сом сразу это понял. Во-первых, форма другая. Ему плевать было: лучше она или хуже, главное - другая. Во-вторых, речь. Сом привык к мягкому казачьему говору и многие слова, кстати, понимал, а у этих - пришлых - резкая гортанная речь, отрывистые, как команда, фразы. Одним словом - неприятная. Ну, и в-третьих, поведение. Это ж варвары какие-то, хамы! Как к воде подошли - давай пулять из автоматов. Не понимают, что ли, дурьи головы, что в воде-то живые твари живут! Или у них дома в реках рыбы нет? Знакомую сомиху, с которой Сом по весне миловался, изрешетили в момент. Дело это?
Но главное, чего терпеть не мог Сом, так это, когда они нужду в воду справлять стали. Станут рядком на берегу, вынут свои дубины и ну струёй поливать. Чистая донская водица от возмущения пенится, шипит аж. А вонь идёт! Они ж перед этим в блиндажах шнапс квасят - квасят, он и перевариться не успевает. Так этой дрянью вонючей да ядовитой и ссут. (прости, читатель, за грубое слово, но ведь нашего Сома никто в детстве на горшок не сажал, да "пис-пис" не приговаривал. Некому было перед прогулкой предложить ласково: пописай, дескать, сынок, на дорожку.) Тут как-то стайка плотвы влетела в эту пенящуюся дрянь, да так сразу кверху брюхом и поплыла по течению. В общем, Сом решил этим воякам мстить. Вроде как партизанить. Команды, правда, у него не было, ну да ничего: и один справится. Тёплыми вечерами, когда прогреется за знойный день водица, любили эти вояки купаться в Дону. Плещутся на отмели да песни свои гортанные распевают:
Дойчен зольдатен унд ди официрен...
Гадость какая-то. То-ли дело:
Скакал казак через долину...
Эту песню Сом наизусть знал и вечерами частенько её мурлыкал. Нет, надо помочь нашим солдатикам разобраться с этими нечестивцами, а там, глядишь, и Победа не за горами.
Первый немец ему какой-то занюханный попался: кожа да кости, к тому же и в очках. Писарь, наверное. Писарь не потому, что писает, а потому, что пишет. Он так - в очках в воду и полез. В очках его Сом и на дно потащил. Тот только и успел изумлённо охнуть - Доннер веттер! Чёрт побери! - значит. Сом его под ту же корягу приспособил, под которую жирного убийцу тех возлюбленных - помните? - схоронил. Потом второго, третьего... С десяток-то точно перетаскал. Под корягами и места уж не осталось. Хорошо - раки помогали. Их хлебом не корми -дай только падалью полакомиться. Сам Сом даже не притронулся: терпеть не мог импортного.
Вот так, по мере сил, помогал Сом Красной армии бороться с немецко-фашистскими захватчиками. Ему бы орден какой за подвиги, да кто ж его даст. Или хотя бы звание ветерана войны со всеми вытекающими отсюда льготами... Эх, да что зря мечтать. Так и кантуется на старости лет как простой смертный.
Но... жизнь продолжается! И плевать, что годков уж много, и сноровка не та. Всё равно жить - интересно!
А тут ещё почти супротив ямы Сома, на крутом берегу, поросшем раскидистыми дубами, построили люди турбазу. Поначалу обрадовался Сом: веселее жизнь будет! Старость-то не радость, а на миру, говорят, и смерть красна. Впрочем, что это мы о грустном? Когда тут помирать? Да и кто собирается? Теперь каждый вечер гремела на берегу музыка, стройные девушки в ярких купальниках суетились возле симпатичных голубеньких домиков, выросших в одночасье вдоль берега. Ну не в одночасье. Но всё равно быстро. А чего там? Домики-то из пластика, тяп-ляп - и собрали. Крыши - из алюминиевого профнастила. Догадались, правда, поставить их на массивные бетонные блоки: чтоб не унесло во время весеннего половодья. А-то Дон-Батюшка хоть и Тихим зовётся, но по весне так разбушуется - мало не покажется. Пригреет мартовское солнышко, потемнеет лёд да вдруг лопнет как яичная скорлупа. И пошёл ледоход! Льдины, большие и малые спешат, спешат: скорее! К тёплому Азовскому морю! На мир посмотреть! Себя показать! Какому морю? Там, ниже по течению, люди Цимлянскую плотину поставили. Пока не растаешь на хрен окончательно, к морю не попадёшь. А как растаяла та льдина да слилась в единый поток с другими такими же, чего тут показывать? Никакой индивидуальности. Да льдинка-то ладно, всё равно сквозь плотину просочится, а вот рыбе каково? Она ведь привыкла на нерест вверх по течению подниматься. Не сегодня привыкла, а тысячи лет назад. Разбежится рыбка по заливчикам да омуткам, распустит икорку зернистую, польёт щедро молокой, вот и молодняк появился. Да сколько его! Миллионы! Да что там - миллиарды! Ешь - не хочу! И резвится наш Сом, брюхо набивает. А с ним рядом щуки и окуни, судаки и жерехи. Лещи да язи, которые покрупнее и то не прочь мальком нежным полакомиться.
И всё-таки брюхо не главное. Пообщаться есть с кем нашему Сому! Поднимется рыба с моря, а он с расспросами:
- Как там, в низовьях? Турки не беспокоят? Азов-крепость на месте стоит? Торговлишка как? Успешно развивается? Как хреново? Большевички все границы позакрывали? Ай-я-яй! Вот беда-то. Народ бедствует? Это на наших-то землях? А где ж казаки? Пики наперевес! Шашки наголо! Ах да... Повывели казачество. Эх, мать твою! Вот такие разговоры. Но это раньше, до постройки плотины. А теперь уж какие новости, так, болтовня одна. Вот и обрадовался наш Сом появлению турбазы на берегу. Но это сдуру. Он то ведь как думал? ...Тихое летнее утро. Из-за тёмных меловых гор только-только показался оранжевый краешек восходящего солнца. Лёгкие перистые облака упали в медленно текущие воды Дона. Покой. Тишина. Но вот потянул с гор лёгкий ветерок, зашептались листвой кусты и деревья, ястреб снялся с коренастого дуба и заскользил над водой серой тенью. Тревожно в кустах пискнула маленькая пичужка и затаилась в густой зелени. Просыпается Дон. Светлеет водная гладь.
Проснулся и Рыбак. Выпил залпом кружку горячего чая из китайского термоса, кинул в рот баранку, да быстрей, быстрей - к воде! Уж раздались первые всплески гуляющей рыбы! Утренняя зорька! Это ж святое! Настоящий рыбак ни в жисть её не проспит. Она как первая любовь: гулко и тревожно бьётся сердце, чуть подрагивают от нетерпения пальцы, на душе волнительно и горячо. Страсть завладела Рыбаком: тело, сердце, голова - всё устремлено к воде. И любовь эта до конца жизни. Любовь к женщине рано или поздно пройдёт. Останется привычка, уважение, нередко смешанное со страхом. Но утренняя зорька - это вечная первая любовь! До гроба.
Но вот и берег. Рогульки торчат из воды, место с вечера прикормлено. Подсачек слева, черви в холщовом мешочке у правой руки, пластмассовый пенал с запасными снастями сзади, на бугорочке.
И тихо. Тихонечко. Тишайше. Тихохонько. Без топота и громкого сморканья, без лишних движений, без суеты. Насаживаешь упругого извивающегося червячка, ещё одного и ещё (надо ж кисточкой насаживать, чтоб крупный лещ подошёл да соблазнился, а не мелкий худосочный подлещик) и уверенным плавным движением посылаешь снасть в воду. Ловись, рыбка! Да, чуть не забыл. На червячка ж трижды плюнул, прежде чем забросить.
И вот поплавок чуть подёргался на воде, проплыл, увлекаемый течением и встал. Всё. Больше в мире ничего не существует. Ах да, закурить. Но ни в коем случае, ни на долю секунды не отводить взгляд от поплавка. Тьфу, сигарету другим концом в рот засунул. Стоп. Клюёт... Вот так и никак иначе видел наш Сом Рыбака, отдыхающего на турбазе. И ничего не имел против.
А как же? Для чего зверь в лесах, ягода на кустах, гриб в траве, рыба в реке? Раз уж он существует на земле - Человек - венец Природы, Хозяин, так пусть пользуется. На здоровье. Но с умом чтоб, без излишеств. И уж тем более - без хулиганства.
Какое там! Это ж даже не хулиганство - разбой! Дикий необузданный разбой! Но должен же кто-то обуздать браконьеров? Хапуг? Беспределыциков? Есть же на турбазе администрация? Директор, наконец. Да есть, есть. Но давайте обо всём по порядку. Трудно это. Мысли почему-то путаются. Сразу о многом сказать хочется. Причём, не было этого. Пока писал о Соме - не было. Приятно даже было писать о рыбе. Он мне прям родным стал. Другом лучшим. Так бы плюнул и поставил точку. Живёт, мол, наш Сом, по сю пору. Устрицу жуёт. С Устиньей трепется. Порядок в реке блюдёт. И конец.
Нельзя. Турбаза есть? Есть. Браконьерство процветает? Ещё как. А где же начальство? Директор где?
Да вот он идёт - брюхо выпятил, рожа лоснится, ножками семенит по выгоревшей траве. Не идёт, а плывёт. Прям Иисус. Прости, Господи, за сравненье непотребное. Случайно выскочило.
Но, хочешь не хочешь, а представить директора турбазы надо. Зовут его Жора. Всё. Вам мало? Ну, почему же? В историю каждый по своему входит. Одних достаточно по имени назвать: Пётр I, Николай П. У других и имя и фамилию упомянуть надо: Александр Македонский, Емельян Пугачёв. Третьих и вовсе полным именем называть надо: Лев Николаевич Толстой, Александр Васильевич Суворов. Серьёзные уж больно люди. Заслуг много. У иных одну кличку стоит упомянуть и сразу вспомнишь - кто такие: Ленин, Сталин, Гитлер. Некоторых по имени с прозвищем помним: Иван Грозный, Василий Тёмный, Иван Калита. Вот с одним отчеством в историю, по моему, никто не вошёл. Я не помню таких. Литературные герои, разве что. У Пушкина, например, слуга Гринёва - Савельич. Василиса Егоровна называет казачьего урядника Максимычем. Но это, согласитесь, всего лишь литературный приём. Да и герои, скорее всего, вымышленные.
Я же, в отличие от Пушкина, ничего не придумываю. Сом есть? Есть. Приезжайте сами на турбазу "Тихий Дон", что в двадцати километрах от райцентра Иловля. Где эта самая Иловля? Да на трассе Москва - Волгоград. Гляньте на карту - непременно найдёте. Только не вздумайте ехать на турбазу после проливных дождей: застрянете к чёртовой матери. Разве что на джипе пролезете. Я раз сунулся, в первой же луже и сел наглухо. Десять километров посреди ночи пешкодралом до турбазы шлёпал. Жена в машине сидела, добро стерегла, а я за подмогой попёрся. Самое обидное, что эта лужа единственной была. Но это уже потом выяснилось.
Но, извините, я обещал всё по порядку. Турбазу эту построила некая Волгоградская контора "Нефтегазстрой". Я и адрес знаю: г. Волгоград, ул. Коммунальная, 14. И телефон известен. И даже факс. Но вам не скажу. Зачем? В конце концов, рассказ мой не про "Нефтегазстрой", а про Сома. Про Хозяина. Стоп. Но ведь Хозяин турбазы - этот самый "Нефтегазстрой"? И этого самого Жору он назначал? По каким таким критериям? По весу? По жиру?- Тогда Жора подходит. Тут я должен несколько отвлечься. У меня вопрос возник: вы когда-нибудь видели большого человека на рядовой должности? Я имею ввиду большого по габаритам. И весом, соответственно, килограммов под сто пятьдесят. Нет, люди маленького роста и веса тоже в большие начальники пробиваются. Но речь не о них. А о мужчинах крупной комплекции.
У нас ведь как думают: раз человек морду наел, наворовал вдоволь, значит его смело на руководящую должность назначать можно. Потому как сытый. В два горла есть не будет.
Второй момент. Большого человека на маленькой должности держать стыдно. Неудобно как-то. Ведь для чего-то он такую морду наедал? Руководить чтоб. Более худыми. Вы вокруг посмотрите: ваш директор наверняка толстым должен быть.
Момент третий. Пусть даже увидели, что не справляется данный толстяк с обязанностями. Думаете, снимут? Уволят? Нет, переведут. На другую руководящую должность. Делайте вывод: толстым быть выгодно.
А что же Жора? Вдруг соответствует? И откуда он взялся? Отвечаю. Он до этого работал механиком в организации, построившей эту турбазу. Я так понимаю: какой-то умный человек решил от него избавиться. А, поскольку (смотри выше момент третий) уволить его нельзя, то и перевели директором турбазы.
Я, конечно, расскажу тебе, читатель, как он турбазой управлял. Но общую оценку, чтоб не томить тебя, назову сразу.
Жора был негодяем. Застенчивым. Не лучше и не хуже других негодяев. Но "изюминка" в нём была. Ко всему прочему был он клептоманом! Не слабо? Директор турбазы - клептоман! Такое и в страшном сне не приснится. Кругом же люди! Туристы! Отдыхающие! Они ж с собой добра привозят - будьте нате. Отдыхающий нынче привередливый пошёл: чашки-ложки-тарелки свои берёт. Из казённых есть брезгует. Ножики, топорики, шезлонги. А рыболовные снасти? Да один эхолот триста баксов стоит. Как подержанный "Жигулёнок". А удочки по двести баксов не хотите? А спиннинги по сто? Да что перечислять, если в Москве в рядовом спортивном магазине велосипеды по две с половиной тысячи долларов запросто в витрине торчат.
Так что поле деятельности у Жоры было широчайшее. А поймать почти невозможно. Ведь это у вас дома всё по полочкам разложено. Не глядя знаете: где что лежит. Или стоит. А на турбазе? Вы ж и приехали-то на несколько дней. До порядка ли? На рыбалку скорей! Опять же почти всё время под кайфом. В дугоря, то-есть. Отдыхать так отдыхать. Ну, подевалась куда-то ложка (вилка, катушка спиннинговая, лески импортной моток, ножичек перочинный фирменный и т.д.), что теперь - шум поднимать? Опять же, на кого в первую очередь подумаешь? На соседей отдыхающих. Случайные ведь люди! Но не обыскивать же. А на директора - нет. Никогда. Вон он: с утра рабочих гоняет: чтоб все окурки, мусор какой подобрали. В кухне чтоб чистота. С отдыхающими - вежливы. Рыбку помогли закоптить.
Сам к кому подойдёт: а не надо ль из райцентра чего привезти? Пивка свежего иль водочки? Нет, не подумаешь никогда..
А Жора меж тем целую систему разработал. Как воровать лучше. Штрафные санкции для рабочих ввёл. Проштрафился чем-то - из зарплаты минус. За месяц-то и набежит пару директорских окладов. А рабочий ничего, с голоду не помрёт: рыбы в Дону хватает пока. Дальше туристы. Казалось бы, совершенно необходимый атрибут турбазы. Но что это? Как только на турбазу приезжает волгоградское начальство: шашлычков поесть под водочку, раков под пивко, девочек под... Ну, да неважно. Имеют право. Так вот Жора перед приездом высоких гостей старается выпроводить почти всех туристов с базы. Загодя предупреждает их, извиняется дико: так и так, мол, туча гостей прибывает. Разместить негде. Жалко с вами расставаться, но... Против начальства не попрёшь.
Ворчат люди, недовольство высказывают, но... уезжают. А что делать? Начальников, хоть и чужих, уважать приходится. А Жоре только того и надо. Приедут гости, их и всего-то человек десять-пятнадцать - в одном домике поместятся, оглядятся и спрашивают удивлённо: - А где туристы-то, Жора? Самый разгар ведь сезона-то.
-Так не едут что-то, - разводит руками Жора. - Кризис в стране, денег у людей маловато, чтоб по турбазам отдыхать.
-Да... - вздохнёт начальство, - кризис действительно присутствует.
А денежки-то с туристов Жора получил! И зажилил. Да нет, квитанции об оплате за проживание он выписывает, конечно. Что ему, трудно их отксерить в наше время? Да сколько хошь.
В конце сезона Жора обязательно отчитается перед начальством: за отчётный период на турбазе "Тихий Дон" побывало туристов... с гулькин нос.
-Ну, с гулькин так с гулькин. Не закрывать же турбазу. Денег в неё вгрохано... Да и самим тогда где покутить?
-Кстати, денег бы надо... на текущий ремонт, - Жора у начальства просит. - Вот тут я списочек приготовил: краска, гвозди, трубы и так далее... И на оплату рабочим.
Нравится, читатель? Да там ещё масса возможностей для воровства была. Но зачем нам-то всё это знать? Мы директорами турбаз не работаем. А по весне, когда рыба вверх на нерест идёт? Её ж до сих пор в Дону видимо-невидимо! Жора в ту пору чехонь да леща бочками солит! Да на "Уазике" в город оптовикам отправляет. Опять деньги. И немалые! Что же у нас в итоге получается? Хотя нет, до подведения итогов ещё долго. И всё-таки, какие-то выводы делать уже можно. И главный из них: на реке творится беспредел!
Ну, посудите сами. Приезжают на выходные дни менты. Местные, из Иловли. Что делают в первую очередь? Конечно, ставят сети. Да не тайком где-то в старице, а прямо напротив турбазы. А кого бояться? Менты-то ведь не рядовые, а из руководящего состава. Да им плевать на окружающих! Пусть посмеет кто-нибудь вякнуть! И вот, в пятницу вечером, по приезду сети поставили, а утром уже вынимай рыбку. Да какую: сомы, сазаны, судаки, щуки. А водки да пива пей не хочу! И пошла гульба! Но и это бы ладно. Ну, накоптили рыбки, ушицы сварили - на здоровье. Так нет, они эти сети и вытаскивать не собираются! А плевать. На следующие выходные опять приедем. А Жора за добром присмотрит.
И стоят сети. И залетает в них рыба. И тухнет. Да, да, тухнет. Вы бывали летом на Дону? Жара ведь стоит за тридцать! Вода в реке тёплая как пиво в коммерческом ларьке. А рыба-то в сетях жабрами запутывается и в муках помирает. И моментально тухнет. Приедут менты в следующую пятницу и выгребают из ячеи разложившуюся рыбу, матерясь на всю реку. А матом-то бы их надо! Да трёхэтажным! Нельзя. Начальство. Но бывает ещё хуже. Что может быть хуже сети?
Динамит. О, Сом-то наш помнит, как кипела река от разрывов снарядов во время войны. Ой, страсти Господни!! Ой, мамочка, роди меня обратно! Не родит. Ещё в гражданскую от бомбёжки и погибла. Но то ж война! Сейчас-то мирное время! Какие взрывы? Откуда динамит? А вон, Мишка приехал. Майор. Каких-то там войск. В Волгограде их часть стоит. А рыбу взрывать сюда, на Дон едет.
Вот тоже вопрос возникает: а чего они сюда все повадились - на Дон? У них же там Волга! Великая русская река. Помните:
"Волга-Волга - мать родная, Волга русская река..."
Мать-то она мать, кто ж спорит, а вот рыбка донская не в пример вкуснее. Отчего же?
Ну, тут всё просто. Подзагадили Волгу. Промышленность, судоходство, ГЭСы всякие. Они ж вкуса рыбы не улучшают.
Но не только в этом дело. С волжской водой всё ясно. А вот возьмём, к примеру, Селигер. Это ж чудо что за озеро! Вода как из фильтра, что у меня на кухне стоит. Экология! Чистота! Девственность! Рыбе раздолье. Лещи косяками огромадными ходят. Угорь копчёный водится! Хотя нет, не копчёный. Это я его в супермаркетах уже закопчённого вижу. По хрен знает какой цене за килограмм. Но не в нём дело. Я категорически утверждаю: донская рыба не в пример вкуснее селигерской. Да-с. Вы чехонь донскую пробовали? Ты её только из воды тащишь, а руки уже в жире. С мылом мыть надо. Чтоб рубашку белую не запачкать. Помните, реклама была, где двое идиотов в белых рубахах спиннингами машут? Нет, вы когда-нибудь видели рыбака в белой сорочке? Но не о них речь. О вкусе рыбы. Тут, я думаю, в широте дело.
Географической. Селигер озеро северное, а Дон река южная, тёплая. А значит и планктона в ней больше, всяких разных козявок, дафний, циклопов, букашек вкуснющих и полезных для здоровья рыбного поголовья. Вот. Ещё немного и я в ихтиологи подамся. Иль в рыбоводы. Сейчас вон, в Москве и Подмосковье мода пошла: берётся отдельно взятый пруд или озерцо, выкупается в аренду, в рыбхозах закупается рыба и вперёд! Лови на здоровье! Но за денежки. И немалые. Бизнес! Но тут я ничего плохого сказать не могу. А может так оно и надо? Водоёмы эти чистят, следят за качеством воды, разводят рыбу. И уж сетями перегораживать никому не позволят. Про динамит уж не говорю. А Мишка этот офицер боевой. Приезжает обычно с весёлой компанией, девочками, спиртным и закусками затарены под завязку. Жора наш тут как тут. Не знает, чем и угодить дорогим гостям. Хотя... как не знать: не впервой чай. Домики чисто прибранные тут же предоставит, коробки с водкой да пивом немедля в холодильник, рабочие дровишки для мангала волокут, столы да скамейки сдвигают. Ох, и гульба ночью будет!
И вот ведь что интересно. Хорошо гуляла та компания! По русски! С плясками лихими, частушками-прибаутками, песнями душевными. Собственно, песни эти и спасли жизнь нашему Сому, когда Михаил первый раз сюда приехал.
Как услышал Сом щемящие звуки аккордеона, выплыл из своей ямы, в которую уж залёг было на ночёвку, приткнулся усатой мордой к берегу и слушал, слушал, слушал... Особенно ему нравилось:
"То не вечор, то не вечор, Мне малым мало спалось. Мне малым мало спалось, Ой, да во сне привиделось."
Дюже душевная песня. Сердце так и щемит. А песня льётся плавно, падает с крутого берега в реку и стелется над тёмной водой пуховым туманом. Славно, славно... Не заметил Сом, как задремал. И снится ему, будто он совсем ещё махонькая икринка, прилепившаяся к тонкому стебельку донской водоросли. Немного, совсем немного остаётся до того момента, когда станет он рыбьим мальком. И вдруг он с ужасом видит, что к стебельку подплывает крупная плотвица и разевает рот, чтобы слизнуть его с нежного стебля!
Но как же так? Я ж и не пожил ещё! Не поплавал в донской водице, не погонялся за речной молодью! Не познал волшебное чувство Любви, деток малых после себя не оставил! Куда же ты, зараза? Мало тебе водорослей да планктона? Икры ей захотелось! А плотвица совсем уж рядом, ещё секунда и...
Вдруг страшный удар обрушился на неё! Это отец нашего Сома, защищавший своё потомство от прожорливой рыбы, увидел опасность и оглушил плотвицу ударом мощного плёса...
Но что это? Сома вдруг действительно ударило что-то по голове, подбросило вверх неведомой силой! Потемнело в глазах, обмякло тело... Это же взрыв... бомбёжка... Но откуда? Нет же войны? - мелькало в помутневшей разом голове, - Неужто конец? Нет, нет. Раз соображаю что-то, значит живой...
И в ту же секунду неподалёку взревел лодочный мотор и сиплый мужской голос скомандовал:
-Вниз! Вниз по течению! Туда рыба пойдёт! Готовь подсачек!
-Это ж... Это ж Михаил, майор тот самый... - ворочалось в голове Сома,
-Но как же? Как же так? А душевные песни:
"Есаул догадлив был, Он сон мой разгадал..."
-Да уж... разгадал. Вот же сволочь, а? Он же динамитом! Нас, мирных
рыб! Динамитом! Чтоб ему...
Спасло Сома то, что задремал он под звуки песен на мелководье, у самого берега, а Михаил взорвал динамит аккурат над ямой, где должен был находиться Хозяин реки. Ох, знал, хорошо знал майор, где надо искать крупную рыбу.
Сом, стиснув челюсти, с трудом шевельнул плёсом и двинулся к дубу, в корнях которого охотился столько лет. Вот и он - рядом совсем. Забиться, забиться под корни... Переждать...
А мимо оглушённого Сома несло вниз по течению мёртвых, с выпученными глазами рыб: серебристых судаков, зелёных пятнистых щук, отливавших бронзой сазанов, плоскотелых лещей и мелочь, мелочь, мелочь...
-Прощайте, ребята. - шевелил усами Сом, - Прощайте. Не сумел сберечь, простите, родные.
А по крутому яру чёрной пузатой тенью метался Жора. С высокого берега, в белом свете полной луны, ему хорошо было видно, как уходит в глубину оглушённый мощным взрывом огромный сом.
-Ай-я-яй! Каков, а? В нём же больше десяти пудов! Хорош! Как же так? Уцелел, а? Стоп! Да это же сам Хозяин! Он! - пронзило Жору. - Мишкаа-аа! Майорр-рр! - завыл он, забыв об осторожности. - Хозяин уходит! Сюда!
Но бравый майор не слышал Жору. Его лодка с заглушённым мотором была уже метрах в трёхстах от турбазы. На вёслах сидел Колян - рабочий турбазы, давно спившийся парень лет двадцати семи. Никчемный человечек. В его обязанности входило собирать каждое утро разбросанные по территории окурки, пустые бутылки и прочий мусор. Кроме того, два-три раза в неделю он с Серёгой или Петром - такими же рабочими турбазы, сетью плавом ловил рыбу.
Сейчас он, натужно дыша, распространяя вокруг себя едкий запах перегара, бил вёслами по тёмной воде, стараясь направлять лодку туда, где плыла в их сторону очередная оглушённая жертва.
-Левей, левей возьми! - хрипел ему Мишка, склонившись над водой и пристально всматриваясь в зеркальную поверхность воды. - Чёртовы звёзды! Вот их понатыкало! В глазах рябит, не видно ни шута.
А ночь была тихая и нежная. Чудная южная ночь. Млечный путь как залитый светом автобан рассекал звёздное небо надвое. Мириады звёзд сияли, мерцали, блестели в сине-лиловом небе, подмигивали бледно-жёлтыми глазами всему живому на Земле:
-Не печальтесь. Жизнь вечна. Смерти нет. Посмотрите на нас. Миллиарды лет мы несём свет сквозь мрак, холод, преодолевая гигантские расстояния. Не печальтесь. Нет такой беды, которую мы не смогли бы отвести. Мы можем всё. Поднимите голову, откройте шире глаза и вы поймёте, что Вселенная вечна. А каждый из вас её частица, а значит тоже вечен... вечен... вечен...
Но те, кто взрывает под звёздами динамит, на небо не смотрят. На грязном, покрытом липкой слизью дне пластиковой лодки уже лежали безжизненными чурбаками три огромных сазана, два пудовых сома, белел чешуёй здоровенный судак с вылезшими наружу перламутровыми глазами, а Михаил подводил огромный подсачек под очередную жертву.
-Табань правым веслом, табань! - Командовал он Коляну, - этот ещё живой, уйти норовит... Есть! Не уйдёшь, голубчик. Пошли ниже, сейчас ещё возьмём.
-Может хватит, а? - с робкой надеждой спросил Колян, которому страшно хотелось выпить. - Куда её... столько.
-А и хватит. - неожиданно для Коляна согласился майор, вынул из подсачека, крепко взяв за жабры, ещё одного сома, стукнул его на всякий случай колотушкой по голове и скомандовал привычно:
-Заводи мотор!
Через минуту они уже причаливали к берегу.
-Михаил, Михаил! - Жора, придерживая пузцо, скатился мячиком с крутизны и прямо в ботинках залез в воду, ухватил лодку за нос и рывком вытащил на берег.
-Молодец, Жора. - похвалил директора турбазы Михаил, поднимаясь с мокрого сиденья и держа в руках двух сазанов, - Глянь-ка, хороши?
-Да хороши, - махнул рукой Жора, - ты бы знал, кого я видел только что.
Михаил взметнул в вопросе густые тёмные брови.
-Хозяина! - простонал Жора, - Самого, понимаешь? Я ж тебе рассказывал про него. Зацепил ты его сегодня, контузил, можно сказать. Ну, здоров, ну, здоров, собака. Он на отмели грелся, когда ты бомбанул. Еле живой в глубину пошёл. Что делать-то, а? Как взять его? Давай, думай, командир. В нём же пудов двадцать!
-Да не расстраивайся ты так, Жор. - Весело произнёс Михаил, - куды он из колеи денется? Возьмём и его.
-Так сейчас надо брать, пока он контуженный.
А вот продолжать рыбалку (если это можно так назвать) Михаил как раз и не хотел. Совсем другие планы были у него на этот час. Ну, никак не связанные с рыбой.
Женщина. Молодая красивая женщина была тому виной. А история эта началась почти неделю назад. В Волгограде. На паромной переправе. ...Паром был уже почти под завязку забит автомобилями и собирался отчаливать, когда на него въехал, блести перламутровыми боками, шикарный "Ниссан-Максима". В нём сидели двое: мужчина и женщина. Муж и жена. Ему за пятьдесят, ей чуть за тридцать. Москвичи. В Волгограде впервые. Приехали отдохнуть, а главное - порыбачить. Ну, как же: раз Волга, то и рыба где-то неподалёку. И рыба действительно была.На базаре. И осетрина, и чехонь, и сазан.В любом виде. Истекающая соком, исторгающая немыслимо вкусные запахи, тающая во рту... Эх, да что говорить!
А остановились супруги, переправившись на пароме через Волгу, на небольшой турбазе, затерявшейся в зарослях раскидистых деревьев и кустарников. Поселили их в маленьком уютном домике, возле которого росли жердёлы: сочные, спелые - они оранжевым ковром устилали пожухлую траву вокруг домика.
Их - москвичей, это обстоятельство особенно удивило: как так - жердёлы, и ничьи? Бери запросто, ешь, поплевав на бархатистый спелый плод, (чёрт с ним - с поносом, авось пронесёт... Вернее, авось - не пронесёт!) В Москве, на рынке, их продавали, конечно, но здесь-то - халява! Ешь - не хочу! Нет, непривычно это! Чудно!
Но, главное не в этом. Когда опустился на маленький домик южный тёплый вечер, когда в небе зажглись миллионы ярких звёздочек, тишина окутала их разгорячённые тела, мужу с женой страстно захотелось... ЛЮБВИ! Такого давно уж не было. Какая в Москве любовь? Заботы, хлопоты, суета, нервы. До любви ли? А здесь... Здесь всё дышало нежностью, негой. Молодостью. Желанием. Страстью. ...И скрипела жалобно кровать с панцирной сеткой, и содрогался воздух от страстных криков женщины! И раздавалось ненасытное - Ещё! Ещё! Ещё!
И ведь действительно - он мог "Ещё"! И ещё! И ещё! И ещё! Откуда что взялось? Да он сейчас бы дал фору любому двадцатилетнему! Да и что они умеют: салажонки эти? Раз-два, и готово? А чтоб любимая женщина сознание теряла, чтоб губы до крови закусывала, и чтоб в конце концов прошептала обессиленно - Всё. Не могу больше. Хватит. - Представляете? Чтобы женщина сказала -"Хватит." Да это апогей Любви! Это ощущение себя настоящим МУЖЧИНОЙ! Самцом! Гераклом!!
И так было два дня. И две ночи. И нежна и добра была женщина. Удовлетворённая женщина. Довольная мужем и собой. Ласковая. Предупредительная: - а не взять ли нам ещё пивка "Сталинградского", зайчик мой? А может, водочки по "чуть-чуть"?
Да в Москве она же за кружку пива глаза готова выцарапать! А уж за водку-то... По башке утюгом! Да, да - утюгом! И не "заржавеет" ведь! Удовлетворяйте женщину, ребята! Удовлетворяйте! Поезжайте в Волгоград, переплавляйтесь на пароме через Волгу! И непременно остановитесь в маленькой занюханной турбазе, где хозяйкой простая "колхозного" вида пожилая уже женщина; где растут у домика халявные жердёлы, где пахнет рекой и ЛЮБОВЬЮ! Чёрт с ней - с рыбалкой! Куда она денется?
А впрочем... О ней тоже надо подумать. Не было тут рыбалки. Волга была - а рыбалки не было. И вот на третий день поехал муж с женой в Волгоград. На город посмотреть, на достопримечательности всякие. На рынок заглянуть. Рыбки той же купить хоть. А какая на рынке рыба! (Смотри выше.)
Но вот ведь какое дело. Какого продавца не спросишь: откуда рыбка? -С Дона. - отвечает. Или с Цимли. С Цимлянского водохранилища. Как же так? Почему? (Опять смотри выше, читатель.) Выходит, на Дон надо ехать? А куда?
И вот, на обратном пути переправляются они опять на другой берег. Берег ЛЮБВИ. Но любовь уже как-то на второй план отошла. Теперь рыбалка на первый выходит. Стоят на пароме, Волгой да панорамой Волгограда любуются. Хотя нет: ничего такого в этой самой панораме Волгограда красивого не было. Родина - мать свечкой одиноко стоит, ну так что в ней хорошего - в неудовлетворённой женщине? Один призыв: выходи строиться! А куда строиться? Мир на дворе. Рыбачить надо. И вот решил мужчина подойти к моложавой женщине, стоящей задумчиво у металлического борта парома. Решил он почему-то, что она из местных и обратился к ней с вопросом:
-А не подскажите, куда порыбачить тут можно съездить? Из Москвы вот приехали. А рыбалки-то и нет. Помогите как ни-то.
А та аж вскинулась - Из Москвы? Из самой? Здорово! Мы с мужем там тоже жили. Военный он у меня. Вон - у другого борта стоит. Михаил. Подошёл муж к нему. Изложил проблему. А тот и говорит, не раздумывая:
-Да нет никакой проблемы! На самом деле. - И объясняет, как к уже известному нам Жоре проехать. Жена тут подошла. Она уж давно этого красавца-мужчину заприметила. И он на неё пару раз глянул - заинтересованно так. А мужик хорош: рослый, упитанный, но, главное - пахнет от него САМЦОМ! И выправка военная видна! И желание! Так он глянул вожделенно на женщину, что внизу жарко стало! Ох, жарко! Опять ЛЮБВИ захотелось! Что там любовь с мужем? Разве сравнишь? Это как у племенного жеребца на бывшей ВДНХ член метровый увидеть! Вот это инструмент! Меч тевтонского рьщаря! Разящий кинжал осетина! Ну,
так пронзи ж меня! Пронзи! Да не здесь, не на пароме же! Ты ж приезжай туда - к этому самому Жоре! Напоим мы мужа и займёмся на берегу ЛЮБОВЬЮ! И я возьму нежно твой стальной негнущийся меч в ласковые ладони, я обниму его влажными губами, я заставлю содрогаться его в экстазе!
А Михаил, слыша эти призывные крики, крики изнемогающей от ЛЮБВИ самки, еле сдерживал себя. Внизу набухла и окрепла плоть, на тесных трусиках расплылось влажное пятно и он готов был прямо сейчас схватить сильными загорелыми руками это мягкое податливое тело, терзать упругие груди, целовать алые горячие губы! - Ох! Как я хочу тебя! Всю! Я растерзаю тебя! Разорву! Ты будешь орать на весь пустынный берег!
-Не спеши, успокойся. - улыбалась одними глазами Женщина, - придёт наш час. Ты приезжай туда - к Жоре. Приезжай. Я буду ждать тебя. Очень ждать.
Паром причалил к берегу и они расстались. Но, не надолго.
-До встречи, рыцарь! - шептали сухие губы ЖЕНЩИНЫ.
-До встречи, желанная! - шевелились чуть обветренные губы САМЦА.
...И вот пришёл их час! Потому и неинтересен был сейчас для Михаила разговор про Хозяина и вообще про рыбу, поскольку ждала его на берегу Женщина! Самка! Страстно ждала! Вожделенно! С нетерпимым острым желанием!
И поднялся воин-самец на крутой берег, и бросил к ногам Женщины добычу!
И ахнула в восторге Женщина при виде красавцев-сазанов, отливающих медью в пожухлой траве.
И пошли двое в сторону дальнего пустынного сейчас пляжа. Но... Шли они крадучись, порознь, остерегаясь да оглядываясь. Муж Женщины спал давно, напившись допьяна во время ночной гулянки. И вся турбаза спала крепким сном. Хорошо убаюкивает прохладная южная ночь. Даже взрывы на реке не разбудили людей. И лишь утром, проснувшись, некоторые спрашивали друг друга недоумённо:
-А слышал, ночью тряхануло будто бы? Два толчка было, однако. - И
добавляли, покачивая озабоченно головой - Давненько в этих местах землетрясения не было.
А двое шли, спотыкаясь о коряги, натыкаясь на колючие кусты и не было в их походке уверенности. Так всегда ходят люди, которые бесчестьем каким занимаются: воровство или разбой, грабёж или измена. И тогда расширяются зрачки, тело бьёт в ознобе, малейший шорох в кустах кажется громом небесным; и сердце бьётся как пойманная рыба в лодке.
Но ведь идут! И часто жалеют потом о содеянном, страдают! И прячут потом глаза или наоборот - таращат их невинно. Но идут! Потому как не могут знать в тот момент, что лучше: совершить задуманное иль отказаться? И ведь в любом случае маяться потом! Так уж лучше совершить! Чтоб знать - за что каяться. Да и на старости лет чтоб было, что вспомнить! Когда сил и останется только, чтоб ложку с кашей до беззубого рта донести; да помочиться потом слабой струйкой в треснутый унитаз.
"Назад оглянешься - досада берёт за прошлые года, что не со всех деревьев сада поел запретного плода."
Видите: Губермана - и того досада берёт. А ведь он поэт! Ему сам Бог велел острых ощущений искать. А иначе о чём поэт напишет? ...И спустились на берег двое, и белело в свете луны упругое тело женщины, сложенное пополам! И стонала она, кусая до крови губы, когда раскалённый меч вошёл в её грешное тело! И дрожал берег под яростным натиском воина, и хищная рыба, вышедшая на ночную охоту, застыла в воде от изумления.
А воин хрипел уже и дикий клёкот раздавался из его пересохшего рта, и чувствовала женщина, как содрогается его меч при последнем ударе!
И легли обессиленно двое на согретый за день солнечными лучами ещё тёплый берег. И дышали тяжело оба, не глядя друг на друга. То не мужчина и женщина сошлись в ночи, то дикий ветер рвал такую же дикую берёзку, гнул безжалостно её тонкие ветви, срывал трепещущие от желания листья!
И всё это видела Устинья - огромная старая зелёная щука, любившая ночью погреть на мелководье старые кости. С вечера она хорошо поохотилась и теперь отдыхала, чуть пошевеливая плавниками-перьями.
Ночные взрывы она слышала, но, поскольку находилась далеко, подумала, что это в очередной раз обрушился берег. Иль подмытое водой дерево с грохотом упало в воду. Всё бывает на реке. И, наблюдая за обнажёнными людьми на берегу, она не думала: хорошо это или плохо, грешно или нет. Пусть люди сами разбираются: кто с кем должен тереться.
И вспоминала она свою молодость. Молодых, полных молоки, щукарей, с которыми резвилась в тёплые весенние ночи, их нежные (на её взгляд) морды в игривом оскале, ненасытные игры на этой песчаной отмели.
Было... Всё было. Грустно стало Устинье. Проходят лучшие годы. Всё больше воспоминаниями жить приходится. Утекает жизнь вместе с донской водицей в море тёплое.
А тут ещё эти... двое. Разбередили душу. Вон... опять начали. Откуда здоровье берётся? Всё жалуются... на берегу: зарплата мала. Да стрессы всякие. А сами...
К Хозяину, что ли, податься... Совратить старика. Да нет... Спит, поди, под корягой у себя. А старикан славный. Чтоб мы без него делали? Большое дело: иметь настоящего Хозяина. Чтоб не о себе думал, а допрежь о подчинённых, о сиротах да престарелых, о детях малых да о слабых женщинах.
- Хм. - оскалилась тут Устинья, - меня-то, конечно, слабой назвать трудновато... Но ведь тоже порой ласки хочется! Да опереться чтоб на чей-то крепкий плавник! Да прижаться крепко к родной серебристой чешуе. Эх, матушка-Природа, почто ты нас поодиночке жить заставила? Раз хищник, то и живи один? Вегетарианкой, что ли, стать? Водоросли жевать, травку всякую-разную. Да резвиться весело в стайке юрких плотвичек. Тьфу. Ну и мысли. Из меня плотвичка, как из ерша... котлеты. Не к добру это. В наше время нельзя расслабляться.
Внезапно ветер донёс до Устиньи слова мужчины, горячо шептавшего Женщине:
-Я для тебя, родная, не то что сазанов, я самого Хозяина добуду. Сомяру здешнего. Слыхала о нём?
-Как не слыхать. - усмехнулась Женщина. Ей, в общем-то, совершенно наплевать было на всю эту рыбу: и сазанов, и сомов. Кусочек севрюжки, пожалуй, съела бы. А так... - В честном бою не одолеть тебе его, Мишенька. - вдруг решила подразнить она любовника. - Разве динамитом опять. Да ведь тут чести мало. Можно сказать, и нет совсем. Да плюнь ты! Дался тебе это сомяра. Чего с ним делать-то? У него и мясо, поди, - несъедобное вовсе.
-Ах, так! - вскочил на ноги майор, - Так вот знай - возьму я его! И не динамитом. Честно возьму! Тем более что... контуженный он сейчас. Ну и что? А весовые категории у нас разные? Разные. - как бы оправдывался он, - в нём пудов двадцать, а во мне и ста килограммов нету.
-Да-да, - подначила Женщина, - совсем омощал. А со мной у тебя неплохо получается... Очень неплохо. Прямо отлично. - Она сладко потянулась, раскинув широко начинающие полнеть чуть тронутые загаром, но с тыльной стороны всё ещё девственно белые чувственные руки. - А может ещё разок, а, Мишенька? Сладко-то как...
-Всё, дорогая, всё. Хорошего понемножку. - Михаил психанул сейчас слегка за упрёк по поводу динамита, но даже не это было главным. Он одержал очередную победу. Теперь Женщина была ему неинтересна. Тайна закончилась. А чувств здесь не было и в помине. Ни у одной из сторон, впрочем.
Так, знаете ли, частенько бывает у мужчин. Да и у женщин тоже. И нет здесь ни победителей, ни побеждённых. А есть процесс совокупления особей противоположного пола. Удовлетворение сексуальных потребностей двух (и более) не отягощенных моралью людей.
Здорово написал это абзац, да? Прямо педагог. - А сам-то, сам-то! - скажет читатель, - не было у тебя этого? Ну вот только по любви, да? И не изменял жене никогда, да? Да не поверю!
И правильно сделаешь, читатель. Было. Всё было. Природу не одолеть, да-с.
Кстати, о Природе. Где там наша Устинья? Неужто всё на отмели плавники греет?
Какое там! Мчится наша Устинья к Сому! К Хозяину своему ненаглядному. Русская душа не может ведь существовать без обожаемого Хозяина. Ну никак не может. Пусть он будет самый что ни на есть растреклятый! Хапуга! Развратник! Пьяница! И так далее. Но это ведь МОЙ ХОЗЯИН! Начальник отдела, цеха, завмаг, губернатор, мэр. Президент, наконец. Или генсек.
Всё едино. Его надо любить и обожать. Если совсем не за что, то жалеть.
Вот... нащупал, кажется, нужное слово. Жалость. Вот что характерно, типично, привычно для русского человека. Но кого всё-таки в первую очередь жалеет русский человек? Неужто всё-таки начальника? Да нет, конечно. Себя он жалеет. Себя, родимого.
-Всю жизнь, ребята, пахал, как папа Карло, а пенсия с гулькин нос, а? Как же так? Где справедливость?
-Сына (дочь) растил, растил. Морковку на тёрке тёр, попку подтирал, на велосипеде катал. А он (она, они)? Бросили старика. Забыли.
-Жене зарплату носил почти всю, не знал как угодить, ведро мусорное выносил, посуду мыл. А она, зараза? С Васькой, соседом курва спуталась! Каково?
И так далее. И тому подобное. Жалеем мы себя. Да у меня был родственник - Пахомий Ильич звали, так он на старости лет рассылал родственникам поздравительные открытки к праздникам и непременно подписывался так: "Ваш Пахомий. Старик, одиночка, страдалец." А по молодости-то был...
А если попробовать поменьше себя жалеть? Нет, не забывать о себе, но поменьше. А побольше целеустремлённости, воли, настойчивости, терпения, секса побольше... Или это из другой оперы? Ну, неважно, сами определитесь. Короче, больше всего, кроме жалости. Может, и масть пойдёт?
Вон, Сому нашему, уж как сейчас плохо, а он о народе думает. Примчалась к нему Устинья, еле тормознула, аж башкой об корягу шарахнулась, орёт что есть мочи:
-Сомушка, родимый! Уф, прям запыхалась вся. Аж сердце заходится. Годки-то мои... (Заметил, читатель: сначала о себе). Как ты, живой ли? Слыхала, контузило тебя? Это как же, а? Иль война опять? А я лежу себе на отмели, косточки грею, притомилась на охоте, здоровье-то уж не то... Чаво было-то? Сказывай. Не молчи. Страшно мне.
-Что ты орёшь, Устинья. - Сом с трудом разевал пасть, - беда, слышь... Динамитом майор шарахнул... Народу-то сколько полегло... Беда...
-Так это майор? Это он шандарахнул? А я думала берег обрушился! Ах он сволочь! Да он щас на пляже... с какой-то шалавой, с Москвы... такое выделывал! И так, и эдак. Ревут, стонут. Да ещё, да ещё! По самое... А тут... с весны нетёртая...
-Ты кончишь юродствовать ай нет? Глупая баба. Ты понимаешь, что произошло? Мало нам сетей, электроудочек, теперь динамит вот. Река-то мёртвой станет! Негодяи! И допрежь всего Жора. Хозяин турбазы. С его позволения. С его.
-Да какой он хозяин, Сомушка! Дерьмо на палочке! Только и смотрит, где украсть. По ночам возле домиков шарит. Там стащит, там шашлык доест у туристов. Срамота! Гнать его надоть! Гнать! Клептоман хренов!
-Эх, Устинья, не в наших это силах... Устал я, Устинья. Устал. Ступай. Народ жалко... Ох, жалко. Нельзя его... динамитом.
...Прошла неделя. Уехал в Волгоград с добычей Михаил, а перед отъездом наказывал Жоре:
-Недельки через полторы вернусь. Приготовь домик. Хозяина брать будем.
-Бомбанём? - обрадовался Жора.
-Нет. - отрезал Михаил, - мы его так обманем. Придумал я тут кое-что. Должен соблазниться. Покедова.
Уехала в Москву и Женщина с мужем. Оба были довольны отдыхом: муж закоптил сазана, подаренного жене Михаилом, да сам наловил чуток сомят да подлещиков. Будет с чем в столице пивка попить. Женщина же до сих пор томно улыбалась, вспоминая время, проведённое с Михаилом на пляже.
Всем было хорошо. Кроме Жоры. Он кожей чувствовал, что тучи над ним сгущаются. В последний свой приезд начальство прямо намекнуло, что недовольно его работой. Выручки нет, турбаза убыточна. Жора всё понимал: надо, надо хотя бы половину собранных с туристов денег приходовать и сдавать в кассу. Но как? Как отдать деньги, которые уже прилипли к рукам? Он что себе - враг? Да ни в жисть! А докажите! И на Хозяина он решил открыть охоту, чтобы задобрить начальство. -Смотрите, мол, какую махину поймал. И ничего, дарю вот. Но это была только одна сторона медали. А главное было в том, что ему резало слух, когда кто-нибудь, услышав на воде резкий удар, говорил с почтением другому: Хозяин на охоту вышел! Слыхал? - И они спешили к воде, чтобы увидеть хотя бы тень гиганта и рассказать потом друзьям, какой красавец живёт в Дону прямо возле домиков турбазы.
-А не дело это. - Зло думал Жора, - Хозяин один должен быть. Кто его назначал? Самозванец! Директор-то я! Приказом проведён. А значит- Хозяин. А того - на сковородку. - При этой мысли Жора усмехался криво: это ж какая должна быть сковорода, чтоб такую тушу поджарить! Одного масла растительного надо...
Вот поэтому он с нетерпением будет теперь ждать приезда Михаила. Вдвоём-то они справятся с этой махиной.
А Сом всё не вылезал из своей ямы. Ни разу не охотился, хотя погода стояла благоприятная: жарко светило солнце, вода была прозрачная и тёплая. Сомы ведь не любят холода да ненастья. Но до охоты ли? Башка до сих пор гудела, тело слушалось плохо. Несколько раз навестила Устинья, принося в зубастой пасти здоровенных язей.
-Ты поешь, Сомушка. Поешь. Легче станет. Исхудал ведь весь. Может, тебе раков наловить? Так я мигом. Полакомишься, а?
-Отстань, Устинья. Тошно мне. Душа болит. Ребятишек загубленных жалко. Не уберёг. Плохой, значит, я хозяин.
-Ии-их! - укоризненно мотала пастью Устинья. - Да рази тут поможешь чем? Против лома нет приёма! Сети мы с тобой рвали, невода дербанили... А супротив гранаты чего сделаешь? Али ты Александр Матросов? Да и где та амбразура? Нету. - И продолжала горячо - Поправляться тебе надо. В реке порядок должон быть. Пока ещё ничего, а ну, как поймут, что ХОЗЯИНА нет? Такое начнётся! Беспредел. Тут уж пара сомов сторонних приплывали, интересовались - ХОЗЯИН где? Перетереть с ним одно дельце надо.
-А я им говорю: в отпуске он. Отдыхает. Поплыл к приятелю побалдеть чуток. И валите отседова, пока целы. Уплыли... Шпана бритая.
Сому приятно было слушать болтливую Устинью. Родная душа, что ни говори. Что-то материнское в ней было: сострадание, участие, нежность даже. Да и отвлекала от мыслей мрачных. А у кого их нет: в таком-то возрасте? Ещё и контузия эта...
-Всё. Даю тебе ещё два дня, - решительно проговорила Устинья, - И принимайся за дела. Пару-то дней как ни-то присмотрю за порядком. Кстати, это ничего, что я на тебя, если что, ссылаюсь? Солидней получается. Народ слушается.
-Валяй. - улыбнулся Сом. - Не борзей только. Кроме кнута-то ещё и пряник нужен.
-Не надо. - оскалилась Устинья. - Понараздавали пряников. "Берите власти - сколько хотите." - передразнила она кого-то, - Единоначалие должно быть. Тогда и порядок будет. - и уплыла решительно.
Михаил приехал на турбазу в понедельник. В воскресенье вечером большинство отдыхающих обычно разъезжается: начинается трудовая неделя, так что день был выбран не случайно. Не нужны были Михаилу липшие свидетели. Приехал он один, без шумной компании, был на этот раз необычайно серьёзен. Понимал: охота предстоит нешуточная. Опасная охота.
Кому из рыбаков неизвестны случаи, когда сом утягивал на глубину купающихся детей, переворачивал лодки, выдёргивал из лодки, словно морковку из грядки, неосторожного рыбака, намотавшего на руку шнур во время ловли на квок? Всякие случаи бывали. Недаром сома зовут речной акулой!
А тут не рядовой сом - Хозяин! А махина-то какая! Однажды по весне Михаилу довелось поймать на перемёт сома весом около ста килограммов. Фотографировались с ним по очереди, запихав для наглядности ему в пасть красное пластмассовое ведро. Было жутковато. А Хозяин-то раза в два поболе будет! С тем сомом около двух часов боролись! А сколько с этим придётся? Да... задачка.
А гостинец для Сома Михаил привёз необычный. Сома ведь на что ловят? На живца, ракушку, саранчу, медведка хорошей приманкой считается. Бывает, воробья иль голубя на костре зажарят да на крючок приспособят. Лягушка тоже в дело идёт.
Но тут ведь надо наверняка! Не гадать: возьмёт иль нет? Чтоб непременно соблазнился!
Что же такое привёз Михаил? Страшно сказать, читатель. Двух щенков он привёз. Маленьких забавных пушистых щенков. Знал он, что большие сомы неравнодушны ко всему, что барахтается на воде. А для такого гиганта щенок, что для человека пельмень. Лакомый кусочек. Щенки тихо повизгивали в жёлтой плетёной корзинке и Жора, встречавший Михаила у ворот турбазы, спросил недоуменно:
-Кто это у тебя ... пищит?
-Насадка. - усмехнулся Михаил.
Привёз он и крепкий капроновый шнур, на котором не то что сома - машину можно буксировать и огромные остро отточенные кованые крючки, больше похожие на крючок для вешалки, чем для рыбалки. Груз для перемёта он приметил ещё в прошлый приезд - огромная чугунная болванка весом в сорок килограммов. Такую ни один сом с места не стащит.
Перемёт Михаил поставил на выходе из ямы. Заводил его на моторной лодке так, чтобы шнур был натянут как струна. Тяжёлый груз, взметнув тучу засверкавших на солнце перламутровых брызг, мёртво лёг на илистое дно. Всего один крючок приладил Михаил к перемёту. Поводок был длинный, около семи метров, чтобы щенок мог свободно плавать на поверхности воды. Всё шло пока как надо.
Потом у Жоры в директорском кабинете они выпили по стакану холодной водки, закусили жирным куском отварной сомятины, причём Михаил не забыл бросить по куску рыбы бегающим тут же щенкам.
-Чего харч переводишь. - недовольно заметил Жора, - всё одно судьба у них...
-А силёнка-то им нужна, Жора. Ты попробуй, побарахтайся на середине реки на верёвочке. Да на течении.
-Всё одно ко дну пойдёт. - хмыкнул недоверчиво Жора. - Пять минут продержится и каюк. А кому он дохлый нужен?
-Эх, Жора. Ты думаешь, я это не предусмотрел? Будет плавать как миленький, хоть до самого утра.
С этими словами он достал из рюкзака, стоящего возле стола, кусок выкрашенного в тёмный цвет пенопласта.
-Гляди сюда. - Михаил ловко подхватил одного из щенков под горячее шелковистое брюшко, быстро приладил под него широкой резинкой пенопласт и опустил щенка на пол. Тот, смешно раскорячив лапы, побежал доедать оставленный кусок рыбы.
-Вот. - засмеялся Михаил, - ему хоть бы хны. Поплавок ходячий. Здорово придумано? Так-то.
-Да...- почесал толстыми пальцами брюхо, откинувшись на спинку стула, Жора. - Вот она - жизнь: сейчас он рыбу уминает, а не догадывается, что сам уже приманка для неё. Так и нас когда-нибудь...
-А ты не думай об этом, Жора. - Перебил приятеля Михаил, - чему быть- того не миновать. В этом вся и прелесть нашего бытия: не дано нам знать, что впереди. То ли ты Сома, то ли он тебя...
-А признайся - побаиваешься?
-Есть чуток. - Согласился Михаил, но развивать эту тему не стал, а достал из рюкзака... автомат Калашникова с коротким десантным прикладом. - Мне главное - поднять его на поверхность. А уж с помощью этой штуки - он потряс автоматом в воздухе, - я с ним в миг разберусь. Против лома нет приёма.
-Это точно. Ну, давай ещё? По стаканчику. За успех.
-Ещё по одному можно. И всё. Наливай. Наркомовские сто грамм. Для храбрости.
Ты заметил, читатель, что эти двое за время застольной беседы ни разу даже не заикнулись, что, мол, жалко щеночков, такие ведь симпатяги: тёплые, пушистые, игривые как все дети. Вот и сейчас один из них, сплошь чёрный, только на влажном вздёрнутом носике маленькое беленькое пятнышко, возился весело с жориным ботинком, брошенным у входной двери. Другой крутился волчком, пытаясь ухватить себя за короткий хвост.
-Ты этого поставь на крючок - который крутится. - ковыряя спичкой в зубах, советовал Жора. - Смотри, какой шустряк. И мастью рыжий, как ондатра. Подходящий цвет.
-Этого так этого. - пожал плечами Михаил, - Да цвет и не причём: во-первых, торчать ему на крючке ночью, а во-вторых, шерсть намокнет и цвет изменится.
-Тоже верно. - согласился Жора.
Так в чём всё-таки дело, читатель? Откуда это жестокосердие? Равнодушие к чужой судьбе? Разве характерно это для русского человека? Ему ведь всегда другие черты присущи были: отзывчивость, доброта, благожелательность, гуманность, благородство, сентиментальность, если хотите. Посмотрите, сколько чудных эпитетов! А вы попробуйте сейчас применить их к кому-нибудь из своих знакомых. А я вспоминаю одну картину, виденную мной ещё в конце восьмидесятых годов в одной деревушке на Рязанщине.
...Дело было жарким июльским днём. Я только что приехал в большое село, широко раскинувшееся на берегу Оки, остановился на постой у одной милой пожилой женщины, побросал в угол сеней нехитрый скарб, взял удочки и поспешил на реку. Палящее солнце стояло в зените, надеяться на улов было смешно: какая рыба будет клевать в этакую жару в середине дня? Но это было и неважно. Скорее миновать околицу, выйти на широкие заливные луга, вдохнуть полной грудью духмяный запах разнотравья, спуститься с крутого берега к медленно текущей воде и неспеша забросить удочку...
И благостью наполнится душа, и блаженство разольётся по уставшему от долгого пути телу, и возвышенные чувства о вечном хлынут широким потоком в голову!
Но до Оки надо было ещё дойти. А это километра три. Ну, да ничего. Для бешеной собаки сто вёрст не круг. По широкому прогону, который начинался сразу за покосившимся забором дома, где я остановился, вышел за околицу и бодро зашагал, оставляя за собой небольшой, быстро исчезающий шлейф золотистой пыли.
-Но что это? Чем так воняет? - Тягучий сладковатый запах моментально забил лёгкие и я, достав быстро из кармана брюк носовой платок, закрыл им плотно нос и рот.
Но идти-то надо! Не возвращаться же! Я ускорил шаг. Но что это за холм вздымается прямо посреди пыльной дороги? Странные какие-то очертания...
-О, Господи! Да это же павшая лошадь!
Теперь, подойдя ближе, я явственно это видел. Безжалостно палящее солнце раздуло живот лошади до огромных размеров и сейчас она была похожа на купающегося в пыли слона. Вокруг откинутой головы с выкатившимися глазами роились десятки зелёных мух...
-Но как же так? Почему её никто не убирает? Ведь кому-то это славное животное недавно принадлежало! А если вас вот так: в пыль да на адскую жару! Вместо уютной домовины. И мухи, мухи, мухи! А чуть позже жёлтые жирные опарыши, выползающие из глазных яблок...
Как вам картинка? Не знаю почему, но именно тогда пришла в голову мысль, что скоро вот также будут лежать мертвяки на улицах наших городов и никто этому удивляться не будет.
И ведь свершилось! Я думаю, почти каждый из вас может теперь что-то рассказать на эту тему.
...Так чего же мы хотим от наших героев: Михаила и Жоры? Сюсюканья со смешными доверчивыми щенками? Уважения к ветерану-сому? Ведь знают оба, что мясо такого великана практически не годится в пищу. Так по что охоту затеяли?
Собственно, о причинах этой охоты я говорил уже. Но есть здесь ещё какой-то не совсем понятный мне момент. Зачем без видимых причин подростки на улицах наших городов забивают насмерть ничего не сделавшего им плохого, совершенно незнакомого человека? Почему сейчас стали модными именно экстремальные виды спорта? Страшно - но хочется! Почему взгляд у людей стал равнодушный и пустой? Почему почти каждый стремится обмануть (на современном сленге "кинуть") напарника? Вопросы можно продолжить. А вот где ответ? А я не собираюсь его давать. И даже рассуждать на эту тему сейчас не стану. Хотя, безусловно, собственное мнение на этот счёт имею. Раскрою лишь ещё один момент, который меня волнует в свете поставленных выше вопросов.
Страшно вот что. Каждый, совершивший то или иное зло, считает себя правым. И угрызений совести не испытывает. Никаких! "Кинул" кого-то, так не человека - лоха. Изнасиловал не девушку - "тёлку". Убил опять-таки не себе ближнего, а...лузера. В одном уверен: зла сейчас стало больше, чем добра. И опять обращусь к столь любимому мной Губерману:
"Добро уныло и занудливо,
И постный вид, и ходит боком,
А зло обильно и причудливо,
Со вкусом, запахом и соком." Давайте всё-таки с Сому нашему вернёмся. Хозяину. Совсем забыли про него - контуженного. Не ест, не пьёт девятый день. А на носу зима! Жирок-то надо накопить, чтоб в холода подо льдом перекантоваться. Зимой-то сомы не охотятся, а лежат колодами на дне. Сом это понимал. Есть надо. Кому он нужен, обессилевший? Но как заставить себя, как? Ведь для охоты особый настрой нужен. Каждая мышца должна быть нацелена на успех, каждый нерв натянут как тетива лука, глаз, как радар ретивого гаишника, должен точно определить, с какой скоростью движется жертва и сколько денег с неё можно сорвать. Виноват. Перепутал. Хотел написать: сколько метров до неё осталось. Значит, главное - переломить душевный настрой. Физическое состояние было уже неплохое. Нормально себя чувствовал. Голова временами побаливала, а так ничего. И то, неизвестно, может климакс это. У мужиков ведь тоже бывает. И годы как раз подходящие.
И тут как-то ночью, лёжа по-прежнему в своей яме, Сом вспомнил, как умница Устинья советовала ему жить по поговорке... Постой-постой, как же она звучит: "Что Бог не делает, всё к лучшему?" Да нет. "Придёт солнышко и к нашим окошечкам?" Тоже не то. Сом начал нервничать. Какая же поговорка-то, а? Ну, теперь в башку запало, пока не вспомнишь, не успокоишься. "Век живи, век надейся?" Опять не то. "Не узнав горя, не узнаешь и радости?" Нет.
-Устинья! - взревел вдруг Сом, не в силах вспоминать дальше проклятые поговорки.
-А я здесь, родимый. - раздалось у самого уха Сома. - Чего ж так орать-то. Всю рыбу распугал. Но это ж хорошо: значит оклемался чуток, а, Сомушка?
-Оклемался, оклемался, - пробурчал Сом, нисколько не удивившись столь быстрому появлению Устиньи. - Ты мне вот что... Только без лишних вопросов! - строго повысил он голос.
-Да я молчу, молчу, соколик.
-А ты не молчи. Помнишь, ты мне как-то поговорку сказывала, по какой жить вроде бы... ну легче, что ли. Ну... в общем...
-Три к носу?
-Да нет! Ещё какая-то. Ну давай, вспоминай. Ну! А то мне опять сейчас плохо станет.
- Ой, родимый, да рази так сразу-то вспомнишь! Какая такая поговорка? Их, поговорок-то, да пословиц разных, до хрена ведь. - Устинья закатила маленькие глазки, пытаясь вспомнить что-то подходящее. - Вот эта не подойдет? "Лежи на боку да гляди за реку."
- Чего мелешь-то? Совсем из ума выжила? Когда тут лежать? Беспредел на реке! -возмутился Сом.
- Вот, вот, погоди. Кажись, вспомнила. " Не скучай в нынешний случай."Хороша ведь поговорка? -О-о! - взмолился Сом, - что же это деется-то, а? Правду говорят: "баба - она завсегда дура..."
- Щас повернусь и уйду к шутам, - оскорбилась Устинья, - чего обзываешься-то?
Поговорку ему... жил по совести - так и дале живи. Поговорку... Вот такая не пойдет?
" Полоса пробежит - другая набежит."
- Пойдет. - махнул плавником Сом, понимая уже, что не вспомнит Устинья ту поговорку. Да и в ней ли дело. Контузия давала о себе знать и его потянуло в сон. - Ты плыви... плыви себе. Отдохнуть мне надо. Голова что-то...
- Тебе поесть бы чего-нибудь... горяченького. - Устинья с тревогой посмотрела на
Сома, - да бухнуть бы... стакан - другой.
- В завязке я. Чего зря говоришь. Ай не знаешь? А вот горяченького... - Сом повернулся на другой бок и прикрыл глаза.
Устинья развернулась медленно и поплыла к себе - в тростники. Ее очень тревожило состояние Хозяина. Она понимала, что без него все пойдет наперекосяк и в их огромной яме
начнется беспредел. Но знала она и то, что Сом был мужчина духовитый и за просто так его
не возьмешь. Да Хозяин другим и не мог быть! Что он - Жора какой-нибудь? Этот наемник -
калиф на час. Лишь бы гадость какую не придумал...
... А Мишка меж тем уже поставил перемет, приладил, как и было задумано, на него
рыжего маленького щенка и теперь плавал тот беспомощно в черных водах Дона, жалобно скуля.
И давайте попробуем не драматизировать ситуацию. В конце концов, что происходит?
Обыкновенная рыбалка. Да, переметы запрещены законом. Ну и что? Кого-нибудь в России останавливают какие-либо запреты? Да полноте! Я даже и распространяться на эту тему не хочу. Бесполезно. И потом, речь-то идет всего лишь навсего о рыбе! Ну кто о ней думать
будет? Разве думает убийца о своей жертве? Даже когда это касается Человека! О своей шкуре он думает. Как следы замести, да не попасться. Насильник думает о девушке, которой
жизнь исковеркал? А ведь девушку эту родители любили да холили, сказки ей на ночь рассказывали, мечтала девушка о Принце прекрасном, а тут насильник грязный... Кончилась
жизнь. Погасло солнце. Люди! Неужто Господь вас создал? Не верю...
Стоп. Я ж не хотел драматизировать. Так и тянет, блин, на рассуждения всяческие.
Привык русский человек на кухнях коммунальных да в курилках душных о жизни покалякать, о
судьбине горькой... Повторяю: речь идет о рыбе. Пусть даже и большой. Хемингуэй, который за свою рыбу Нобелевскую премию получил, о ней думал? А она ведь не меньше нашего Сома была. О старике он думал. Его переживания описывал. Так что нам теперь, на Жору с Мишкой
перекинуться? Об них думать? Не хочется почему-то. Странно как-то. Вот дожили: рыба ближе человека стала! Господи, прости. Это все капитализм проклятый. С волчьим оскалом.
Все с ног на голову поставил. Даже рыбалку.
... А Мишка с Жорой сидели сейчас на кухне и ждали своего часа. По сто грамм выпили, больше не стали: на такую охоту негоже пьяному отправляться.
-Ты на веслах будешь, - тоном, не терпящим возражений,рассуждал Мишка, - а я переметом займусь. Главное, наверх его поднять. А там... пулю в лоб... и готов твой Хозяин. Не робей, Жора!
Жору раздирали противоречия. С одной стороны, этого, так называемого Хозяина реки
надо было уничтожить. С другой... Было элементарно страшно. Ночь, страшенная яма глубиной
пятнадцать метров, чудище почти двадцатипудовое... Он ведь просто так не сдастся. Он
драться будет! Бывало, утром как шарахнет хвостищем по воде, будто... самолет звуковой
барьер преодолел. А если осечка? Или еще что? Стремно...
- Не робей, Жора. - будто читал мысли Мишка, - против лома нет приема. Из хвоста
балык сделаем. Жирнющий! С пивком... - аж глаза закатил майор, - а башку отрубим и на кухню. На всю турбазу ухи наварим. Дня два хлебать будут. Сколько там натикало-то? Ух ты,
час ночи уже! Пойду гляну, плавает там... сенбернар мой или...
Мишка взял мощный фонарь и вышел на улицу.
... Щенка на поверхности уже не было. Он торчал в пасти у Сома, но там же застрял
намертво и огромный стальной крючок, впившийся в нижнюю челюсть.
-Что же ты наделал, рыба безмозглая? На халяву потянуло? Горяченького захотелось?
Ну, получи, горячего до слез. Понятно, что контуженный. Ясно, что здоровье поправить надо. Но не так же. Предупреждала ведь Устинья. А о коварстве Мишки сам знаешь: динамитом-то эвон как шарахнул! И все под покровом темноты! Черные дела-то! Да что говорить. Выход искать надо.
- Можно, конечно, всей массой ко дну прижаться.- размышлял Сом, - попробуй, стронь с места такую махину. Нет, не пойдет. - тут же отверг он эту идею, - потихоньку,
потихоньку выкачает он меня.
Он хорошо знал этот способ опытных рыбаков - выкачивание. Это когда сантиметр за сантиметров, накручивая леску или шнур на бабину, подтаскивают рыбу наверх и...
- Нет, не пойдет.- повторил он, - дальше надо думать. -Не бывает безвыходных ситуаций.- Он дернулся на крепком нейлоновом шнуре. - Шнур не порвать. Крючок в челюсти засел крепко. Где выход?
Вдруг услышал он шлепанье весел по воде и негромкие голоса. Он узнал их, конечно.
Жора и Мишка. Его смерть.
И тут...
- Сомушка, родной! Беда-то какая! Они ж плывут уже! Мишка шнур перебирает,к тебе
подбирается, а Жора на веслах. Автомат у них, Сомушка! Сама видала. Им, главное, тебя наверх поднять. А там... Неужто конец, родимый?
- Не суетись, не суетись, Устинья. - Голова у Сома заработала вдруг ясно и отчетливо, как будто и не было контузии. Видать, в дело вступили внутренние резервы могучего организма. - Слушай сюда. Как только Мишка начнет подтягивать меня наверх, ты выпрыгиваешь что есть силы из воды по правому борту лодки, отвлекая от меня охотников. Я тоже торпедой устремляюсь наверх с левого борта и ударом хвоста переворачиваю лодку. Предупреждаю: раненых не...
- Не брать? - оскалилась хищно Устинья.
- Не добивать. - отрезал Сом. - Мы с тобой честно воевать должны, согласно международным конвенциям. Ясно?
- Эх! - огорчилась Устинья. - Порядочность твоя... говорят ведь: война все спишет.
- Молчать! Все, нету больше времени...
Предусмотрительный майор уже сделал два оборота шнура вокруг небольшого палиспаста, предусмотрительно намертво закрепленного на борту лодки. Он понимал,что руками такую махину наверх не поднять.
- Как только силуэт рыбины в воде нарисуется, автомат мне в руки. Понял? - Приказал он Жоре.
У того от страха лязгали зубы и, боясь выдать себя, он кивнул только головой.
Мишка, стиснув от натуги челюсти, сделал еще оборот шнура и тут...
По правому борту взорвалась вода и мощная торпеда взвилась, блестя серебряной чешуей!
- Автомат! - заорал Мишка, бросая шнур и протягивая руку к оружию.
Но дотянуться не успел. Огромная сила подняла пластиковый корпус лодки, перевернула его и он накрыл собой обоих охотников. Автомат пошел на дно, за ним фонарь и, наконец... Да нет, охотники наши барахтались наверху, еще не придя в себя. Уж очень
предусмотрительные мужики попались: оба были в спасательных жилетах.
Все, читатель. Финита. Теперь, когда с противником было покончено, Устинья не спеша перетерла своими страшными зубами нейлоновый шнур, и поплыли они с Сомом к себе
в яму. К утру Сом сумел освободиться и от крючка.
Мишка уехал к себе в часть и с тех пор на турбазе не появлялся. Жора... А Жора
работает. На какое-то время его с турбазы убрали, но через несколько лет он опять "нарисовался". Я ж говорил вам, что толстых мужиков в никуда не отправляют. Они руководить должны. Ведь не зря морду наедали. Вот только к воде он старается лишний раз не подходить. Стремается. Он ведь турбазой заведует, а не Доном.
В Дону Хозяин есть. Крепкий. Потому и рыба водится, и порядок соблюдается. Надо бы и о преемнике подумать уже. Все ж таки годы немалые... Есть у Хозяина на примете один перспективный сомик. Устинья, правда, на днях с идеей выступила: выборы провести. Говорит, чтоб в Европе как да в Америке. Не знаю, не знаю. Россия - не Америка. Анархии бы не было. Да-с...
Свидетельство о публикации №210020501012