Самый лучший Ёжик

          НАЧАЛО

          — Папапап! А если зима, то куда уходят ёжики спать?
          — Какие ещё ёжики?
          — Ну чего ты? Обычные колючие ёжики! Или они как ёлки — никогда не спят?
          — Почему как ёлки-то?
          — Колючие же! — ребёнок прижался к отцовской небритой щеке. — А ты тоже ёжик… колю-у-учий! И не спишь по ночам. Куришь только.
          — Так, может, я — ёлка?
          — Не-е… Ёлка — он девочка. А я скучаю только по тебе. И по ёжикам.
          — А по маме? По маме ты не скучаешь разве?
          — По маме… По маме я мало скучаю, она всегда рядом. А ты нет. Почему?
          — Кхм…  Давай-ка, спи, малыш... Я расскажу тебе сказку… про ёжика...
          — Про колючего?
          — Про колючего, как… как ёлка!
          — Про зелёного?
          — Почему зелёного?
          — Ну, такого же, как я сейчас.
          — Нет. У тебя, брат, ветрянка. А у ёжиков ветрянки не бывает.
          — Жаль! А то бы мы скучали по тебе вместе…
          Свет в комнате был неярким, за окном подвывала метель. И, возможно, где-то там, в далёком-далёком лесу, шагали куда-то, по своим делам, совершенно здоровые ёжики.
          А может быть, всё было и не так. А немножко иначе, так, как рассказал папа.

          ЯБЛОКИ

          Ёжик витал в облаках. Он очень любил это увлекательное занятие. И звали его — как всех порядочных мечтателей — Витатий, что в переводе именно и означало «витающий в облаках ёжик».
          Витать было приятно. Мелкие шаловливые тучки брызгались тёплым дождём, тётя Радуга  раскрашивала колючки Витатия в разные цвета и смеялась, когда он звонко чихал, наморщивая свой остренький нос.
          — Раз! Два! Тррри! — кричал ёжик и блаженно улыбаясь взмахивал лапками, взлетая всё выше и выше.
          Считать он умел только до трёх, и поэтому не замечал, как совершенно  неожиданно оказывался на Седьмом Небе. А там дождь был такой же колючий, как большие, взрослые Ежи, иголки которых были ужасно острыми. Ветер на Седьмом Небе обжигал ему кожу, а облачка, в которых так любил витать Витатий, рвались тут на мелкие клочки, исчезая в никуда...
          — Ааааааа! — кричал в панике маленький Ёжик и… просыпался.
          «Почему, ну почему Седьмое Небо такое суровое? — размышлял Витатий, сидя за столом и сосредоточенно причмокивая губами в блюдце с горячим молоком, но, увы, никак не находил ответа. — А может… может, всё дело в том, что надо выучить другие цифры?!» — мелькнула неожиданная мысль.
          — Раз, два, трррри… — вслух отчётливо произнёс Ёжик.
          — Читырипять! —  донеслось со двора.
          «Зайка пришёл! — обрадовался Ёжик и подумал: — Интересное у него имя, необычное — Четырепять... И вообще он неор… неор-динарная личность… гуляет, вон, когда хочет и где ему вздумается… морковку ворует, говорят... А всё равно хороший. И уши… уши-то у него какие! Обзавидоваться можно!
          Витатий пощупал свои. Ну, конечно. Никакого сравнения.
          «Ах, были бы у меня Четырепячьи уши! Ёжинька тогда танцевала бы только со мной… а не с этим бурундуком Пуриком. Он-то и витать совсем не умеет. Вечно заявится, когда его не ждут, и сразу —  к Ёжиньке, яблоки ей суёт, на ушко комплименты шепчет, задавака!»
          — Четырепять, а Четырепять, — не в силах вынести распиравшую душу досаду выскочил на крылечко и неожиданно жалобным голосом воскликнул Витатий, — а пойдём у Пурика яблоки в саду скрадём!
          — Ну да. Пойдём. — деловито отозвался заяц. — Яблоки, они, вообще, полезней морковки, в них какое-никакое, а железо есть.
          И они пошли…

          — Уффф! — выдохнул Витатий, когда самое страшное было уже позади и друзья выбрались из кустов, по которым они тайно покидали место преступления, на берег речки. — Тяжеленный какой мешок...
          — А то! — подтвердил заяц. — Я же говорю, в яблоках много железа. Вот они и тяжеленные. Прямо плечо напрочь отнялось. — он помассировал уставшее место. — Куда же мы их девать-то будем? К тебе домой потащим?
          — Нет-нет! — поспешно замахал лапками Витатий.
          — Ну, правильно. Я почему-то так и подумал. — удовлетворённо сказал Четырепять. — Я вообще догадливый заяц. Ну, что же. Тогда давай мы их вниз по течению отправим! Пусть плывут к тому, кому они нужней.
          Ёжик утёр пот со лба и согласно кивнул.
          «Так ему и надо, этому Пурику!» — мелькнула праведная мысль.
          Друзья развязали мешок и высыпали яблоки в реку.
          — Буль-буль-буль… — мелодично и весело донеслись из воды заключительные аккорды приключения.

          А Седьмое Небо хмурилось. Из тяжело нависших туч на землю вдруг хлынул косой дождь. Четырепять передёрнул плечами, досадливо махнул лапой, кивнул другу на прощание и понёсся в Бом-Бурелом, где была его нора. Витатий же заторопился к себе домой, ёжась от холодных капель дождя, как и полагается настоящему ёжику, и тем не менее предвкушая, как вернувшись в тёплую обитель вытрется полотенцем насухо, выпьет горячего чая, и снова станет витать в облаках, мерно болтая лапками, и думать про Ёжиньку, Четырепячьи уши, и про Седьмое Небо, которое когда-нибудь однажды всё-таки ему улыбнётся.

          И БЫЛ ВЕЧЕР, И БЫЛО УТРО

          — В далёком-далёком бору жила-была бабочка, капустница по призванию, и по имени… впрочем, имя её осталось истории неизвестным. А надо тебе знать, что такой бабочке трудно жить там, где нет капусты. Поэтому она была несчастна и страдала, летая туда-сюда между сосен и ёлок, поскольку, как известно, на хвойных деревьях растут лишь иглы да шишки, а не кочаны и кочерыжки.
          Обитатели бора на общих собраниях неоднократно указывали бабочке на насущную необходимость сменить название и призвание «капустница», например, на «бабочка-хвощ», «бабочка-медуница», или, скажем, «бабочка-аир». Но маленькая летунья была не готова к столь радикальным переменам в своей жизни. А, может, ей просто нравилось так оригинально страдать, кто знает. А тем временем споры между жителями бора насчёт наиболее подходящего названия для бабочки набирали обороты, в них вовлекались, помимо вездесущих сорок и белок, волки, зайцы, еноты, ежи. И даже когда невесть как залетевший в бор стриж нечаянно проглотил бабочку-капустницу и в великом смятении от произошедшего взмыл ввысь, ничего не изменилось! Массовые волнения продолжались, невзирая на отсутствие причины, вызвавшей эти волнения.
          А бор с тех пор так и называется — Сыр-Бор! Почему Сыр? Потому что!.. Закрывай глазки и спи. — строго сказала мама.
          Витатий послушно закрыл глаза и начал сопеть носом. Всё-таки ему было жалко глупую бабочку.
          « Эх, вот если бы я!..» — успел подумать ёжик и совершенно неожиданно мгновенно уснул.
          Витатию снились дырчатый сыр, зелёный бор, бабочки, летающие между кочанов капусты, растущих на соснах и ёлках, рыжие, словно лиса, осенние клёны, волки, бегущие по опавшей листве, заяц Четырепять с кочерыжкой в лапе, и ласково улыбающаяся Ёжинька…

          Поутру в постели было уютно, тепло. Ёжик не спал уже, а просто забавлялся, выставляя то одну, то другую пятку из-под одеяла. На стене мерно тикали ходики, отсчитывая оставшиеся до рассвета минутки.
          Витатий морщил нос, силясь угадать, что сегодня будет на завтрак, крендельки с марципаном, или баранки с маком? Но тут левая пятка, оставшись без присмотра, нечаянно толкнула торшер, который мама вчера вечером забыла отодвинуть от кровати после того, как Витатий сладко заснул.
          — Бац! — медленно качнувшись, словно сам не веря такой оказии, торшер плашмя рухнул на пол. И стало совсем-совсем тихо.
          Виновница происшествия, левая пятка поспешно юркнула в спасительное пододеяльное тепло. Витатий крепко зажмурил глаза, разбросав лапки в позе «сон мой безмятежен», и замер. Вообще-то, обманывать он не любил, мама всегда говорила, что порядочный ёжик должен быть правдивым и честным. И Витатий был таковым. Но… из кухни доносился запах заварного крема, яблочного пюре, а также любимых булочек с корицей, и лишиться чего бы то ни было в порядке наказания за проступок не существовало никакой  возможности! Именно поэтому Витатий притворился спящим, честным ёжиком.
          Услышав укоризненное «ай-я-я-я-яй!» от вошедшей в комнату мамы, Витатий не выдержал и пискнул:
          — Это не я. Он сам!
          — Ах, Витатий, Витатий, как можно быть таким неосторожным.
          — Но, мама! — упрямо воскликнул ёжик. — Почём тебе знать, что тут произошло и кто виноват!
         — Как же мне не знать, если у тебя на лбу всё написано крупными буквами.
          — Как это?! — ужасно удивился Витатий и выскочив из-под одеяла подбежал к зеркалу, чтобы внимательно изучить надпись, появившуюся у него на лбу.
          — Ах, Витатий, Витатий, придётся оставить тебя без твоих любимых булочек. Не за то, что уронил торшер, а за то, что упрямо пытался обмануть меня, вместо того, чтобы просто сказать правду.
          На обед ёжик получил тоже не самые вкусные блюда, щи и кашку. День явно не задался. Да потом ещё пришлось таскать и складывать в поленницу нарубленные для них соседом Барсуком дрова и носить воду в баню. Витатий ужасно устал. Зато мама похвалила его за старание.
          А когда они сели вечером ужинать, то на столе перед Витатием были поставлены самые любимые его кушанья. И уж он постарался сполна вознаградить себя за долгое воздержание!

           НОВЫЙ ГОД

          — Ты должен быть одет с иголочки! — сказала Витатию мама. — Потому что сегодня Праздник! Как-никак, целый год останется у всех нас позади и уйдёт в прошлое! Это бывает не так часто. Гости придут нарядные, красивые. Ты должен соответствовать!
          Странно. Мама говорила абсолютно правильные слова. Даже если бы и захотелось, с ними трудно было бы поспорить. Почему же Витатий не испытывал ни малейшего желания соответствовать? Ёжик задумался. Целый год останется сегодня в прошлом! Хороший, весёлый год, в котором было столько всего интересного, столько удач и приключений! На лице сама собой появляется улыбка, стоит лишь вспомнить, как замечательно были проведены и ласковая зелёная весна, и жаркое оранжевое лето, не говоря уже про вкусную золотую осень!
          И вот всё это должно сегодня закончиться. Разве же это праздник?
          «И я нынешний ведь тоже стану скоро совсем другим! Я стану Вновогодним ёжиком!» — ахнул от неожиданной мысли Витатий и печально вздохнул. Ему так нравились нынешние свои непричёсанные колючки. И поношенные башмаки оставались неизменно удобными, в них было так приятно шевелить пальцами и летом ходить по лужам, делая «пузыри и плюхи». Ого-го! Каждый в лесу знал, что Витатий лучше всех делает «плюхи», находит орехи и поёт песни про Фындрика!
          Фындрика, кстати, Витатий выдумал сам, как раз нынешней ранней весной, когда ещё толком не растаял снег и ему однажды было так грустно, что он не мог найти себе места. Вот тут-то вдруг и появился Фындрик, как спасение от хандры, и сразу удобно устроился в весёлой песенке. Дальше больше —  строчки всё новых и новых песенок приходили на ум сами по себе. Витатий распевал во всё горло:

                Наш Фындрик однажды по лесу гулял,
                Случайно медведя в кустах повстречал.
                От страха едва не испачкав штаны
                Наш Фындрик взлетел на верхушку сосны!

           Сороки и белки смеялись, мол, смотрите, в нашем лесу появился свой акын, раскиньте уши, спешите слушать!

                Наш Фындрик однажды на ёлку полез,
                Хотел с высоты посмотреть он на лес.
                Но ёлка согнулась дугой — ой-ё-ё!
                И Фындрик свалился в канаву с неё!   

          И никто не оставался равнодушным, всем было забавно!
          …И вдруг, трах-бабах, нате вам, наступает тот день, после которого всё это останется в прошлом. Вот это мило! Ну уж нет, этому Витатий ни за что соответствовать не желает! Но что же делать?!
          И тут Витатия посетила неожиданная идея. Он на мгновение замер, не веря себе, потом заулыбался и начал спокойно наряжаться в новенькую, с иголочки, одежду, приготовленную мамой.
          «Хорошо. Я буду соответствовать! Буду! Но только сегодня! — мысленно ликовал от этой замечательной выдумки Витатий. — А завтра… завтра я снова надену все свои любимые привычные вещи и буду вести себя так, как будто совсем ничего не произошло и старый год продолжается, как ни в чём не бывало! И тогда со мной останутся и песенки про Фындрика, и все мои друзья, и недавние приключения, и Ёжинька!»
          Ну что же, тут, пожалуй, следует признать, что Витатий был прав, лучшего способа перехитрить время не придумаешь.

          БЕССОННИЦА

          Ёжик ворочался в постели. Он не мог уснуть! На то были веские причины. Во-первых, Луна, жёлтая, огромная, она светила так, что забыться не было никакой возможности; во-вторых, Витатий и сам не хотел спать. Тому виною были глаза — не Витатия, нет, — Ёжиньки. Они были повсюду. Они смеялись, грустили, подмигивали, и делали ещё невесть что. Сон не шёл. Постель из ласковой и мягкой превратилась в ложе пыток. Подушка норовила уползти из-под головы, одеяло стало кусачим, а простыня скручивалась узлами, которые впивались в нежные бока Витатия.
          «Ну нет! — возмутился сам себе ёжик. — В конце концов, надо закрыть на это глаза!»
          Однажды, случайно, он сделал вывод, что глаза нужно закрывать непременно на что-либо. Так уж вышло, что пробегая мимо дома Пурика, он как раз услышал громкую фразу Пуриковой мамы: «Я не могу больше закрывать на ЭТО глаза!»
         «Вот интересно, на что на ЭТО? — подумал тогда Витатий, на ходу. — Я бы тоже не стал закрывать на ЭТО глаза, уж очень хочется его увидеть!»
          Воспоминание о Пурике, однако, переключило внимание Витатия собственно на самого Пурика. Пусть он и красавчик-бурундучок, но задавака редкий, тут ёжик не признавал никаких компромиссных вариантов, хотя мама Витатия, пожалуй, не одобрила бы подобного суждения, это он чувствовал, но ничего с собой поделать не мог. Не нравился ему Пурик, не нравился и всё! Почему, спросите вы? Потому что нравилась ему Ёжинька! А бурундук приставал к ней самым нахальным образом.
          От всех этих полуночных размышлений Витатию  стало уже совсем не до сна. Он поднялся с постели,  сделал два круга по комнате, затем осторожно вылез через окно наружу и пошёл куда глаза глядят. А глаза его глядели туда, где Ёжинька безмятежно досматривала пятый сон.
          Витатий ходил под окнами её домика до самого рассвета, мечтая, неизвестно о чём… И вдруг запели петухи:
          — Проснись, ку-ка-Ви-та-тий, просни-и-ись!
          — Ой! — сказал удивлённо ёжик, обнаруживая себя сидящим на скамеечке под окном, из которого смотрела на него Ёжинька. — Ой-ё-ёй... Я всю ночь не мог закрыть глаза на тебя, Ёжинька. И вдруг нечаянно уснул.
          — Ах, бедняжка! — улыбнулась Ёжинька, перегнувшись к Витатию через подоконник, и поцеловала его в щёку, — А теперь, давай-ка, беги домой умываться, — улыбнулась Ёжинька, — порядочные ежи должны умываться и чистить зубки.
          «УРРА!» — мысленно воскликнул Витатий.
          Разумеется, просто потому, что он очень любил умываться, чистить зубы и… Ёжиньку. И совсем не собирался закрывать на это глаза!

          НЕДОРАЗУМЕНИЕ

          Ёжик шёл по вечернему лесу, вернее, брёл, едва переставляя ноги. Это был очень уставший ёжик.
          Ёжику было трудно, но он шёл. Шёл в самое тёплое и родное место на земле — домой. Дома его ждали, любили, кормили и никогда не обижали понапрасну, потому что Витатий был самый лучший из всех ёжиков в лесу.
          У каждого должно быть такое место — ДОМ!
          Конечно, дотошный читатель скажет, что ежи живут в норах. И будет безусловно прав. Но если посмотреть внимательно, то окажется, что ёж — это тоже человек! Ну и что, что колючий. Люди, вон, тоже, и дураки бывают, и сквернословы. А ежей ни дураков, ни сквернословов нет! Ведь никто ни разу не слышал, чтобы ёж ругался благим матом, или сказал какую-то глупость со значительным видом, чем часто грешат представители рода человеческого. Отсюда следует вывод — ежи умны! А умный ёж разве может жить в норе? Конечно же нет, умный живёт в доме, там, где тепло, и где его любят! Вот Витатий и шёл домой.
          Плохо нынче было Витатию. Ой, как плохо! Даже небо вдруг стало теперь совсем тусклым, и звёзды лучились не так, как обычно, а месяц вообще показывал вместо улыбки ехидные рожки. И розовые яблоки в корзинке имели совершенно бледный вид. Витатий был несказанно несчастлив! Он брёл домой, плохо различая от слёз тропу под ногами.
          Но тут внезапно зашуршали кусты, послышалась какая-то возня и перед Витатием словно из воздуха материализовался Четырепять, с морковкой в лапах и улыбкой на лице!
          — Салют, Вит! — заяц любил иногда сокращать лишние буквы.
          Витатий грустно мотнул головой, обозначая приветствие.
          — Случилось чего? — поинтересовался Четырепять, который, будучи очень догадливым, сразу смекнул, что ёжик явно не в духе.
          — Меня Ёжинька не любит! — горестно вздохнул Витатий.
          — С чего ты это взял? — опешил заяц. — Вчера ещё любила, а сегодня вдруг не любит! Так не бывает у нас, зайцев!
          — С чего, с чего… с того… Она Пурика любит, она с ним в дубраву за малиной ходила.  А потом Пурик стал рассказывать, что они... они там целовались. — чуть не заплакал опять Витатий.
          — Кому он стал рассказывать? Тебе? — спросил Четырепять.
          — Белкам он рассказывал, а я за кустами пробегал и услышал. — вздохнул ёжик.
          — Белкам? Шине и Цице?
          — Ага, — поник головой Витатий, — им.
          — Ха-ха-ха! — рассмеялся Четырепять. — Ну, белкам пусть рассказывает какие угодно сказки. Шина и Цица уж третий день как ничего не слышат, в их дуб молния так шарахнула, что они теперь контуженные на все четыре уха. К тому же, сдаётся мне, Пурик натурально выдавал желаемое за действительное.
          — Почему ты так решил? — недоверчиво, но с некоторой надеждой в голосе спросил Витатий.
          — Да просто потому, что я присутствовал собственной персоной в самый момент нанесения Пуриком исторического поцелуя Ёжиньке, и видел, чем этот процесс закончился.   
           — Ну, ну! Говори! — не стерпел ёжик паузы, выдержанной зайцем в классическом театральном стиле.   
          — Если излагать события предельно кратко, то… Ёжинька просто влепила нахалу звонкую оплеуху! — расхохотался Четырепять. — И бедный бурундук чуть не улетел в кусты, где я как раз… ну… скажем так, загорал на солнышке. Вот и всё. Не надо аплодисментов.         
          И тут же — оп-ля! — месяц в небе расплылся в улыбке, вторя звёздам, которые восторженно заблистали каждая тринадцатью ослепительными лучами. Мир мгновенно стал даже ещё лучше, чем можно было от него ожидать в принципе.
          — Хочешь яблоко? — спросил облегчённо улыбаясь Витатий.
          — Кто не хочет! —  усмехнулся Четырепять.
          — Бери все. — сказал Витатий.
          — Все не нужно, а четыре-пять в самый раз.
          — Останется ещё два.
          — Тебе и Ёжиньке!
          — Точно! — обрадовался ёжик. — Нам с Ёжинькой! Потому что мы опять ВМЕСТЕ!
          — И в очень неплохом месте —  у нас в лесу! — улыбнулся Четырепять.
          — А Пурику я фингал поставлю. Чтобы зря не болтал. — сообщил Витатий.
          — А я буду у тебя секундантом! — подхватил идею заяц, пряча яблоки в сумку. — Можешь на меня положиться, я в этом деле знаю толк.
          — Ну да, — согласился Витатий, — прекрасно!
          И всё действительно было прекрасно. А раз так, то чего ещё-то надо?

          МОЛОКО

          Витатий не любил темноты. Но это совершенно не означало, что он боится! «Ёжик должен быть смелым и всё тут!»  — говорил ему папа Йожеф, и Витатий старался соответствовать этому девизу, невзирая ни на что. Вот и сейчас Витатий сидел в пещере под корявыми корнями Столетнего Дуба в почти кромешной тьме и ждал, когда появятся Божьи Коровки. Не всем известно, но именно по вторникам коровки дают самое удивительно сладкое молоко, нужно только забраться в их прибежище, запастись терпением и не шевелиться, чтобы не спугнуть.
          И Витатий ждал. Вот только, похоже, вторник нынче был какой-то не вторничный, или Коровки сменили место обитания, в общем, что-то явно пошло не так. Ожидание затягивалось.
          Пещера была небольшая, сухая, жаловаться не приходилось. Однако, Витатию было скучно, хотелось побегать по траве, попить из ручья вкусной воды, ну или просто посмеяться от всей души над чем-нибудь.
          Темнота, хоть и становилась постепенно всё привычней для зрения, помаленьку убаюкивала Витатия, глаза начинали слипаться, уже хотелось что есть мочи чихнуть и нарушить очарование тишины. И, вполне вероятно, так оно и случилось бы, если б из самого тёмного угла пещеры вдруг не выползли три мясистых паучка.
          — Ой! — сказал смешным басом первый паучок. — Ой, тут кто-то есть… оказывается, это ёж… который нас сейчас съест!  — и он быстро закрыл глаза второму паучку своими мохнатыми лапками.
          А третий паучок испуганно засмеялся.
          —  Нет, —  сказал он с надеждой в голосе, — это не просто ёж, это Витатий! Он не ест нашего брата.
          — Ну, в общем-то, я бы не был столь уж уверенным на вашем месте. —произнёс задумчиво Витатий. — Однако, в данный момент я действительно временно являюсь вегетарьянцем.
          — Вегетарьянцем? Это как? — спросили дружным хором паучки.
          — Стало быть, не ем паучков и мух. — уточнил Витатий.
          — А тут нет никого другого! — послышалось в ответ. — Тут только мы  и… и ещё Божьи Коровки. Были. Но они застряли снаружи, в старой паутине, и теперь не могут двинуться ни взад, ни вперёд!
           — Главное дело, смешно получилось, — неуверенно хихикнул кто-то из паучков, — вначале в паутине запутались всего несколько Коровок. Потом остальные полезли их выручать и тоже запутались. А потом из соседней пещеры прилетели на выручку другие Коровки и… тоже попались.
           — Ах, вот оно что! — воскликнул сразу всё понявший ёжик. — А я-то голову ломаю, куда это они запропастились! Ну, теперь-то ясно. Значит, так, ребятки-пауки, бедняжек нужно немедленно освободить. А то, я вижу, паутину ткать вы мастера, а я из-за вас должен теперь молока лишиться? Ну уж нет! Давайте-ка, вперёд и с песней! Быстренько освобождаете Коровок из плена, потом доите их, и в благодарность за моё вегетарьянство угощаете меня.
          — Мы сейчас их распутаем! — обрадованно завопили паучки и тут же растерянно сникли: — Но… у нас не во что их подоить.
          — Вот. — сказал Витатий и торжественно протянул им два серебряных напёрстка, тайком взятые у мамы из шкатулки — ведь даже паучкам известно, что божьих коровок нужно доить именно в серебряные напёрстки, поскольку любая другая посуда не подходит, молоко в ней почти сразу же портится и становится малоприятным на вкус, и малопригодным для употребления.
          Паучки немедленно засуетились, принялись за дело, и вот уже через какие-нибудь полчаса все Коровки были освобождены из липкой паутины, на радостях тут же охотно поделились своим волшебным молоком, и Витатий весело зашагал домой с наполненными напёрстками.
          Ну, а паучки, тем временем, наученные горьким опытом, начали плести свои сети, отойдя от пещеры как можно подальше. Тут ведь надо понимать, что они-то не являлись вегетарьянцами и молоко им было без надобности, а в сети они надеялись наловить толстых, зелёных мух, или бесшабашных мотыльков.

          Возвратившись и забравшись в свою комнату через окно далеко за полночь, Витатий поставил напёрстки с молоком на полочку и юркнул в постель. Однако, невзирая на усталость, скоро понял, что уснуть он никак не может. Вроде бы всё было, как обычно, подушка, одеяло, ходики на стене тикают, за окном тучки по небу пробегают, луна временами заглядывает в комнату проверить — уснул ёжик или нет? Но Витатий не спал. Он считал божьих коровок. Раз — коровка, два — коровка, три…
          Дойдя до девяноста девяти коровок, Витатий ужасно захотел молока.
          — Странно, — подумал ёжик, — вот же оно, передо мной, стадо почти в сто голов, а молока нет! Как-то неправильно я коровок считаю.
          Он окончательно и бесповоротно потерял сон. Луна, в который уж раз, с надеждой заглянула в комнату. Но тщетно! Витатий бодрствовал, и даже более того, в какой-то момент тихонько поднялся с постели и сделал два круга по комнате. Затем вылез в окно и решительно направился в сторону Мятной Пади. Ведь именно там время от времени собирались Божьи Коровки, чтобы станцевать магический Лунный Танец, который увеличивал удои молока втрое!
          Мятная Падь встретила Витатия насторожённо. Где-то неподалёку ухал филин. В травах шуршали змеи. Они, наверное, тоже любили полакомиться молоком божьих коровок, и встречаться с ними ёжику на самом деле не очень-то улыбалось. Следовало быть предельно осторожным.
          А на освещённой лунным светом лужайке уже происходило великое таинство — божьи коровки танцевали Лунный Танец, медленно, плавно и совершенно синхронно. Чёрные и жёлтые пятнышки на их спинках отблёскивали серебром, крылышки то раскрывались, то вновь смыкались. Ух, сколько их тут было! Великое множество! И Витатий решил на всякий случай пересчитать всех танцоров. Раз —  коровка, два — коровка, три…
          И тут над самым его ухом раздался голос мамы:
          — Витатий! Пора уже подниматься! Утро на дворе.
          От неожиданности ёжик вскрикнул и подскочил.
          — Ой! — удивился он, оглядевшись по сторонам и обнаружив себя в собственной постели в собственной комнате. — Так это был всего лишь сон?
          — Как знать. — улыбнулась мама, взглянув на два напёрстка с молоком, стоявшие на полочке.

          НЕЛЕПЫЙ ШАНСОН

                — Однажды, на свете жил ёжик,
                Который имел пару рожек.
                Весь день он по лесу шатался
                И с кем только можно бодался!
                Шатался, шатался, шатался,
                Бодался, бодался, бодался,
                Усталости ёжик не знал
                И скоро всех-всех забодал!   
            
          — Батюшки светы! Витатий, это что ещё за песня такая?! — всплеснула руками мама Йожена, уронив от неожиданности поварёшку на стол. — Порядочные ёжики поют порядочные песни, а это какой-то… какой-то нелепый шансон!
          «Вот так всегда, — подумал Витатий, — чуть отойдешь от привычных канонов и всё… сразу клеймо! «Нелепый шансон»! А бывает ли шансон лепым?»
          — Вообще-то, например, белкам понравилось. — пробурчал он себе под нос.
          — Белкам?! Но ты же поёшь ПРО ЕЖА! Попробуй спеть ТАКОЕ про белок, и я уверена, что вместо аплодисментов получишь шишками по голове.
          — Хха! В меня так просто не попасть! — самонадеянно заявил Витатий, хватая из блюдца, стоявшего на столе, аппетитный блинчик. — Я невероятно юркий!
          — А кто руки мыть будет? — укоризненно спросила мама.
          — Уже! — сказал Витатий, научившийся этому хитрому слову у зайца Четырепять.
          (— «Уже»,— объяснил ему заяц, — это такое многозначительное слово, когда совершенно непонятно, что на самом деле оно подразумевает. Всё дело в интонации!)
          — Что именно «уже»? — поинтересовалась мама, тем самым невольно подтверждая Четырепячью теорию.
          — Уже ухожу. — сказал Витатий, приканчивая ещё один блинчик. — Ухожу, чтобы рассказать всем, какая ты у меня замечательная! Пусть все знают, что мама Йожена самая лучшая мама в мире!
           — Разве об этом нужно всем подряд говорить? — удивилась мама Йожена. — Во-первых, это будет звучать нескромно. Во-вторых, у каждого лесного жителя есть своя мама и, несомненно, самая лучшая в мире. Ну, а в-третьих, ох и болтунишка же ты, Витатий!
           — Болтун, это когда неправда, а я говорю то, что есть на самом деле.
           — Ну, хорошо, хорошо, только, прошу тебя, не пой больше нигде эту нелепую песню!
           — Я всё понял, мамуль, я буду самым послушным ёжиком, а не
каким-то там болтуном.
           — Ладно, ступай уже, подлиза. — мама Йожена продолжила заниматься приготовлением обеда.
          «Это просто кошмар, какой едкий лук, слёзы так и бегут ручьём! — подумалось ей. — В итоге, у меня будут ужасно красные глаза, что абсолютно нежелательно. Но ведь давно известно, что если начинаешь плакать по независимой от тебя причине, то лучший способ исправить положение это спеть какую-нибудь весёлую песню.»

                — Однажды, на свете жил ёжик,
                Который имел пару рожек. — неожиданно для себя самой замурлыкала мама Йожена, продолжая нарезать на колечки едкий лук. —
                Весь день он по лесу шатался
                И с кем только можно бодался!
                Шатался, шатался, шатался,
                Бодался, бодался, бодался,
                Усталости ёжик не знал
                И скоро всех-всех забодал!

          — Ну вот, — удовлетворённо констатировала мама Йожена, — вот и слёзы прекратили бежать, сразу стало значительно легче. Просто несравнимо!.. Та-ак, что тут у нас? Наверное, это будут голубцы. Скорей всего, да. Впрочем, мы ещё немного подумаем, чтобы не ошибиться.
          А там, за окном, новый день всё набирал и набирал обороты. По деревьям скакали неугомонные белки, в своём саду собирала созревшие яблоки семья бурундуков, где-то деловито отбивал телеграмму дядюшка Дятел. Лесная жизнь кипела и бурлила. А на лужайке у раздвоенной берёзы Витатий и Четырепять сочиняли новую песню, совсем не похожую на нелепый шансон.

          ПЯТНИЦА, ТРИНАДЦАТОЕ

          Внезапно, прямо посередине ночи, ёжик проснулся.
          «Интересно, — подумал Витатий, — если пробраться незаметно к буфету в темноте… вынутые из него печеньки станут вкусней, или нет?»
          На эту загадку пока ещё не было ответа.
          «Почему днём я ни разу не вспомнил о них? Может, я разлюбил печенье? — предположение было абсолютно невероятным. Но следующая мысль была ещё невероятней: — А может это они — печеньки — меня разлюбили?!»
          Ёжик поспешно выбрался из постели и с величайшими предосторожностями кружным путём пробрался в чулан, где как раз и находился желанный буфет. Дверцы оглушительно скрипнули в ночной тиши, больно смазав Витатия по носу.
          — Ай-я-яй! —проскулил ёжик, пряча нос в ладошки. — Точно, разлюбили! Ишь, как дерутся… как Пурик за скраденные у него в саду яблоки.
          Воспоминание о не слишком удачном поединке на кулаках с Пуриком чуть не ввергло Витатия в уныние, но лапки его уже нащупали в ящике буфета вожделенные печеньки и ловко пересчитали их! Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, семь с половиной, восемь, девять… и ещё три! Витатий успокоился, но тут же снова разволновался, потому что почувствовал нечто неладное. 
          «Это странно. — подумал он. — И даже очень странно. Девять с половиной и три печеньки? Откуда появилась половинка? Лично я никогда не оставляю дело не доедённым до логического завершения. Значит… здесь побывал некто, который не соблюдает этого правила! Вор?»
          Где-то рядом послышался невнятный звук. Витатий вздрогнул и был готов уже вскрикнуть, когда из темноты вдруг явился заяц Четырепять с печенькой в зубах.
          — Здгастуй. — прошептал он. — Какие вкушные пешеньки, м-м-м!
          — Уф-ф! — выдохнул ёжик. — Вот ты меня напугал!
          — Извини, я нечаянно.
          — Как ты сюда попал?
          — Я заблудился в темноте. Уже совсем не надеялся найти верную дорогу и собирался умереть от страха, когда вдруг наткнулся на этот буфет. Он меня спас! Ты знаешь, Витатий, в нём я нашёл вкуснющие печеньки! Очень рекомендую тебе попробовать.
          — Вообще-то… это наш буфет. — неуверенно произнёс ёжик. — И стоит он у нас в чулане.
          — Да что ты говоришь?! — в ужасе шёпотом закричал Четырепять. — Вот это занесла меня нелёгкая! — он сокрушённо покачал головой. — Ничего не поделаешь, со мной такое часто случается в пятницу, тринадцатого.
          — А почему именно в пятницу, тринадцатого?
          — Так ведь это праздник нечистой силы! — возбуждённо заговорил Четырепять. — В такой день всякие черти и другие злыдни способны сбить с толку любого, даже самого благоразумного зайца. Не говоря уже про ёжика. — он посмотрел на Витатия. — Вот ты, кстати, как тут оказался в такое позднее время? Тебя, похоже, тоже какой-то барабашка из постели выгнал?
          — Нет. Нне знаю. Может быть. — неуверенно ответил ёжик. — Но, вообще-то, я просто подумал, что они меня разлюбили.
          — Кто? — удивился заяц.
          — Печеньки. — вздохнул Витатий.
          — Хуже, если бы ты разлюбил их! — уверенно заявил Четырепять.
          — Хуже, чем что? — спросил Витатий.
          — Хуже, чем всё! — прозвучал твёрдый ответ.
          — В таком случае давай мы будем продолжать любить их и надеяться на взаимность! — улыбнулся ёжик.
          — Ну вот! — в восторге поднял указательный палец вверх Четырепять. — До чего же приятно иметь дело с умным ёжиком, если бы ты только знал!
          — Я догадываюсь. — скромно пробормотал Витатий.
          — Ну, раз такой праздник Любви к Печенью у нас намечается, тогда я возьму сейчас на одну штуку больше. — решительно провозгласил заяц.
          — Почему?
          — Ну мы же с ними не разлюбливали друг друга даже теоретически!
          — Так-то оно так, но мне почему-то кажется, что нужно просто поделить все печеньки поровну! — предложил ёжик.  — Их у нас девять с половиной и ещё три штуки. Это значит, каждому по… каждому по…
          — По шесть печенек! — обрадовался Четырепять. — И сверху ещё пол-печеньки. Её я возьму себе, хорошо?
          — Угу. — согласился Витатий. — Хорошо.
          За окном понемногу занималась заря, приближался новый день, друзья хрустели печеньем и ёжик размышлял, сильно ли расстроится мама Йожена, когда обнаружит пропажу сдобы из ящика буфета.
          «Как-то всё это ужасно спонтанно произошло. — вздыхал Витатий. — Ничто ведь не предвещало такого поворота событий. И вот, на тебе. Видимо, прав Четырепять, действительно, пятница, тринадцатое, это такой кошмарный день, когда может произойти самое неожиданное происшествие. Мне кажется, мама должна меня понять и простить.»

          НЕОЖИДАННАЯ РАЗВЯЗКА

          — От чего бы ты ща не отказался? — спросил Четырепять Витатия.
          Приятели загорали на травке под солнышком.
          — Надо говорить не «ща», а «сей час»! — поправил Витатий.
          — Час? Час — это... это… — задвигал ушами заяц.
          — Это шиисят минут. — подсказал ёжик.
          — Не шиисят, а — шышдисят! — послышался из-за коряги хриплый голос. — Шыш-ди-сят!
          — Кто здесь? — подпрыгнул Четырепять от неожиданности.
          Из засады солидно, не торопясь, выбрался Пурик.  Он был в бандане чёрного цвета, повязке через левый глаз и красных сапожках. В руке он держал деревянную саблю.
          — Шыш! — произнёс он. — Шыш вам! — ухмылка Пурика была кривой. — Не знаю от чего вы, а вот я бы сейчас не отказался от… — Пурик задумался, подняв глаза к небу. — От… от... А ну-ка, выворачивайте карманы, каррамба, посмотрю, от чего я не стану отказываться! — и бурундук очень отчётливо рассмеялся хриплым басом: — Ха. Ха. Ха.
          Четырепять и Витатий, конечно, сообразили, в чём дело, но мгновенно поняли и то, от чего они никогда не смогли бы отказаться в данной ситуации: ОТ ВОЗМОЖНОСТИ ХОРОШЕНЬКО НАВАЛЯТЬ ЗАДАВАКЕ!
         — Это нечестно! — вопил Пурик. — Двое на одного!
         Бандана слетела, как сухой лист с ветки, с головы бурундука, один его сапог был заброшен в колючие кусты чертополоха, деревянная сабля сломана на две половинки, и вообще вид Пурика становился всё более  плачевным.
          — Кто этот страшный маньяк? — притворно испуганно орал заяц, молотя лапами. — Бей его, Витатий, бей, а то мы пропали!
          — Да! — вторил ему ёжик. — Кто этот жуткий маньяк?!
          — Это я, я, Пурик! — задыхаясь, прокричал бурундук. — Я просто в пиратов играю! Отпустите меня!
          — Пу-урик! — протянул, как бы внезапно узнавая бурундука, Четырепять. — Во-он это кто! Пират семи морей! Гроза всех, кто зазевался!
          — Точно, он! — всплеснул в изумлении руками Витатий. — Как это мы не догадались? Вот же замаскировался, шельма!
          — Хм. — ухмыльнулся Четырепять бурундуку. — Ну, раз такое дело, считай, пират, что ты попал в плен к королевским стражникам!
          — И теперь мы посадим тебя в застенки. — добавил Витатий. — На шиисят минут. Или, если тебе так будет угодно, милорд, на шышдисят.
          — Ладно. — утирая мокрый нос неожиданно согласился Гроза семи морей. Впрочем, что ещё ему оставалось? — Только давайте по правилам играть! Как все Великие разбойники, я имею право на последнее желание!
          — Логично. — переглянулись друзья. — Но сначала мы реквизируем все твои сокровища в королевскую казну!
          — Согласен. — недовольно пробурчал раздосадованный таким оборотом Пурик. — Воля ваша, мессиры. Забирайте! — он швырнул на землю рогатку, три разноцветных морских камушка, длинную иглу дикобраза и пузырёк, наполненный чем-то ярко-жёлтым.
          — Ррогатка брраконьерская! — произнёс торжественным голосом Четырепять. — К ней боеприпасы в количестве трёх штук! Прошу занести это в протокол, равно как и предпринятую ранее подсудимым попытку покушения на наше имущество и самую жизнь!
          — Одно это уже тянет как минимум на час тюрьмы, господа присяжные заседатели! — чётко провозгласил Витатий, входя в роль судьи.
          — Игла, силой исторгнутая из тела какого-то несчастного дикобраза, что есть  мародёрство! — сурово погрозил указательным пальцем заяц, отложил иглу в сторону, затем с любопытством поднял с земли и повертел в руках пузырёк с неизвестным содержимым. — А тут что такое? — пробормотал он, с трудом выдёргивая пробку.
          Лёгкий, почти незаметный дымок, распространившийся из оного, тем не менее заставил дружно чихнуть всех троих.
          — Слушаю и повинуюсь! — раздался голос ниоткуда.
          — Это же  джинн! — пронеслась одна и та же мысль в головах у троицы.
          …Дальнейшие события напоминали какую-то фантасмагорию. Витатий потом честно пытался вспомнить то, что происходило перед его глазами, и в итоге у него получилась такая картина.
          Пурик, лихорадочно похлопав себя по карманам,  тут же убежал куда-то вдаль с криком:
          — Каррамба! Пиастры!
          На плече его сидела и подскакивала во время бега диковинная птица, которая тоже кричала, но что именно, было непонятно.
          Четырепять же, наоборот, никуда не спешил. Он повалился на траву, лениво вынул откуда-то гигантскую морковку и с хрустом стал грызть её, отгоняя зелёной ботвой кружащихся над ним насекомых.
          А сам Витатий глядел в просвет между трёх стоящих отдельно сосен, в которых тропинка делала изгиб, предоставляя наблюдателю возможность пофантазировать на тему, кто же именно должен сейчас появиться на ней? Впрочем, Витатий точно знал, что там появится Она, Ёжинька!
          Потом солнце вдруг превратилось в маленькое жёлтое пятно на совершенно чёрном фоне и свернувшись в крохотную точку исчезло…

          — Ах, Витатий, Витатий, — сокрушённо качала головой мама Йожена, прикладывая ко лбу ёжика полотенце, смоченное холодной водой, — как же ты меня напугал! Нельзя, нельзя подбирать с земли непонятные предметы, ведь это может быть очень опасно! Мало ли какую химическую гадость способны бросить где попало неосторожные и безответственные прохожие!
          «Вот опять этот Пурик наломал нам дров! — сердито подумал ёжик, морщась от головной боли. — Ох, уж этот Пурик…»

          ИКАТЕЛЬНЫЙ ЛЕС

          — Давай поговорим про лес…
          — Пролез? Кто пролез? Куда пролез? — быстро произнёс Четырепять и почесал за ухом.
           — Да нет! — с досадою поморщился Витатий. — Не «пролез», а про лес…
           — Не пролез, а пролез? — озадачился заяц. — Как это?.. А-а-а, — он понимающе кивнул, — вон ты о чём! Ну, видишь ли, в общем и целом я тебе уже всё рассказал. Больше и говорить не о чем. Запомни главное: если соберёшься когда-нибудь посетить Икательный Лес, через мост не ходи, Замостье — самая нехорошая туда дорога,  там не любят ежей.
            — Почему? — удивился Витатий.
            — По кочану. — усмехнулся Четырепять  и достал кочерыжку. — Оп-ля! Будешь хрумкать?
            Но Витатий не хотел кочерыжку, не хотел он, в общем-то, и посещать Икательный Лес, особенно после того, что о нём узнал. Хотел ёжик просто поговорить об этом странном-престранном месте, порассуждать о тех неожиданностях, которые подстерегали там путешественника. Но, похоже, заяц был абсолютно не расположен к задушевной беседе. Жаль.
           «Ромашки! — вспомнил тогда Витатий. — ОНА любит ромашки!»
           Ёжик оставил своего длинноухого приятеля загорать на травке, а сам стал собирать цветы. Букет получился изумительный.
           — Ну, ладно. Пока-пока! — помахал он лапкой на прощание, увидев, как Четырепять достаёт очередную кочерыжку.
           — Ты приходи! Приходи, когда хошь. — кивнул заяц, нацеливаясь зубами на лакомство. — Хорошие ромашки, маме Йожене понравятся! —  крикнул он вслед уходящему другу.
           Витатий только улыбнулся, цветы предназначались не ей, но с зайцем об этом говорить он не хотел, а мама Йожена, между прочим, любила исключительно гладиолусы.
           Витатий шагал и на ходу сожалел о том, что жил и был родом не из Вологодской губернии.
           «Как там, всё-таки, мелодично и приятно для слуха «окают»! — думал он, вспоминая однажды приезжавшего оттуда в гости дальнего родственника, удивившего всех своим необычным произношением. Вот бы наловчиться разговаривать так же.
            «Надо попробовать!» — решил ёжик. Он обязательно попробует на досуге, он сумеет, он способный, было бы только желание!
            А вот к чему у Витатия совсем не было желания, так это ко встрече с Икательным Лесом, тем более прогулке по нему. Наверное, именно поэтому он, незаметно для себя, как раз и пропустил нужный поворот и пошёл совсем не той тропинкой, которая привела бы его к дому.
            Оттого-то ёжик и замер, как вкопанный, когда увидел пробегающую невдалеке Лису, которая приговаривала:
          — Икота, икота, перейди на Федота, с Федота на Якова, а с Якова на всякого.
          Остановившись на опушке и икнув в очередной раз, Лиса бросила быстрый взгляд на ёжика, усмехнулась и скрылась за деревьями.
          На тропе между тем появились Волк с Волчицей, следом за ними шёл Кабан, икая и оживлённо о чём-то переговариваясь они миновали ёжика и скрылись за деревьями.
          «Вот и угодил я в Икательный Лес! — с замиранием сердца подумал Витатий. — Сам того не ожидая. Пока, вроде бы, ничего страшного не происходит. Но надо быть настороже, здесь всё может случиться, как предупреждал Четырепять. И-ик!»
          Испугавшись этого звонкого звука, неожиданно вырвавшегося из его груди, ёжик торопливо пошёл в ту сторону, куда скрылись волки и кабан, и очень скоро вышел на оживлённый рынок. Первым же продавцом, которого он встретил в торговых рядах, оказался не кто иной как… Пурик, собственной персоной!
          — Гладиолусы! Свежие гладиолусы! Только что с грядки! — кричал Пурик. — Три монетки штучка, всего три монетки! — он заговорщически подмигнул ёжику: — Бери, Витатий, бери, не думай! Три монеты, и-ик, — и в благодарность мама Йожена  закормит тебя оладушками!
           Ёжик испуганно прижал ромашки к груди.
           — Атцвели-и-и ушдавно-о-о все рромашки в лясу-у-у! И-ик! — послышался чей-то басовитый голос.
           На рынок вошёл Потапыч. Походкой косолапой и тяжелой он приблизился к прилавку:
           — Ммёду хочу! — рявкнул, и от последовавшего «и-ик!» Потапычева челюсть щёлкнула, словно браконьерский капкан. — Ммёд есь, иль не есь? Вот в чём вопрос.
           Пурик угодливо изогнулся и изобразил на лице сожаление:
           — Михал Потапыч, мы к вам со всем почтением, но мёд, увы,  скончался. И-ик! Вот только  пчёлочка единая осталась, малость того, снулая.
           — Давай её сюды! И-ик! — махнул лапой медведь. — Я это… страсть как люблю пчёлочку посмаковать! От икоты первейшее средство!
          Сложившись пополам, Пурик нырнул под прилавок, а разогнувшись протянул сжатый кулачок медведю.  Пальцы его разжались — вжжжу! — пчёлка сделала мёртвую петлю прямо с ладошки бурундука и умчалась в небеса. Все трое проводили её взглядом.
          И тут Витатия словно кто за язык дёрнул:
          — Михайло Потапыч, и-ик! У нас дома есть мёд прошлогодишный, стоялый. Уж не побрезгуйте, сделайте божецку милость!
          «Ой-ё-ёй! — мысленно ужаснулся ёжик. — Мамочки, что я несу?! На каком наречии я изъясняюсь? На вологодском?»    
          — А пошли! — быстро согласился медведь. — Стоялый мёд, это ж мечта идиота! Ромашки кому несёшь? И-ик! — взгляд медведя стал строгим. — Боярыне, небось?
          — Ей! — подтвердил Витатий, а Пурик в этот момент скривился, как будто его укусила снулая пчела и сердито икнул.
           — Ай, молодец! Добре. — ухмыльнулся ёжику медведь и бросил  на прилавок горсть монет. — Гладиолусы я у тя забираю, бурундук. Поелику, неудобно без подарка в гости-то идти. Сдачу себе оставь. И-ик!
           — Как вам будет угодно-с. — поклонился Пурик.
           — Поехали! — бурый бок медведя придвинулся к Витатию. — Взбирайся ко мне на спину, хороняка, и тронемся, с богом.
           «Ну, хотя бы не на своих двоих топать в этакую даль. — подумалось ёжику. — А то что-то я устал совсем от этих чудес и икоты. Вот хорошо ещё, что я давным-давно мёд не ел, аж с прошлой пятницы, значит, будет чем Потапыча угостить. Иначе некрасиво получилось бы — наобещал мёда, а у самого пустой горшок на полке!» 
            Медведь, икая каждые две минуты, вразвалочку бежал по тропе, и спустя некоторое время Витатий увидел впереди мост через речку.
           «Ой! — вспомнил он. — А ведь мы движемся по тому самому Замостью, о котором меня Четырепять предупреждал, что там не любят ёжиков!»
          Витатий поёжился и посмотрел вокруг. На первый взгляд, вблизи не наблюдалось ничего настораживающего. Но в глубине души он чувствовал, что это спокойствие и тишина призрачны, и если бы не медведь, совершенно неизвестно, чем окончилось бы для него путешествие по Замостью.
          Медведь, между тем, перебежал через мост и почти сразу перестал икать. Спустя ещё пару минут он задумался, куда, собственно говоря, бежит, и что это за странная зверушка сидит на его спине?
          «Похоже, я опять нашёл себе какого-то друга-товарища в Икательном Лесу! — понял он и рассердился. — Сколько раз обещал себе не ходить больше в Икательный Лес! И вот, снова не сдержал слова. Что ж меня так манит туда, как будто мало занятий дома? — Потапыч сокрушённо мотнул головой. — Эх-ма, да просто мне нравится ощущение бесшабашной беззаботности, которое охватывает душу в этом магическом лесу, вот я нет-нет да и заверну туда, нет-нет да и заверну, будь он неладен! И всем, кто туда приходит, тоже нравится, что они становятся там совсем другими, хоть на какое-то время, словно играют чужие роли. В этом-то всё и дело.» — медведь досадливо встряхнулся на ходу.
          Витатий и опомниться не успел, как кувырком полетел в кусты, росшие на обочине тропы. Медведь же, угрюмо сопя, побежал дальше, даже не оглянувшись.
          — И-ик! — громко произнёс ёжик и выкарабкался на тропу. — Ой! — обрадовался он. — А я знаю, где я! Если пойти вдоль ряда вон тех осинок, то как раз попадёшь к раздвоенной берёзе, а оттуда рукой подать до моего дома!
          Витатий был так доволен благополучным прибытием в знакомые места, что совсем не огорчился потере всех собранных им ромашек.
          «В конце концов, — подумал он, — Четырепять приглашал меня приходить к нему в Бом-Бурелом «когда хошь». Вот я прямо завтра и пойду за ромашками!»

          — Ну, что? — спросил Пурика папа Бурундилло, наладив отпрыску лёгкий подзатыльник. — Как успехи? Продал гладиолусы?
          — Вот! — Пурик протянул на ладони честно заработанные монеты.
          Бурундилло попробовал их на зуб и насторожился:
          — Из Икательного Леса? Сколько раз я говорил, чтобы ты не ходил туда на  рынок!
          Пурик опустил голову. Да, монеты, полученные в Икательном Лесу, были не совсем хороши, некоторые из них ночью превращались в лягушек и стоило только поутру открыть кошелёк, выскакивали из него и упрыгивали кто куда. Почему такое происходило, лесной народ не знал, магия, да и только! Поэтому торговать на опасном рынке отваживались далеко не все, можно было здорово прогореть. Хотя, с другой стороны, нигде больше не торговалось так весело и легко.
          По этому поводу Мудрый Ворон, который иногда прилетал в лес к внучатам, однажды сказал:
          — Карр! Это называется Ынфляция!
          Что означает странное слово, в лесу не знал никто. Но с той поры так в шутку стали иногда называть болотных лягушек. 

          ИНЦИДЕНТ

          Ёжик проснулся посреди ночи.
          — Урррр. — отчётливо произнёс кто-то внутри него.
          — Ой! Кто там?! — слегка испугался ёжик.
          — Уррроур... — внутри что-то шевельнулось и толкнуло.
          Витатий с тоской посмотрел в окно на проплывающую мимо Луну.
          — Уррур... — внутри не унималось.
          «А если этот «уррр» неспроста? Вот возьмёт и вывернет меня наизнанку. Хорош же я тогда буду!» — ёжик представил себе эту картину и от волнения подскочил на постели. Спустя несколько мгновений он уже стоял на кухне и наливал в стакан молоко.
           — Уфр… — донеслось изнутри. — Уфр… Уфр…
           Пальцы Витатия поспешно нашарили на полке маленькую баночку с мёдом.
           — Мёд с молоком это лучшее средство!  — часто говорила мама Йожена.
           Теперь-то Витатий пожалел, что ни разу не дослушал до конца, от чего или от кого именно лучшее. Но делать уже было нечего, надлежало срочно спасаться, и ёжик отчаянно выпил полстакана мёдомолока. Внутри стало тихо, «уфр» ошеломлённо замолчал. Витатий допил лекарство и задумался, не отправить ли ещё парочку печенек вдогонку? Любопытная Луна как раз заглянула в окно и весело подмигнула Витатию, давай, мол, не стесняйся.
          —  Спа-ать, спа-ать, спа-ать. — невовремя пропела за форточкой какая-то полуночная птица.
          Витатий вернулся в постель и, устроившись поудобнее, блаженно закрыл глаза, теперь-то он точно должен был увидеть сладкие сны.

          Витатий любил гостей. В праздник ли, в будний день, всё равно приятно видеть у себя тех, кто тебе дорог. Но сегодня он сам отправился в гости. Завершив все положенные с утра дела, он спустился по ступенькам крылечка и зашагал в нужном направлении.
          Дорога, казалось, так и плывёт ему под ноги, огибая шёлково-гладкой лентой берег Зеркального Пруда в самых удобных для пешехода местах.
          — Шурум-бурум, бурум-шурум! — пел ёжик, не замечая, что сквозь ивовые заросли за ним внимательно наблюдают чьи-то огромные глаза. — Шурум-шурум-шурум-шурум! — пакетик с подарком беспечно качался у Витатия в лапках. — Шурум-пум-пум, бурум и… ой!   
          Мощный толчок в спину! Потом полёт в воздухе. Бу-бух! — приземление и ёжик покатился к пруду.
          — Ай-я-яй! — холодная вода обожгла Витатия, словно кольнув тысячью иголок…
          Когда он выбрался на берег, оказалось, что подарок исчез. Вид Витатия был жалок, с колючек падали капли, похожие на многочисленные слёзы, в ботинках хлюпала вода. Ёжик огляделся. В кустах шевелилась чья-то тень, доносился  шорох и громкое чавканье. Хрум-хрум-хрум, чвяк-чвяк-чвяк!
          Витатию стало понятно, что поход в гости сорвался. Правая лапка гневно сжалась в кулак.
          — А ну, выходи! — решительно крикнул он.
          Из кустов резко вывалилось какое-то чудо-юдо с пакетом — Витатиевым пакетом! — в жирных ручищах.
          — Ты кто? — спросил ёжик, невольно отпрянув назад.
          — Пуркуа ква! — гнусаво ответило чудо-юдо, прямо на глазах у Витатия копаясь в пакете, вынимая оттуда самые вкусные конфеты и жадно поглощая их вместе с фантиками. Потом чудо-юдо встряхнуло пакет, приложило его к широченной пасти, надуло воздухом и, положив на одну ладонь, оглушительно прихлопнуло другой. Затем кокетливо приладило на свою макушку бантик в синюю полоску, маленький презент, который Витатий хотел вручить в гостях хозяйке дома, и довольно заурчало, полуприкрыв огромные глаза веками и раздувая горло.
          — А ну, верни бантик! — крикнул ёжик. — Верни, а то... — дальше он не знал что сказать.
          Пучеглазое чудо-юдо, вместо того чтобы испугаться, жутко квакнуло и перепрыгнуло прямо через голову Витатия. Послышалось громкое «бултых», Зеркальный пруд плеснул холодной водой в лицо ёжику и всё было кончено. В лопнувшем по шву пакете остались только крошки от печенья, две  раздавленные конфеты и бусинки драже «Ути-Ути».
          Витатий с горя наподдал эти жалкие останки ногой и повернулся, чтобы уйти. Не успел, однако, он сделать и нескольких шагов, как позади что-то забурлило.
          — Хррр. — послышался осторожный возглас. — Хррр.
          Ёжик обернулся. Час от часу не легче! На берегу стоял могучий Некто, отдалённо напоминающий большого бобра, и держал за шиворот в одной из своих мускулистых лап недавнего Витатиева обидчика, а в другой едва заметный бантик в синюю полоску.
          — Жаль, что я чуток не вовремя. Да разве за всем уследишь! — сокрушённо сказал Некто, основательно встряхнул своего пленника и продолжил: — Вот это существо называется Шарль Жабьен маркиз Бородавчатый. Считает себя французским подданным и на этом основании  относится с презрением ко всем остальным, и полагает, что имеет право обижать каждого, кто не способен оказать ему сопротивление. Вот такой редкий экземпляр появился в наших краях. Не прошу любить и жаловать. Ну, а что касается меня, то позвольте представиться, Прудовой, будем знакомы. — и он протянул Витатию изрядно помятый бантик.
          «Так вот ты какой, легендарный Прудовой!» — с замиранием сердца подумал ёжик, а вслух произнёс:
          — Витатий. — на всякий случай вежливо поклонился и добавил: —  Бантик оставьте себе. В качестве компенсации за то, что я злоупотребляю вашим временем.
          — Хррр! — удовлетворённый ответом ёжика Прудовой просиял улыбкой, потом одним движением развернул маркиза Жабьена к себе задом и пнул, словно резиновый мяч, в направлении зарослей ивняка. — Лети, голубь, в своё гнёздышко! — затем хозяин пруда аккуратно пристроил подаренный ему бантик за ухо. — Всегда буду рад вас видеть, ежели вдруг! — сказал он Витатию и нырнул в воду.
          Возвращался домой Витатий не спеша, пытаясь привести в порядок мысли, возникшие в его голове в результате печального инцидента.
          Потеря подарка, конечно, весьма огорчила ёжика. Зато его порадовало знакомство с таким замечательным существом, как Прудовой, хозяин Зеркального Пруда, о котором большинство лесных жителей знало только понаслышке. Как говорила по схожим случаям мама Йожена — такими знакомыми не разбрасываются.
          «Поэтому, пусть уж лучше так, чем как-нибудь по-другому. — здраво рассудил в конце концов Витатий. — Как оно там было бы, ещё неизвестно, а тут не то чтобы никак, но всё-таки!»

          ОТЛЁТ МАРКИЗА

          — Скушно… до чего же скушно...
          — Ты, наверное, хотела сказать «вкусно»? — Витатий не мог поверить, что его красочное описание всех прелестей этого уникального варенья способно было вызвать скуку.
          — Думаешь, я хотела сказать одно, а сказала другое?
          — Почему нет? Вполне возможно. — ёжик посмотрел на Кувшинку.
          Лунная дорожка, убегая, терялась в глубине пруда, кусты на берегу  казались некими сказочными персонажами, лёгкая волна качала Кувшинку.
          Ёжик вздохнул. Он очень любил варенье из лепестков кувшинок, редкое и изысканное блюдо. Но время! Время ещё не пришло, ведь всем известно, что кувшинка должна добровольно отдать свои лепестки, тогда только варенье будет именно такое  — с нежным ароматом и незабываемым послевкусием!
          — А ты способен совершить что-нибудь героическое? Например, прогнать злодея. — с надеждой в голосе вдруг спросила Кувшинка, покачнувшись на зеркальной глади воды.
          — Не знаю. — честно ответил Витатий. — Я не пробовал.
          — Ах, как скушно! — печально прошептала Кувшинка. — Как всё прозаично в этом мире… — два её лепестка опали в воду. — Возьми. Всё равно, ночью, когда я засну, приплывёт Жабьен Бородавчатый и отгрызёт их.
          — Жабьен? — удивился Витатий. — Отгрызёт? А зачем?
          — Ах, я не знаю. — вздохнула Кувшинка. — Но он погубил уже несколько моих подружек.
          Луна спряталась в облаках. Кувшинка складывала лепестки, готовясь заснуть до следующего утра. Водоём окончательно погружался в дремоту.
          «Да, время для сбора ещё не настало, следует немного подождать. — подумал Витатий, осторожно убирая в корзинку два нежных лепестка. — Но если опять заявится маркиз Бородавчатый? Он  ведь испортит все кувшинки в пруду. Какое же тогда варенье? Надо что-то предпринять.»
          Ёжика почти сразу осенила идея, но он поморщился и прогнал её прочь, он не хотел обращаться за помощью к хозяину водоёма Прудовому. В конце концов, это неприлично, отвлекать такого важного господина от его важных дел. Но что же тогда? Может, попробовать поговорить с маркизом по-хорошему? Кто знает, вдруг самое простое решение и окажется самым верным?

          Уже начинал  брезжить рассвет, когда Шарль Жабьен маркиз Бородавчатый осторожно скользнул в пруд. После основательного пинка, нанесённого ему Прудовым, шевелить задними лапами было больно, но сейчас совершенно необходимо! Мышцы сводило судорогой, однако  маркиз уже наметил невдалеке отличную кувшинку. До неё оставалось какая-то пара гребков.
          — Ну вот. — удовлетворённо булькнул Жабьен, когда отгрыз у цветка  все лепестки.
          Он вернулся на берег, неуклюже загребая одной передней лапой, другой прижимая к боку драгоценную добычу. Добыча была и в самом деле драгоценна для маркиза, потому что он свято верил в кем-то доверенную ему однажды тайну. Тот, кто съест ровно сто лепестков кувшинки, станет сильнее в десять раз, гласила эта тайна.
          «А уж когда я стану сильнее, — задыхаясь от волнения думал Жабьен, — я отомщу этому Прудовому сполна! Я ему покажу, кто в пруду настоящий хозяин!»
          Маркиз Бородавчатый теперь каждую ночь совершал нападение на кувшинки и  принося на берег отгрызенные лепестки, жадно поглощал их в зарослях ивняка, предвкушая недалёкое уже своё превращение в богатыря.
          То же самое он проделал и на этот раз. Отправив в широкую пасть последний лепесток, Жабьен довольно ухмыльнулся — лепесток был восемьдесят пятым по счёту! Ещё каких-нибудь два-три дня и тогда!..
          Маркиз повалился на бок и стал мечтать о том, как вскоре уедет из этого никчёмного леса во Францию, устроится там в цирк и будет работать силачом, жонглировать тяжёлыми гирями перед почтеннейшей публикой.
          В брюхе у маркиза жутко урчало. Лепестки кувшинок были совсем несвойственной для него пищей, поэтому живот его теперь постоянно раздувался от газов самым немилосердным образом. Сегодня он раздулся наиболее внушительно. Впрочем, сам маркиз считал, что это растёт его мышечная масса, и стало быть, всё в порядке, всё идёт по плану. Он нежно погладил себя по брюху  и в этот момент неподалёку от него кто-то проговорил:
          — Доброе утро! Надеюсь, я вам не помешал? Я хотел кое о чём вас попросить.
          Жабьен повернул голову и… увидел того самого ёжика, из-за которого Прудовой нанёс ему невыносимое оскорбление ногой!
          — Пуркуа?! — едва сумел выдавить из себя ошалевший от такого нахальства маркиз, почти задохнувшись.
          — Видите ли, есть проблема, — начал объяснять Витатий, — она касается вашего отношения к кувшинкам…
          Эти слова окончательно взбесили маркиза Бородавчатого. Он, и без того уже распухший от газов, раздулся ещё сильнее от злости и совершил мгновенный прыжок в сторону Витатия, намереваясь обрушиться на дерзкого ёжика всей своей тяжестью и смять в лепёшку. Теперь это можно было сделать, не боясь Прудового, очередь которого была следующей.
          Витатий ничего не успел ни понять, ни подумать, слишком уж неожиданно Жабьен прыгнул. Единственное, что сумел сделать ёжик, это то, что делают все ёжики в таких ситуациях — он моментально свернулся в клубок и выставил все свои колючки навстречу опасности. Витатий почувствовал, как что-то сильно толкнуло его, и в тот же миг раздался громкий хлопок:
          — Бах!
          Почти одновременно с этим кто-то свистнул и спустя несколько мгновений со стороны пруда донёсся глухой шлепок по воде. Затем вокруг наступила полная тишина.
          Ёжик открыл один глаз и посмотрел. Потом он открыл второй глаз и посмотрел ещё внимательнее. Рядом с ним никого не было. Ёжик поднялся с песка и огляделся. Никого.
          «Куда же подевался маркиз Жабьен? — удивился Витатий. — Он не мог уйти, я бы слышал его удаляющиеся шаги. Но никаких шагов не было.»
          Ёжик посмотрел вверх. Но кроме уже просветлевшего рассветного неба он не заметил ничего. И вдруг Витатий всё понял. Шарль Жабьен маркиз Бородавчатый УЛЕТЕЛ! Наверное, ему и так было стыдно за свои нехорошие поступки, а увидев перед собой Витатия, он почувствовал совершенно невыносимое угрызение совести, и, не в силах этого вынести, что есть мочи подпрыгнул вверх, мгновенно набрал высоту и умчался отсюда прочь на максимально возможной скорости!
          «А вовсе он не на меня хотел наброситься, как я неправильно понял его намерения!» — с запоздалым раскаянием подумал ёжик.
         
          — Милая Кувшинка, — грустно сказал Витатий, придя этим вечером на берег пруда, — хочу тебя обрадовать, маркиз Жабьен больше не будет причинять вам беспокойство. Сегодня рано утром он улетел. Скорее всего, как я полагаю, на свою родину, во Францию.
          — Ах, как это хорошо! — воскликнула в восторге Кувшинка. — Но отчего ты выглядишь таким расстроенным?
          — Просто я хотел бы пожелать ему доброго пути и сказать, что уже не сержусь на него. Однако, он так поспешно удалился… Я не успел.
          И тут произошло маленькое чудо. Из самой середины цветка Кувшинки к лицу Витатия вдруг протянулись яркие, тёплые лучики света и ёжик почувствовал на своих губах поцелуй. Он покраснел, смущённо опустил голову, и сложив лапки на животе стал вычерчивать носком правого башмака на песке коротенькую дугу.
          — Ты настоящий друг. — сказала Кувшинка. — За то, что ты нас выручил, я хочу подарить тебе Волшебную Жемчужину. Стоит только показать её солнцу и произнести вслух любое желание, как она его тут же исполнит.

          ДОЛГИЙ ПУТЬ ДОМОЙ

          Перед ним снова были те же самые кусты черёмухи, та же самая полянка и ёлка с обломанной вершиной. Витатий почему-то никак не мог уйти с этого места. Тропинка странным образом превратилась в круг. Это не укладывалось в голове. Всё вокруг было родное, знакомое, привычное… всё, за исключением тропинки. Ёжик, теряя уверенность в своих силах, в третий раз шёл по одному и тому же пути.
          А под ёлкой со сломанной вершиной, наблюдая за ним, сидел Эржи, ловко притворившись мшистой кочкой. Кто такой Эржи? Эржи — это маленький лесной злыдень. Некоторые, по ошибке, зовут его Лешим, но это совсем не так, Леший ему дальняя родня, а Эржи… Эржи — это «отдельная песня».  Шума он побаивается, крупных обитателей леса, как правило, обходит стороной, а вот ежей, белок, зайцев и прочих малышей любит поморочить. Такая уж у него натура.
          Сейчас, например, он кружил под ногами Витатия тропинку, надеясь в итоге утомить ёжика, заставить его присесть отдохнуть, затем усыпить и завладеть Волшебной Жемчужиной, подарком Кувшинки.
          Солнце уже готовилось совсем исчезнуть за стволами деревьев.
          Витатий в третий раз прошёл мимо ёлки с обломанной вершиной. Ему конечно было невдомёк, что ты всю жизнь можешь прожить и ни разу не столкнуться с проделками нечистой силы, однако, как только в твои руки попадёт настоящий волшебный предмет — берегись! — за ним тут же начнёт охотиться какое-нибудь сверхъестественное существо и тебе может здорово достаться в процессе этой охоты. Таков уж закон обращения всех волшебных предметов в природе.
          По причине незнания этого закона ёжик теперь просто терялся в догадках, что же это, собственно говоря, происходит? И отчего оно происходит именно с ним, а не с кем-то другим?
          Разумеется, он давно бы мог с помощью Жемчужины очутиться дома, и пару раз Витатий мысленно уже собирался прибегнуть к её помощи. Но в последний момент его останавливало то, что в душе у него было припасено совсем другое сокровенное желание, и расходовать волшебную силу на банальный поиск тропинки Витатий не хотел.
          — Фррррр! — в сумеречном небе метнулась грозная тень.
          Витатий вздрогнул и крепко сжал Жемчужину в ладошке. Филин! Ночной Охотник! Нога Витатия зацепилась за невесть откуда взявшийся корень, он потерял равновесие и кувырнулся в ложбинку, а птица вскинула крылья и беззвучно упала на то место, где только что находился ёжик.
          Быстро поднявшись с земли, невзвидя света, ёжик побежал так, как давным-давно уже не бегал, даже на спор с Пуриком. Сердце Витатия колотилось в груди, как сумасшедшее, ветки лупили его по лицу, он то и дело спотыкался о торчащие корни деревьев, но умудрялся оставаться на ногах и продолжал мчаться неведомо куда.
          Суматошно подхватившись, Эржи выскочил из-под ёлки и бросился было догонять Витатия, но так быстро бегать ему оказалось не под силу. Эржи скоро запыхался, остановился, с тоской посмотрел вокруг и медленно побрёл во тьму, шаркая подошвами по тропинке. Охота за Жемчужиной не удалась.      
          «Сколько уже можно бежать?»
          Эта логичная мысль заставила ёжика вначале сбавить скорость, а затем и вовсе приостановиться. Он опустился на землю, тяжело дыша и чутко прислушиваясь к тому, что происходило вокруг.
          Сумерки уже уступили свои права ночи. В лесу воцарилась тишина и темнота, впрочем, изрядно разбавленная серебристым светом, поскольку пришло время полнолуния, время всяческих чудес.
          В своих метаниях по лесу Витатий случайно оказался на краю той самой поляны, где ночной народ праздновал Полную Луну. Как и всегда, первым номером программы был танец Светящихся Мотыльков. Искусству невероятных танцоров можно было только позавидовать, превзойти же в мастерстве — ни-ког-да! Следом за ними звучала симфоническая музыка сводного оркестра Сверчков-Отшельников, так великолепно владевших своими скрипочками и виолончелями, что у слушателей просто дух захватывало. После этих обязательных выступлений на поляне мог появиться любой желающий, например, Леший Лёша со своими стихотворными произведениями, трио Русалок-бандуристок под управлением маэстро Водяного, или же фолк-группа лесных Оборотней с народными песнями.
          На всё это представление с неба благосклонно взирала Её Величество Луна, покровительница ночного сообщества. В эту знаменательную ночь всем участникам праздника предстояло набраться от неё — кому силы, кому ловкости, кому вдохновения. И они старались не ударить в грязь лицом.
          Витатию было так интересно, что он невольно подвигался всё ближе и ближе. В какой-то момент он уже готов был совсем выйти из тени, но тут чьи-то сильные и мягкие руки обхватили его сзади и куда-то понесли. Ёжик даже не стал сопротивляться, сразу поняв, что это бесполезно.
          Спустя некоторое время тьма вокруг рассеялась и Витатий увидел, что перед ним опушка леса. Тут руки опустили его на траву. Ёжик обернулся и с тихой радостью узнал владельца этих сильных рук — Прудового.
          — Хрррр. — хозяин пруда разгладил свои усы. — Вот интересно, что ты делал так поздно ночью в совсем неположенном для тебя месте?
          — Я заблудился. — виновато прошептал ёжик. — Вначале я очень долго шёл домой. И никак не мог дойти. Потом на меня напал Филин. Я испугался и очень долго бежал по лесу, не знаю куда.
          — Во-от оно что. — понимающе протянул Прудовой. — Это другое дело. Ну, ладно. Я сейчас должен возвратиться на поляну, поэтому проводить тебя не смогу. Но вот тебе помощник, иди за ним, и скоро доберёшься до дома. — откуда-то выпорхнул светящийся мотылёк и закружил над Витатием. — Ступай, малыш, и в следующий раз будь осторожнее.
          Витатий поблагодарил своего доброго знакомого и побежал вдогонку за мотыльком.

          Дома его ждала расстроенная мама Йожена. Ведь это же надо вообще додуматься — возвратиться так поздно ночью! Это никак не могло оставаться безнаказанным, налицо была причина для строгого внушения. Однако, увидев, насколько сын чумазый и уставший, мама быстро посадила его в горячую ванну, потом напоила молоком с мёдом, и вскоре Витатий уже сопел в две дырочки на своей постели.

          ВОЛШЕБНАЯ ЖЕМЧУЖИНА

         Витатий заболел. Ночное приключение дало себя знать. Пришедший к ним по вызову доктор Енотич прописал ёжику лекарства и постельный режим.
          Теперь Витатий лежал под одеялом и смотрел в окно на небо. Там резвились тучки. Витатию понравилась одна, та, что была сначала кругла и немножко растрёпанна. Но ветер шаловливо играл её кудряшками и тучка смеялась от щекотки, то вытягиваясь в струну, то собираясь столь плотно, что из-за неё становилось не видно солнца.
          Ёжик тоже то вытягивался на постели, то сжимался в колючий клубок.
          — Эгей! — голос за окном прозвучал неожиданно. — Эге-гей!
          Витатий выглянул во двор, где Четырепять уже нетерпеливо прядал ушами:
          — Вит! Ну, ты как? Пьёшь лекарства?
          Ёжик грустно кивнул.
          — Ну, правильно! — одобрил заяц. — Не бойся, всё будет нормально! — он переминался с ноги на ногу. — А я тут, это… у меня же нынче это… забыл?
          Витатий почесал макушку. Ах, ты, ёлки-палки, ЗАБЫЛ! Ведь именно сегодня Четырепятьев день рождения! А подарка для друга у ёжика не было. Ай-я-яй. Настроение Витатия стремительно упало.
          — Смотри, чего у меня есть! — Четырепять вытащил из кармана руку и показал ёжику нечто.
          — Ух ты… — Витатий замер от восторга, потому что на ладони зайца лежала настоящая губная гармоника!
          — Это тебе. — Четырепять улыбнулся.
          — Мне? Насовсем-насовсем? — Витатий не мог поверить, что теперь он будет владеть такой замечательной вещью.
          — На целых два дня. — сказал Четырепять. — Я сегодня отправляюсь к родственникам на два дня, так что, пока пользуйся. — заяц заторопился. — Ну, ладно, давай, выздоравливай поскорее!
          Витатий проводил его взглядом, потом посмотрел на косматую тучку, на солнце, что висело высоко-высоко в небе, и улыбнулся — он уже знал, что именно подарит другу, и это будет чудесно!
          Ёжик откинулся на подушку. Он попробовал было поиграть на губной гармонике, но скоро убедился, что в таком состоянии это не доставляет никакого удовольствия. Более того, почти сразу начался кашель, хриплый и колючий.
          Из кухни послышались шаги.
          — Тебе плохо, сынок? — мама Йожена была очень хорошей мамой и переживала за Витатия. — Вот, выпей!
          Ёжик осторожно понюхал лекарство, пахнуло ромашкой и ещё чем-то невкусным. Он поморщился.
          — Пей! — голос мамы был мягок, но непреклонен.
          Витатий набрал воздуха в грудь, потом выдохнул и зажмурившись выпил микстуру. В глазах тут же прибавилось песка, в носу закрутились щекочущие мушки. Громкий «апчхи» согнал любопытную ворону с дерева.
          — Каааааар! — недоумённо сказала ворона и полетела подальше от греха.
          Витатий укрылся одеялом с головой и вскоре  равномерно засопел.

          В окно постучали. Витатий открыл глаз, потом второй. Было раннее утро. В окно постучали настойчивей.
          «Вдруг это Ежиная Смерть.» — подумал Витатий.
          В окне показался чей-то силуэт.
          — Ой, мамочки! — Витатий зажмурил глаза. Потом решительно схватил свою подушку и бросил в оконный проём.
          — Вот это да! — раздался невнятный голос снаружи. — Ты чего кидаешься?
          — А ты кто? Ты не Ежиная Смерть? — спросил Витатий.
          — Не. — послышался незнакомый голос. — Я не она. Я заяц.
          — Правда? — недоверчиво спросил ёжик. — Что-то голос у тебя не похож.
          — Да ты понимаешь, какое дело, — на подоконник вскарабкался Четырепять, — родственники меня на радостях так обкормили вкусняшками, что язык теперь прилипает к нёбу. Пришлось срочно сбежать от них. Ну, а ты как тут? Поправляешься?
           Витатий обрадовался возвращению приятеля.
           — Кажется, я уже почти совсем здоров. — сказал он весело. — Только на гармонике так и не удалось поиграть. Не смог. — добавил он с грустью и протянул блестящую вещицу зайцу.
           — Оставь у себя. — отмахнулся Четырепять. — Это не тот инструмент. Мне другой надо. — глаза у зайца мечтательно замерцали. — Мне, брат, такой инструмент надо, которого во всём лесу не сыщешь, ни у кого здесь такого нет.
          — Ни у кого нет, — сказал спокойно-уверенно Витатий, — а у тебя будет!
          Четырепять криво усмехнулся и пренебрежительно махнул лапой.
           — Дорогой Четырепять, — торжественно произнёс ёжик,  — поздравляю тебя с днём рождения и дарю тебе вот эту замечательную Жемчужину!
          — Спасибо. — ошарашенно ответил заяц и уставился на маленькую перламутровую горошину, лежащую у него на ладошке. — Вот только… чего я с ней делать буду?
          — Слушай меня внимательно и ничего не перепутай. — ответил Витатий. — Эта Жемчужина волшебная, если показать её солнышку и вслух произнести своё желание, то оно обязательно сбудется!
          — А ты точно выздоровел? — с тревогой посмотрел на ёжика Четырепять. — Знаешь что, пойду я, пожалуй, а то мама Йожена услышит нас и заругается. — заяц спрыгнул с подоконника на землю. — Лови! — крикнул он.
          В окно влетела подушка.

          Четырепять весело шагал домой, в Бом-Бурелом, и глаза ему слепило поднимающееся над землёй солнце. Дойдя до небольшой рощицы, заяц остановился, достал из кармана жемчужину и, усмехнувшись, задумался. Затем, видимо приняв решение, он раскрыл ладонь и подставил жемчужину под солнечные лучи.
           — Хочу, чтобы у меня было банджо! С кожаным ремешком! — громко произнёс он и зажмурился.
          Всё так же радостно пели птицы, встречая новый день, стрекотали в траве кузнечики, над ухом прожужжала пчела, но больше ничего не произошло, и открыв глаза Четырепять сразу же в этом убедился.
          — Ах, ты, маленький фантазёр. — улыбнулся заяц и размахнувшись зашвырнул жемчужину далеко-далеко в траву. Он независимо засвистел, сунул руки в карманы и хотел уже продолжать свой путь, как вдруг почувствовал запах гари. Оглянувшись по сторонам, заяц почти сразу увидел дымок, тянувшийся тонкой лентой из рощицы. Вскоре он убедился, что это дымят угли костра, не потушенного какими-то беспечными туристами. Четырепять с помощью сухой ветки забросал тлеющие угли землёй и удовлетворённо похлопал ладонь о ладонь: —  Вот так. А то ещё пожара нам в лесу не хватало.
          Он уже собирался отправиться в дальнейший путь, когда его внимание привлёк какой-то странный предмет, похоже, забытый туристами. Заяц с любопытством приблизился и неподалёку, в высокой траве, обнаружил нечто такое, от чего его сердце едва не выскочило из груди. Он оглянулся вокруг и не веря самому себе осторожно поднял с земли за кожаный ремешок самое что ни на есть настоящее БАНДЖО!!!

          НЕСБЫВШАЯСЯ МЕЧТА

         Витатий хотел стать, когда совсем-совсем вырастет, слоном! Слышал он,  что где-то далеко-далеко на юге живут такие СЛОНЫ.
          «Вот стану слоном и отправлюсь жить на юг, как оно и положено всем нормальным слонам. Интересно, — думал ёжик, — есть у них колючки, или нет? Наверняка, есть. Ведь они же нормальные слоны!»
          Витатий и пришедший его навестить Пурик сидели за маленьким столиком во дворе. Мама Йожена угощала их своими замечательными булочками с корицей. Было тепло, ласково светило солнце.
          Но вдруг на него набежала тучка. Тень от тучки, прошмыгнув между соснами, тихо улеглась возле Витатия.
          «Хорошая тень, добрая. — решил ёжик. — Наверное, эта тучка прилетела с юга, оттуда, где живут слоны. Она может знать, есть ли у них колючки, и много чего ещё. Надо ей подмигнуть, как следует, чтобы  она поняла, чем я интересуюсь.»
          — Не строй рожицы! — услышал Витатий голос мамы Йожены. — Воспитанные ёжики так себя за столом не ведут! Бери пример с Пурика, вот у кого благопристойное поведение.
          — А я не ёжик. — хитро улыбнувшись, сообщил Витатий. — Я слон! У меня отросли колючки во-о-он уже какие! Смотрите и не говорите, что не видели! —  Витатий поднялся и повернулся вокруг себя.
          — Ого, какая буйная фантазия. Так-таки и слон? — удивилась мама Йожена.
          — Самый настоящий! — улыбнулся Витатий. — Разве не похож?
          — Тогда, если ты теперь слон, то будешь есть вон те ветки с кустарника. — засмеялся Пурик.
          — Зачем ветки? — испугался Витатий. — Не хочу я! Это же крушина!
          — А слонам безразлично, они едят даже солому, значит, и ты должен. — бурундук дотянулся до ближайшей ветки и отломил её: — Кушай, слоник наш драгоценный!
           — Откуда ты знаешь? — с обидой воскликнул ёжик.
           — А у меня дома энциклопедия есть. Там целая статья посвящена слонам. Я читал и картинки смотрел. И никаких колючек у слонов нету!
          Витатий растерянно посмотрел на маму.
          — Может, ты всё-таки не слон? Может, ты ёжик, мм? — улыбнулась мама Йожена, наливая в бокалы кисель из земляники.
          «Да… конечно… хорошо этому Пурику с его энци… клопедией. — Витатий огорчённо вздохнул, задумчиво отхлебнул из бокала и вдруг замер от пришедшей ему в голову мысли: — А что, если у них там просто нет ни земляничного киселя, ни пирогов с черникой, ни булочек с корицей, ни даже сладкого молока божьих коровок?! И именно поэтому слоны вынуждены питаться ветками с кустарников!»
           Ёжик понял, что становиться слоном категорически расхотел. И оказаться на юге не желал бы ни в коем случае. Там, оказывается, не было вовсе ничего привлекательного.
           «И главное, — прошептал кто-то невидимый ему на ушко, — там нету ты сам знаешь Кого.»
           «Там же нету Ёжиньки! — ахнул Витатий и спрятал нос в бокал. — Как я мог про неё забыть!»          
           А тень от тучки пробежала по кустам и скрылась из виду. Вообще-то, тени понравилось в гостях у ёжиков, но она спешила, поскольку нужно было непременно заскочить и к тем, и к другим, и к третьим. Пока светило солнышко, пока ветер гнал тучку по небу.   

          ЛЕСТНИЦА НА ЛУНУ

          Ёжик выглянул в окно. Снаружи было пустынно и сумрачно. Тени от деревьев лежали на траве абсолютно не такие, какие они лежали днём, сейчас они были длинные, серебристо-чёрные. Над лесом низко-низко висела Луна, буквально касаясь вершин деревьев. На физиономии её застыла странная улыбка. Глядя на неё, Витатию внезапно пришла в голову нелепая мысль — а существуют ли лунные зайчики? Впрочем, нелепой эта мысль была лишь отчасти, поскольку всем известно, что существуют зайчики солнечные, чем же Луна-то хуже?
          Следующий вопрос был гораздо острее — существуют ли лунные ёжики? Витатий неожиданно для себя заволновался. Это следовало проверить, чем быстрее, тем лучше! Когда ещё Луна будет настолько близкой и доступной!
          Ежи не очень-то хорошо лазают по деревьям. Это так. Но зачем лезть на дерево, если есть замечательная лестница! Правда, поднять её в одиночку будет нелегко, но Витатий не боялся трудностей, он был уже почти взрослый ёж! Не очень сильный, правда, но это не беда, всё можно одолеть, когда есть цель.
          «Любопытно, как там вообще, на Луне? — думал Витатий, карабкаясь по лестнице, приставленной к стволу берёзы, которая, если посмотреть на неё со стороны, своей вершиной упиралась аккурат в лунный диск. — Наверное, у тех ёжиков жизнь совсем другая. Интересно, а они любят черничный пирог, как я?»
          И тут Витатий сообразил, что чуть-чуть не совершил ужасную ошибку. В гости нельзя ходить с пустыми руками!
          К счастью, путь вниз был пока ещё короче, нежели вверх. Однако же, найти пирог в темноте чулана оказалось совершенно невозможно, складывалось впечатление, что его вообще нет в буфете. Что было довольно-таки странно. Хотя, впрочем, вполне вероятно, что он просто спрятался куда-то в другое место.
          «Возьму тогда в подарок черешни. — махнул рукой Витатий.  — Целая чашка на полке стоит, такой, небось, на Луне днём с огнём не сыщешь!»
          С чашкой по лестнице карабкаться стало гораздо тяжелее.
          «Наверное, я многовато на себя взял.» — подумал Витатий.
          И он решил облегчить подъём через посредство поедания лишних ягод. Увы, передвигаться от этого проще не стало. Скорей, наоборот. Ко всему прочему, выяснилось, что за прошедшие несколько минут Луна немного сместилась в сторону.
          — Эге-гей! — крикнул ёжик. — Куда ты? А как же гостинцы?
          И тут Луна, видимо, от испуга, сделала прыжок. А может, Витатий просто потерял равновесие. Как бы то ни было, чашка выскочила из его рук, а сам ёжик скатился по лестнице на землю.
          — Уфф... — сказал он, поднимаясь. — Уффуфф… Вот кажется мне, что лунные ёжики не любят черешню…
          — Мне тоже так кажется. — послышался знакомый голос. — Тем более, что на Луне живут зайцы.
          — Ой, Четырепять! Привет! — обрадовался Витатий.
          — Добрый вечерочек, мой славный друг! — ответил Четырепять, ибо это действительно был он. — А мне, понимаешь  ли, нынче совсем не спится. Я, понимаешь ли, чувствую вдохновение. Вот, хожу, сочиняю сонату для губной гармоники и банджо. Ты, кстати, как? Овладеваешь инструментом? Смотри, я на тебя рассчитываю! Мы с банджо уже нашли общий язык!
          Заяц выглядел невероятно счастливым.
          — Я репетирую! — поспешил уверить друга Витатий. Хотя на гармонике у него пока ничего толком не получалось. Именно поэтому ёжик тут же постарался перевести разговор на другую тему и похвалился:
           — А я чуть на Луну не залез. Жалко, подскользнулся на верхней ступеньке.
           — Эх… я ведь тоже лазил на Луну… — мечтательно произнёс Четырепять. — Целых три раза!
           — И ты видел лунных зайцев?
           — Да как тебя сейчас. Хотя и не без проблем. — сказал заяц. — Первые-то два раза вообще никого не видел! Зато в третий раз абсолютно отчётливо! Но они там вверх ногами все оказались.
            — Почему? — удивился Витатий.
            — Потому, что дважды я с лестницы съехал «солдатиком», крепко зажмурившись. И только на третий раз слетел вниз головой и с открытыми глазами. — Четырепять подмигнул Витатию. — Ну, ты же помнишь ту старую, обросшую мхом, лестницу, возле дерева с дуплом.
            — Там, где рядом песочная яма? — уточнил ёжик.
            Четырепять утвердительно кивнул:
            — Вот-вот.  Из этой самой ямы я их и увидел! Огромные такие были зайчищи! Лунные, одним словом.
           — Давай сейчас пойдём туда! — горя нетерпением, предложил Витатий. — Может, ещё лунных ежей увидим!
           — Только булочек надо взять побольше! — согласился заяц.
           — Шесть штук нужно. — сосчитал Витатий. — Пока дойдём, пока наверх по лестнице поднимемся, пока заберёмся…
           — Тогда десять бери. — улыбнулся Четырепять и ткнул пальцем вверх: — Надо будет ещё с НИМИ поделиться.

          ДЕЛО В ШЛЯПЕ

          В лесу было сумрачно и тихо, так тихо, что даже капли прошедшего недавно дождя падали очень осторожно, скатываясь с кончиков листьев. Но одна из капель, полетевшая вниз, упала ёжику прямо на нос.
          — Бррр! — передёрнулся Витатий и тут же, спохватившись, поспешно огляделся вокруг. — «Только этого мне и не хватало. Чуть было не вскрикнул.»
          Витатий любил побродить после дождика по лесу, но сегодня был особый случай. Именно сегодня заяц и ёжик затеяли игру в молчанку, собрали ещё несколько приятелей, желающих поучаствовать в этом мероприятии, и условились, что во всём лесу будет объявлен День Тишины. А поскольку не все смогут соблюсти это условие, значит, кто-то обязательно произнесёт первое слово, тем самым нарушив тишину.
          — И тогда дело будет в шляпе! — предупредил всех участников игры заяц Четырепять, подразумевая, очевидно, что проигравший будет посажен в огромную, пыльную шляпу. — Ну, что, начали? — и в ответ на всеобщий гул одобрения воскликнул: — Итак, игра началась! Тишина и молчание!
          После этого показалось, что даже те из лесных жителей, кто не принимал участие в игре, на всякий случай тоже решили соблюдать тишину.
          «Кстати, насчёт шляпы, — вдруг пришло в голову Витатию одно соображение, — у нас в сарае лежит как раз подходящая для наказания шляпа, старая, пыльная и огромная. — он уже собрался было сказать об этом зайцу, но вовремя спохватился. — Ой, молчу! Пойду-ка я, посмотрю на неё вначале сам, настолько ли она подходящая, как мне это сейчас кажется.»
          И ёжик задумавшись побрёл по тропинке.
          Витатий любил не только родной лес, но и много ещё чего, пироги с черникой, например, кисель из земляники, любил шевелить пальцами ног, топорщить колючки на спинке. Но тут он неожиданно вспомнил, как любил когда-то давным-давно эту самую шляпу! О, это была не просто шляпа, а — Шляпа! Хранилась она тогда на шкафу у мамы Йожены. Мама говорила Витатию, что это самая настоящая Шляпа-Невидимка. Стоило только надеть её и пройтись по лесу, как можно было услышать и увидеть много такого, что обычно скрыто от глаз и ушей.
            Не то что бы Витатий был охоч до чужих тайн, да и подслушивать приличному ёжику не пристало, однако, однажды он всё-таки попробовал надеть этот головной убор, чтобы проверить, насколько он соответствует рассказу мамы Йожены. К сожалению, шляпа оказалась настолько большой, что её надо было постоянно придерживать обеими руками, иначе она тут же съезжала с макушки и падала на пол. Нести на голове такой неустойчивый предмет оказалось крайне неудобно.
          «Ну, ладно, — подумал тогда Витатий, — вот вырасту большой, надену её, пойду по лесу и всё-всё-всё про всех узнаю!»
          Теперь эта самая шляпа висела в сарае на стене, никому не нужная. В чём Витатий и убедился, когда глаза его привыкли к царившему здесь полумраку.  Приблизившись, он осторожно взял шляпу за поля. И тут случилось непредвиденное.
          — Апчхи!
          Витатий в ужасе зажмурил глаза.
          — Апчхи! — раздалось ещё раз. — Ааааапчхи!
          Витатий открыл один глаз.
          — Салют. — прошептала шляпа. — Как дела?
          — Ой! — непроизвольно воскликнул ёжик. — Говорящая шляпа!
          Несколько мгновений висела пауза, словно шляпа обдумывала свой ответ.
          — Я не шляпа.  — сказала она наконец замогильным голосом. — Я… апчхи!.. я — Тёмный Пластилин!.. То-есть, нет, я — Тёмный Властелин! Привет тебе, ёжик, привет!
         Губы шляпы шевелились неощутимо для взгляда и от этого становилось ещё страшней. Хорошо, что Витатий был храбрым ёжиком. Уже раскрыв рот для ответа, он вдруг вспомнил, какой сегодня День, и запрет нарушать не стал. На глаза попался кусок мела, лежавший на подоконнике маленького подслеповатого оконца, и Витатий, соблюдая правила игры, молча вывел на стене слово: «Прывэт.»
          Белые буквы таинственно выделялись на тёмной поверхности. Но шляпа, вероятно, не умела читать. Да и глаз у неё, впрочем, тоже не наблюдалось.
           — Чего молчишь? — внезапно громко спросила шляпа и ехидно протянула: — А-а-а-а, испуга-а-ался!
           — Да ничего я не испугался. — отважно буркнул ёжик. — Просто сегодня у нас в лесу День Тишины!
           Шляпа заперхала тихим смехом. И вдруг сказала обычным голосом:
           — Балда ты, Вит! День Тишины закончился. И дело в шляпе.
           Из узкой выемки в стене, которая как раз и была прикрыта шляпой, кряхтя выбрался Четырепять, с широкой улыбкой на лице.
           — Ох, это, оказывается, ты! — выдохнул Витатий. — Но как ты здесь оказался?
           — Мне просто стало ужасно интересно, куда ты отправился с таким таинственным видом? Я всё время шёл недалеко за тобой и наблюдал. А потом понял, что ты идёшь домой, и решил спрятаться и выскочить из вашего сарая, чтобы напугать тебя. А уж когда ты вдруг повернул прямо сюда, я кое-как успел втиснуться в эту щёлочку позади шляпы. Сам не знаю, что это на меня вдруг нашло. Захотелось пошалить. Ну, а остальное ты знаешь. — Четырепять улыбнулся. — Здорово я тебя разыграл, правда?
           Заяц, хрустя косточками, потянулся и вдруг замер, уставившись на надпись, только что сделанную Витатием.
           — Опа! Нас приглашают. — задумчиво произнёс заяц и постучал в стену лапой.
           — Кто приглашает? Куда? — удивился Витатий.
           — Как «куда»? ТУДА. Осталось теперь найти вход.
           — Какой ещё вход? — Витатий ошеломлённо уставился на друга.
           — Видишь надпись? Это не просто так! Это приглашение!
           — Вообще-то, это я написал.
           — Хм… ты написал… а чем?
           — Вот, — Витатий разжал ладонь, — мелом.
           — Тогда этим же мелом мы нарисуем на стене дверь. Вполне вероятно, что он волшебный и нам удастся через эту магическую дверь проникнуть в Сокровищницу. Ты же знаешь, что молчание — это золото. Мы сегодня намолчали, я полагаю, уже довольно-таки приличную кучу золота. Теперь надо проникнуть туда, где это золото хранится, то-есть, в Сокровищницу, и забрать его себе! —  Четырепять выхватил у ёжика кусок мела и быстро начертил на стене прямоугольник. — За мной! — воскликнул заяц, толкнул нарисованную дверь и выскочил в образовавшийся проём.
          Витатий так и ахнул. И только пару мгновений спустя он понял, что прямоугольник был нарисован вокруг двери сарая. Громко засмеявшись ловкой шутке зайца, ёжик выскочил наружу, крикнул:
          — Дело в шляпе! — и вприпрыжку помчался за своим другом, весело скакавшим по двору. Всё-таки, что ни говори, а Четырепять был замечательным выдумщиком и товарищем!

          ОТКРОВЕНИЕ

          «Интересно, — думал Витатий, блаженно загорая под солнышком на травке недалеко от раздвоенной берёзы, — вот ёжики, они все такие, как я? Или, может быть, где-то в другом лесу живут какие-нибудь другие, особенные ёжики? Сильные, как… как, например, тигры! Смелые, как львы! — мечтательно улыбнулся Витатий. Но мысль его вдруг сделала неожиданный вираж: — А вдруг… там, в неизвестном лесу, живут ещё и другие Пурики? Я с одним-то кое-как справляюсь, а если их ещё несколько штук нагрянет?»
          Витатий подскочил. Образ грядущей катастрофы внезапно обрисовался перед ним так ярко и выпукло, что ёжик бросился бежать неведомо куда от охватившего его беспокойства. Витатий бежал, размахивая лапками и перепрыгивая через ручьи, ямы, корни деревьев, потому как чувствовал, что слишком много Пуриков сразу он бы не перенёс, и с этим надо было что-то срочно сделать. Но вот что именно?
          «Ой-ё-ёй!» — мысленно кричал Витатий, тяжело дыша на бегу. И чуть было не налетел на какое-то странное существо с головой зайца, выскочившее из-за поворота. Ёжик поспешно отпрянул в сторону.
          — Привееет! — раздался радостный крик. — Смотри, какого зверя я себе подчинил!
          Это был Четырепять. Он гордо восседал в седле небольшого новенького велосипеда.
          — Ух ты! — не смог сдержать восхищения Витатий. — Какой классный велосипед!
          — А то! Тем более, что это единственная подобная машина на весь наш лес! 
          — Подумаешь. — услышав нотки бахвальства в голосе зайца сделал безразличный вид ёжик. — А вот я тут узнал, между прочим, что в Незнакомом лесу живут несколько Пуриков сразу! Вот! 
          — Да что ты говоришь? — встрепенулся Четырепять. — И у каждого есть велосипед?
          — При чём тут велосипед? — спросил сбитый с толку ёжик. — Я же тебе про Пуриков говорю.
          — Да это у меня велосипед-то Пурика! — воскликнул Четырепять. — Ему отец привёз в подарок на день рождения. Вот я и спрашиваю, у тех Пуриков, из другого леса, тоже такие есть?
          Витатий совершенно не ожидал подобного поворота событий.
          — А как он оказался у тебя? — осторожно спросил ёжик. — Ты его конфис… ковал?
          — Ну, ты скажешь тоже. — развёл руками заяц. — Просто взял у него прокатиться.
          — И Пурик не возражал? Не жадничал?
          — Да он нормальный же парень! Он даже обрадовался.
          Слышать от Четырепять подобные слова в адрес их извечного неприятеля Пурика было настолько неожиданно, что Витатий даже не нашёлся, что сказать. Оказывается, у зайца с Пуриком вовсе и не было никакого конфликта, наоборот, они вместе катались на велосипеде. А ёжик внезапно оказался тут совсем ни при чём. И ещё неизвестно, кто зайцу лучший друг, Витатий или Пурик.
          — Ты чего нос повесил? — хлопнул задумавшегося ёжика по плечу Четырепять. — Давай-ка, садись на раму и поехали к Пурику. Он меня специально за тобой послал. Будем по очереди кататься на велосипеде!
          — Ты это серьёзно? — не поверил своим ушам Витатий. — Пурик хочет, чтобы я тоже катался на его велосипеде?
          — Да я же тебе говорю — он нормальный парень! И вовсе не жадина. А если что-то и было раньше между нами нехорошее, так всё давно уже забылось и травой поросло! И нечего про то вспоминать. Нельзя всю жизнь ссориться по пустякам. Надо дружить, это гораздо лучше, чем точить на кого-нибудь зубы.
          Витатий, ошеломлённый и в то же время приятно удивлённый, забрался на раму велосипеда и приятели поехали к ожидавшему их бурундуку.
          «Вот тебе и на! — думал ёжик, подпрыгивая на неровностях дороги. — А что это я там такое себе сегодня про него нагородил? Ай-я-яй. Как не стыдно!»
          Но на самом деле Витатию было очень стыдно.

          ПТИЦА

          — А ты хотел бы стать птицей? Свободно парить, кувыркаться в облаках!
          — Птицей? — Витатий смешно наморщил нос, подумал немного. — Нет, птицей не хотел бы.
          — Почему? — Четырепять посмотрел на кружащего в небе орла. —Летающий ёжик… это сильно!
          — Ну да. — усмехнулся Витатий. — Небо, тучки, проказник ветер, радуга под носом.  Вот только черничного пирога рядом нету.
          — Птицы, они, вообще-то, мошками питаются. — задумчиво поправил друга заяц.
          — Так это ещё хуже, чем совсем ничего! — в ужасе от такой перспективы воскликнул ёжик. — Вместо булочек с корицей — мошки!
          Четырепять громко фыркнул, рассмеявшись.
          — И Ёжиньки рядом нет. — вспомнил Витатий, приглаживая встопорщившиеся на макушке колючки. — Один, значит, я там буду… только я и мошки… скукота!
          — Пфф. Скукота ему, видите ли! Ты, брат,  это самое… за-ви-си-мый. Во! — Четырепять покатал мудрёное определение на языке. — За-ви-си-мый! От пищи. Да, да! Без черничного пирога, получается, и небо не нужно? А без булочек и солнце не слишком ярко светит, так что ли?
          Но Витатий и думать не собирался о таких сложных вещах, ему и даром не нужны были облака, ветер, радуга, если там, в небесной вышине, окажутся наедине только он и противные мошки.
          — Дети, идите кушать! — голос мамы Йожены заставил зайца встрепенуться и мигом забыть обо всём на свете.
          — Пойдём скорее! —  дёрнул он Витатия за руку. — Пироги же остынут!
          — И кто это — мне — только что — говорил — про зависимость от пищи, а?! Ха-ха-ха! — заливисто расхохотался Витатий.
          Четырепять сконфуженно пошевелил ушами, не зная, что ответить, беспомощно огляделся по сторонам и вдруг просиял:
          — Я говорил, да. Ну и ладно! Но, как ты думаешь, кого это я только что увидел на тропинке, ведущей прямо сюда? Бьюсь об заклад, что этому гостю тоже будет неприятно, если пироги остынут! Ёжинька! — махнул он рукой. — Мы здесь, милости просим к нашему шалашу!
          Ёжинька, только что вошедшая во двор, весело вскинула ладошку, приветствуя друзей.
          И тут вдруг Витатий стал — птицей! За спиной его выросли могучие, хотя и невидимые крылья. Он взлетел высоко в голубое небо и парил, парил над родным лесом, обнимая его счастливым взглядом. И даже суетящиеся рядом мошки, казалось, не гудели нудно «взз!», а пели какую-то свою, мудрую, им одним понятную песню.

          ВЫСТУПЛЕНИЕ

          На поляне было пусто.
          — Смотри, — сказал Четырепять, — никого нет, ни белок, ни ворон, ни одного слушателя.
          — Но мы-то с тобой тут есть, — улыбнулся Витатий, — мы же вот они!
          — Да мы-то тут, а где ещё народ? Всегда ведь кто-нибудь приходит пораньше, самые непоседливые и любопытные. А сегодня как нарочно никого. — пригорюнился Четырепять.
          — Все в хлопотах. Сорняки на огородах пропалывают. — сказал ёжик. — Вот оттого поляна и пустая.
         — Мда. — озабоченно почесал макушку заяц. — Неувязочка, однако. Этак для нас с тобой и времени не найдётся, если нынче весь народ дружно сюда повалит. Заявятся и сразу начнут обсуждать текущие проблемы, куда уж тут нам лезть со своими пустяками. А там и ночь нагрянет. Вот и всё.
          — А давай тогда просто так поиграем. — подумав, предложил Витатий. — Для себя. На душе веселей станет.
          — А что нам ещё остаётся. Разве только сразу покинуть сцену. — Четырепять покачал головой. — Ну, ладно. Чего уж теперь. Значит так, сейчас играем вступление, потом ты делаешь «тру-ля-ля» на гармонике и через два такта начинаешь петь про Фындрика. Но постарайся так, как договорились, а то ты каждый раз по-новому поёшь.
          — Я не умею одинаково петь, — начал было объяснять ёжик, — потому что, понимаешь, чуточку настроение разное...
          — Момэнто! — остановил его величавым жестом Четырепять. — Не надо лишних нот, маэстро. И-и-и раз, два, три, начали!
          Заяц ударил по струнам банджо, заулыбался, как это происходило всегда, когда любимый звук достигал его ушей, и ёжику пришлось тут же подстроиться, сделать «тру-ля-ля» на губной гармонике, потом он два раза топнул ногой и запел, вначале тихо и неуверенно, но скоро Витатий освоился, и тогда голос его во всю силу зазвучал над поляной.
          Первой на необычные звуки прилетела Сова. Склонив круглую голову набок, она с интересом прислушивалась к музыке, сидя на ветке дуба. Появившийся следом доктор Енотич невольно стал прихлопывать в ладоши и притопывать ногой в такт задорным аккордам Четырепячьего банджо. Откуда ни возьмись налетели Сороки и Вороны, за ними прискакали белки Шина и Цица, потом потянулась публика посерьёзнее, дядюшка Барсук, старый плотник Бобровский, портной Лисовин, тётушка Бурундарья со своим мужем Бурундилло, и остальные представители лесного народа. Улыбаясь, стояла среди всех и мама Йожена, не ожидавшая от сына такого сюрприза.
          Четырепять, хотя и очень был доволен происходящим и согласился бы играть вплоть до самого утра, всё же не потерял головы и, после того, как они с Витатием спели три разученные ими песенки дважды, сделал шаг вперёд и звенящим от волнения голосом прокричал:
          — Спасибо за внимание, почтеннейшая публика! 
          Кланяясь, он положил свою руку на спину ёжика и, надавив, заставил того поклониться тоже, иначе Витатий, потрясённый вниманием столь большого количества народа, так и стоял бы столбом, глядя вокруг себя ошалелыми глазами.
          После довольно продолжительных аплодисментов, улыбок, одобрительных возгласов и похлопываний по плечам, оба музыканта в счастливой прострации выбрались из толпы и пошли в неизвестном направлении. И куда бы они в итоге забрели, трудно сказать, но, к счастью, сзади раздался восхищённый голос:
          — Вот это вы дали, парни!
          Друзей догнал разгорячённый увиденным и услышанным Пурик. Они остановились и тут начался такой взволнованный и эмоционально окрашенный диалог, какого уже давненько у троицы не было.
          Изначально Витатий и Четырепять, полагая себя достаточно взрослыми, просто хотели прийти на Общее Собрание лесных жителей, чтобы солидно послушать обсуждение разнообразных текущих вопросов. Но внезапно зайцу пришла в голову грандиозная идея воспользоваться подходящим случаем для демонстрации своего возросшего музыкального мастерства. Что, в итоге, и удалось воплотить в реальность.
          — Парни, — улыбаясь до ушей, произнёс наконец Пурик, — вы просто огурцы… в смысле, вы просто молодцы! Но вот что я вам скажу. — Четырепять и Витатий навострили ушки. — Хороший ансамбль обязательно должен иметь в своём составе… барабанщика!
          Заяц озабоченно почесал макушку. Да, Пурик был совершенно прав, барабанщик, конечно, нужен, но где его взять?
          — Да ничего, мы и так справимся! — окрылённый сегодняшним успехом пренебрежительно махнул рукой Витатий.
          — Не скажи-и, — протянул Четырепять, — с барабанщиком получилось бы в сто раз лучше.
          — Вот я и буду у вас барабанщиком! — с ликованием в голосе крикнул Пурик. — У меня дома есть отличный барабан. Только надо будет слегка потренироваться, а то я давненько не брал в руки палочки. Скажи вы мне пораньше, уже давно бы репетировали вместе.
          — Ура! — в восторге от захватывающей дух перспективы завопил Четырепять. — Теперь мы дадим жару!
          — Ура! — поддержали его Пурик с Витатием. — Обязательно дадим!

          ВОДНЫЕ ПРОЦЕДУРЫ

          Витатий смотрел в пол. Не потому, что ему было стыдно — как известно, всем, кто сделал что-нибудь нехорошее, положено смотреть в пол и краснеть ушами. Однако, Витатий был примерным ёжиком, и поэтому смотрел в пол просто так, для разнообразия. Ведь стены он уже изучил во всех мыслимых и немыслимых деталях.
          «Н-да. Ужасно всё-таки пыльный у нас пол!» — с сожалением подумал ёжик.
          Пол был действительно пыльным. Витатий на всякий случай поднял глаза к потолку. Потолок был явно чище.
          «Это непорядок! Пыльный пол и… полный пыль!» — мысленно произнёс Витатий. И сделал стойку на голове, поскольку всё равно пора было приступать к зарядке. Ведь всем известно, что ёжики весьма сильны, и сильны они именно потому, что практикуют зарядку почти каждое утро! Да и вообще, постоять время от времени на голове очень даже полезно. Не менее полезно, чем скушать завтрак.
          — Оп-ля! — следом ёжик сделал то, что делают все-все ёжики — свернулся клубком и выкатился во двор, прямо к летнему душу.
          Нагретая солнцем вода, не остывшая за ночь, ласкала кожу, делая её более чистой, чем пару минут назад.
          — Умываешься? — услышал Витатий голос со стороны забора.
          — Принимаю водные процедуры! — бодро сказал ёжик и обернулся к приближающемуся зайцу. — А ты чего это тут?! — вдруг строгим голосом произнёс он. 
          — Кто? Я?
          — Ты. — ёжик улыбнулся, видя остановившегося в замешательстве друга.
          До зайца, наконец, дошло, что это Витатий так пошутил, и он замахал в воздухе лапами.
          — А может, я тоже хочу принять эти… как их… «процим дуры»! — сказал Четырепять и зажмурившись юркнул под тёплые струйки.
          — Процедуры. — смеясь, уточнил Витатий.
          — Вот-вот. Я желаю смыть с себя усталость и пыль бесконечных дорог! — с театральным подвыванием в голосе воскликнул Четырепять.
          — Тогда надо начать отсюда. — Витатий указал на чумазые ступни зайца. — Здесь больше всего дорожной пыли накопилось.
          — Уж пятки-то я как следует помою. — многообещающе пробормотал Четырепять и пошевелил пальцами ног в натёкшей под него луже.
          — Я тебе помогу. — решительно сказал ёжик. — Надо как следует поскоблить грязнульские заячьи пятки!
          — Ты не умеешь… Ай, щекотно! — Четырепять крутнулся юлой, брызгаясь и делая ёжика чуть менее чистым, чем тот был мгновение назад.
          — Мы, ёжики, всё умеем! Сейчас убедишься! — грозно пообещал Витатий, наступая на друга.
          Под лейкой душа завязалась весёлая борьба. Ёжик пытался «поскоблить» пятки зайца, тот отбрыкивался. Неизвестно, чем завершилось бы дело, если бы в баке внезапно не закончилась вода.
          — Уф! — мокрый, но довольный Четырепять посмотрел на Витатия. — У-уф! Какое прекрасное сегодня утро!
          — Одно из лучших, — подтвердил Витатий, — сегодня всё идёт так, как оно и должно быть, а то после зарядки я иногда забываю про водные процедуры.
          — А про завтрак ты, случаем, не забываешь? Он ведь где-то совсем уже рядом! — Четырепять многозначительно посмотрел на друга.
          — Про завтрак? Как можно!
          — Вот и прекрасно. Желаю тебе большой удачи в этом благородном деле! — заяц вразвалочку направился к забору. — Да, кстати, чуть было не забыл! — спохватился он. — Я ведь чего приходил-то? Я же приходил, чтобы сказать тебе: «Привет, ёжик! Как жизнь?»
          Витатий улыбнулся и ответил:
          — Привет, дружище! У меня всё в порядке. Надеюсь, что и у тебя тоже?
          — А то как же!
          Четырепять перепрыгнул через забор и махнув на прощание рукой отправился по своим заячьим делам.

          ТУРУРУКСКАЯ МОРКОВЬ

          — Ёжики не могут ходить в гости без…
          — Подарка!
          — Без приглашения, сынок!
          — Значит, без подарка можно? — Витатий смешно наморщил нос и неожиданно звонко чихнул.
          — Вот видишь! — сказала мама Йожена. — Значит я права!
          — Ппошшемму? — Витатий зажал нос лапками и удивлённо взглянул на маму, опасаясь, что она будет права после каждого его чиха.
          — Ай-я-яй. — покачала головой мама. — Нельзя быть таким недоверчивым. Если по окончании моей фразы ты чихнул, то считается, что я права!
          — А если после моих слов  чихнёшь ты, то значит...
          — Не говори глупостей.
          — Ну, вооооот. — вздохнул Витатий.
          Мама Йожена незаметно улыбнулась и прикрыв за собой дверь поспешила на кухню. Вечер ещё только начинался и забот у неё оставалось довольно много.
          Ёжик остался один. Нужно было чем-нибудь заняться, ведь просто так сидеть Витатий не любил. Он был очень деятельный ёжик. И вполне себе самостоятельный. Но все дела вдруг как-то отступили на второй план, а на первый план пришли раздумья по поводу того, что близился день рождения Ёжиньки, а приглашения от неё Витатий и вправду до сих пор не получил. Было о чём поразмыслить!
          — Ту-ру-ру! — послышалось со двора. — Ту-ру-ру!
          Витатий выглянул в окно. На берёзовой чурочке сидел заяц Четырепять.
          — Что ты тут делаешь? — спросил Витатий друга.
          — Турурукаю! — честно признался Четырепять.
          — А зачем? — Витатий чуть было опять не наморщил нос, но передумал.
          — Ты не знаешь, зачем турурукают? — уши зайца сделали неописуемо смешное движение.
          — Нет. — Витатий едва удержался, чтобы не прыснуть.
          — Совсем нет? — уши стали двигаться еще замысловатей.
          — У… ха-ха-ха! — смех всё-таки выскочил из Витатия неожиданным фонтанчиком.
          — И ничего смешного. — Четырепять сделал серьёзное лицо и этим вызвал новую порцию хохота. — Ээх… балда ты, балда. Турурукают, к твоему сведению, всегда с одной целью.
          — С какой? Рассмешить? — Витатий утёр выступившие слёзы.
          — Турурукают для того, чтобы можно было ходить в гости без приглашения! — важно сказал Четырепять и вытащил из сумки, висевшей на боку, морковку синего цвета.
          — Ух ты! А чего это она синяя? — спросил Витатий. — Не бывает синих морковок!
          — Так это специальный турурукский сорт.
          — Подожди! — ёжик наморщил лоб. — Подожди! А без синей морковки нельзя турурукать?
          — Можно! Но с ней гораздо лучше. Гляди сюда! — и Четырепять высунул язык.
          — Он тоже синий! — ахнул ёжик.
          — Фиолетковый! Между прочим, самый модный цвет в этом сезоне. — нарочито небрежно произнёс Четырепять и с хрустом откусил от морковки.
          — Слушай, зайка, а ты можешь мне одолжить эту самую… турурукскую морковку? — прошептал Витатий внезапно осевшим голосом.
          — Запросто. — сказал заяц, достал из сумки и протянул Витатию обычную морковь.
          — Дружище, но ведь она не турурукская, она оранжевая!
          — А ты что, хочешь куда-то пройти без приглашения? — догадался Четырепять и заговорщически подмигнул ёжику.
          — К Ёжиньке, на день рождения. — пробормотал Витатий и неожиданно чихнул.
          — О, брат. — отпрянул заяц. — Да тебе к ней, пожалуй, нельзя. Сдаётся мне, что ты серьёзно болен.
          — ???
          — У тебя, похоже, острая инфлюэнция, чихаешь вон…
          — Да нет! — облегчённо выдохнул Витатий и объяснил:  — Если кто-то после чьих-то слов чихает, то это значит, что он прав.
          — А где ослы? — уши зайца снова пришли в весёлое движение.
          — К-какие ослы? Нет тут никаких ослов, и не было! — от неожиданности Витатий с хрустом откусил пол-морковки.
          — Да ты же сам только что сказал: если кто-то после «чьих ослов» чихает, то он прав.
          От происходящей на его глазах совершеннейшей белиберды морковка у ёжика внезапно кончилась, а с набитым ртом Витатий разговаривать не мог, поэтому он просто сосредоточенно жевал и силился понять, о чём вообще идёт речь.
          Заяц едва сдерживался от распирающего его грудь смеха. Но следовало уже перейти к серьёзному делу.
          — Тут, кстати, это… — Четырепять протянул Витатию открытку. — Вот. Убедительно просили тебе передать. Приглашение к Ёжиньке. Явка послезавтра, в семнадцать ноль-ноль. Без опозданий и отказов.
          — Ааапчхххи!!!
          Четырепять на всякий случай отпрыгнул подальше.
          — Похоже, ты и впрямь серьёзно болен инфлюэнцей!
          — Сам ты болен… инфлу… этой…
          Но стоило ли сердиться на шутку зайца? Ведь теперь Витатий спокойно мог идти на день рождения к Ёжиньке, совершенно не турурукая и игнорируя тот факт, что язык его не был фиолетковым, то-есть, самым модным в этом сезоне.
 
          КАМЫШАСТЫЙ КОТ

          Рыбалка! Что может быть романтичнее рыбалки? Только ночная рыбалка!
          Витатий ждал этого события целую неделю, вёл себя примерно, не шалил… ну, почти что. И вот теперь настал заветный день.
          Всё у ёжика уже было готово. Котелок, соль, душистые приправы, спички, лески и крючки были сложены в походном мешке. Оставалось накопать червей. Самые лучшие черви, как известно, водились недалеко от пруда, на берегу, там, где буйно произрастал камыш.
          У Кривой Сосны поджидал друга Четырепять, стоя на одной ноге, вытянув другую параллельно земле и смешно растопырив руки.
         — Ты чего это? — спросил Витатий зайца, наткнувшись и чуть не уколов его колючками в начинающих сгущаться сумерках.
         — Уф! — выдохнул Четырепять. — Хорошо, что ты пришёл!
         — Это не просто хорошо, а это просто замечательно! — улыбнувшись, поправил друга Витатий. — Но что это такое сейчас с тобой было?
          — «Ласточка». — пояснил заяц и почесал себя меж ушей. — Птица такая гимнастическая.
          — А зачем птица? — не понял Витатий. — Мы же на рыбалку идём. Или нет?
          — Или да! — Четырепять понюхал воздух. — Причём не идём, а бежим. Вперёд! — и схватив ёжика за руку поскакал к пруду.
          — Ого! — Витатий едва-едва поспевал за другом.
          Берег пруда возник внезапно. Четырепять отпустил ладошку Витатия и тот по инерции кубарем влетел в камыши. Заяц намеревался было весело захохотать, но тут…
          — Мя-ауумя-ауфф! — из камышей выскочило что-то серое и лохматое.
         На этом существе, вцепившись в его шерсть, висел Витатий. Опешивший Четырепять всё-таки успел схватить ёжика и сдёрнуть со спины незнакомца, который сделав небольшой круг, остановился, встряхнулся и уставился на друзей зелёными глазищами.
          — Ну, знаете ли! — негодующе прошипел он. — А впрочем, ладно. — вдруг вяло махнул он лапой. — Недоразумение. Понимаю. Бывает. Разрешите представиться — Кот! — изящно поклонился серо-лохматый. — Камышастый, это мой творческий псевдоним.
          «Такого жителя в нашем лесу нет.» — подумали друзья. А вслух сказали:
          — Здрасте, дядя Камышастый.
          Нетерпеливый Витатий добавил:
          — А мы тут на рыбалку собрались. А вы откуда у нас тут взялись?
          — Так от сырости. — объяснил Кот и поправил галстук-бабочку. — Кстати, вы не видели, где-то тут должны быть мои котелок и трость?
          — От сырости? — хором повторили друзья, не обратив внимания на слова про котелок и трость.
          — Ну да! — сказал Кот. — От неё, родимой.
          — А разве так бывает? — засомневался Витатий.
          — О-о. — грустно протянул Камышастый. — Я вижу, мне здесь не верят. Это совершенно меняет диспозицию. Без веры я существовать не могу. Я очень ранимое существо. Раз мне не верят, я немедленно убываю назад, в Бурундию.
          — Куда? — растерялись друзья.
          — Только вот найду свой котелок и трость, и вечерним дилижансом отбываю прочь! — Кот обвил хвостом свои лапы с острыми когтями и мысленно усмехнулся. Затем, небрежно потянувшись, он направился в сторону камышей.
          — Наверняка там у него... — Четырепять почесал за ухом.
          — …вечерние жилижансы. — закончил его мысль Витатий. — Вкусные, поди!
          — Но убывают! — многозначительно добавил заяц.
          — Кстати, мессиры, а где ваши снасти? — оглянувшись спросил Кот.
          — Сласти? — переспросил Четырепять и добавил шёпотом: — Обжора бурундийская.
          — У нас — вот! — Витатий показал Коту баночку грибной икры, невесть как завалявшейся в его походном мешке. Продукт был изготовлен по рецепту мамы Йожены с добавлением жгучего перчика и пользовался большим спросом у знакомых.
          — Мяуф! — голодный Кот в мгновение ока оказался возле друзей и, выхватив у ёжика баночку с деликатесом, отправил всё её содержимое в свою широкую пасть. Возникла пауза. — Мать моя бурундийская… — прошептал внезапно Кот, выгнул спину дугой, глаза его расширились и окрестности огласил дикий вой.
          Обомлевшие друзья во все глаза смотрели на дядю Камышастого, в свою очередь он не менее ошалело смотрел куда-то вдаль.
          — Похоже, поездка откладывается, мессиры. — Кот пошевелился и с недоумением посмотрел на пустую баночку. — Я должен открыть вам СТРАШНЫЙ СЕКРЕТ! Дело в том, что моя благословенная родина, Великая Бурундия, находится в большой опасности! И сюда, к вам, я прибыл с тайной миссией! Миссией, настолько важной, что… — Кот снова посмотрел на баночку из-под икры и громко икнул. — Дело в том, мессиры, — Кот перешёл на шёпот, — что я ищу наследника Престола Бурундийского Короля. Для того, чтобы никто не знал для чего. Поэтому всё должно сохраняться в тайне. Понятно?
          Друзья переглянулись и одновременно кивнули.
          — Вот и славненько. — довольно проговорил Камышастый. — А к вам у меня будет дело. Стало известно, что в вашем лесу живёт некий Бурундилло. Вот он-то и является наследником Бурундийского Короля. Я должен объявить ему это радостное известие. Желательно прямо сейчас. И было бы с вашей стороны весьма благородно проводить меня к нему домой.
          — Но они всей семьёй уехали к родственникам. — растерянно сказал Витатий.
          — Что ты говоришь! Ай-я-яй! — озабоченно произнёс Кот. — Значит, информация подтверждается. — пробормотал он чуть слышно себе под нос и снова заговорил во весь голос: — Это совершенно меняет диспозицию. Я не могу искать их по родственникам. Это исключено. Ужасно. Ужасно! Что же делать?
          — Вы можете подождать их. Они скоро вернутся. Завтра, или послезавтра. — предложил ёжик. — А тётя Сова у нас сдаёт комнаты приезжим. Мы вас проводим к ней.
          — Да ты смышлёный парень! — похвалил Витатия Камышастый. — Я с удовольствием поживу в вашем лесу пару деньков. Хоть отдохну от своих вечных забот! Но вначале проводите меня к дому Бурундилло, чтобы я знал, куда мне идти завтра, или послезавтра, на встречу с наследником престола.
          И все трое отправились в путь. По дороге Камышастый то и дело икал, тихонько ругаясь. Грибная икра со жгучим перчиком, похоже, так и не пошла ему впрок.
          Меж тем в лесу стало совсем темно. Скоро перед путниками выступили из сумрака очертания построек во дворе у бурундуков. Кот внимательно осмотрел представленный ему дом и весело сказал:
          — Вот и ладушки. Теперь можно и к тёте Сове на постой отправляться. Где она проживает?
          — А вон там, видите, толстый дуб растёт. В нём есть дупло, это её квартира. — показал рукой Витатий.
          — Всё, мессиры, ступайте поскорее на рыбалку, а то я уже столько времени у вас отнял. Удачного клёва! — вежливо и в то же время сухо попрощался с друзьями Кот, и направился в сторону толстого дуба.
          — До свиданья. — ответил Витатий.
          А Четырепять промолчал. Он внимательно смотрел вслед Камышастому.
          — Пойдём-ка отсюда скорее. — заяц схватил ёжика за руку и увлёк с собой. Он присел за кустом в глубокую тень и шепнул: — Опускайся рядом и наблюдай.
          Вскоре через освещённую лунным светом дорогу к дому бурундуков перебежал тёмный силуэт Камышастого Кота.
          — Наверное, до тёти Совы не достучался. Она же крепко спит! — встревоженно высказал предположение Витатий.
          — Тссс! — толкнул его в бок Четырепять. — Тихо, ёжик. Этот дядя Камышастый совсем не тот, за кого себя выдаёт. Поэтому слушай меня внимательно. Сейчас мы с тобой осторожно проникаем во двор к бурундукам, прячемся, ты за поленницей, а я возле сарая, и ждём. Когда появится Камышастый, ты поймёшь, в чём тут дело. И когда я крикну «Стоять! Руки вверх! Стреляем!» ты вот этой палкой изо всех сил стукнешь по поленнице. — заяц достал откуда-то из-под себя довольно большой посох, осмотрел его и сказал: — Годится. Только бей как следует, чтобы грохот был пострашнее. Всё понял?
          Витатий кивнул. Он знал, что Четырепять старше его на целых два года, а старших надо уважать и слушаться.
          Оба приятеля осторожно пробрались каждый на своё место и стали наблюдать. Витатию несколько раз показалось, что в окнах дома бурундуков мелькнул свет. Это было странно. Ведь они уехали в гости, ёжик сам позавчера провожал Пурика с его родителями до опушки леса. Витатий стал понимать, что заяц затеял эту игру неспроста. Он начал вглядываться в полумрак ещё внимательнее и вдруг увидел, как во дворе, в лучах слабого лунного света, появился откуда ни возьмись Камышастый Кот с огромным мешком на спине! И почти сразу же раздался чей-то хриплый бас:
          — А ну, стоять!
          Витатий, услышав этот страшный голос, вздрогнул, но, помня, о чём его предупреждал Четырепять, приготовился действовать и обеими руками занёс посох за голову.
          — Руки вверх! — ещё ужаснее взревел невидимка из темноты.
          Камышастый Кот от неожиданности присел и втянул свою круглую голову в плечи.
          — Стреляем!! — и почти одновременно с этим выкриком Витатий что есть мочи шарахнул посохом по поленнице.
          — ТРАХ! — высохшая деревяшка разлетелась вдребезги, но эффект был достигнут — выронив от страха мешок, Камышастый Кот совершил чудовищный прыжок в темноту и только слышно было, как трещали ветки кустарника на его пути.
           — Молодец. — Четырепять неожиданно появился за спиной ёжика и похлопал его по плечу. — Теперь этот Камышастый дядя будет чесать отсюда без остановки до самой своей Бурундии. А нам с тобой придётся сейчас разбудить кого-нибудь из взрослых. Дальше уже их дело разбираться в произошедшем. И, знаешь что, — заяц засмеялся и весело произнёс: —  мы ещё, пожалуй, успеем всё-таки нынче порыбачить, на утренней зорьке!
         
          КРЕСЛО-КАЧАЛКА

          Витатий самозабвенно качался в плетёном кресле, которое папа Йожеф установил для себя во дворе, под солнышком, на специальной деревянной площадке. Трудно было удержаться и не воспользоваться такой прекрасной возможностью и маленькому ёжику!  Ведь всем давным-давно известно, что если движение это жизнь, то качание — удовольствие!
          Обычно, взрослые ежи обожают зависать в кресле-качалке, с газеткой в руке, с чашечкой чего-нибудь вкусненького, или же просто под лёгкую музыку. Любой взрослый ёж знает в этом занятии толк!
          Но не в этом дело. Ещё взрослые ежи любят покачать головой, когда увидят в своём кресле-качалке какую-либо персону, которой там по идее в данный момент не должно находиться. Это очень важно! Ведь качать головой можно совершенно по-разному. В этот раз, например, вышедший во двор папа Йожеф покачал ею с укоризной.
          Витатию же было весело, поскольку вместе с ним всё сильнее и сильнее раскачивались сосны, облака, дом, весь мир, даже Ворона и та попала в переплёт, смешно растопыривая лапы на ветке, чтобы удержаться и не кувыркнуться оттуда на землю!
          Увидев её потуги Ёжик не удержался, прыснул от смеха и наподдал ещё! Вот тут-то и возникла вдруг перед ним твёрдая деревянная поверхность дворовой площадки и пребольно ударила в лоб. Папа Йожеф успел только слегка смягчить падение сына и тут же прогнал с лица совсем неуместную сейчас укоризну, качая головой теперь уже сокрушённо.
          А Витатий, схватившись обеими ладонями за ушибленное место, выдохнул вдруг застрявший в груди воздух и… не стал плакать от боли. Хотя ему очень хотелось. Но он сдержался. Почему? Дело в том, что приходит время и каждый из нас взрослеет. Так или иначе. Говорят, правда, кое-кто и вовсе рождается жутко взрослым сразу, например, Ворона. Но ёжик не Ворона и, к сожалению, никогда не научится летать. Зато он научится улыбаться тогда, когда хочется плакать!
          И не потому, что тогда кто-то одобрительно покачает ему головой, а потому что пришло время повзрослеть!
          Хотя, пусть кто-нибудь одобрительно покачает головой, ладно. Лучше всего, если это будет папа! А не какой-нибудь посторонний ёж. Правда же, папа?
          И папа Йожеф кивнул, и снова чуть-чуть иначе. Как это умеют делать только самые лучшие папы на свете!
           А Ворона всё-таки свалилась с ветки и улетела, неодобрительно каркая. Она-то надеялась увидеть сцену, залитую слезами и заполненную звуками плача. Ведь она больше всего на свете любила именно это. Наверное, ей никто никогда не кивал головой ни с укоризной, ни вообще как-нибудь. А это имеет печальные последствия.

          НЕУДАЧНОЕ ЗНАКОМСТВО

           Как известно, козёл в лесу — большая-пребольшая редкость. Эти существа обычно обитают где-нибудь высоко в горах, не в нашем районе. Витатий знал об этом и потому очень удивился, увидев перед собой рогатого и бородатого Козла. Тот задумчиво жевал сорванные с куста листья и внимательно смотрел на ёжика выпуклыми оранжевыми глазами.
          — Здрасти! — сказал Витатий, памятуя о том, о чём неоднократно говорила ему мама Йожена, а именно: если не знаешь как поступить — поступай правильно! А самым правильным в данной ситуации было поздороваться.
          Но козёл не ответил Витатию, всё так же задумчиво продолжая жевать листья.
          «Может, я был недостаточно убедителен? — подумалось Витатию. — Или он глуховат? Вот тётушка Сова, например, не очень хорошо видит при свете солнца, но если днём, встретившись с ней, не поздороваешься, то ночью можешь схлопотать клювом по макушке, ведь слышит-то она прекрасно и выводы о твоей вежливости делает вполне определённые, вне зависимости от времени суток!»
          И ёжик, привстав на цыпочки, крикнул изо всех сил:
          — ЗДРА-А-АСТИ!
          Козёл вздрогнул, мотнул бородой и, судорожно проглотив последние листочки, громко икнул. Покачав головой, словно сокрушаясь, он сказал самому себе:
          — Бе-е-е…зобразие!
          — Меня Витатий зовут! — прокричал ёжик. — Не Виталий, а Ви! та! тий!
          — Бе-е-е…недикт Ме-е-е…ликович. — ошеломлённо представился в свою очередь вынужденный к этому козёл и нервно топнул передним копытом.
          — А я Витатий Йожефович! — улыбаясь выкрикнул Витатий и спросил: — А каким образом вы оказались у нас в лесу, уважаемый Бе-е-енедикт Ме-е-ельникович?
          Шокированный донельзя козёл округлил зрачки:
          — Ме-е-е…ликович, с вашего позволения, Ме-е-е…ликович, а не Ме-е-е…льникович! К вашему сведению, я профессор и внештатный корреспондент газеты «Зелёные просторы», а кроме-е-е того почётный член Королевского географического общества и кавалер ордена «Золотой Каброн»!
          — Простите меня, товарищ Бе-бе-бенедикт Ме-ме-меликович! — растерянно заорал Витатий, внезапно с тревогой осознавший, что имеет дело с не простой персоной, а весьма важной.
          — Он ещё и дразнится! — ошарашенно проблеял самому себе козёл. — Бе-бе-бе…зобразие! — и кавалер ордена «Золотой Каброн», профессор, почётный член и т. д., в негодовании передёрнувшись всем телом, вторично топнул копытом,  теперь уже задним.
          Что-то блынькнуло и отлетело в кусты. Козёл неожиданно прыгнул в сторону и скрылся под густым навесом еловых ветвей, не желая продолжать неприятный разговор с неприятным мальчишкой.
          Витатий немножко расстроился от того, что знакомство с новым лесным гостем получилось столь нескладным. Но теперь уже поздно было что-либо исправлять. Ёжик вздохнул и собирался идти по своим делам, когда из кустов послышался весёлый шорох.
          «Наверное, это ка-ка…валерия ордена Бе-бе-недикта возвращается?» — с надеждой подумал Витатий.
          Однако из кустов появился Четырепять:
          — Опа!
          — Привет тебе, Зай! — что есть силы крикнул ёжик. — А где ка-ка…валерия «Золотого Кар… бабарона»?
          — Привет тебе, Вит! — воскликнул немного удивлённый такой громогласной встречей заяц. — А чего ты орёшь? Никаких тут какавалерий нету!
          — Ой… — спохватился ёжик, смущённо заулыбавшись. — Это я по инерции кричу. Я тут с глухим козлом разговаривал. С Бе-бенедиктом.
          — Ах, вот оно что. — понимающе кивнул Четырепять и несколько секунд что-то прикидывал в уме. Затем сказал: — Так именно поэтому у меня теперь есть вот эта вещица! — и в ладони зайца блеснул круглый золотой медальон с оборванной ленточкой.
          — Ух ты! — у Витатия расширились глаза. — Вот это да! Откуда?
          — Это мне награда за спасение тебя! — Четырепять расплылся улыбкой до ушей.
          — Спасение… меня? — опешил Витатий. — А от кого спасение?
          — Здрасьте! — удивлённо присвистнул Четырепять. — Или ты не понял сам?
          — Чего не понял?
          — Тому, кто спасёт друга от козла Бени Дикта, положена награда!
          — Значит, ты меня спас? — удивился ёжик.
          — Ну, конечно же, дружище! В этом нет никаких сомнений! Ведь я всё это время честно молчал во-он в тех кустах!
           — И что же?
           — Видишь ли в чём дело, — наклонившись к Витатию поближе доверительно понизил голос Четырепять, — если двое заговорят с козлом, именуемым Беня Дикт, то первый, заговоривший с ним из двоих, навсегда останется заикой!
           — Так ты и так зайка! И что значит «навсегда»? Я, что ли, тоже стал бы зайкой, если бы ты сказал что-нибудь из во-он тех кустов?
           — Да не зайкой, а за-И-кой! — членораздельно произнёс Четырепять. — Ты навсегда бы стал заикаться, как козёл Беня! А я тебя спас! Потому что молчал из во-он тех кустов.
          — А-а-а! — понимающе протянул ничего толком не понявший ёжик. — Ну, я всегда знал, что ты настоящий друг! — Витатий обнял зайца. — И чего ты теперь будешь делать с наградой?
          — Этого я ещё не придумал… — почесал макушку Четырепять. — Но, скорее всего… я буду носить её… по большим праздникам… — заяц хитро подмигнул и со смехом выпалил: — В КАРМАНЕ!

          НА КРЫЛЕЧКЕ

          Витатий сидел на крыльце. И не просто так сидел, а с самым что ни на есть серьёзным видом. Серьёзный вид это очень сложно, когда вокруг стоят такие замечательные погоды. Но в том-то и заключалась пикантность ситуации, что Витатий был наказан. А наказывают ёжиков именно так — сидением на крыльце с очень умным видом и никак иначе.
          Конечно, существовали и другие пенитенциарные способы, например, когда-то в старину ёжиков ставили в угол. Ставили-ставили, ставили-ставили, а потом в ужасе отказались от этого метода, потому что ёжик в углу это не просто ёжик в углу, а самая натуральная катастрофа! Угол прямой, ёжик круглый, да к тому же ещё и колючий! Геометрия квадратуры круга плохо вписывалась в рамки общепринятого фэн-шуя! Лучшие ежиные педагоги и учителя со стажем, а так же без оного, пытались решить эту проблему, но, увы, не смогли. А посему, чтобы не создавать лишней головной боли ни себе, ни людям, постановили именно так — отправлять виновника на крыльцо отсиживать срок с серьёзным видом, и на этом точка. 
          И теперь все наказанные ёжики не стоят в углах, а сидят на крылечках. Летом. А зимой ёжиков вообще не наказывают. Зимой ёжики спят! Потому что во сне может привидеться нечто гениальное. Ведь, например, явилась же однажды ёжику Менделю в сладком сне периодическая таблица грибов!
          Впрочем, на дворе пока ещё была не зима, и поэтому провинившийся Витатий сидел на крыльце и надувал щёки, пытаясь придать своему лицу наиболее умный вид.
          Разумеется, всем проходившим и пролетавшим мимо лесным жителям хотелось узнать, за что именно наказан ёжик? Но не тут-то было. Витатий молчал! Ёжики вообще не любят рассказывать про свои шалости. И Витатий не любил.
          Ведь время наказания рано или поздно всё равно подойдёт к концу, и можно будет об этом навсегда забыть. Тем более, что, откровенно говоря, не чувствовал себя Витатий и особенно виноватым. Ну да, глупо, конечно, получилось. Но кто же мог знать, что козёл Бенедикт окажется настолько некоммуникабельным существом? Да ещё и нажалуется на ёжика его родителям! Другое дело, что орден, который пропал у Бенедикта, это, похоже, и есть тот самый медальон, который очутился в руках у зайца Четырепять.
          Впрочем — тсс! Зачем распускать слухи? Об этом будет отдельный разговор с зайцем. После чего всё решится ко всеобщему удовольствию. А покамест — чок-чок, зубы на крючок, кто слово скажет, тому щелчок! Хотя, право же, сидеть неподвижно с серьёзным видом в тот момент, когда так хочется действовать, очень и очень трудно! Но ничего, Витатий потерпит. Не впервой.

          Мама Йожена очень любила строить планы на завтра. А иногда даже и на послезавтра. Право же, ей без этого было никак нельзя! Просто невозможно! Сколько муки осталось в амбаре, сколько молока в бидоне, хлеба в буфете? Подсчёты, прикидки, а исходя из этого и планы. Ну, плюс ещё кое-что по мелочам, нитки там, иголки, всякое шитьё, постирушки и прочее.
          Папа Йожеф к планам на завтра относился довольно скептически. Его собственные планы редко совпадали с планами супруги, как это происходит в семьях сплошь и рядом везде и повсюду. Поэтому менять планы по ходу дела приходилось уже не раз и не два. Оттого-то у главы семейства и выработался определённый в этом отношении скептицизм.
          А вот у Витатия никаких планов не было вовсе. Спросите почему? Да просто потому, что ёжик жил сегодня и сейчас. А завтра… Что такое — завтра? И как вообще можно будет реализовать какие-нибудь выстроенные заранее планы, если, например, пойдёт дождь? А он пойдёт обязательно, ведь, как известно всем ежам, дождь это не что иное, как слёзы, причём слёзы от неизбежного смеха над самим собой, если ты запланировал себе весь завтрашний день до самой-самой последней минуточки.
          Поэтому лучше просто мечтать. В надежде на то, что какие-нибудь мечты возьмут да и сбудутся.
          Мечты у Витатия были самые разнообразные. Чтобы с утра — пироги! Чтобы папа Йожеф не ворчал по пустякам. Ну и... ещё Витатий мечтал про Ёжиньку. Вы не смейтесь, не смейтесь. Если какой-нибудь ёжик не мечтает о хорошенькой ёжиньке, то это глупый ёжик. Ведь почему Ёжинькой называют любую маленькую ежиху? Ммм?.. Вот видите, не знаете! А Витатий знал! Сидел как-то раз на крыльце с умным видом и догадался. Попробуйте и вы догадаться.
          Витатий продолжал нести свою повинную «вахту». Позабыв про всё на свете, он смотрел в голубое небо и мечтал. Так бывает не часто. Вернее, редко. И это не потому, что ёжики не любят мечтать, совсем нет! Просто мечтать нужно уметь вовремя. Вот сейчас Витатий как раз и мечтал своевременную мечту. И смотрел в небо. Ведь все знают, что правильное мечтание предполагает глядеть в небо — Голубая Мечта, она должна быть у каждого-каждого ёжика! А самое голубое небо — утром. Есть правда те, кто мечтают ночью. И смотрят на небо в алмазах… Но это уже совсем другое мироощущение.
          — Гхм. — послышалось откуда-то со стороны. — Гхм-гхм.
          Витатий пришёл в себя и повернул голову. За забором стоял грустный Четырепять.
          — Привет! — сказал Четырепять. — Надо поговорить.
          — Привет. — откликнулся Витатий и подтвердил: — Да. Надо поговорить.
         
          А спугнутая мечта его мгновенно превратилась в маленькое облачко и медленно поплыла в Страну Отложенных Мечтаний. Ну, что же. Витатий не огорчился. Ведь рано или поздно всё равно появится свободное время, значит, можно будет к ней вернуться и домечтать.

          ЗЕЛЁНЫЙ КРОКОДИЛ

          У ёжика было хорошее настроение. А с чего бы ему быть иным в такой замечательный день? Дни, они, как и ёжики, все разные. Бывают  такие, что… даже слов не подберёшь. Сложные дни. А бывают — как сегодня, то-есть, замечательные!
          Именно в этот день в гости к Пастерсонам приехала дальняя родня. В принципе, все ёжики друг другу родственники — дядья, тёти, кузены, кузины, и т. д., и т. п. Но суть не в этом. Суть в том, что правильные ёжики всегда являются в гости с  подарками. Именно поэтому нагрянувшие сегодня родственники вручили Витатию подарок — зелёного Крокодила! И не простого Крокодила, а заводного! В огромной  картонной коробке.
          — Я назову тебя — Зубастик! — упоённо говорил Витатий, направляясь с коробкой подмышкой к озеру. Ведь Крокодил был не только заводным, но и водоплавающим.
          Над озером стоял довольно плотный белёсый туман. Но Витатий был настроен решительно. И уже собирался запустить руки внутрь коробки, когда услышал тихий шорох в камышах.
          — Кто здесь? —  спросил ёжик.
          — Я здесь! — из камышей вышел Четырепять. — Я здесь. — повторил он. — И ты здесь! И мы здесь!
          Ёжик улыбнулся. Ёжикам вообще свойственно часто улыбаться. Спросите  — почему? Ну, просто, если ты внешне очень суров и вдобавок утыкан острыми иглами, то улыбка тебе никогда не помешает. Так обычно любил повторять дедушка Йожка. И был, конечно же, прав!
          — Привет! — заяц  лучезарно улыбнулся Витатию в ответ. И тут же спросил: — А это чего такое у тебя в коробке?
          — Подарок! — с гордостью произнёс Витатий. — Мне! От родственников.
          Четырепять принялся скакать вокруг ёжика, весело приговаривая:
          — Ай да ёжик! Ай да Йожкин сын!..
          — Я не Айдайожкин сын! — возмутился Витатий. — Я — Пастерсон! А вот Айдайожкины это как раз наши родственники. Прошу не путать!
          Но остановить расшалившегося зайца было очень сложно. Четырепять, после неприятной истории с козлом Бенедиктом, некоторое время чувствовал себя не в своей тарелке. Но поняв, что и его, и Витатия никто не собирается осуждать слишком строго, заяц  ощутил такое облегчение на душе, что теперь носился по лесу и резвился с утроенной энергией.
          Поэтому Витатий махнул на него рукой и достал из коробки Зубастика. Четырепять нарезал вокруг ёжика ещё пару кругов и остановился как вкопанный.
          — Что это… какое-то такое зелёное? — спросил он Витатия.
          — Зубастик! — с удовольствием пояснил ёжик. — Заводной Крокодил. Айдайожкины подарили  мне!
          — А мне? — Четырепять уставился на Витатия с обидой. — Мне? — повторил он, подчеркнув интонацией голоса некую потаённую боль.
          — Ты же не родственник Айдайожкиным. — озвучил истину Витатий.
          — Нет. — заяц поник ушами. — Не родственник. Но… я твой друг! И мне грустно без подарка!
          Нет ничего хуже и невыносимее, чем грустные друзья. Это тоже было истиной. Витатий задумчиво повертел в лапах Зубастика. И предложил зайцу завести его вместе.
          — Давай! — сразу повеселел Четырепять. — А как? И вообще, я себе представлял крокодилов немного по-другому.
          Витатий посмотрел на Зубастика, недоумевая:
          «Крокодил, он и есть крокодил. Как ещё можно представлять себе крокодилов? Нос, рот, глаз, хвост, лапы… Ой, а почему глаз у него всего один?»
          — Крокодил-то  одноглазый!  — вырвалось у ёжика вслух.
          — Точно, одноглазый! — ахнул Четырепять и почесал в затылке. — А тогда он не Зубастик, тогда он — Нельсон! — и видя во взгляде друга немой вопрос заяц  добавил: — Тот тоже жу-утко заводной был! 
          Четырепять заглянул в коробку, с тайной надеждой, что «не его родственники Айдайожкины» всё же положили туда что-нибудь и для него. Но в коробке, кроме листка бумаги, ничего не было.
          — Инст… рукция… — произнёс Четырепять. — Вот тебе и на. Я же говорю  это не крокодил! — заяц ещё что-то прочитал на листке. — Это крокодилиха. Инструкцией звать.
          Однако, Витатий не согласился заново переименовывать игрушку. Он уже привык к одноглазому Нельсону-Зубастику. Поэтому выхватил лист из Четырепячьих рук и продолжил чтение сам:
          — Перед использованием изделия, требуется привести его в рабочее состояние посредством надувания…
          — Не тараторь! — выставил вперёд ладонь Четырепять. Пару секунд он думал и потом заявил: — По-моему, нас надули. Айдайожкины, те ещё ёжики! Подсунули нам крокодилиху с дурацким именем и ещё изгаляются… всякими такими словами! — заяц не любил непонятных ему слов.
          — Погоди. — Витатий стал читать дальше: — Надувание изделия происходит посредством...
          — Э-э-э! — Четырепять возмущённо перебил Витатия. — НЕТ У НАС ЛИШНИХ СРЕДСТВОВ! Нам самим на морковку не хватает!
          — Наду-вание проис-ходит пос-ред-ством на-со-са! — членораздельно произнёс фразу Витатий и удивлённо закончил: — Насос в комплект не входит.
          — Во! — завопил заяц. — А я что говорю! Нас без всяких насосов надули!
          Четырепять был очень зол. Зайцы вообще не любят, когда их обманывают. Витатий нерешительно вертел Нельсона в руках.
          — Слушай… А давай его не будем надувать! Раз насоса нет. Давай, мы его набьём! — неожиданно предложил Четырепять.
          — В смысле — набьём? — удивился Витатий. — За что?
          — Не «за  что», — ответил заяц, — а «чем»! Набьём его чем-нибудь таким, что не тонет.
          — Например? — удивился ёжик.
          — Картошкой!? — не то утвердительно, не то вопросительно произнёс Четырепять. — Картошка же в воде не тонет? Или да?
          Это был очень сложный вопрос. Однозначного ответа у друзей не нашлось. Да и как запихать картошку в крокодила было не совсем понятно.
          Но тут послышался неожиданный звук. Друзья обернулись. К ним на велосипеде подъезжала Ёжинька и весело бренчала звонком.
          — Ух ты! — разом выдохнули Витатий и Четырепять.
          А Ёжинька засмеялась, поскольку  вид у обоих сейчас был препотешный.
          — Хотите прокатиться? — она спрыгнула на землю. — Только колёса нужно немножко подкачать. А у меня не получается, очень тугой насос…
          — НАСО-О-ОС! — вопль, одновременно вырвавшийся у друзей, был таким громким, что в озере всполошённо  расквакалась лягушачья братия.
          Тем не менее, через несколько минут и велосипед, и крокодил Нельсон были полностью готовы к использованию. Потому что этот день был и вправду замечательный. Не день, а просто — подарок!

          ТА САМАЯ ПОЛЯНА

          В каждом лесу есть особое место. Узнать его можно по замшелому пню в самом центре поляны. А на том пне — Опята. Вокруг никого больше. Кроме, разумеется,  деревьев. Тишина, покой. Не каждому позволено бывать на Той Самой Поляне, далеко не каждому. А ежам можно в любое время! Почему? Потому, что никто в лесу, за исключением них, не знает языка Опят!
          Витатий стоял у замшелого пня. Вообще-то ёжики не любят стоять, ёжики любят бегать, прыгать и фырчать. Но сегодня не хотелось ни того, ни другого, ни третьего. Почему? Этого ёжик не знал. Он испытывал желание просто стоять у пня и наблюдать за тем, как Опята поворачивают маленькие головы по ходу движения солнца, и слушать их полудетский лепет.
          В любом лесу есть такое место, где растут странные грибы. Дело в том, что не каждый может доверить свои секреты кому-либо, хоть даже и самому-самому близкому существу. А грибам на Той Самой Поляне можно поведать любую тайну! По одной простой причине — всё равно ведь никто (кроме ёжиков) не знает грибного языка. Или же наивно полагает, что грибы вообще не умеют разговаривать. Но это совершенно не так. Опята говорят друг с другом, соприкасаясь шляпками, и шепчутся, шепчутся порой целыми часами! О чём? О разном! Но как бы то ни было, Опята и выслушают любого, приходящего сюда на исповедь, охотно, и никому от этого не станет хуже, потому как все высказанные вслух тайны останутся навсегда здесь же.
          Витатий тихонько млел под ласковым солнышком, пробивавшимся сквозь ветви деревьев. Внезапно в кустах послышался приближающийся шорох: 
           — Фрр, фрр, фыррк, фыррк!
          Витатий обернулся. На полянке появилась… Ёжинька! Наверное, она тоже пришла высказать какую-то свою тайну. Сердце Витатия мгновенно распухло до невероятных размеров и гулко забилось в груди. Он заворожённо смотрел на неё и мысли с отчаянной скоростью метались в голове: что же делать? Произнести с некоторой небрежностью: «привет, как дела»? Или же вложить свои чувства в короткое, но ёмкое «здравствуй»?
          И тут произошла потрясающая вещь — Ёжинька безо всяких слов  ему улыбнулась, да ещё как улыбнулась! Вы видели, как улыбаются ёжики? Нет? Надо вам сказать, это довольно забавное зрелище. Если ты не ёжик и смотришь со стороны. Но если ты ёжик, то должен сам понимать, что ничего забавного в этом нет, а есть только великая тайна и счастье. Образно говоря, внутри у Витатия вспыхнул целый фейерверк эмоций! Ведь это совершенно  замечательно, когда улыбаются ВОТ ТАК, И ТОЛЬКО ТЕБЕ!
          Грибы качали головками. Сначала они боялись, что этот ёжик их съест. Потом боялись, что их съест другой пришедший ёжик, который уже было оскалил зубки. Но вдруг этот ёжик быстро юркнул в кусты и исчез из виду. После чего Опята вовсе потеряли суть происходящего и просто кивали шляпками, сами не зная почему…
          А Витатий смотрел туда, где ещё минуту назад была Она и думал, что не зря мама говорила, мол, Опята — очень странные грибы. Или это она говорила по какому-то другому поводу?
          Он, кое-как придя в себя, вздохнул и медленно побрёл домой. Ведь порядочным ёжикам положено приходить домой вовремя.

          — А где же нить повествования? — спросите вы.
          Потерялась!
          Да и что — нить? Завяжите её узелком на память и живите дальше по правилам, но лучше по своим собственным! И тогда, возможно, вам не придётся идти на Ту Самую Поляну, рассказывать секреты Опятам.

          КНИГА ЖЕЛАНИЙ

          Витатий очень любил сказки, особенно, когда ему их читала мама.  Витатий тоже умел читать, но у мамы получалось гораздо интересней. Тем более сегодня сказка была не простой — новогодней.
          — Приближался Новый Год. — завораживающе звучал мамин голос. — Уже совсем скоро он должен был постучать волшебным посохом в окно, после чего Старому Году оставалось только  собрать свои вещи и покинуть наши края навсегда…
          — Ви-та-а-ти-ий! Выходи-и-и! — послышалось вдруг за окном.
          — Мам-пап, я сейчас! — ёжик кубарем скатился с дивана и побежал к дверям, на ходу одевая шубку и ушанку. Он выскочил наружу и зажмурил глаза, и немудрено — было уже довольно прохладно, однако выпавший накануне снег ещё не приобрёл морозную сухость, он лежал повсюду мягкий и просто невероятно блестючий!
          Улица была пуста. Вернее, была пуста после того, как Витатий открыл глаза. Однако, следы на снегу говорили, что недавно тут побывал не кто иной, как Четырепять.
          — Хи-хи! — послышалось откуда-то справа. — Хи-хи!
          Витатий сделал снежок и наугад запустил его в это самое «хи-хи». Из-за небольшого сугроба тут же показался заяц с какой-то книгой в руках.
          — Привет, ёжик! — сказал он.
          — Привет! — поздоровался  и  Витатий. — Ну вот, ты звал, я вышел.  — добавил он.
          — И это было правильное решение! — Четырепять протянул ёжику книгу. — Вот здесь ты должен написать, на первой странице...
          — Что написать? — чуть нахмурился Витатий. Писать он, конечно, умел, но ещё не совсем любил выполнять эту процедуру.
          — Жалобы и Предложения! — вдруг выпалил Четырепять. — Это специальная такая книга для предложений и жалоб.
          — Жаловаться… это же некрасиво. — опешил ёжик.
          — Тогда предлагай! — усмехнулся Четырепять. — У тебя же есть что предложить?
          — Вот! — Витатий протянул зайцу свежеслепленный снежок.
          — Какое странное предложение… Я рассчитывал на что-то более существенное!
          — Что может быть существеннее под Новый Год, чем красивый снежок?
          — Красивый пирожок… с капустой… например. — облизнулся Четырепять. — Не находишь?
          — А я и не терял! — ёжик запустил снежком в зайца.
          — Э-э-э! Так нечестно! — Четырепять отпрянул и пригладил ладонью ушки. — Ты же в книгу мог попасть!
          — А помнишь поза-позапрошлым  летом ты накормил меня куличиками из песка? — вспомнил вдруг Витатий и стал многообещающе лепить из снега пирог. — Вот сейчас тоже будешь есть!
          Пришла очередь опешить зайцу.
          — У меня от такого скарлатина может приключиться! — предупредил он, опасливо косясь на жуткое изделие. — И тем более я не люблю холодные пироги.
          — А я — песочные! — мстительно напомнил ёжик.
          — Тогда давай не будем вспоминать про куличи и пироги совсем! А то это похоже на жалобы.  Лучше возьмём и вместе напишем в книгу какие-нибудь предложения.
           — Отлично! — согласился Витатий. — Только, чур, сначала ты.
           Заяц кивнул и быстро что-то черкнул на первой странице, перевернул лист и сказал:
           — Теперь твоя очередь.
           — Ага. — ёжик недолго думал.
           — Чего вы тут мёрзнете? — неожиданно раздался над ними голос мамы Йожены. — А ну-ка, бегом в дом, шалопаи! Праздничный ужин уже на столе.
          И через несколько минут друзья пили брусничный чай, закусывая маковыми баранками, тающими во рту.
          А в книге Жалоб и Предложений остались вот такие записи: «ЖЕЛАЮ  ЩАСТЬЯ» на одной и «В  НОВОМ  ГОДУ!» на другой стороне листа. Почему и назвали её друзья впоследствии по-другому: Книга  Желаний!
 
          РУКАВИЧКИ

          У ёжика пропали рукавички. Были, были и вдруг — сплыли! Витатий расстроился. Хоть и весна уже на дворе, а злой северный ветер нет-нет да и ворвётся в лесные пределы, нет-нет да и сыпанёт снежную крупу по логам и взгоркам. Ёжику без варежек неуютно.
          Всё в наших руках — так часто говорят взрослые, и теперь Витатий понял, что это сущая правда, что рукавички нужно непременно найти, иначе не всё будет в его руках! А это непорядок. И вообще, рукавичек было жалко. Они были такие… настоящие, ежовые! Не то что там какие-нибудь бурундучьи, с продольными полосками. Нет, свои, собственно-ручные!
          Витатий остановился на полянке, неподалёку от Каменного Колодца, и задумался о том, с какой стороны правильнее всего приступить к поискам пропавших вещей.
          Вдруг из кустарника, что сплошной полосой тянулся здесь вдоль тропы, послышалось потрескивание веток. Кто-то явно приближался. Витатий навострил ушки, зная, что чаще всего так появляется на арене грядущих событий его друг заяц Четырепять. Однако из кустов неожиданно вынырнула Ёжинька. Ойкнула, застеснялась, потом улыбнулась и сказала:
          — Привет, Витатий!
          В руках у неё была… очень знакомая рукавичка! Но почему-то только одна.
          — Не ты, случайно, обронил? — поинтересовалась Ёжинька.
          Витатий утвердительно кивнул головой и сказал:
          — Нет, не я.
          Ёжинька засмеялась. А Витатий, смутившись, пояснил, что на самом деле он потерял обе рукавички.
          Малышка развеселилась ещё больше и сквозь смех поинтересовалась:
          — А это что? — и показала на колодезный журавль, у которого на самом кончике торчала ещё одна знакомая вещица.
          — Рукавичка! — обрадовался Витатий. — Моя! Но… как она попала к журавлю в клюв?
          Это была загадка, над решением которой ещё предстояло поломать голову.
          Ёжинька между тем аккуратно натянула найденные рукавички на руки Витатию, и рассказала, что, оказывается, если в день Равноденствия поделиться с Колодезным Журавлём чем-нибудь очень тебе дорогим, то предстоящая весна будет дружной.
          — А я и с тобой поделился! — вдруг добавил ёжик и щёки его порозовели от смущения.
          — Тогда давай дружить ещё дружнее! — сказала Ёжинька и снова весело  засмеялась.
          А старый Колодезный Журавль был совсем не против помочь Весне вступить в свои права как можно быстрей. И ещё он очень хотел, чтобы два симпатичных ёжика на самом деле подружились ещё дружнее.

          ПТИЦА УДАЧИ

          Из всех дней Витатий больше всего любил среду. Ведь среда это ровно половина недели. Но дело было не только в этом. Как известно всем на свете, понедельник — день тяжёлый. Но не у Витатия! Для ёжика понедельник служил Началом. Все планы обдумываются именно в первый день недели. Во вторник уже составляется график действий. Потом наступает среда, и именно в среду прилетает Птица Удачи. От её прилёта зависит многое, в том числе — получится ли воплотить планы в жизнь, или не очень получится, поскольку без удачи всё делается намного медленнее, если делается вообще. Вот почему Витатий ждал Птицу Удачи.
          Может быть, у других ёжиков всё происходит как-то иначе, и вообще следовало бы уже что-то поменять в этой традиции. Но покамест Витатий на серьёзные перемены не решался.
          И вот, после выходных дней как всегда наступил понедельник. Ёжик сел за стол и честно-благородно обдумал все предстоящие дела.
          Перво-наперво, пора было, наконец, навестить деда Йожку. Дедушка, хотя и был ещё не слишком старый, тем не менее уже регулярно терял иголки, и по поводу этих потерь очень нервничал. Ведь иголок у ежа должно быть чётное количество. Это давнее-предавнее поверье, согласно которому, если число иголок становилось нечётным, ёж быстро превращался в раздражительное и ворчливое существо. А это, разумеется, было неприятно всем окружающим, да, впрочем, и самому ворчуну тоже. Для подсчёта игл существовала даже специальная расчёска. Кое-кто ещё помнил те времена, когда иголки пересчитывали вручную. Но получалось это далеко не всегда правильно, отчего ёжики могли внезапно поссориться и даже подраться. Конечно же, на самом деле от количества иголок настроение ёжика не зависело. Но раз уж существовало такое древнее поверье, то куда деваться! Потому и была придумана для абсолютно точного установления истины хитроумная логарифмическая расчёска. После чего дело наладилось так славно, что практически все ежи полюбили считаться-расчёсываться. Иметь в результате опрятный вид — вот что было самым главным во всём этом деле! А уж чётное там, или нечётное количество иголок покажет логарифмическая расчёска — это зависело только от теории случайных чисел, что, естественно, и подразумевал в своём творении гениальный изобретатель.
          Расчёсывать самому себя деду Йожке было теперь трудновато, поэтому время от времени следовало приходить ему на помощь. И если вдруг оказывалось, что количество иголок не способствовало поднятию настроения, и дед начинал изо всех сил ворчать по этому поводу, в ход должен был пойти специальный план, согласно которому Витатию надо было обязательно добежать до Звенящего Ручья. Именно там жили рыбки-колокольчики, от звонких голосов которых любая ворчливость отлипала с души, как миленькая!
          И вот, значит, как и было задумано, утром в среду ёжика ждали великие дела.
          Умывшись и плотно позавтракав, и захватив с собой в пакете несколько пирожков для деда Йожки, а также на всякий случай свою логарифмическую расчёску, Витатий побежал по знакомой тропинке. Памятуя о возможном прилёте Птицы Удачи, он то и дело отмечал взглядом прошмыгивающих мимо пернатых. Но, увы, всё это оказывались совершенно обыкновенные сойки, варакушки, поползни, да ещё три залётных воробья, невесть как и зачем попавшие в чужой лес.
          Тропинка петляла туда-сюда, пакет с пирожками стукал Витатия по бедру, задавая ритм бега. На опушке вскоре показалась нора дедули.
          — Эгей! — весело крикнул Витатий. Но ответом ему была тишина. Нора была заперта, дедушки не было дома. К такому повороту событий ёжик не подготовился. Обежав всё кругом, он обнаружил следы деда Йожки. Следы уходили к Болотной Гати. Там, за Болотом, тоже жили ёжики, но другие, их так и звали — Заболоцкие. Заболоцкие были мастера варить отменный клюквенный квас и кисель. Знали, видимо, какой-то секрет. Так же, как Пастерсоны, например, знали секрет молока Божьих Коровок. Это обычное дело, у каждого ёжика свои кулинарные тайны.
          Витатий и не заметил, как пробежал половину Болотной Гати.
          — Уху-у! — послышалось вдруг откуда-то сверху. — Уху-у! Уху-у...
          Вот те раз! Ёжик замер. Встречаться с Болотной Совой в его планы на среду не входило! До конца гати было ещё далеко. И Витатий в панике сделал то, что никогда бы не сделал при других обстоятельствах — юркнул в камыши.
          — Ёжики плавают плохо, а на дно идут хорошо. — назидательно и сокрушённо произнёс чей-то неизвестный голос.
          Какая-то сила подхватила за шиворот тонущего ёжика, приподняла и тут же опустила вниз. Раздались удаляющиеся по воде шаги — хлюп, хлюп, хлюп…
           — Уху-у! Ух-ху… — опять разнеслось над гатью.
           — Спокойно! — сказал чей-то другой голос. — Тихо сиди, говорю. А если я говорю, значит, сиди тихо!
          Витатий съёжился на торфяной кочке в клубок и сидел, почти не дыша. Болотная Сова, видимо, улетела. Слышно её не было. Слышно не было и обладателя второго голоса. И, что самое непонятное, его и видно не было. Ёжик просто не знал, как теперь поступить. Он не знал даже — куда? Потому что вокруг только расстилалась вода и торчали камыши.
          В великой задумчивости Витатий стал издавать пыхтящие и фыркающие звуки. Из камышей высунулся Клюв.
          — О чём задумался, детинушка? — спросил Клюв вторым голосом.
          — Ой. — сказал Витатий. Он никогда не видел говорящих клювов.
          — Ну, так что? В молчанку играть будем? — спустя пару минут поинтересовался Клюв и мигнул глазом.
          — Ой-ё-ёй. — пробормотал Витатий. И добавил: — А в-вы кто?
          — Ну как тебе сказать, чтобы не соврать… — задумчиво ответила птичья голова, следом за клювом вынырнувшая из камышей. — Я, положим, Ржанка!
          — Очень приятно познакомиться, Ржанка! А я...
          — А ты ёжик. Который не умеет плавать. — сказала птица и вышла на кочку. — Скажи спасибо, что мимо проходил Журавль и вытащил тебя из воды.
           — Журр… журр… — взволнованный не на шутку Витатий машинально расчесал свои вставшие дыбом колючки логарифмической расчёской.
          Ржанка посмотрела с любопытством и оживилась.
          — А меня так можно? Давай попробуем!
          Витатий не знал, следует ли чесать птицу ежинной расчёской. Однако, просьбу новой знакомой хотелось удовлетворить.
          — Иха-ха! Ихи-хи! — смеялась Ржанка, испытывая совершенно необычные ощущения. — Иху-ху! — просто закатывалась она от восторга. — Ну, ладно. Спасибо. Мне пора-а-а. — наконец нараспев произнесла довольная птица, подбирая с кочки чей-то пух и пёрышки. — Надо ви-и-ить гнездо.
          — А я? — подхватился Витатий. — Мне же тоже надо!
          — Тоже надо? Ви-и-ить гнездо? — удивилась новая знакомая.
          — Чеса-а-ать дедушку. — ответил ёжик нараспев, подражая Ржанке.
          — ИХА-ХА-А! ИХИ-ХИ-И! — забасила птица, от смеха выронив все пёрышки из клюва.
          — Чего вы тут вообще ржёте? — вдруг послышалось со стороны болота.
          Птица умолкла и скрылась в камышах. Неподалёку что-то зашлёпало и заскрипело. Вскоре на чистой воде показалась лодчонка, которой управлял Заболоцкий ёжик.
          — Ну и чего ты тут расселся? На моей кочке... — недовольным голосом спросил он.
          — Я... Я это… — Витатий растерялся и вжикнул себя расчёской по иглам.
          — Иха-ха-а! Ихи-хи-и! — послышался истерический смех из камышей.
          — А ну, цыц тама! — Заболоцкий ёжик явно подражал взрослым и изображал из себя сурового хозяина. — Разъихикались… понимаш… Других кочек им мало.
          Если не знаешь, как поступить — подкрепись!
          Так иногда говорил дед Йожка. Вспомнив эту присказку, Витатий нахохлился и стал сосредоточенно подкрепляться домашними пирогами. Однако, будучи благовоспитанным ёжиком, он не мог долго есть в одиночку.
          — Мне? — удивился обладатель лодочки. — Ну, брат, спасибо! — и с завидным аппетитом тоже начал жевать пирожки.
          А Витатий вспомнил о своём несбывшемся плане на среду и решил расчесать вместо дедушки хотя бы Заболоцкого ёжика. Расчёска жикнула раз, другой, третий… И вот уже перед Витатием оказался совершенно другой Заболоцкий ёжик. Сытый, причёсанный и довольный жизнью!
          — Шпасшиба! — сказал он и смутился, поскольку разговаривать с набитым ртом было неудобно.
          Но Витатий, как очень воспитанный ёжик, ответил просто:
          — На здоровье!
          А потом они плыли на лодочке к Звенящему Ручью. Почему туда? Так именно этот ручей и искал целый день Йорик, как звали Заболоцкого ёжика, искал-искал, заплутал в протоках, устал, проголодался и испортил себе всё настроение.
          И если бы не птица Ржанка, ещё неизвестно как повернулось бы дело! А вот теперь Йорик и Витатий сидели на берегу ручья, с удовольствием слушали рыбок-колокольчиков и пили самый расчудесный клюквенный чай, заваренный в котелке на огне костра.
          Конечно, это непорядок, что где-то там оставался нерасчёсанный дедуля. Однако, впереди ведь был четверг. И даже пятница. А уж после субботней бани будут причёсаны вообще все ежи без исключения! Так что повода для особой печали не наблюдалось.

          ШУТНИКИ

          Витатий любил иногда как следует присвистнуть, особенно, если вдруг в голову приходила некая Идея. Вот и сейчас он присвистнул, да так громко, что хорёк Хорькин поспешно выглянул из норы.
          А идея была замечательная — про соль!
          «Если соль покрасить в какой-нибудь другой цвет, — соображал Витатий, — то тогда!..»
          — Чего ты свистишь? Денег не будет. — внезапно перебил его мысли хорёк, сослепу принявший ёжика за свою супругу, которая должна была с минуты на минуту вернуться с рынка.
           — Привет!— с энтузиазмом воскликнул Витатий. — Есть идея! — ему очень хотелось с кем-нибудь поделиться.
           — Нету! Нету у нас никаких идей и никогда не было! — пробурчал Хорькин, поняв, что обознался, и уже собирался нырнуть обратно в свою нору, как вдруг ему тоже пришла в голову идея. Это оказалось настолько конгениально, что хорёк от неожиданности испортил воздух. Жаль, но не всем известно, какие  на редкость пакостные идеи посещают время от времени хорьков.
           — Фу! — поморщился Витатий. Он хоть и был воспитанный ёжик, однако молча терпеть выходки хорька не желал.
          А тот, хитро прищурившись, произнёс ласково-несчастным голосом:
          — Ёжик, а ёжик, будь другом, принеси мне из сарая одну штуку. Ну… ты должен  догадаться, какую. А то, боюсь, со мной тут неприятность может приключиться. Болею ведь я. Сил никаких нет, так живот крутит! — и Хорькин снова бессовестно испортил воздух.
          Витатий просто обалдел. Два раза подряд! Это уж точно к худу. Ёжик хотел сказать, что ему совершенно некогда, и побыстрее покинуть это место. Однако, за спиной у него послышались шаги. Вернулась домой хорькова супруга по имени Стушка.
          Увидев возле своей норы какого-то незваного ёжика, Стушка от раздражительности тоже испортила воздух.
          «И эта болеет, бедная!» — с замиранием сердца понял Витатий и решил всё-таки сходить в сарай, и принести несчастным хорькам так необходимую им штуку.
          — Эй, ты куда это направился? — не поняла Стушка.
          Но супруг на неё шикнул:
          — Тсс! Пущай идёт. Сейчас посмеёмся, как он оттуда выскочит!
          — А-а-а… — начала догадываться Стушка.
          Хорькин кивнул, и оба супруга предвкушая весёлое зрелище ехидно заулыбались.
          Ёжики неплохо видят в темноте, поэтому большой красный горшок Витатий заметил сразу. Ну, а какая ещё могла понадобиться штука страдающему животом хорьку? Только эта, и думать нечего!
          Из горшка доносилось какое-то невнятное бормотание. Уж не почудилось ли? Ёжик подкрался и приоткрыв крышку заглянул внутрь. Он чуть было не вскрикнул от неожиданности и не отскочил в сторону, потому что на дне горшка сидел неизвестный зверь и как раз в момент открытия крышки он издал довольно резкий звук.
          С трудом удержав себя в руках, Витатий, ощущая бегущий по спине холодок, присмотрелся внимательнее и убедился, что неизвестное существо вряд ли может представлять опасность, поскольку оно было маленьким и к тому же очень несчастным с виду.
          — Ты кто такое? — спросил шёпотом Витатий. — И что ты тут делаешь?
          Зверёк заметался по кругу, окрашивая стенки горшка в разные оттенки оранжевого цвета.
          — Я — Дэнис! Я — конь! — прокричал он писклявым голосом.
          — А-ха-ха! — коротко хохотнул, не сдержавшись, Витатий, и подумал: —  «Ладно, хоть не слон.»
          А Дэнис, не прекращая суматошного бега, добавил:
          — Я — морской конёк! Нечаянно попал в магическую ловушку. Теперь мне нужно или пробежать сто морских миль, чтобы снова очутиться в родном океане, или пусть Кто-нибудь польёт меня до захода солнца солёной водой. Так назначил злой колдун Кракен. — конёк в отчаянии завопил ещё более писклявым голосом: — Но тут нет никаких Кто-нибудев, кроме злого существа, хитростью заманившего меня в эту темницу! Я пропал! — Дэнис остановился, взбрыкнул и издал короткое ржание.
          — Вот оно чего. Морской конёк! — присвистнул Витатий и машинально сунул руку в кармашек штанов. Там у него словно нарочно лежал пакетик соли, которую он намеревался ещё совсем недавно покрасить в другой цвет. Соль в лес поставляли дикие коты. У них была своя фирма с названием «Котнаплакал». А в результате того, что коты плакали не слишком часто, соль была редким и довольно дорогим продуктом. Но стоило ли жалеть потраченные деньги, когда рядом пропадало ни за грош такое интересное и несчастное существо!
          — Ты это… ты погоди, Дэнис, ты потерпи. Я щас! — Витатий выскочил во двор, где давеча приметил ведёрко с дождевой водой, схватил его и снова примчался в сарай.
          — Столько воды хватит? — спросил он уже совсем отчаявшегося конька.
          — А она солёная? — с надеждой спросил Дэнис.
          — Посолим! — Витатий восторженно вытащил пакетик из кармана и зубами откусил уголок.
          — Сыпь на меня! — запищал Дэнис. — Прямо на меня сыпь её, а потом лей воду.
          — Как скажешь! — Витатий щедро потряс пакетиком над крошкой коньком, затем выплеснул на него воду. И с восторгом увидел, как конёк Дэнис встряхнув на прощание головой исчез в ярко-оранжевой вспышке огня.
          В это время в дверь ворвались уже отчаявшиеся дождаться юмористического эффекта хорьки. Вскрикнув в испуге от ослепившей их вспышки, они тут же решили, что ёжик намеревается сжечь их сарай. Стушка, раскинув руки, стала загонять Витатия в угол, а Хорькин подбежал к горшку, заглянул в него и яростно взвизгнул:
          — Где?! Где моя чудо-юдо-зверушка? Куда ты её дел? Отдай, это МОЯ, МОЯ зверушка! Я её сам поймал!
          — Он уплыл в океан! — попытался объяснить ситуацию ёжик. — Он морское животное, которое нельзя держать в горшке.
          — Лови его, Стушка, лови! — зарычал Хорькин, донельзя раздосадованный. Вообще-то, хорьку и даром не нужен был конёк Дэнис, но он был ЕГО СОБСТВЕННОСТЬЮ! Собственностью, которую теперь кто-то осмелился отнять!
          Витатий начал задыхаться в атмосфере сарая, напрочь испорченной обоими хорьками.
          «Вот почему они живут на самом краю леса и никто с ними не дружит!» — понял ёжик.
          Он проскользнул под рукой у разъярённой Стушки, ловко ввёл в заблуждение обманным движением Хорькина и выскочил из сарая наружу. Захлопнув за собой дверь и накинув крючок, Витатий окрылённо помчался по тропинке подальше от этих мест, вдыхая полной грудью свежий, чистый лесной воздух.
          «Всё хорошо, что хорошо кончается.» — подумал на бегу Витатий. И был трижды прав.

          УМ ЗА РАЗУМ

          Ёжик мучился вопросом, будут в этом году белки угощать его орехами, или нет? Ведь дело даже не в орехах! Сами по себе орехи это мелочь. Главное в другом — в белках! А также в жирах и углеводах. Каково, например, должно быть их количество в пропорциях? И кто ответственен за их бесперебойную доставку на стол по приемлемой цене?
          Упс! Ёжик даже перестал вылавливать комочки из манной каши. Потому что в его голову пришли ЧУЖИЕ мысли. Ведь на самом-то деле он думал только о белках и орехах! Откуда же вдруг возник вопрос о взаимодействии разных пищевых элементов и вдобавок о товарно-денежных отношениях?
          Ёжику стало очень страшно и он съехал со стула под стол. Здесь было темновато, но куда как спокойно! Если вы когда-нибудь забирались под стол, вам должно быть хорошо известно об этом. А если нет, то у вас всегда есть возможность это проверить!
          Скатерть была очень красивой, но в положении «из-под стола» рисунок на ней отличался от привычного. Витатий присмотрелся внимательнее и вдруг понял, что «снаружи» и «внутри» — это две большие разницы! Ёжик, который ест манную кашу за столом, и ёжик, который не ест ничего, это может быть один и тот же ёжик, а могут оказаться и двое разных. Поэтому и рисунок на скатерти снаружи один, а под столом совершенно другой.
          Чужие мысли притаились. Вернее, приготовились к продолжению своей экспансии. Можно ли  привыкнуть к мыслям, если они приходят непонятно откуда? Ёжик выглянул из-под стола. В доме было тихо.
          — Уфф. — сказал Витатий и внезапно подумал, что определённо каша с комочками это нонсенс! Ведь ровная, однообразная по структуре каша должна гораздо лучше усваиваться организмом. Когда ложка делает чёткие, поступательные движения по кругу, каша исчезает без помех, рождая впоследствии чувство сытости. А если в ней комочки?
          Тут ёжик понял, что в это утро какие-то экзистенциальные процессы пошли неправильно. Раньше он просто ел кашу, и если она была с комочками, то он её тоже ел, разве что немного помедленнее. И всё тут! И никаких посторонних мыслей, а уж тем более глупых залезаний под стол не случалось.
          Витатий быстро глянул под стол, дабы проверить, а вдруг он нечаянно раздвоился, и второй Витатий притаился там? Однако, нет, ничего подобного не произошло. И откуда только такие идеи в его голове?
          На улице послышался отдалённый шум. Потом шум стал нарастать звуком, как снежный ком нарастает массой, и наконец на подоконнике, как чёртик из шкатулки, явился заяц.
          — Ты позавтракал? — спросил запыхавшийся Четырепять у Витатия. — Айда к бобрам, запруду строить!
          Ёжик кивнул и вдруг спросил:
          — А ты умеешь читать...
          — Ну ещё бы! — воскликнул Четырепять. — Да будет тебе известно, все зайцы способны читать, причём уже с рождения!
          — …читать мысли? — закончил ёжик и зачем-то снова заглянул под стол с крайне задумчивым выражением лица.
          — Читать… мысли? — поразился заяц. — Нет. Не умею. Зачем врать. А ты умеешь?
          Ёжик вторично кивнул.
          — Научишь? — глаза зайца стали огромными и слегка окосели.
          — Не уверен, что у меня получится. — Витатий вновь заглянул под стол и добавил: — Скорее всего, я умею читать только свои собственные мысли.
          — А? — непонимающе раскрыл рот Четырепять и тут же свалился с подоконника внутрь комнаты, после чего со сдавленным смехом закатился под стол.
          — Стой! — Витатий резко дёрнул скатерть, так что она сползла до самого пола.
          Брямц! Миска с недоеденной кашей упала на пол.
          — Не шевелись! О чём ты сейчас думаешь? — взволнованный ёжик забегал вокруг стола. — Молчи! Я прочитаю твои мысли!
          Но невероятно интересный и многообещающий эксперимент не удался. Витатий, подскользнувшись на манной каше, вдруг обрёл способность к левитации, жаль, недолгой. Бум!
          Из-под стола выбрался заяц. Обычно, любые нелепые действия вызывают у наблюдателя смех, или как минимум улыбку. Но Четырепять был серьёзен. Он поднял Витатия и как следует его встряхнул.
          — Брр! — сказал очнувшийся ёжик. — Что это было?.. И почему разбита посуда?
          — Видишь ли, — заяц сосредоточенно посмотрел на приятеля, — сдаётся мне, у тебя приключилась манная лихорадка. Ты говорил чушь и постоянно заглядывал под стол, потом ещё ты бегал кругами и бил посуду. Поэтому сейчас будем тебя лечить! — Четырепять снова встряхнул ёжика.
          — Ай-я-яй! — Витатий взболтнул ножками в воздухе. — Ой-ё-ёй! Нету у меня никакой лихорадки! Я совершенно здоров! Отпусти!
           — А ну-ка, ответь, сколько будет дважды два?
           — Чтыре. — воскликнул ёжик.
           — А вот и нет. Не «чтыре», а чЕтыре. Ты пропустил свою букву! Букву «е»!
           — У меня буква «ё»! — крикнул Витатий. — Я ёжик, а не ежик!
           — Ну, вот. Порядок. — с облегчением вздохнул Четырепять и отпустил Витатия. — Болезнь купирована. Хотя для пущей уверенности не мешало бы сделать ещё один тест. — заяц взял со стола чайную ложечку. — Пациент, откройте рот и скажите «а-а-а».
          Витатий с опаской посмотрел на приятеля.
          — Чего? — нахмурился тот. — Открывай, давай, рот и говори, что тебе говорят!
          — Нет! — твёрдо сказал Витатий и стал собирать осколки разбитой чашки и остатки манной каши. — Не буду я говорить это дурацкое «а-а-а». —  передразнил он зайца.
          — Ну и ладно. — улыбнулся Четырепять. — Это я тебя проверял. Может, ты и в самом деле болен манной лихорадкой. Так мы как? Пойдём все же к бобрам, смотреть строительство запруды, или нет?
          — Конечно, пойдём. — ответил Витатий, поправляя на столе скатерть. —  Почему бы нам не пойти, раз хочется! Тем более, у меня есть вопросы к бобрам.
          — У тебя? Это что-то новенькое. — удивился Четырепять. — Какие у тебя могут быть к ним вопросы?
          — Разные! — ответил ёжик. — Ведь бобры, они мудры!

          НАСТРОЕНИЕ
         
          Ещё нежась рано-рано утром в постели Витатий вдруг захотел чего-то СТРАННОГО. Не пирога с черникой, не киселя из брусники, не натурального птичьего молока, а прямо... прямо... ну, прямо-таки невесть чего! Вот.
          Это было что-то новенькое. Когда вдруг хочется странного, это... знаете ли... головная боль да и только.  Это просто какой-то канатоходческий трюк над пропастью эмоций. И, разумеется, такое неустойчивое положение духа ёжика совершено не устраивало. Поэтому, тихонько поднявшись и выйдя во двор, он как следует ущипнул себя за руку.
          — Уююй! — от неожиданной боли Витатий именно так и вскрикнул. И даже повторил для полноты ощущения: — Уююй!
          Ёжик смотрел прямо перед собой, потирая пострадавшее место ладошкой, и не понимал, что на него, собственно говоря, нашло. Ведь если принять щипок самого себя за то самое желаемое СТРАННОЕ, значит, всё теперь должно было встать на свои места. Однако, ничего подобного не произошло. Ёжик некоторое время прислушивался к своим ощущениям и наконец понял, в чём проблема. Так бывает только в одном случае, а именно — если где-то совершена ошибка.
          Витатий понимающе усмехнулся. Ущипнуть-то, похоже, нужно кого-нибудь другого, вот и всё! И ёжик даже знал кого именно, конечно же — Пурика. Ведь, помимо всего прочего, если неожиданно ущипнуть бурундука за мягкое место, то можно увидеть, как забавно он подпрыгнет от боли.
          Витатий приободрился. Похоже, он нашёл то СТРАННОЕ, что искал. Теперь следовало просто воплотить своё намерение в реальность.
          Но стоило только ёжику начать обдумывать дальнейшие действия, как кто-то ловко обнял его сзади и принялся... тискать! Ого! Такого обращения с собой Витатий никак не ожидал. В конце концов он был уже почти взрослый ёжик! И ни с того, ни с сего тискать его имели право только очень близкие, можно даже сказать родные, существа. Поэтому колючки его немедленно приняли оборонительное положение. И тем не менее чьи-то цепкие лапки продолжали его теребить, и не просто так, а с глупым сюсюкающим пришепетыванием: «Ути-пути! Ути-пути!»
          Этого Витатий стерпеть никак не мог и, выскользнув из чужих объятий, очень круто обернулся. Возникла пауза. Перед ним стояла... ну совершенно же незнакомая ежиха!
          — Ой. — сказала она неожиданным басом. — Ой. Ой. Ой. — ежиха выпучила круглые глаза василькового цвета. А потом всплеснув лапками пояснила кому-то за спиной Витатия, что обозналась, что «вы не поверите, но сзади он просто вылитый Уююй, мой обожаемый племянник!»
          Витатий был воспитанным ёжиком, но удержаться не смог и довольно резко возразил, что в их лесу персонажа с таким именем нет.
          — Как, то-есть, нет? — страшно удивилась незнакомая тётя. — А где же тогда он, мой Уююйчик? Ведь кто-то же только что звал его, крича на всю округу «Уююй!» Куда он подевался, а ну, признавайся, негодник!
          Витатию же было совершенно не в чем признаваться, разве что в собственной глупости. И тогда он снова ущипнул себя! Но уже не стал издавать никаких звуков, а просто зажмурил глаза...
          А когда открыл их, никакой тётушки рядом не было, не было даже её следа. Витатий вздохнул с огромным облегчением, но тут же и опечалился, он понял — если хочешь странного и поступаешь странно, то нечто странное как раз тебя и найдёт. И будет тискать, а то ещё и похуже, щипать или колотить! Поэтому от всего такого странного лучше держаться как можно дальше. И вообще, пора, наконец, становиться мудрее, и прекратить сваливать на других вину за собственные ошибки.
      — О-хой!  — грустно сказал ёжик.
          А что тут ещё можно было сказать? Слово «о-хой» как нельзя лучше соответствовало моменту.
          У Витатия пропало всякое настроение. Вот, вроде, оно было с утра, маленькое, растрёпанное и неумытое. Боевое такое, многообещающее настроение. Но теперь взяло и исчезло.
          — Эй, постой! — только и успел подумать ему вслед ёжик. Но ответа уже не получил.
          И теперь Витатий возвращался в дом совершенно один, без настроения.
          Чуть позже он без настроения умылся, без настроения сделал зарядку и позавтракал тоже без него. Булочки были не такие вкусные, как обычно, чай тоже, и даже молоко божьих коровок было нынче не так чтобы очень. Хотя, один пирожок Витатий всё-таки сунул в карман, на всякий пожарный случай.
          «Что, если вдруг?» — благоразумно подумал он.
          Прошуршав за стеной, в окно стукнул ветер. Но как-то тоже вяло.
          — Привет, ёжик. — сказал он невнятно, безрадостно и тут же улетел по своим делам.
          Витатий вздохнул.
          «Где же оно ходит-то теперь, моё настроение? Как там ему без меня? Тоже, небось, несладко…»
          Часы сдвинули стрелки, из окошечка выглянула кукушка.
          — Ку-ку. — сказала она совершенно не своим голосом. — Ку-ку. Если оно вам вообще нужно. — и спряталась за дверцей.
          Тут ёжик крякнул, стукнул по колену кулаком и решил идти искать пропавшее настроение. Ведь без него становилось уже невыносимо тоскливо.
          На лесной тропинке, возле засохшего клёна, тем временем, достаточно долго и упорно стоял Четырепять, иногда возобновлявший попытки овладеть таинственной ЙОГОЙ. Вообще-то, зайцы не очень любят стоять просто так. Но Четырепять стоял не просто так, а замерев в позе, названия которой ещё не придумал. Вполне вероятно, что он и замер здесь именно для того, чтобы как следует обдумать название позы, в которой он здесь замер.
          На тропинку из кустов чертополоха вышел ёжик, вышел и остановился. А потом тихо приблизившись к другу спросил:
          — Ты чего тут?
          В другой раз Витатий конечно спросил бы по-другому, это несомненно. Однако, сегодня у него не было никакого настроения и поэтому спросилось так, как спросилось. Да к тому же не каждый день увидишь замершего в нелепой позе зайца. Который задумчиво пошевелил ушами и вообще промолчал в ответ.
          — Чего ты? — удивившись повторил вопрос ёжик.
          Но Четырепять и на этот раз не откликнулся.
          — Э-э-э! — Витатий заволновался. — Ты чего-о?
          Тут заяц вдруг громко икнул, недоумённо уставился на ёжика своими огромными раскосыми глазами и икнул ещё дважды. Наконец, проикавшись, он расплылся в широкой улыбке и сказал:
          — Привет, дружище! Привет!
          Витатий только кивнул. Ведь, если отсутствует настроение, то и слова тратить нет смысла, можно просто кивнуть.
          Однако Четырепять был с этим в корне не согласен. Тем более, что кивок у ёжика получился не дружеский, а какой-то совершенно нейтральный. Поэтому обиженный заяц неторопливо вытащил из сумки фляжку и набрав в рот воды, демонстративно застыл в предыдущей позе без названия.
          От неожиданности Витатий машинально достал из кармана пирог и стал откусывать от него маленькие порции, интенсивно при этом размышляя и пытаясь проникнуть в суть происходящего.
          «Четырепять молчит, как будто в рот воды набрал! Но ведь он и действительно так сделал! Что же это может означать?»
          Как это ни странно, буквально спустя пару-тройку минут ёжик внезапно понял, что к нему вернулось настроение. Он, чтобы опять не ошибиться, внимательно прислушался к своим внутренним ощущениям, и убедился, что таки да, пропажа возвратилась на положенное ей место.
          — Уфф! — с облегчением выдохнул ёжик, радостно повернулся вокруг своей оси и подмигнул приятелю. Да так лукаво, что заяц рассмеялся и выплюнул воду. Он был умный заяц и сразу почувствовал перемену к лучшему. Жизнь определённо налаживалась!

          КРЫЛЬЯ ЛЮБВИ

          Ёжик торопился, не будет преувеличением сказать — даже очень торопился!
          — Куда может спешить ёжик? — спросит самый нетерпеливый читатель.
          — Туда! — будет ему не менее нетерпеливый ответ.
          Вообще-то, ёжики стараются не спешить, но сегодня получился совершенно особый случай, Витатий спешил по одной простой причине — ведь он был влюблён! А влюблённый ёжик и просто ёжик это два совершенно разных ёжика. Ёжики они такие — если влюбятся, то пиши пропало! Хотя, в нашем случае это было не совсем так. Ведь наш ёжик был ещё не слишком взрослый, поэтому писать он толком не умел, и у него оставался шанс вовсе не написать это самое «пропало».
          Но куда же спешил Витатий в столь ранний час? Причём, совершенно один, без мамы, папы? А вот это был огромный секрет! Ёжик спешил на свидание! А навстречу к нему спешила та, в кого он был влюблён — Ёжинька. Да, да, Ёжинька! А кто же ещё? Не бурундучиха же! Ёжики обычно влюбляются в ёжинок! Так уж повелось, и с этим ничего поделать нельзя. Да и не нужно.
          Хотя — тсссс! В самый-пресамый первый раз Витатий малость оплошал, влюбился не в ёжинку, а... в бабочку! Представьте себе. Тогда он был ещё совсем маленьким несмышлёнышем, ему ОНА казалась такой красивой и ласковой, когда весело порхала вокруг Витатия, и он счастливо смеялся, совершенно очарованный, бабочка наверное тоже смеялась, только неслышно, тихо-тихо, как и положено приличной бабочке.
          А потом она потерялась! Была, была, — раз! — и исчезла. Витатий искал её везде, даже на чердаке и в чулане, но найти не смог. Чтобы сильно не грустить по этому поводу, Витатий решил нарисовать её портрет. За этим занятием его и застал Четырепять.
          — Ухт... это кто у тебя? — спросил заинтересованно заяц.
          — Бабочка. — печально вздохнув, ответил Витатий.
          — А где неё усы? — поинтересовался дотошный заяц.
          — Усы? У неё нет никаких усов. — опешил Витатий. Он, как все влюблённые, не замечал ничего такого особенного, что отвлекало бы внимание от предмета его любви.
          — Нет усов? — Четырепять сделал огромные глаза. — Так давай, я ей сейчас приделаю!
          — Рисуй себе свою бабочку, хочешь, с усами, хочешь, без усов, а мою не трогай!
          — Не-е-е... — протянул разочарованно заяц. — Я тогда не стану рисовать, два шедевра это уже перебор.
          Витатий не понял, про что говорит Четырепять, ведь он был ещё маленький ёжик и некоторые значения взрослых слов не знал. Поэтому решил на всякий случай промолчать. Как говорил дед Йожка: «молчание есть факт осознания глубин». Он иногда тоже изъяснялся непонятно, но Витатий запоминал всё, что изрекал дедушка, просто на всякий случай.
          На этом бы уже и закончилась история о первой любви. Если бы Четырепять вдруг не сказал напоследок:
          — Бабочка без усов это как ёжик без иголок.
          И тут Витатий до жути зримо представил свою бабочку, но не только без усов, а вдобавок ещё и без крыльев, а себя — без иголок, то-есть, абсолютно голым! И ему стало страшно. Всё-таки, он был ещё совсем маленьким ёжиком. И не знал, что иногда у Любви действительно пропадают крылья.
          Именно поэтому сегодня он сильно спешил к Ёжиньке. Витатий на этот раз не хотел, чтобы любовь оказалась, как тогда, мимолётной. Уж теперь-то он имел какой-никакой опыт!
 
          ФИЛОСОФИЯ

          Зайцы не любят многих вещей. Но особенно они не любят просыпаться рано-прерано. Увы, в это утро произошло именно так. На дворе было ещё темно, а когда на дворе темно, в голову лезут всякие такие разные мысли. Первым делом, конечно, влезла та, что, пожалуй, не мешало бы ещё поспать. Четырепять оценил эту мысль по достоинству. Но уснуть, тем не менее, не смог. Причём настолько, что в какой-то момент вдруг отчётливо понял — пора навестить ёжика. Ведь к друзьям можно приходить когда угодно! На то они и друзья.
          Дорога была не долгой, впрочем, как и предшествовавшие ей сборы. Вполне увереннный, что в мире ничего не изменилось, Четырепять проник во двор к ёжикам и постучал в окно комнаты, где обычно спал Витатий. И точно, спустя какие-то пять минут к стеклу сунулась заспанная мордашка Витатия. Створки окна осторожно раскрылись.
          — Ты чего?! В такую рань! Случилось чего? — ёжики, если их  разбудить с утра пораньше, становятся очень любопытными и иногда совершенно забывают правила хорошего тона.
          — Привет тебе, Витатий! — тем не менее, торжественно сказал Четырепять, взбираясь и усаживаясь на подоконник.
          — А-а-а... Ага! Привет! — ёжик посмотрел на зайца, тщетно пытаясь догадаться о причине столь раннего визита.
          — Я, видишь ли, вот о чём подумал. — произнёс Четырепять, задумчиво глядя куда-то сквозь Витатия. — Если мне, например, не спится, а тебе наоборот... то это как-то не по-товарищески, не находишь?
          — И всего-то делов? — удивился ёжик. — Для того, чтобы сладко спалось, а не наоборот, нужно просто-напросто скушать чего-нибудь вкусненького!
          — Думаешь? — Четырепять в общем-то был не против ранних завтраков, как впрочем и обедов, полдников, ужинов, а кроме того внезапных перекусов.
           — Убеждён! — весело воскликнул Витатий, но, тут же спохватившись, осторожно оглянулся и прошептал: — Только ничего кроме молока сейчас предложить не могу.
          — Во-о-от! — Четырепять тоже понизил голос до шёпота. — А знаешь, почему я не мог уснуть?
          — Почему?
          — Я ворочался! И не просто так, а словно лягушка в молоке! Ворочался упорно и настойчиво, как никогда по утрам.
          — Лягушка в молоке? — Витатий мгновенно представил, как в его превосходном молоке барахтается зелёная, скользкая лягушка и вздрогнул. — Бррр!
          — В том-то всё и дело. — заяц принял задумчивую позу, устроив правую ногу на левую, и правую же руку прижав к груди. — При таких обстоятельствах, кстати, из молока получаются сливки!
          — При таких обстоятельствах? — не поверил Витатий.
          — Ну да! — кивнул утвердительно Четырепять и добавил: — Но не это главное, дружище, хотя молоко, в общем и целом, это хорошо. Однако, есть кое-что получше.
          — Что именно? — Витатий немножко растерялся от странного направления беседы.
          — Сливки, разумеется! — воскликнул Четырепять. — Мы же лучше молока в сто раз!
          — Почему мы... и при чём тут сливки? Как это? — Витатий, конечно, полагал себя не самым плохим ёжиком на свете... но чтобы вот так вот взять и заявить, что он лучше молока! Это, пожалуй, перебор.
          — Да ведь мы с тобой теперь — Сливки Общества! — прошептал Четырепять страшным голосом и на этот раз положил левую ногу на правую, одновременно прижав к груди обе руки. — Понимаешь? Мы — Сливки Общества!
          — Почему?! — чуть не закричал ёжик, почувствовавший серьёзность момента, и досаду от того, что никак не мог уловить логику в Четырепячьих словах.
          — Ну, смотри сам, что получается. — терпеливо начал объяснять заяц. — Вот я нынче не спал, ворочался. Но и ты, хотя и спал, однако же ворочался тоже! — Четырепять указал на сбитую в жгут простыню, на одеяло, которое почти сползло на пол, и подушку, что лежала ровно посередине ёжиковой постели. — А раз мы с тобой усиленно ворочались, но при этом не лягушки... то из молока сами себя сбили в сливки! Вот так-то! Вот поэтому-то я к тебе и пришёл. Поделиться этой сногсшибательной новостью. Иначе бы ты всё на свете продрыхал, как всегда. Ну, правда ведь, я молодец?
          — Правда! — с трудом выдохнул ошеломлённый и даже слегка напуганный ёжик.
          Насладившись произведённым впечатлением Четырепять устремил взгляд на светлеющее небо и удовлетворённо сказал:
          — Да-а... Вот такие бывают иногда сны.
          — То-есть... как это сны? — растерянно улыбнулся Витатий.
          — Натурально. — вздохнул снисходительный заяц. — Я тут недавно узнал, что, оказывается, всё, что мы с тобой видим вокруг, это всего-навсего сновидение! Более того, мы и сами являемся чьим-то сновидением. Кто-то Там спит и наблюдает нас, а проснётся, посмотрит как следует — ан, никакого ёжика и зайца на самом деле нету! — Четырепять лениво перевёл взгляд на Витатия. — Вот закрой глаза и сразу убедишься, что ничегошеньки вокруг не существует.
          Ёжик тут же последовал совету друга и даже вздрогнул от неожиданности — всё вдруг исчезло! Немного подумав он коснулся рукой зайца и рассмеялся:
          — Хоть я тебя и не вижу, но ты же есть!
          — Это, знаешь ли, просто потому, что мы с тобой оба не существуем. — грустно улыбнулся Четырепять. — Мы оба Кому-то Там снимся, поэтому можем друг друга ощущать. А вот если бы снился только один из нас, то другому уже не удалось бы ни увидеть, ни потрогать его. Эта штука называется философия.
          Заяц меланхолически пошевелил ушами и Витатий сразу же подумал о том, какие всё-таки замечательные у него уши! И насколько, наверное, это здорово, когда можно вот так запросто ими двигать. Даже если всё вокруг только сновидение.
          Витатий облокотился о подоконник и стал смотреть, как в просветы между деревьями леса выстреливают лучики медленно поднимающегося солнца.
          — А Сливки Общества имеют право ходить за грибами в дальнюю рощу? — вдруг спросил он. — Может такой сон присниться Кому-то Там?
          Четырепять с интересом взглянул на ёжика.
          — Я, честно говоря, не совсем в этом уверен. — произнёс он задумчиво. — Кажется, Сливки Общества должны заниматься чем-то другим... Но вообще-то, если Кому-то Там вдруг приснится ИМЕННО ТАКОЙ СОН... то мы с тобой вполне можем позволить себе поход в дальнюю рощу за подберёзовиками!
          — Так чего же мы тогда ждём? — озорно подмигнул Витатий. — Айда в сарай за корзинками!
          Дважды повторять не пришлось и спустя некоторое время друзья уже весело шагали по просыпающемуся лесу вдоль тропы, ведущей на восход, где всё смелее и ярче снилось Кому-то Там утреннее солнце.

          ЗАВАРНЫЕ ПИРОЖНЫЕ

         Витатий в этот день совершенно не знал, чем ему заняться. И не то чтобы никаких дел не было, были, конечно. Но всё какие-то скучные и по большому счёту неувлекательные. Ну что это такое, действительно, — перебрать горох и сушёную малину, проверить грибницу на заднем дворе, натаскать хвороста, срубить кусачую крапиву вдоль изгороди! Ведь всё это обычные рутинные занятия. А маленьким ежам иногда надоедает однообразие! И хочется чего-нибудь эдакого, из ряда вон выходящего! Вот только чего именно? Увы, в голову ничего не приходило.
          «Может, у меня просто поломалась голова?» — подумалось вдруг, и Витатий тут же стал встревоженно ощупывать её лапками. Однако, с головой всё было в порядке. И Витатий понял, что нынешний день будет точно таким же, как вчера, позавчера, и даже позапозавчера. Он печально вздохнул. И вот тут-то в буйных кустах крапивы неожиданно послышалась какая-то возня. Послышалась и затихла.
          Заинтригованный Витатий осторожно приблизился к забору и вгляделся. Как того и следовало ожидать, в густой кусачей заросли по ту сторону изгороди сидел не кто иной, как Четырепять. Сидел, закрыв глаза, что-то пережёвывал и молчал. Молчал настолько выразительно, что ёжик сначала даже не узнал своего друга, и потому не поздоровался, а только икнул, ибо вид притихшего в крапиве зайца был несколько пугающим. Впрочем, уже в следующее мгновение ёжик спохватился и взмахнул руками.
          — Прривет! — весело произнёс Витатий и широко улыбнулся, в надежде, что Четырепять сейчас встрепенётся, откликнется, и затем всё ему объяснит.
          Но не тут-то было. Заяц мало того, что не ответил на приветствие, так ещё и повернулся к ёжику спиной. Каковое действие являлось не только странным, но и возмутительным.
          — Э-эй, ты чего? — изумлённо спросил Витатий, перелезая через штакетины и подходя к зайцу вплотную. — Чего молчишь-то?
          Вместо ответа Четырепять вдруг сделал какую-то абсолютно необъяснимую вещь — он ловко перепрыгнул через забор и уселся там, опять же повернувшись спиной к Витатию. А затем совершенно невозмутимо сунул в рот невесть как оказавшуюся у него в руках морковку. С хрустом откусив от неё, он пошевелил ушами и удовлетворённо замер.
          День вдруг перестал быть скучным и обыденным, в нём явственно проявилась некая интрига. Похоже, Четырепять затеял очередную забавную игру, решил ёжик.
          Десять раз Витатий перелезал через забор, десять раз заяц перепрыгивал от него на другую сторону, сопровождая свои действия хрустом поглощаемой морковки. И вот наконец, уже серьёзно уставший и отчаявшийся понять происходящее, ёжик зацепился ногой за штакетину и с воплем упал прямо на зайца.
          — Уфф! Мама дорогая... — произнёс в ответ Четырепять, ошеломлённо озираясь вокруг слегка косящими глазами. — Вот это да... Уфф! Ну, ёжик, ты меня очень выручил, — вдруг затараторил он, — иначе, боюсь, я бы навсегда остался немым. А может быть и глухим. А может быть и не навсегда, но очень надолго. А может быть и не очень надолго, но вполне достаточно, чтобы это бросилось в глаза окружающим. А может быть и нет. А может быть и ещё чего-нибудь похуже.
          Витатий вытаращил глаза на друга.
          — Так это что же получается, ты меня сейчас действительно не слышал?
          — Абсолютно! Абсолютно! — торопливо закивал головой Четырепять. — И не слышал, и не видел! Прикинь!
          Но ёжик не собирался ничего прикидывать, он хотел понять, ибо если ты чего-то не понял, то это непонятое будет мучить тебя всю оставшуюся жизнь. А такого ни один порядочный ёжик по отношению к себе допустить не может!
          Четырепять же тем временем словно бы невзначай вытащил из кармана оранжевую морковку и захрустел ею, прикрыв глаза. И тут ситуация повторилась — заяц сосредоточенно жевал лакомство, опять не желая реагировать ни на какие слова! Витатию пришлось прибегнуть к радикальным мерам и как следует треснуть зайца по макушке.
          — Ох! — вздрогнул Четырепять и с силой выдохнул воздух: — У-у-уфф! Ты снова спас меня, мой друг! А то бы я до скончания века остался немым, глухим и слепым. — заметив упавшую на траву надкушенную морковку, заяц потянулся за ней.
          — Стоп! — Витатий решительно остановил движение заячьей руки. — Стоп! Объясни мне вначале, что тут вообще происходит? От чего ты становишься слепоглухонемым?
          — Так, это... видишь ли... — заяц почесал макушку, подумал, и, понурившись, признался: — Я был в гостях у Локи Шляпника.
          — Ах, вот оно в чём дело! — всплеснул руками Витатий и понимающе покачал головой. — То-то я гляжу, что ты нынче сам не свой.
          Уж кто-кто, а Витатий знал причину произошедшего с зайцем конфуза. Когда-то, давным-давно, он слышал рассказ своего дедушки Йожки про несчастного Локи Шляпника. Суть проблемы заключалась в том, что во время изготовления самого качественного фетра для шляп применяется ртуть. А испарения ртути очень вредно действуют на голову. В результате Шляпник, который раньше был вполне здравомыслящим субъектом, постепенно, в процессе производства всё большего количества шляп, надышался испарениями ртути и... просто-напросто сбрендил! После чего бедолагу и прозвали в лесу Свихнутым Шляпником. Мало того! Каким-то невероятным образом Локи умудрялся передавать часть своего безумия каждому посетителю, который заходил к нему в мастерскую. Так что отныне мало у кого возникал соблазн навестить его по старой дружбе, или какому-нибудь другому поводу. Даже шляпы теперь он мог сбывать только на рынке, в безопасной для покупателей атмосфере.
          — Я и попал-то к нему совершенно случайно. — словно бы даже сам удивляясь допущенной оплошности пожаловался Четырепять. — Просто брёл мимо его дома, задумавшись, по своим делам, и вдруг слышу из-за забора голос: «Милостивый государь, не соблаговолите ли заглянуть к старику на чашку чая с заварными пирожными?» Ну... я и соблаговолил... Заварные пирожные-то на дороге не валяются, согласись! — заяц взглянул на Витатия большими трагическими глазами. — А потом, когда уже сели за стол, Шляпник возьми да и скажи: «Милостивый государь, когда я ем — я глух и нем! Чего и вам желаю!» И всё! Тут меня и переклинило! Ем эти пирожные, пью чай и молчу! Молчу, как проклятый! А старик всё говорит и говорит чего-то, всё говорит и говорит! А я всё ем и ем, ем и ем. А в голове одна мысль крутится: когда я ем — я глух и нем, когда я ем — я глух и нем! Правда, потом, уже в лесу-то, я немного пришёл в себя. Да что толку! Решил зайти к тебе в гости, добрался вот сюда, до забора, и дёрнул же меня чёрт откусить маленько от свежей морковки, проверить её на вкус! И всё! Опять меня переклинило... Ну, ты же сам видел.
          — Видел. — согласился Витатий и сочувственно покачал головой. — Эк тебя угораздило. Но ты не бойся, это пройдёт. Я знаю точно, дедушка Йожка рассказывал.
          — Правда? — обрадовался Четырепять. — Ффу, прямо камень с души свалился.      
          — Правда, правда, — подтвердил Витатий, — дедушка врать не будет, у всех проходило, значит и у тебя пройдёт. — он задумался, затем взглянул на зайца и пробормотал: — Я вот только одного не пойму, ну, ладно, допустим, когда ты ешь, ты глух и нем. Но ты же при этом ещё и глаза закрываешь! Почему глаза-то закрываешь?
          — Как это «почему»? — подскочил от удивления Четырепять. — Ну ты даёшь, друг мой! Да ведь она же вкуснющая, морковка-то! Не хуже заварных пирожных. Вот я от удовольствия глаза и закрываю!
             
          ТРОПА ВОЙНЫ

          Пурик, конечно, не очень-то годится в настоящие друзья, кишка у него тонка для этого. Однако, нет-нет да и удивит он ёжика чем-нибудь необычным. Накануне бурундук вдруг поделился с Витатием своими впечатлениями от только что прочитанной книги про индейцев. И хотя ёжик изо всех сил старался казаться скептически настроенным, морщился и криво усмехался, тем не менее история, рассказанная Пуриком, глубоко запала ему в душу. Хотя бы уже просто потому, что ни о чём подобном Витатий раньше не слышал, а если и слышал, то совершенно забыл.
          Ночью ёжик спал беспокойно, оно и понятно — настоящие индейские вожди должны быть всегда настороже, чтобы никакие бледнолицые собаки не могли застать их врасплох. Вот Витатий и подскакивал то и дело на постели, заслышав шум приближающейся опасности.          
          — Ах, вы, вероломные канальи... — сонно бормотал ёжик, осмотревшись и убедившись, что вокруг всё в порядке. Затем он ронял голову на подушку и мгновенно засыпал до следующего нападения врага.
          И на другой день, прямо с утра пораньше, толком невыспавшийся и оттого ещё более суровый Витатий шёл по Тропе Войны! Он был очень осторожен и, время от времени припадая на колено, не забывал внимательно осматриваться, опасаясь наткнуться на засаду. За ухом его воинственно торчало воробьиное пёрышко.
          В лесу есть множество троп и тропинок, есть и она — Тропа Войны! Вступивший на неё однажды уже не имеет права остановиться и дать задний ход, нет, отныне — только вперёд, к победе! Против кого же поднял томагавк наш ёжик? О! Конечно, против врагов, коварных и подлых, страшных и неумолимых, тех, что нападают внезапно, берут в плен и пытают жуткими пытками... Например — голодом!
          — Уфф. — подуставший от напряжения ёжик на ходу утёр пот со лба и сунув руку за пазуху вытащил индейский пирожок с начинкой из ягод крыжовника. После чего, не теряя ни минуты, стал предусмотрительно подкрепляться. В боевой обстановке ведь что главное? Вовремя обеспечить подкрепление! Пирожок подходил в этом смысле идеально. К тому же крыжовник вообще самая лучшая подкрепительная ягода, поскольку, во-первых, растёт на колючем, как ёж, кустарнике, во-вторых, по вкусу кислая. Совершенно спелый крыжовник не годится в плане подкрепления, сладкое притупляет бдительность. А вот кислая ягода заставляет глаза сужаться, в результате чего любого врага можно обнаружить ещё на дальних подступах.
          Ёжик прищурил глаза. Противник явно был где-то рядом! Неплохо бы принять ещё парочку подкреплений... Жаль, пирожков больше не было.
          Наступал самый ответственный момент. Следовало побороть врага не только внешнего, но и внутреннего. Конечно, вы спросите — что это за враг такой, внутренний? Страх! Вот самый главный внутренний враг всех обитателей леса. Недаром же существует Тропа Войны у ёжиков, зайцев, волков, лис... и даже у медведей! Хотя, конечно, у каждого она своя. И на чужие тропы заходить не рекомендуется. Как раз поэтому дальше идти смысла не было. Витатий вздохнул и огляделся вокруг. Похоже, противник отступил... Или просто затаился, чтобы напасть внезапно?
          — Ю-ху! — вызывающе крикнул ёжик. — Я победил!
          — Не спешшши... — послышалось вдруг из кустов бузины. — Не спешшши... мы ту-ут...
          Ёжик был обескуражен. Эх, невовремя подкрепления закончились, некстати. Но победа так нужна! Иначе все будут считать Витатия трусом! Этого ёжик допустить не мог и отчаянно шагнул в заросли бузины, крепко зажмурив глаза. Нет, нет, не от страха, а просто чтобы не повредить их торчащими ветками. Шагал вслепую, ориентируясь на голос.
          — Бли-иже... бли-иже... — давил чей-то жуткий шёпот в уши Витатия. — Сюда-а...
          Проникнув в самую чащобу ёжик осторожно открыл глаза. На земле возле дубового корня поспешно закопошились три толстеньких червяка, в тщетной надежде улизнуть. Но, похоже, это именно они только что издавали такие страшные звуки. Кто ж ещё? Никого больше тут не было.
          — Так это вы мои враги? — приободрился Витатий. — Жалкие черви? Проклятые краснокожие? — сам того не заметив, ёжик вдруг из индейца превратился в бледнолицего охотника.
          Страх его мгновенно свернулся клубочком и куда-то укатился.
          Червяки прекрасно поместились в специальный пенал, который запасливый ёжик прихватил с собой. Чего в нём только не было — леска, крючки, грузила, поплавки. А теперь туда угодила ещё и краснокожая наживка. Ёжик улыбнулся. Вот теперь-то он поймает Крупную Рыбу! О, Крупная Рыба, мечта любого рыболова, отныне берегись!
          Тропа Войны оказалась успешно пройденной. Враг побеждён. И не просто побеждён, а окончательно и бесповоротно, с захватом в плен! Можно было гордо возвращаться домой и готовиться к новым испытаниям.

          КАШТАН

          Ёжик смотрел на буфет, вернее, на его дверцы, отчётливо понимая — они не заперты, и за ними находится то, что очень хочется получить ёжику. Но сие будет возможно только после обеда. Запрет — это такая штука, когда ты желаешь чего-то прямо сейчас, однако всё откладывается на потом. Столь мудрёные правила бытия нервировали Витатия неимоверно! Ведь миндальное печенье, а также марципановые крендельки хотелось съесть ещё до обеда. Да вот нельзя никак. Иначе мама Йожена расстроится. А нет ничего хуже, чем когда такое происходит. Поэтому оставалось только поглядывать на дверцы буфета и вздыхать.
          — Эге-гей! — послышалось со двора. — Ёжы-ык! Выходи-и! Эгей! Вышел ёжик из тумана, вынул ножик из кармана: «Буду резать, буду бить... все окошки на селе!»
          Этой добавочной нагрузки на нервную систему Витатий сейчас стерпеть уже не мог, тем более дурацкая считалка всегда раздражала его. Временами Пурик вообще становился просто невыносимым, отношение его к ёжику чередовалось как полоски на шкурке бурундука, поэтому Витатий не всегда знал, как себя с ним держать, можно ли, например, доверять свои маленькие тайны, или лучше просто осторожно отмалчиваться, опасаясь нарваться на насмешку.
          Забыв про буфет сердитый ёжик выскочил во двор. Где Пурик стоял, исполненный одной из своих загадочных улыбок, и держал в руках что-то такое-этакое необычное.
          — Привет, ёжик. — успел сказать бурундук. — Смотри, какой Кумбрык у меня!
          Это был большой разноцветный воздушный змей. В другое время Витатий весело вскрикнул бы в предвкушенье замечательного развлечения. Но сейчас ёжику было не до роскошного Кумбрыка, поэтому он сделал то, чего никогда не сделал бы, веди себя Пурик прилично — ёжик с разбега пнул Кумбрыка в бок...
          Что будет, если пнуть разноцветного Кумбрыка? Да ещё и с разбега? Кумбрык сломается.
          К счастью, Витатий не рассчитал своего движения правильно, поэтому попал ногой вскользь, не нанеся сколь-нибудь серьёзного ущерба. Но повод для очередной схватки уже был налицо. Приятели, они же соперники, сопя носами, принялись топтаться по кругу, ловя подходящий момент для прыжка друг на друга.
          И тут на поле боя появился Четырепять. Благо, он как раз проходил мимо, возвращаясь от своих родственников домой.
          — Брек! — воскликнул он. — Брек! Слышали? По этой команде противоборствующие стороны расходятся на шаг назад!
          Заяц сегодня был нарядным и очень торжественным. Витатий невольно даже залюбовался им. Но как все воспитанные ёжики сначала поздоровался. На что Четырепять не преминул ответить тем же, вдобавок шаркнув ножкой и грациозно тряхнув ушами, которое движение всегда приводило Витатия в тихий восторг. Поэтому ёжик улыбнулся, получив в ответ такую же улыбку друга.
          — Чего делим? — спросил Четырепять. И не дожидаясь ответа протянул Витатию небольшой, но очень вкусно пахнущий кулёк. Ёжик любил такие мгновения! Ведь если тебе дают что-то, то нужно брать. А если бьют — бежать!
          К слову сказать, Четырепять был убеждённым противником всех возможных драк и обычно говорил, что драка это самое последнее дело, нужно учиться всегда договариваться мирным путём. И Витатий был с ним совершенно согласен. Драка, как способ решения вопросов между друзьями, это отвратительно!
          Поэтому аккуратно развернув кулёк и убедившись, что его содержимое составляют крендельки, печеньки и морковные тянучки, Витатий радушно угостил всех присутствующих. После чего предмет их ссоры с Пуриком показался настолько ничтожным, что вскоре был благополучно забыт. Новой темой для обсуждения стал воздушный змей под названием Кумбрык и место его предстоящего запуска в полёт.
          — Итак, — провозгласил Четырепять, когда все детали были как следует обговорены, — сейчас я быстренько смотаюсь до дома, переоденусь в походный комбинезон, вернусь, и мы отправимся в Полынь-Долину испытывать воздушного змея. 
          — А откуда ты вообще явился таким разодетым в пух и прах? — перебил его любопытный Пурик. 
          — Я... я ходил в гости к профессору Филину. — небрежно произнёс Четырепять. — Давненько уже надо было обсудить с ним некоторые филисофские проблемы, поговорить со стариком по душам, спросить совета, как жить дальше. Вы же знаете, он большой специалист по части филисофии и прикладных наук.
          Витатий внутренне ахнул. Ай да заяц! Ай да молодец! Вот так запросто ходит в гости к профессору Филину и не боится! А у ёжика как раз накопилось столько нерешённых филисофских проблем и совершенно не с кем было их обсудить!
          — А мне можно к нему в гости прийти? Хотя бы  ненадолго? — с просительной интонацией в голосе поинтересовался Витатий. — Я тоже хочу узнать, как дальше жить.
          — Ну, разумеется! — великодушно воскликнул Четырепять. — Я обязательно попрошу старину Филина дать тебе пару-другую дельных советов!
          Пурик на это ничего не сказал, только недоверчиво усмехнулся.
          Спустя некоторое время друзья уже носились по ровной, как стол, Полынь-Долине, упоённо водя воздушного змея за длинную бечёвку. Этого занятия им могло бы хватить не на один день, однако случилась незадача. Прямо посредине долины, как оно частенько и бывает, росли три обособленных сосны, высоченных до невозможности. Вот как раз за ветку одной из них Кумбрык в итоге и умудрился зацепиться. Да так надёжно, что сколько ни пытались друзья сорвать его с места, ничего хорошего из этого не вышло, просто в какой-то момент бечёвка осталась в руках у Пурика, а воздушный змей так и продолжал трепыхаться высоко над землёй на ветке под порывами ветра.
          — Ого. — уныло произнёс бурундук. — Папа будет ругаться.
          — Давайте посидим под соснами, подождём. Вдруг его ветром сдует. — предложил Витатий.
          Так они и поступили. И только когда уже начало весьма ощутимо темнеть, печальные друзья отправились в обратный путь, по домам.
         
          В сумерках лес притих, впрочем, лес вообще любил тишину.
          «Потому что в ней заключён самый главный философический смысл. — рассуждал наедине с самим собою профессор Филин, пуская дым из трубки к потолку. — Кроме того, в тишине отчётливей ощутим даже самый-самый тихий писк комара, слышно, как на озере шелестят лепестками кувшинки, или как бобры хлопают хвостами о воду, весело фыркая на глупых лягушек. Да-а... много чего можно услышать в тишине. Но самое ценное даже не в этом, а в том, что тишина в лесу явление, увы, не частое. И это делает её особенно желанной.»
          Мудрый Филин и сегодня по обыкновению ждал к себе посетителей. Знаниями необходимо следовало делиться. Иначе какой в них смысл? Всем в лесу было известно, что лучшего совета, чем от профессора Филина, нигде больше получить невозможно. Хотите дельного совета? Ступайте к профессору! Этак, знаете ли, под вечер, поскольку днём он может вас не рассмотреть как следует подслеповатыми на солнце глазами, и в результате даст не совсем тот совет, которого бы вы желали.
          Узнав все эти тонкости при посредничестве зайца, на третий вечер по «зависании Кумбрыка на ветке» ёжик и вознамерился навестить профессора Филина. Для начала он собрал в небольшой узелок самые-пресамые имевшиеся у него на данный момент вкусняшки, ибо просить совета это само собой разумеющееся дело, но благодарность всё-таки никто не отменял. И только подготовившись таким образом к решительным действиям, Витатий отправился в дорогу.
          Из комментариев зайца следовало, что путь к Заветному Дубу нужно проделать не нарушая тишины, обращаться к профессору необходимо вежливо, максимально точно формулировать вопрос, и кроме того вообще не отвлекаться на всякие разные разности, которых в лесу пруд пруди!
          Тропинка петляла меж кустов дикой смородины, выводя путника к небольшому мосту под названием Смородиновый через Смородиновый же ручей. Ёжик ещё вчера на всякий случай разведал путь к этому месту, поскольку был наслышан, что дорога сюда всякий раз меняется до неузнаваемости, иногда она предстаёт короткой, а может оказаться неожиданно длинной, и привести посетителя к мудрому Филину уже тогда, когда и спрашивать что-либо совершенно бессмысленно, да и не у кого, так как солнце давно закатилось за вершины деревьев, а на двери висит табличка — «Время приёма окончено, всего доброго!»
          Тропинка опять, словно змейка, вильнула в сторону, ёжик ойкнул, потому что нечаянно наступил на еловый сучок, и чуть было не выругался, но тут же  прикусил язычок, памятуя о соблюдении тишины.
          — Уфф... — Витатий приостановился и перевёл дух. Путешествие складывалось не очень-то легко. Что немного огорчало ёжика, но не избавляло от необходимости двигаться дальше.
          И вдруг на тропу упала чья-то большая тень! Ёжик замер, он увидел неизвестное существо, которое выбежало из смородиновых кустов. Выбежало и замерло. На мгновение. А потом оглушительно чихнуло и, сев на задние лапы, стало неистово чесаться. Внешне оно чем-то напоминало небольшого волка.
          — Ты кто? — машинально спросил ёжик, неким шестым чувством понимая, что до Филина он сегодня уже вряд ли доберётся.
          — Пёс Каштан! — ответило существо. Ответило и зачем-то облизало ёжику мордочку.
          — Пффф!! — растерялся Витатий и осел в траву с ошарашенным видом. — Т-ты... ты зачем это сделал? — спросил он высоким голосом.
          — Сделал что? — пёс склонил голову набок.
          — Облизал меня зачем? — отчаянно крикнул Витатий, в глубине души надеясь, что Каштан не питает к ёжикам антипатии, но на всякий случай всё же встопорщил иголки торчком.
          — Ой. — сказал Каштан. — Как ты это делаешь?
          — Делаю что? — не понял ёжик.
          — Ну... вот это самое... меняешь форму?
          В смятении ёжик повёл по сторонам глазами и машинально стал развязывать узелок с подарками для Филина, потому что если не знаешь, как правильно ответить или как поступить, нужно заняться чем-то привычным, дабы посредством этого настроить мысли должным образом для принятия верного решения.
          А Каштан обежал Витатия с другой стороны и сунул любопытный влажный нос прямо в развязанный узелок с вкусняшками. И тут же вторично облизал и без того уже чистую мордаху Витатия.
          В изрядном оторопении ёжик достал из узелка первое, что попалось на глаза. А попалась Витатию заварная плюшка. Плюшка осталась от утреннего чаепития. Правда, она была чуть-чуть надкусаная с одного бока, а с другого немного подгоревшая. Но Витатий всё же взял её к Заветному Дубу, потому что выбрасывать продукт было бы, во-первых, неправильно, а во-вторых, он надеялся, что профессор не обратит внимания на такие несущественные подробности.
          Ёжик не успел даже и рта раскрыть, когда Каштан, лихо поддев плюшку лапой, мгновенно проглотил её, клацнув зубами. И явно намеревался опять облизать ёжику лицо, если бы тот вовремя не отпрянул. Тогда Каштан припал на передние лапы и тихо-тихо заскулил, виляя хвостом из стороны в сторону.
          — Устал я сегодня и проголодался очень. — вздохнув, признался он. — С самого утра брожу по лесу, ищу избушку профессора Филина. И никак не могу найти.
          — Ты ищешь профессора Филина? — подскочил от неожиданности Витатий. — А зачем он тебе?
          — Видишь ли в чём дело... — грустно произнёс Каштан. — Все знают, что профессор очень мудрый. А вот я совершенно глуп. И живу как-то неправильно. Мне скажут «сидеть!» и я тут же сажусь. Скажут «лежать!» и вот я уже лежу! Скажут «фас!» и я ни с того, ни с сего набрасываюсь на какого-нибудь абсолютно незнакомого и не сделавшего мне ничего плохого гражданина... Потом крикнут «фу!» и — здрасьте вам! — я мгновенно теряю интерес к этому самому гражданину, словно и не намеревался только что разорвать его штаны в клочья. — пёс круглыми от ужаса глазами посмотрел на Витатия. — Но ведь это же ненормально! Я не знаю... но например, ни один из известных мне котов так себя не ведёт!.. Однако, наступил день, когда всё стало понятно. Однажды я вдруг обнаружил за своей спиной какого-то подозрительного субъекта. Я резко повернулся, желая встать с ним лицом к лицу, но этот ловкий малый успел обежать меня и снова оказался сзади. Чем быстрее я поворачивался, в надежде ухватить его, тем быстрее он вновь и вновь оказывался за моей спиной. Это длилось до тех пор, пока я не рухнул от усталости и головокружения на землю. И тогда кто-то произнёс: «Э, приятель... да ты совсем безмозглый. Гоняешься за собственным хвостом! Дурашка.» — пёс коротко и отчаянно взвыл, задрав нос к небу, после чего понурился и завершил свою печальную исповедь: — Вот тогда-то и понял я, что ужасно глуп, и дабы исправить ситуацию должен во что бы то ни стало посетить профессора Филина, и набраться у него ума-разума! Иначе пропаду я во цвете лет...
          Ёжик не знал что и сказать. Поэтому достал из узелка второе, что попалось в руки, то-есть большую кукурузину, сваренную в кленовом  сиропе, и протянул Каштану. Пока пёс поглощал яство Витатий думал, что вовсе не так уж необходимо ему идти к Филину, поскольку все его проблемы — пустяк в сравнении  с бедами вот этого симпатичного лохматого гражданина. В глупые ситуации, подобные услышанным, ёжик ни разу в жизни не попадал, и, стало быть, незачем ему беспокоить профессора Филина по разным ерундовым поводам. Всё у Витатия нормально и не имеет он никакого морального права отвлекать мудреца от серьёзных занятий.
          — Ты вот что, — приняв решение хлопнул себя ладонями по коленкам Витатий, — ты беги как раз вот по этой дорожке, брат Каштан. Она тебя точнёхонько к Заветному Дубу приведёт. Там и встретишься с профессором Филином. И будет тебе счастье.
          Надо было видеть как взвился от радости пёс, как, яростно раскидав задними лапами землю, он рванул вдоль по дорожке!
          — Спасибо-о! — только и донеслось до Витатия издалека.
          — Не за что. — улыбаясь пробормотал себе под нос ёжик и, в свою очередь, двинулся в совершенно противоположном направлении. Ему было так легко и приятно на душе от осознания того, что всё в жизни складывается благополучно и не надо волноваться по пустякам.

          — Вот оно, значит, как. — задумчиво промолвил, услышав эту историю, Четырепять. — Ну, что же... будем надеяться, придёт день, когда до нас дойдут слухи об успехах этого самого Каштана. Не исключено даже, что к тому времени его уже будут звать не просто Каштан, а — Каштаньеда!
          И хотя Витатий не совсем понял о чём идёт речь, он согласно кивнул головой.

          НЕБЛАГОПРИЯТНАЯ СРЕДА

          Вообще-то, ёжики обычно довольно колючи. Тем не менее, по средам они колючи в особенности. И Витатий не являлся исключеним из этого правила. Потому что, как ни крути, а среда не всегда бывает благоприятной, это известно всем. Недаром же существует такое определение — неблагоприятная среда!
          Сейчас ёжик наблюдал в распахнутое окно, как в вечернем небе загораются маленькие острые звёзды и чувствовал, что время тянется слишком уж медленно. Среда сегодня казалась особенно неблагоприятной, потому что на четверг было запланировано одно очень весёлое мероприятие, и хотелось уже как-нибудь поскорее приблизить этот четверг.
          — Эх. — вздохнул Витатий. — Говорят, в пути время проходит совершенно незаметно. Поэтому если, допустим, сейчас я совершу небольшую прогулку куда-нибудь туда, то вернувшись обратно, скорее всего обнаружу, что дома уже наступил четверг. Пожалуй, это стоит проверить. — и храбро выбравшись из окна наружу, ёжик вышел со двора и направился в потёмки.
          В пути он размышлял о том, что ночной лес только выглядит совершенно пустым, а на самом деле полнёшенек самых разных обитателей. Их тут сейчас, наверно, ничуть не меньше, чем бывает днём. А уж каких только обитателей не встретишь в лесу днём! Лисы, волки, кабаны, зайцы, ежи, белки... Если перечислять всех, то, пожалуй, и запутаться можно. Витатий улыбнулся:
          «Нас тут, наверно, столько же, сколько звёзд на небе. — и тут же спохватился: — Хотя, нет, звёзд на небе всё-таки поболее будет. Говорят, там помимо обычных есть ещё и такие, которых даже не видно невооружённым глазом! Притаившиеся звёзды!»
          Ёжик задрал голову вверх, в надежде на то, что вдруг как раз и увидит ненароком подобную притаившуюся звезду, но тут тропинка вильнула под ногами, исчезла и он покатился вниз. Сначала Витатий хотел испугаться, однако всё произошло настолько быстро, что для страха просто не осталось времени, вместо него в душе ёжика забушевало какое-то бесшабашное веселье. Катиться кувырком на дно оврага, не издавая при этом ни малейшего звука, было довольно острым ощущением.
          «Я поймал настоящий КУРАЖ!» — ещё успел гордо подумать ёжик, прежде чем — блюмк! — с размаха он влетел во что-то непонятное.
          Бесшабашность улетучилась мгновенно и теперь на дне оврага сидел совершенно ОБЕСКУРАЖЕННЫЙ ёжик. Глинистые стенки здесь были гладкими и скользкими на ощупь, более того — оказывается, Витатий угодил прямиком в ручей! Поэтому первым делом следовало выбраться хоть на сколь-нибудь сухое местечко и привести себя в порядок. Ведь чистенький и аккуратный ёжик, размышляющий о большом количестве обитателей леса и взирающий на звёзды, это одно, а тот же ёжик, но уже мокрый и грязный, это совершенно другое.
          Обнаружив кое-как сухой пятачок и устроившись на нём, пришлось как следует потрудиться над собой, но поскольку на дне оврага было очень уж темно, осталось непонятно, до какой степени опрятности удалось в итоге себя довести.
          Зато выяснилось, что отсюда, из самой глубины земли, звёзды на небе выглядят большими-пребольшими! Особенно одна, та, что зацепилась за макушку росшей на краю оврага ели, и поэтому казалось, ещё чуть-чуть и свалится оттуда прямо Витатию на голову.
          — Эгей, — дружелюбно произнёс ёжик, — я вижу, у тебя проблемы, может, тебе надо помочь вернуться на небо?
          Но ответа не последовало, словно она набрала в рот воды.
          «А вот интересно, есть у звезды рот? — подумалось вдруг в связи с этим Витатию. — И вообще, что едят эти звёзды, если у них имеются рты? А вдруг они, к примеру, едят... ежей? Вот таких, как, скажем, я! Неспроста же они выглядят настолько колюче! И вот эта самая звезда совсем не случайно зацепилась за верхушку ёлки, а нарочно притаилась там, притаилась, чтобы... чтобы коварно напасть!»
          Тут ёжик закрыл глаза, но не от страха, а для удобства сосредоточивания. Дед Йожка любил повторять внуку, что если решение проблемы не пришло сразу, то, вероятно, оно где-то на подходе, и нужно просто сосредоточиться и самую малость подождать, глядишь, оно как раз и нагрянет!
          Увы, в самый ответственный момент решения не только не оказалось на подходе, им вообще даже не запахло. Зато вокруг изрядно тянуло сыростью и прохлада уже принялась ощутимо охватывать спину Витатия своими липкими лапами.
          «Ай-я-яй. — подумал он. — Всё это, конечно, весьма и весьма любопытно. Решение проблем и всякая такая прочая филисофия. Но почему-то кажется мне, что уже пора выбираться из этого оврага наверх.»
          И тут ёжик вспомнил, что там его поджидает притаившаяся звезда. Стоит только сейчас открыть глаза и вот она, эта небесная гостья, смотрит на него и чего-то упорно ждёт! О, нет, открывать глаза Витатий не спешил. Поспешность необходима лишь в случае явной опасности. Для начала ёжик решил схитрить и задать звезде какой-нибудь отвлекающий внимание вопрос. Ещё плотнее сомкнув веки он протянул к коварной звезде ладони и спросил:
          — А вы не подскажете, случайно, как пройти в...
          Но тут звезда взвизгнула и ёжик поспешно отпрыгнул в сторону. Хотя, если говорить откровенно, взвизгнул-то он сам. И немудрено — трудно не напугаться, когда сверху из темноты на тебя падает что-то непонятное! Тут кто хочешь взвизгнет от неожиданности. В результате этого Витатий совершенно случайно взглянул вверх и замер. Край оврага был, ёлка на нём стояла, а вот звезда исчезла!
          «Наверное, не надо было хитрить и задавать ей отвлекающих вопросов. — с сожалением подумал ёжик. — Вероятно, не все звёзды любят их. Нужно было спрашивать прямо в лоб. Вот только о чём? Какие темы больше всего интересуют этих небесных жителей? Ломай теперь себе голову, когда звезды уже и след простыл...»
          — Кха, кха. — раздалось из темноты.
          «Так вот в чём дело! — сообразил Витатий. — Это не след простыл, а сама звезда простыла! Поэтому и не отвечает, а только кашляет.»
          И тоже из вежливости откашлявшись сказал:
          — Глубокоуважаемая гостья с неба...
          Однако, там, наверху, вдруг кто-то захихикал и что-то опять прилетело, щёлкнув ёжика по носу. От неожиданности он икнул и постарался как следует всмотреться в темноту. С трудом, но удалось различить очертания какого-то существа.
          — А вы кто? — поинтересовался Витатий.
          — Че-е... — начал было незнакомец, но внезапно ойкнул и оглушительно чихнул.
          — Че? Че... четверг пришёл? — догадавшись, выпалил Витатий.
          — Ага. Сам ты четверг! — негодующе повысил голос незнакомец. — А ещё друг, называется.
          — Так это, что ли, ты, Зай? — удивился и обрадовался Витатий.
          — Что ли, я. — подтвердил Четырепять. — И я, что ли, нанимался тебя по всему лесу искать?
          — А я и не просил. — обиделся и довольно невежливо ответил ёжик, немножко даже надувшись, что, впрочем, было абсолютно незаметно в кромешной темноте.
          — Конечно, не просил. Кто же спорит. Мама Йожена попросила.
          А вот это уже был очень серьёзный аргумент! Поэтому, когда Четырепять сбросил вниз верёвку, Витатий без лишних слов начал карабкаться по ней. И тут до него постепенно стало доходить, какого дурака он свалял. Из этого оврага и днём-то было бы мудрено выбраться, а ночью и подавно!
          «Вот она, — побежал по спине ёжика запоздалый, но очень ощутимый озноб, — неблагоприятная среда! Чуяло моё сердце! Это мне повезло, что уже четверг наступил! А то прямо хоть караул кричи.» 
          — Вот именно! — словно каким-то образом подслушав отчаянные мысли ёжика поддакнул Четырепять. 

          ЁЖИК И ЗАЯЦ

          — Как ты думаешь, — проговорил Витатий, когда однажды, в самом конце августа, они с зайцем отдыхали на берегу пруда, и не спеша по очереди бросали камешки в воду, — долго ли всё это могло продолжаться?
          Четырепять ответил не сразу. Во-первых, ему было лень разговаривать, очень уж комфортно сиделось тут, на травке, под лучами ласкового закатного солнышка. Ну, а во-вторых, следовало ещё сообразить, что именно подразумевает Витатий, и на это требовалось некоторое время. Поэтому ёжик, не получивший отклика, собирался уже повторить свой вопрос, когда Четырепять наконец откашлялся и ответил:
          — Мне кажется, рано или поздно это должно было закончиться. Потому что всё когда-то заканчивается. Мы ведь взрослеем и неизбежно наступает тот момент, после которого надо менять правила игры. Всё происходящее просто перестаёт нас устраивать.
          Ёжик грустно кивнул. Он думал примерно так же. В последнее время Витатий чувствовал, что его то и дело зовут какие-то непонятные голоса. И если раньше подобное послужило бы поводом для очередной забавы, то теперь становилось не по себе и хотелось сделать что-то серьёзное. И словно в ответ на происходящее с ним, родители сообщили Витатию новость. А он теперь сообщал её другу.
          — Мама с папой собираются переезжать в другой лес. К нашим родственникам.
          Четырепять с отсутствующим видом швырнул камешек в воду.
          — Я так и знал, что нас всех ждут перемены. Хотя и не думал, что это случится так скоро. — он пошевелил ушами. — Впрочем, я ведь, брат, тоже намереваюсь уходить из нашего леса.
          — Да неужели? — встрепенулся ёжик. — А куда?
          — Учиться мне надо. В Лесную Академию подаюсь. Вот так-то.
          — Здорово! — Витатий почувствовал зависть. — Я потом, может быть,  тоже туда поступлю.
          — Запросто! — согласился Четырепять. — Ты парень башковитый. Сможешь.
          Витатий благодарно улыбнулся.
          — Да, — задумчиво произнёс заяц, — вот и подходят к завершению наши замечательные приключения. Дальше будет что-то другое. У каждого своя дорога в жизни.
          — Но мы же останемся друзьями? — воскликнул в тревоге ёжик.
          — Мы навсегда останемся друзьями, Витатий! — торжественно сказал Четырепять. — Невзирая ни на какие расставания и расстояния!
          Солнце понемногу опускалось за горизонт, а ёжик и заяц так и продолжали сидеть рядышком на берегу пруда, размышляя о том вечном и неизменном чувстве, что называется дружбой.