Зачем так сложно?

Мы мечтали о том, о чем не положено мечтать. Ты- о глобальной эпидемии шозефринии, я – о признании Леонардо да Винчи  святым. Мы были детьми, но детьми с мечтами, и это отличало нас от поколения Next.  На чердаке твоего загородного дома, помню, както пили шампанское, и ты казался самым близким человеческим существом, тем, чья кровь, чьи слова, чья энергия бьется в мой унисон. Я угадывала твои слова, но ты говорил их так, что звучали они откровением. В кого бы не влюблялся ты, о ком бы не думала я, наша связь оставалась неразрывной:  на твоем чердаке, обычно с пледом , мы располагались рассказывать жизнь, пить и слушать друг друга, а в сущности, самих себя. Как то я решила: ты не будешь мне мужем, любовником или бой френдом. Я это решила, потому что чувствую с тобой одну кровь - как с братом, слишком одну, слишком одно мы питаем и думаем. Но нежность, в твоих словах в прикосновениях рука к руке проскальзывала каждую секунду. Когда плечом к плечу, близкие , слепые к недостаткам и недостачам друг друга , мы весело болтали о тех, кто проносился, как мультипликационные герои, тенью меж нами,  мы смеялись о мелких людишках, восхваляли свою любовь, без бремени любви к объекту, играли в карты, кутались в плед,  слушали песни, молчали. Однажды я нарушила правила: это был понедельник. Я обняла тебя, глупая женщина. Ты застыл, как каменное изваяние. Не казал ничего, испугался. Я знала, ты думаешь «Надя». Девочка - тростинка, девочка-ветер, девочка- ТВОЯ любовь. Ничего не хотела у тебя отбирать я, просто одиночество достало. Понимаешь как это, быть совсем одной- не ловить не чей взгляд ,не волноваться по пустякам, не ездить за полночь к самом-  самому дорогому человечку. Я просто устала и мне хотелось прижаться к теплу и дому. Ты для меня- целый дом, целая родина, целая вселенная-мать. А  ты застыл, как ледяная глыба. И это был конец. Ничего за этим последовать не могло, кроме скупого «до завтра» и совсем ничего не значащего « я наверно буду занят». Ты исчез, как жаль. Ты исчез, я плакала, ты исчез, возможно ли это? И вспоминая о тебе, я думаю: почему жива? Почему жива еще? Тебя нет, твоего духа со мной, плед остыл, шампанское никто не носит.. Я тоскую, но «Надя» в мыслях твоих, скажи. А дружба? Разве это не причина , что бы зайти, чтобы спасти меня, одинокую? Ты думаешь, я навязываюсь, я требую. Нет, просто я не обняла никого ни разу, не поцеловала, дара такая. Я просто трусишка и все. Боже мой, славный, верни мне славного мужа, он для меня как молоко матери для младенца, как ты для верующего. Если бы было в вдоволь во мне сумасшествия, я бы обцеловала его лицо. Я бы положила руки свои на его. Нет. Я даже вам так скажу: я все говорю, «ты», «ты» будто письмо пишу, но это не так.. я сижу за столом и вспоминаю, пьяная, как он меня предал и пытаюсь написать красивый гимн своей любви. А он, да, просто променял меня, однажды, после того, как я прижала его к сердцу. Он сказал мне : я Надю не брошу и не вижу смысла в наших отношениях, так что можешь не заморачиваться. Так и сказал «не заморачиваться». Вот еще фразочка, вот обида, погрузил меня в боль в печаль, в слезы. Я плакала и плачу от унижения. Это была суббота, это было 10: 30 утра, это был «контакт», и это было сообщение с такими унизительными словами. Мой ангелоподобный друг, я дружить хотела, я не чаяла целовать твоих губ и Надю твою отвоевывать. Боже, как я глупа, как одинока, как плохо мне. Кто бы знал. Это был понедельник, это была Пятницкая. Другой мальчик, который с шарфом на шеи и вечно непонятными разговорами на устах, ждал меня полчаса, пока я, наконец, не пришла. Он смешной и умный, красивый и неприспособленный к жизни. И я  использую его как тряпку, что бы вытереть грязь, что осталась от грусти по тебе. Друг мой, самый настоящий друг целует Надю, и вспоминает меня как навязчивую нимфоманку. Он не знает предначертаний, судьбы своей, меня не успел прочесть и виной тому я. Радости ради мучила мальчика странного с шарфом и чувствовала горесть от его мучения. «любите меня, я не могу так»- вот и все. О  чем я прошу. В пятницу. Я предала подругу. Она любила мальчика с шарфом. Надя, надя, зачем так сложно любить?