Роковой отрок 9 глава

Никита жил в своей каморке , хотя во дворце у него была огромная

комната с шикарной мебелью. На кровати мягкая перина. Все стулья

вырезные. Ведь он теперь главный царский садовник. Ему очень хотелось

пожить в роскоши. Но не одному, а с Татьяной Но она была упряма:
- Я не могу до свадьбы жить у тебя. Что люди скажут?
- Да кто говорить-то будет? - уговаривал ее Никита. - Всем

придворным наплевать на нас. У кажного из них свои дома и  дворцы. Меня и

знать-то там никто не знает.
- Нет, Никитушка, не могу. - ласково гладила его по волосам

Татьяна. - А перед Богом-то как...?
Никита уступил ей. Да и привычно жить в маленькой комнатушке и

теплее,  и уютнее.
Свадьба их будет через неделю. Хотя Петр каждый день и уговаривал

 Никиту не медлить ни дня. Так увлечен был этой идеей, и  согласился ждать 

только неделю, как будто он, и есть жених. Пытался Никита уверять, что на

скорую свадьбу у него и денег-то  нет, но юный царь закрыл ему рот своей

мягкой ладошкой:
- Сделаем свадьбу по-царски! А денег из казны Меньшиков выпишет,

да я тебе кое-что подарю.
Ну как тут можно протестовать? Хотя сам Никита никакой свадьбы

не делал бы. И не юн он, уже в летах. Да и пригласить-то некого. Но раз Петр

праздник хочет устроить и сам повеселиться, он, Никита, не против. Главное,

обвенчаются они с Татьяной, ну а дальше будь, что будет.
Поручил царь устройство свадьбы своему адъютанту. Тот  делал

всяческие закупки, а к Меньшикову хлынули документы об оплате. Все через

него проходило. Оскорбленный неведеньем прибежал Меньшиков к царю,

потрясая бумажками:
- Ваше величество, вашим именем кто-то собирается обогатиться!
Петр, как бы между  прочим, пролистнул документы и сердито

спросил:
- Как они еще не оплачены?
Меньшиков понял, что Петр не только знает о расходах, но это его

инициатива:
- Ваше величество, зачем такая уйма продуктов? Тут же на целую

свадьбу хватит.
- Правильно, я свадьбу и готовлю.
Меньшиков смотрел непонимающе в решительное и дерзкое

мальчишеское лицо.
- Чья же свадьба будет, позвольте узнать? - сердце Александра

Даниловича защемило, неужто царь решил тайно отставить его обрученную

дочь и срочно жениться на ком-то?
- Я женю Никиту! - выговаривая каждое слово, твердо произнес Петр.
- Какого Никиту? - забыв все на свете, огорошенный своими

догадками пролепетал Меньшиков.
- Вы что, заболели, Александр Данилович, что ничего не помните?-

слова царя били наотмашь. -  Как же вы можете решать государственные дела,

если у вас память не в порядке?
В груди Меньшикова заворочались чуть притихшие на время гнев и

обида. Его отчитывают, как ребенка, и  кто, этот злобный мальчишка, которого

он мог бы в свое время запросто лишить  трона и власти и которого он,

Александр Данилович, когда-то вообще не замечал. А теперь, попробуй,

нагруби ему! Тут же враги Меньшикова ухватятся и все уши прожужжат, что

сановник не уважает царя.
Он опустил глаза и, взяв себя в руки, повел другую тактику:
- Ваше величество, вы знаете, у меня донесение, что шведы с нами

хотят поссориться и затевают что-то нехорошее!
- Шведы?! - воскликнул Петр. - Да пускай затевают! Мой дедушка их

бивал, и я побью! - он сузил глаза и ехидно добавил: - А ты, что, Александр 

Данилович, боишься шведов?
Меньшиков оскорбленно вскинул голову:
- Да я в первых рядах с Петром Великим праздновал победы!
- Так в чем же дело, светлейший? В твоих руках вся армия.
Меньшиков будто бы не замечая этих подначек, снова спокойно

продолжал:
- Ваше величество, а вы знаете, сколько для войны нужно денег:

провизия для солдат, фураж для лошадей, пушки, ружья, снаряды... - начал

скрупулезно перечислять Меньшиков, методично загибая пальцы.
Царь нетерпеливо прервал его:
- Кажется, всем этим заведуете вы, надобно ли это так подробно знать

мне?
- Ваше величество, но ведь вы же российский император, вы должны

понимать все это!
- Да, я император!  Но я не волен в своих действиях! - щеки Петра

стали подергиваться от гнева. - Вчерашним днем я послал своей  сестрице

Наталье подарок в 9 тысяч червонцев, и вот я узнаю, что сестрица эти деньги не

получила, а слуга, с которым я их послал, сказал, что червонцы у него отняли

Вы, светлейший. Извольте-ка объясниться! - глаза царя горели ненавидящим

огнем.
Меньшиков понял, что пришел не вовремя и что разговор окончится

явно   не в его пользу. Если бы царь, как обиженный мальчишка, вызвал бы

его вчера, он бы мог, как-то оправдаться, мол, не разобрался. А теперь, после

такого предисловия... Если бы он обиженно топал ногами и кричал? А он

выжидал момент, чтобы сказать про червонцы, дабы усилить свой гнев. Это

испугало Меньшикова..  И теперь, как оправдаться он не знает.
- Что же вы молчите, светлейший? - пронзал царь взглядом

сановника.
Тот  стоял и переминался с ноги на ногу.
- Ваше величество, я виноват! - наконец выдохнул он. - Но я не для

себя хотел  эти деньги взять, а на дело... Чтобы у вас и царевны не было обиды,

я присовокуплю к Вашим деньгам миллион от себя  и завтра все это будет у ее

высочества.
- Извольте! - ответил Петр, но уже холодно. - Ваших миллионов нам

не надобно, отдайте его на войну со шведами, коли там не хватает. А подарок

мой завтра, чтобы был у царевны!
Царь отвернулся и быстрыми шагами вышел из комнаты.
Меньшиков  стоял посреди  царского кабинета, как оплеванный и

его затеянный разговор о придуманной войне пошел коту под хвост.
От этого разговора и от напряжения  последних дней Александр

Данилович занемог. По ночам трепала его лихорадка. Он исходил потом, и в то

же время зуб на зуб не попадал от внутреннего озноба.
Супруга причитала, оправляя на нем одеяло и укутывая:
-  Батюшко ты мой, продуло тебя что ли, али  злые люди сглазили!
Но Меньшикову не хотелось разговаривать ни с кем, даже с женой.

Он лежал на кровати, устремив взор в потолок,  предоставя Дарье Михайловне

делать с ним все, что угодно. А она поила его какими-то снадобьями, умывала

сглазу водой, настоянной на углях. Но ничего не помогало. Александру

Даниловичу становилось все хуже и хуже. Открылся кашель с кровохарканьем.

Дарья Михайловна была в ужасе, уж не чахотка ли это?  Меньшиков то и дело

бредил, громко разговаривал в полусне. Стала она днями и ночами сидеть у его

постели, подремывая в затишье и пробуждаясь от его бормотаний.
Дарья Михайловна дала знать во дворец о нездоровье мужа. Но к ее

удивлению никто не приходил оттуда и не справлялся о его состоянии. Если бы

это было раньше, дом был бы заполнен людьми сочувствующими и

обеспокоенными. А ведь он еще не отставлен ни от одного своего дела. Что

такое?   Дарья Михайловна запаниковала. Она сделала подробный допрос

слуге, относившему сообщение о болезни Меньшикова. Он сказал, что отдал ее

записку дежурному офицеру, как всегда в этих случаях делается.
И пошла Дарья Михайловна на отчаянный шаг и написала, что де

Александр Данилович плох и при смерти. А у самой от этого сердце ныло, как

бы и в самом деле беду не накликать.
Тот же день их наполнился посетителями. На некоторых из них Дарье

Михайловне противно было смотреть: выражение лиц у них был 

нетерпеливо-выжидающий, это болью отдавалось  в сердце.
К вечеру приехал и царь. Как раз к его приезду Александру

Даниловичу стало полегче. Он вышел  из сонно-бредового состояния. Дарья

Михайловна ничего не рассказывала ему о том, что пережила за несколько

дней его болезни. А сразу поведала,  что дом полон людей и ожидают приезд

Петра. Меньшиков велел себя приодеть. Хотел и в бане помыться, но не смог

даже сойти с кровати, так был слаб. Только побрили и подстригли его.
А Петра уведомили, что Меньшиков на исходе дыхания и ехал он, 

чтобы уважить умирающего. Конечно же, мальчишеская натура была далека

от того, чтобы сделать это искренне. Все, что было связано со смертью

страшило Петра, и он никак не хотел ехать. Но Остерман уговорил его,  мол, это

нужно сделать в интересах политики,  показать, что наверху нет никакого

раздора:
- Ваше величество, вы должны явить себя добрым и пекущемся о

всех своих подданных императором.
- Но ведь я намедни поругался с Меньшиковым, уж больно он нуден

и упрям. Да и в случае с деньгами сестры я желаю проучить его.
- Но князь вот-вот скончается, а Христос повелел прощать своим

недругам.
Юный царь поморщился при слове о кончине, но согласился. В его

царских обязанностях не все было ему по нраву, но  приходится делать,

перешагивая через себя.
Он надеялся войти в комнату к Меньшикову, постоять над больным

минуту-две и быстрее уехать. Но когда вошел в покои князя, чуть не вскрикнул

от удивления. Тот, про которого говорили, что он вот-вот испустит последнее

дыхание, был причесан, напудрен, выглядел довольно-таки бодро, хотя и сидел

обложенный подушками в кровати. Петр не знал, что и делать. Ведь придется

беседовать с больным. А последняя их встреча была очень напряженной. Как

же вести себя?
У Меньшикова по щеке покатилась слеза:
- Ваше величество, как я счастлив, что вы посетили меня в минуту

моей тяжкой болезни...
Голос больного был слабым и прерывистым и, приглядевшись к

нему, царь понял, что нелегко даются слова.
Петр дотронулся до его плеча:
- Не утруждайтесь, Александр Данилович, берегите силы.
Тут Петру принесли кресло и он опустился в него.
- Да разве могу я не выразить чувств в такую минуту... - голос

становился крепче.
- Вам вроде полегчало? Мне сказали, что вы в бреду.
- Вашими молитвами, Ваше величество, токмо вашими молитвами!
Положение у Петра было такое, говорить-то вроде не о чем, а уходить

сразу неудобно.
Возле кровати Меньшикова на столике стояло много  склянок,

пузырьков, все это тошнотворно пахло и навевало на  Петра уныние. В это

время в комнату вошел лекарь . Увидев царя, он приостановился. Но Петр

очень рад был его приходу. Можно уйти без всяких церемоний. Он вскочил с

кресла и торопливо сказал:
- Пожалуйста!  Пожалуйста!
Меньшикову досадно было, что лекарь, как бы спугнул царя. Он

готовил в голове целую примирительную речь. И хотя напрягаться и говорить

ему было очень трудно, но помнил он, что их последняя встреча до болезни

очень много навредила ему.
- Выше величество, вы не гневайтесь на меня, - кротко сказал он. -

Простите раба Божьего во имя Христово.
- Бог простит!  - ответил царь нужной для этого фразой, в нетерпение,

когда же уйдет из этой пропахшей лекарствами и еще каким-то непонятным

запахом, комнате.
- Позвольте облобызать вашу ручку, не откажите болящему!
Петру пришлось подойти вплотную к высокой кровати и, протянув

руку к его лицу, встать на цыпочки.
Когда Меньшиков поцеловал пальцы императора и устало, но

умиротворенно закрыл глаза, Петр воспользовался этим. Он быстрым шагом

вышел из комнаты и из дома, не замечая столпившихся  вдоль его пути и

шепчущихся людей.

Уже во дворце он упрекнул Остермана за то, что из-за его неведения

пришлось ему пережить. Андрей Иванович, оттопырив губу, переваривал

услышанное.
- Что ж это, неужто Меньшиков подстроил все и симулировал

болезнь?
- Не знаю, - буркнул Петр. - если он это и сделал, то зело искусно.
Остерман начал было расспрашивать в подробностях, но Петру

хотелось забыть эту поездку к Меньшикову и уж вспоминать и пересказывать 

не было никакого желания.