44-46 танец многорукой кали

                44.  ВРАТА  В  МИР  ЖИВЫХ
               
    Одет Федулыч был в кожаную куртку, и ему не хватало только маузера, чтобы в точности выглядеть комиссаром революционной поры.               
   - А-а, экскурсовод, - узнал он Улейкина. – Ну и задал мне твой бес задачку. Но сам-то он, как я вижу, от тебя ушел, испугался. И страницу со своим клоном спер.               
   - Давайте об этом потом поговорим, - предложил Улейкин, со значением показывая на физика. – Это Николай, физик.               
   - О, физик. Физики нам нужны, - обрадовался Федулыч, обмениваясь рукопожатием с Лалыко.               
   - А давайте все-таки дочитаем про Вангу, - попросил покойник. – Петр Иваныч, что там дальше-то?               
   - А вот, важный момент, - продолжил чтение историк.– Неожиданно Ванга обернулась ко мне и незнакомым голосом, от которого меня кинуло в дрожь, сказала: « Я – дух Жанны д Арк. Я следую в Анталию, потому что  сейчас там льется много крови. И я иду помочь установить там мир. Но не обвиняйте ни в чем эту душу. Потому что она не ваша. Она не принадлежит никому… Когда она (Ванга) была на смертном ложе, в один миг душа ее вылетела, и в нее вселилась другая, чтобы продолжить свою земную жизнь…               
    Пока Петр Иваныч читал, Федулыч прошествовал к стулу у окна и уселся на него верхом, словно на коня, возложив локти на его спинку.               
    - Святая женщина, -  елейным голосом подвел итог прочитанному покойник.               
    - Святая? – вопросительно поднял брови Федулыч. – А скажи, Петр Иваныч как историк, хорошо ли Жанна д Арк говорила по-болгарски?         
    - Не думаю, - отозвался историк. – По моим сведениям она была француженка.               
    - А философы на каком языке с тобой разговаривают? – спросил Федулыч у Рябчика.               
    - На русском, - признался покойник. – Я ведь другого и не знаю. Зато как говорят! Заслушаешься. Да вот, уже просятся.               
    Тут Рябчик поспешил в середину комнаты, как-то нелепо передернулся, приосанился и выпрямился, словно представлял собой штаны, которые кто-то надел. И вдруг заговорил изменившимся голосом.               
    - Извините, вынужден вмешаться. Я Фалес из Милета, один из семи греческих мудрецов. Я стал невольным свидетелем происходящего здесь. Похоже, вы не верите в возможность странствия душ и общения их с  людьми на том лишь смешном основании, что Жанна д Арк не владеет болгарским языком. Да будет вам известно, что у души вообще нет языка. И я сейчас, как видите, пользуюсь чужим языком. Разве это не есть лучшее опровержение ваших сомнений?      
    - Ась, - повернулся Федулыч к Лалыко. – А ты как думаешь, физик?               
    Физик поправил очки и смерил покойника взглядом.               
    - Пожалуй, не сеть, - ответил он. - Мне кажется, чтобы утверждать, что языком э-э…покойника шевелит не он сам, а странствующая душа, нужно хотя бы выяснить, что вообще такое душа.         
    - Ну,  за этим дело не станет, - пообещал покойник голосом Фалеса. –  Взгляните на компас, и вы легко убедитесь, что у него тоже есть душа. Берусь доказать…               
    - Зачем доказывать? – ответил Федулыч. – Мы согласны. Правда, физик?    
    - У компаса? Душа? – усомнился Лалыко. – Ну, если взять энергетическую основу…               
    - Да что вы его слушаете? – вдруг передернулся покойник, меняя голос. – Он со своим компасом уже две с половиной тысячи лет носится. Я, Анаксимен, утверждаю, что душа имеет огненную природу.          
    - И то, - согласился Федулыч. – Если взять энергетическую основу, а?            
    Физик неуверенно кивнул в знак отсутствия возражений.               
    - Я что-то не пойму, причем тут энергия? - передернувшись, заговорил новым голосом покойник. – Речь ведь идет о душе, которая есть выражение гармонии. Поэтому она бессмертна и переходит в тело других существ. При этом личность сохраняется. А как личность может сохраняться, если душа – это энергия?               
    - Да, личность не сохраняется, если душа – просто энергия, - озабоченно ответил Федулыч. – А вы, случайно, не из Индии?               
    - Почему, из Индии?               
    - Да, почему? – призвал Федулыч себе на помощь физика.               
    - В Индии существует вера в переселение душ, которое называют сансарой, - дал справку физик.               
    - Да разве об этом только в Индии знали? – возмутился  дух в покойнике. – Например, мои убеждения строятся на математике и геометрии. Неужели не ясно, что если существуют такие науки, то душа бессмертна. Особенно душа философа.               
    - Да, тут не поспоришь, - заметил Федулыч. – С помощью геометрии и математики можно получить много сведений.               
    - Кстати, мое появление здесь – лучшее свидетельство того, что это так. Ведь я Пифагор. Небось, знаете?               
     - А как же? Наслышаны, - заверил Федулыч. – Пифагоровы штаны.               
     Однако в условных штанах Пифагора уже был кто-то другой.               
     - «Это родной мой щенок, друга я в нем узнаю.» Вот, что написано мной, Ксенофаном, по поводу этой самой сансары. Ведь если Пифагор прав, то чтобы он оказался здесь, какому-нибудь ослу пришлось сдохнуть, освободив его душу. А с индусов что возьмешь? Строго говоря, это темные люди. У них примитивные представления о Боге и душе. Но вы подумайте, на что способен Бог, если, как я однажды выразился: «Без усилия силой ума он все потрясает».               
     - Конечно, Бог и душа не могут быть слишком примитивными, - рассудил Федулыч.               
     - Да что вы знаете про Индию, - возмутился покойник, сменив голос. – Наши духовные представления, куда более древние и правильные, чем европейские.  А Будда у нас уже был за шесть веков до Христа. Кстати, он учил, что душа – это постоянный поток душевностей. Тут даже ваша энергетическая основа подходит. Но когда человек умирает, поток пресекается. А душа распадается на отдельные элементы, из которых строится новая душа.               
    - Тоже неплохо, - восхитился Федулыч, подмигнув Улейкину и историку. – Душа – поток энергий. Как наша физика? С пивком потянет?       
    Физик сглотнул слюну, выдав тем, чего ему не хватает для полной ясности.               
    - Да сами то вы кто? – поинтересовался Федулыч.               
    - Я Капила, основатель даршаны Санкхья.               
    - Что это за даршана такая? – спросил Федулыч.               
    - Мы считаем, что то, что мы называет душой, есть разум.               
    - Тоже мне новость, - опроверг Капилу другой голос в покойнике. – Да мое учение о нусе ничем не хуже. Я, Анаксагор, всегда считал, что разум содержится во всем и является источником движения.               
    Федулыч посмотрел на физика, как бы предлагая ему разобраться с Анаксагором.               
    - Ну, если я правильно понял, - отозвался Физик, - вместо души у него разум, со всеми признаками энергетики.               
    - Да иначе-то и нельзя, - решил Федулыч. – Кому нужна неразумная душа? Что с такой души спросить? А разум без энергии что? Значит, разум должен быть сама энергия. Ну а в сумме  получается дух. Да, нашим грекам палец в рот не клади.               
    - Подумаешь, греки! – возразил из покойника Капила. – Да если хотите знать, у нас есть даршана, которая называется вайшешика.               
    - Что вы говорите? – удивился Федулыч.               
    - Да, - подтвердил Капила. – Так вот, она учит, что у человека две души.       
    - Две так две, - безмятежно согласился Федулыч и поскреб щетину под подбородком.               
    Однако физика это обеспокоило:               
    - И какие же они?               
    - Одна душа, высшая, шивара – вездесущая и совершенная, - ответил Капила. – А другая – низшая, индивидуальная – атман.               
    - Ты смотри, и эти тоже правы, - порадовался Федулыч успехам индийских мудрецов.               
    - Думаю, что мы и здесь не сильно отстали, - сказал мертвец, запустив в себя новый образ. – Я, конечно, не так глуп, чтобы подозревать  в человеке сразу две души, ибо если душа гармония, то их не может быть две. К тому же, две души могут затеять ссору. Зато я еще за пятьсот лет до вашей эры говорил, что душа подобна смеси воды и огня, где огонь – благородное начало, а вода – низменное. Кстати, зовут меня Гераклит.               
    -  Гераклит прав, - вынес вердикт Федулыч. – Разве может быть сразу две гармонии в одном человеке? К тому же, атман обязательно будет в контрах с  шиварой.               
    - А вам не кажется, что мы как-то со всеми соглашаемся? – заметил физик. – Быть может нам лучше согласиться с кем-нибудь одним?               
    - Зачем же с одним? – растерялся Федулыч. – Что нам мешает согласиться со всеми сразу? 
    - Чтоб занять определенную позицию,  нужно хотя бы что-нибудь знать, - вмешался очередной дух. - А этого не знаю даже я.            
   - Кажется, я знаю, кто этот я, - обратился Федулыч к живым. -  Сократ.               
   - Вот, что значит, поработать на славу, - согласился Сократ. – Так вот, если у нас с вами нет определенных знаний, то давайте хотя бы не грешить против логики. И раз уж вы признаете, что душа – это гармония, то как быть с гармонией, когда лира сломана, то есть, после смерти тела? Поэтому остается допустить, что душа проста. И когда тело умирает, она пребывает в мире идей чистого разума.   
   - Ну, чистого или нечистого…- покрутил пальцами Федулыч в знак относительности. -   А что это за мир идей? Так, в двух словах.               
   - Позвольте, я объясню, - обновился покойник, – поскольку я сам Платон.    
   - Фюу. Сам Платон, - хвастливо обозрил присутствующих Федулыч.               
   - Да, я считаюсь автором теории идей. Суть ее проста. Возьмем, например, этого поросенка.               
   Всеобщее внимание, тотчас направленное на Горби, отразилось в его мордашке вопросом: «Но почему, я?».               
   - Идею поросенка придумал Бог, - излагал Платон. –  В силу этого, поросенок идеи – это идеальный поросенок, и по отношению к нему каждый конкретный поросенок – недопоросенок.               
    Очевидно, в ответ на это поросенок потряс всем телом вплоть до хвоста и, словно сняв с себя этим ответственность, независимо прошел в другой угол.               
    - Интересно, кто же придумал идею этой теории идей? – спросил Федулыч у физика. – Уж не сам ли атман, который давал советы Сократу и довел его до чаши с ядом.               
    - Причем тут атман? - возразил Платон. – Кроме души, способной созерцать и прозревать истину, у человека есть еще тело со всякими отправлениями и болезнями. Оно-то и искажает истину. Вот эту отвратительную сущность, пожалуй, и следует называть атман.               
   - Ну, что скажет физика твердого тела? – поделился затруднениями Федулыч с физиком. – Платон нам друг?               
   -  Не знаю, как вам, а мне лучший друг, - пришел в покойнике кто-то на смену Платону. – Я продолжатель его учения. У меня даже имя похожее. Плотин. Так вот, чтобы понять Платона, необходимо знать, что душа имеет двойственную природу. С одной стороны она чувствует потребность в сложном порядке, образец которого она видит в принципе интеллектуальности.               
    - А с другой стороны? – поинтересовался Федулыч.               
    - А с другой стороны душе приходится иметь дело с природой, которая тоже прекрасна и является обителью благословенных духов, но все же похуже блистательного интеллектуального мира.               
    - Ты понял, физик? – догадался Федулыч. – Душе больше нравится иметь дело с  геометрией, чем с природой.               
    - Конечно, душам нравится иметь дело с математикой и философией, - вновь передернулся и сменил голос покойник. – Во всяком случае, мне, душе Аристотеля, представляется это поприятнее чем, заниматься вопросами тела, подверженного болезням и смерти. Зато после смерти тела, душа, сохраняя отпечаток личности, уходит к истинному Богу, который существует как вечная чистая мысль.               
    - А нельзя ли поподробнее про Бога? – спросил Федулыч. – А то мне непонятно, зачем ему геометрия личности, которая жила в больном теле?               
    - Наш Бог – это живое существо, вечное, наилучшее, неподвижное и отделенное от чувственных вещей. Будучи совершенным, он не может мыслить о несовершенном. Следовательно, он как верховный разум мыслит сам себя. То есть, его мысль - есть мышление о мышлении.               
    - Какой абсолютный эгоизм! – ужаснулся Петр Иваныч.               
    - Теперь понятно, каков ваш Бог, - заключил Федулыч. – Такому Богу, конечно, не до поросенка. Как тебе, Горби, такой Бог, по вкусу? Лично мне нет. А тебе, экскурсовод?               
    - По-моему такой Бог истинным творцом быть не может, - решил Улейкин, думая, что парад душ затянулся и каким бы ни был гениальным актером Рябчик, его возможности лицедейства не беспредельны.               
    - Я думаю, нам тут подсовывают какого-то странного Бога, - предположил Федулыч. - Слишком у него все чисто и неподвижно, как в морге. Мне кажется, такому Богу должен служить атман. Но как же выглядит настоящая душа, а, физик?               
    - Трудно сказать, - рассудил физик. – Мы же со всеми согласились.               
    - Ну и что, что согласились, - возразил Федулыч. – Как не согласиться, если все правы. Просто, каждый чуток лукавит. А если все соединить? А?
    - Получается, что душа - это разум на энергетической основе, который через гармонию связан со всем остальным в природе, -  сформулировал физик. – А с учетом теории идей можно предположить, что душа образует в человеке некое поле духовного мира или, как теперь говорят, микрокосм.               
   - Но самое главное,  душа похожа на компас, – заметил Федулыч.               
   - Компас? – задумался физик. – Но что же происходит с душой после смерти тела?               
   - А какая нам разница? – пожал плечами Федулыч. – Если она часть всеобщего, то она так и останется частью всеобщего.               
   - А как же рай, ад, сансара, сохранение личности? – недоумевал физик.               
   - А личность пусть позаботится о своем компасе, - развел руками Федулыч. – Потому что без него можно угодить и в ад, и в сансару прямо при жизни, когда еще есть время и место для сохранения личности.               
   - Но вы же отрицаете очевидное, - возразил покойник. -  Вам что, мало  душ, которые с вами говорили? Если они вам не авторитеты, вон у меня еще на очереди и Гегель, и Кант, и Нитше.               
   - А ну их, - отмахнулся Федулыч. – Что повторяться? Я думаю, самое время пригласить сюда какого-нибудь демонолога.               
   - Демонолога? – переспросил  Рябчик. – Демонолога нету. Не прибыли-с.      
   - Давай, давай, - распорядился Федулыч. – А то я сейчас эту лавочку прикрою.               
   - А, нет. Стоп. Есть один. Говорит, что малоизвестный. Гм-гм, - откашлялся покойник, словно перед микрофоном, и уже другим голосом сказал. – Может быть, кое-кто хотел бы, чтоб сюда явился какой-нибудь средневековый мракобес? Но мои взгляды прогрессивны. И вообще, я    предлагаю пересмотреть традиционное отношение к дьяволу. Ведь что нам о нем известно из старого отжившего учения? Он лжец и отец лжи. Он ничто, которое ничтожит. Он скрывает свое существование. Он змей, пожирающий собственный хвост, или устроитель  воронки небытия. Он паразит, страшный насмешник, ужасный путаник, мастер создавать ситуацию для ошибки, извращенец, притворщик, фокусник. И самое главное он антипод и противник Бога, стремящийся занять его место.            
    Но давайте разберемся беспристрастно, что есть здесь правда, и на чьей она стороне. Например, если дьявол - антипод Бога, то он должен быть во всем его полной противоположностью. Тогда получается, что в то время как дьявол скромно скрывает свое существование, Бог должен, наоборот, доказывать, что он есть. А он это делает? До сих пор нет ни одного бесспорного доказательства существования Бога.               
     Далее, мы говорим: дьявол – ничто, которое ничтожит. Тогда позвольте узнать, кто помог Адаму вкусить плод познания? И разве не благодаря развитию этого плода личность Адама, как и многие другие личности, продолжает существовать в информационном пространстве человечества? А где бы был сейчас Адам и другие покойники не будь этого поля? Так кто же ничтожит на самом деле?               
    Дальше, считается, будто дьявол мастер создавать ситуацию для ошибки. Но если он ничто, то он сам есть ошибка. А кто  создатель такой ошибки, если не сам Бог? Так кто же тогда настоящий мастер ошибок?               
    Теперь, скажи мне, физик, мыслит ли Бог?               
   - Ну, я, конечно, не знаю, - начал Лалыко. – Но Энштейн говорил: «Наши математические затруднения Бога не беспокоят. Он интегрирует эмпирически».               
   - А как же тогда книги откровений, беседы с пророками? Разве это не паразитизм на мышлении человека? И разве здесь нет фокуса, обмана, притворства?               
    Далее, мы говорим: «Лжец и отец лжи». Но разве дьявол обманул Адама, когда пообещал ему, что с помощью знаний человек будет силен как Бог?               
    Считается, что Бог озабочен преодолением небытия и ежесекундно возрождает жизнь, будучи воплощением любви. То есть, он не может причинять зло. Соответственно всю грязную работу за него должен делать дьявол. Но кто бы помнил о Боге, не будь дьявола? Тогда получается, что дьявол Богу необходим, и  значит, его борьба с дьяволом – чистое надувательство. Так кто же тогда притворщик и  путаник?               
    Скажу и о любви. Еще Достоевский говорил, что «нельзя любить то, что не знаешь». Как же тогда вы можете любить Бога, не зная, каков он на самом деле?  А может быть, о дьяволе вы знаете гораздо больше, чем о Боге, и дьявол к вам ближе? Так не лучше ли возлюбить дьявола?!               
    - Ну, хватит, - остановил покойника Федулыч. – Ты, конечно, большое брехло. Но вся эта демагогия нам известна. Так что пора тебе на чистую воду. Прошу очистить помещение.               
    - Но, но, Федулыч, - возразил Рябчик каким-то страшным голосом. – Если ты имеешь в виду тело этого покойника, то я против. Дьявол ты, конечно, авторитетный. Однако, бывший. А нынче ты предатель и вероотступник. И ты еще посмотришь, как мы тебя достанем. Процесс уже пошел. Так что, лучше, отваливай.               
    - Ты тут не упомянул про свое начало, - спокойно ответил Федулыч. – Про ту самую икринку на конце иглы. А она, как мне помнится, есть всего-то  -  страх. Неужто ты думаешь меня напугать?               
    - Послушай, Федулыч, - перешел на миролюбивый тон покойник. – Я здесь на заслуженном отдыхе. Ведь он, Рябчик, это заслужил. Ты знаешь, сколько он хороших людей обидел?! А значит, я только исполнитель его кармы. По сути, ты идешь не только против нас, бывших твоих соратников, но и против Бога. Притом, у этого Рябчика все тут так запущено, что восстановить его, как вы говорите, микрокосм, все равно не удастся. Он же готовый шизофреник. Ему в сумасшедший дом надо. А я ему за его грехи такой ад устрою, – пальчики оближешь.               
    - Вот, дьяволово отродье, - усмехнулся Федулыч. – Она же, вся сила твоя,  в мертвечине. А мне на его прошлое тьфу. Тем более, что имеется в виду твое прошлое. 
  - А вот даже куда ты гнешь, - догадался покойник. – Получается, что я во всем виноват. Он вкусно жрал за счет других, грешил в свое удовольствие, а виноват, оказывается, во всем я. Но разве не известно тебе, что дьявол овладевает человеком ровно настолько, насколько он отступает от Бога.
   - Мне известно даже и то, что твоими трудами он  не ведал, что творил, – парировал Федулыч. - А теперь подумай, ведь я лучше любого церковника знаю, как тебя оттуда выкурить. И если уж я взялся за тебя, то не отступлюсь. Я тебе такую жизнь устрою, что ад будет не у него, а у тебя. А когда я тебя вытащу из покойника, я уже поступлю с тобой, как экзорсист. Ты же знаешь их методы?               
   Тут дед потянулся к карману своей комиссарской кожанки, но вместо традиционного маузера вытащил камень величиной с кулак. Разумеется, камень был более гуманным оружием, чем пистолет, но многое зависело от методов, которыми пользовались экзорсисты. Так что на месте Рябчика следовало подумать, стоит ли продолжать оставаться покойником  или же без промедления воскреснуть.               
   - Причем здесь камень? – возмутился покойник. – Если уж я войду, то лучше в какую-нибудь курицу, или хотя бы в этого поросенка. Кстати, в поросенка - даже  предпочтительней. Потому что получится библейский вариант.               
   - Зачем мне больная курица? – ответил Федулыч. – А поросенок, вообще, мой друг.               
   - Тогда чем твой метод лучше, чем у экзорсистов? – уязвленно сказал покойник.               
   - А тем, что я этот камень не выброшу на дно какого-нибудь пруда или под дождь, а снесу его домой и помещу в свою коллекцию. А потом кому-нибудь тебя подсуну, и ты продолжишь свою подлую жизнь.               
   - Вон как, - обрадовался покойник. – Так ты, Федулыч, от дел-то, значит, не совсем отошел. Надеешься вернуться к нам? Молодец!  Ладно, на таких условиях я согласен. Только смотри, чтобы все было по-честному.               
    - Конечно, по-честному, - заверил Федулыч, медленно кладя камень на пол, как это делают копы со своим пистолетом, разоружаясь перед преступником, захватившим заложника. – Ну, прошу.               
     И Федулыч направил приглашающий жест в сторону камня.               
     Покойник обвел присутствующих диким взглядом, словно бы говоря: «Как я вас всех ненавижу!» и воззрился на камень. И вдруг лицо его стало судорожно кривиться, и весь он принялся так корчиться и трястись, что будь он конкурсантом современного танца, то мог бы рассчитывать на призовое место.               
   Однако его конвульсии продолжались недолго и прекратились внезапно, будто его хватили камнем по голове. После этого он несколько секунд стоял неподвижно, с признаками неизъяснимого блаженства на лице, как бы входя во вкус удара, и вдруг рухнул на пол.               
    - Он что, окончательно умер? - поинтересовался физик, как всегда, без заметных эмоций.               
    - Скорее, наоборот, - ответил Федулыч. – Петр Иваныч, ты потом перетащи его на диван. Проспит не меньше суток.               
    Затем Федулыч взял камень, подошел к окну, открыл его и зашвырнул камень в темную глубину сада.               
    - Дождиком промоется, - прокомментировал Федулыч.               
    - Вы же сказали, что поместите его в свою коллекцию, - напомнил Улейкин.               
    - Буду я еще свою коллекцию засорять всякой дрянью, - сказал дед.             
    - Но ведь вы обещали.               
    - Кому? Бесу-то? – развеселился Федулыч. – Правильно. Обещал. Но обещал-то я бесу.  А с бесом нужно быть бесом. Иначе нехорошо.  Потому что, это уже будет гордыня и неуважение к нему. А если он мне поверил, значит, это был плохой бес, слабак. Да и по-правде говоря, что ему еще оставалось.               
    - Таким образом, в покойнике жил бес? – подытожил физик. – И все, что происходило здесь с Рябчиком, были проделки беса? А вы провели сеанс экзорсизма?               
    - Так и есть, - согласился Федулыч.               
    - А вы знаете, мне ведь приходилось видеть настоящих чертиков. Я думал, это у меня по пьянке. Но что, если во мне тоже завелась какая-нибудь тварь и теперь незаметно подчиняет себе мой разум? 
    - Конечно, завелась, - заверил физика дед. -  И не одна. Бесы - это ж все равно, что вирусы. Они в организме всегда есть.               
    – Но все же у такого духовного вируса должно быть какое-то начало? – догадался физик. – Быть может какой-нибудь сбой в гармонии?               
    -  Есть разные сбои, - сообщил Федулыч. –Но главное - страх. Он как выключатель. Щелк и свет погас. Темнота. И эта темнота входит в человека, как икринка самого ничто.          
    - И до какой же степени может развиться такая икринка? – обеспокоено спросил физик.               
    - Бесовщина-то? Да может так прорасти в человеке, что переродит его в дьявола, - ответил Федулыч. – а может просто уничтожить.               
    - Значит, все эти Фалесы, Анаксагоры и Платоны – проделки беса? – вмешался Улейкин. -  А как же быть с феноменом  Ванги?               
    - А что с ней? - поинтересовался Федулыч.               
    - Ну, как же? – сказал Улейкин. – Ведь про нее тут целая книга.               
    Улейкин взял у Петра Ивановича брошюру и сразу нашел нужное место:               
    - Самое важное, что Ванга нравственный целитель. Она никому не позволяет мстить, веря, что человек создан только для добрых дел… Какую-то нравственно-философскую идеализацию человека и всего человеческого излучает ее сосредоточенная в себе личность…»               
    Прослушав это, Федулыч нахмурился, встал со своего стула, забрал у Улейкина брошюру и, почитав в ней, вдруг заявил:               
    - А как быть с этим? « Каковы эти существа, которые общаются с Вангой и часто посещают ее дом? По ее словам, у них существует какая-то иерархия, потому что есть «начальники», которые приходят реже, обычно, когда нужно сообщить об исключительных событиях. Тогда она бледнеет, теряет сознание и из уст ее раздается голос, совершенно непохожий на ее собственный… Будто некий чужой разум, некое чужое сознание вселяется в нее…               
    - А вот еще, - продолжил чтение дед. – «Однажды, молодой человек, водитель грузовика, пришел к Ванге и предложил отвести нас в Роженский монастырь. Когда мы вернулись, на прощанье Ванга ему сказала: «Что бы  ты ни делал, будь у меня 15 мая». Но в этот день друг попросил парня отвести материалы для строительства дома. Именно в этот день он на своей машине попал под поезд на переезде…»               
     - Ну и что же здесь подозрительного? – спросил Улейкин. – Очевидно, Ванга пыталась предупредить парня о возможном несчастье.               
    - Если бы пыталась, то и предупредила бы, - категорично заявил Федулыч. – А здесь больше похоже на наречение.               
    - Вы хотите сказать, что она могла изменить карму этого парня? – спросил физик.               
    - А запросто, - легко согласился Федулыч. – Тем более, что карма эта находится в ведении дьявола. Богу она ни к чему.               
    - Но тогда Ванга, или там ее бес, должны бы обладать какими-то телепатическими возможностями, - заявил Улейкин.               
    - А чего ж  не обладать, - подивился дед. – Она ж, ты видишь, и сама не знает, чем обладает. А вообще, про телепатию, это вон, к физику.               
    - Ну, - поправил очки физик. – Наука пока еще не может ответить на такие вопросы. Но ясно одно, если бес пользуется ресурсами разума, который находится в энергетической взаимосвязи с внешним миром, то тут возможны и эффект телепатии, и проникновение в информационное поле, и кармические воздаяния…
   
                45. БЕГУЩИЙ ПО ГОЛОВАМ               
    В побеге из «Крысиных двориков» Рыбов принял участие вовсе не из любви к компании и не потому, что был как-нибудь ошеломлен подзатыльником, полученным от Шплинта. У Бориса Борисовича были свои причины обрести крылья ужаса.               
    Все началось с того, что он разглядел в своем закрашенном квадрате жирного клопа. Очень скоро клоп ожил и освоился настолько, что прополз по рукаву Рыбова, затем по плечу и лицу его, и прямо в глаз.               
    Пытаясь поймать клопа, Рыбов последовал за ним и оказался  на дне то ли глазного яблока, то ли какой-то ямы. В яме было мрачновато, но над самой ямой светило солнце. Притом оно светило невообразимо прекрасным светом. Так что Рыбов решил, будто оно - нечно главное, наилучшее и, возможно, даже сам Бог. Он почувствовал необходимость устремиться к солнцу, и даже сделал несколько шагов в его направлении, но вдруг услышал:               
    - Какой же это Бог? Это всего лишь огненная планета Солнце.               
    Рыбов догадался, что это говорит клоп. Однако вместо клопа  увидел уже знакомую ему  толстозадую фею с дрыном в руках.               
    - Где я? – спросил Рыбов.               
    - В своем микрокосме, - ответила Фея с пренебрежением. – А что это мы не здороваемся? Скажешь, не узнал меня? Я ведь тебе говорила, что ты о себе слишком много понимаешь. И видишь, оказалась права. Как тебе это местечко?               
    Рыбов огляделся, и ему стало не по себе. Вся огромная яма была завалена грязью и мусором, которые навевали такое уныние, что перехватывало в горле. Похоже, это была свалка. Притом, населенная всякими противными насекомыми и мерзкими гадами. И подобно этим тварям, в кучах мусора копошились какие-то неопрятные люди.               
    Присмотревшись, Рыбов вдруг открыл, что знает многих из этих людей и даже узнает некоторые предметы в мусоре. Вот мужичок собирает бутылки. Это Кузмич. То же самое Кузмич делал во дворе  пятиэтажки, где провел свое детство Рыбов. А вот, бабка ковыряется в гнилом арбузе. Рыбов видел ее когда-то на дворовой помойке. А вон и роковая конфетка из кокашки.               
    Пожалуй, солнце действительно не могло быть Богом, раз уж оно допускало сюда, в эту яму, свой красивый свет.               
   - Может быть, здесь как-нибудь прибрать, - подумал Рыбов, но почему-то вслух, чтобы слышали обитатели помойки.               
   - А, между прочим, это твои собственные шлаки, которые в тебе накопились, - ухмыльнулась фея. – Как, сам будешь убирать, или Бабасю свою заставишь? Только Бабася-то тут бессильна. Иэ-эх! – махнула она безнадежно рукой, но тут же добавила. - Ладно уж, давай отведу тебя к настоящему Богу. Больно сердце у меня доброе. А живет он вон аж где.         
    Туда, куда указывала фея, смотреть пришлось в гору. И там, на вершине горы Рыбов увидел прекрасный замок. Замок, разумеется, был сияющим,            быть может, даже ярче самого солнца. И весь он утопал в кронах листвы, явно, исполненной из изумрудов. Без сомнения, это было жилище настоящего Бога.               
    - Скажу тебе по секрету, - сообщила фея. – Бог ждет тебя.               
    - Правда? – обрадовался Рыбов и бросился взбираться в гору.               
    Всю поверхность горы покрывали округлые скользкие камни, частью поросшие какой-то тонкой травой. Так что, идти было трудно. В спешке Рыбов спотыкался, оскальзывался, наконец, упал. При этом он ударился лбом об один из камней. Это заставило его повнимательнее приглядеться к камню. И его охватил ужас. Перед ним был не камень, а человечья голова. А с нею соседствовала еще одна голова, и еще, и еще. Оказывается, вся гора состояла из голов. Притом у голов имелись лица, и многие из них ему были знакомы. Но самое главное, судя по недовольному выражению этих лиц и неприязни в их глазах, все они были живыми.               
    - Что это? – возопил Рыбов, исполненный отвращения и страха.               
    - Это неудачники, - пояснила фея. – Те, которые не дошли к Богу. У них, видите ли, не хватило силенок. Слабаки.               
    - Значит, и я могу не дойти? – предположил Рыбов.               
    - Конечно, можешь, - согласилась фея. – Зато, если дойдешь, будешь в шоколаде. Так что, не дрейфь, а то получишь моей палкой.               
     Выбора не оставалось, и, преодолевая отвращение, он устремился вверх по головам.               
    Между тем, вершина, которая снизу казалась вполне достижимой, как будто, совсем не приближалась. Очевидно, замок, на самом деле, был грандиозных размеров. Силы Рыбова быстро таяли. Он все чаще соскальзывал с лысин, задевал за чьи-то носы, падал, подтягивался, цепляясь за волосы, иногда вырывая их из макушек целыми клоками. И когда он оглянулся назад, то увидел, что весь его путь отмечен повернутыми ему вслед лицами, с расквашенными носами, фингалами,  ссадинами, и с губами, вышевеливающими проклятья.               
    Но вот настал момент, когда силы его совсем иссякли, и он повалился на головы, не будучи в состоянии двигаться дальше. И тотчас головы стали раздвигаться, словно бы желая дать место для его собственной головы. Это придало ему новых сил. И он опять полез вверх в полном отчаянии, и уже не испытывая эмоций по поводу неприятностей, доставляемых головам. Наоборот, его злила готовность голов принять его в свои ряды неудачников. При этом он заметил, что он не один ползет к вершине. Туда, оказывается, лезло множество народу. Время от времени кто-нибудь из них замирал и затем исчезал с поверхности горы, впитанный столь зыбкой почвой. Так что, отдохнуть и перевести дух не представлялось возможным. Приходилось все время продолжать движение вверх. Это изматывало. И, наконец, он совершенно изнемог.               
    Головы вновь зашевелились под ним в целях поглотить его. И он уже готов был погрузиться  в их среду. Но тут он услышал голос феи.               
   - У меня есть идея, - заявила толстуха. – Давай, ты поступишь, как Ньютон.               
   - Как это? – спросил Рыбов, мысленно проклиная эту жирную дуру за то, что она соблазнила его идти к Богу.               
   - Ньютон говорил, что он достиг своих вершин, потому что стоял на плечах гигантов, - пояснила фея. - Вот и ты залезай на меня, а я тебя повезу.               
   «Тоже мне, гигант», - подумал Рыбов, но вслух ничего не сказал, боясь лишиться последнего шанса на спасение.               
    Приняв на себя Рыбова, фея неожиданно бодро заскакала  вверх по головам. Звуки ее скока показались Рыбову слишком звонкими. Он даже подумал, что ее туфли на высоких каблуках, а возможно даже на шпильках. Однако когда, свесившись, Рыбов поглядел на ее ноги, то увидел, что фея обута в копыта.               
    Соответственно, ущерб, наносимый головам от продвижения Рыбова в качестве всадника, заметно увеличился, и потому след за ним теперь тянулся еще более кровавый и осуждающий.               
   - На, подкрепись, - сказала, между тем, толстуха, и что-то сунула ему в руку.               
   - Что это? – спросил Рыбов.               
   - Сухарик с джемом, - пояснила фея. – Какие ты любишь.               
   Держа драгоценный сухарик так, чтобы джем не капал на голову добродетельной феи, Рыбов поднес его ко рту, но вдруг увидел, что это не сухарик, а человеческое ухо. Ухо было испачкано кровью, как видно, по причине того, что являлось свежеоторванным.               
    - Это же ухо, - застонал он в приступе отвращения.               
    - Конечно, ухо, - подтвердила его догадку мерзкая толстуха. – Где ж я тебе здесь возьму сухарики.               
    - А чье же это ухо? – попытался выяснить Рыбов, ощупывая свою голову перед лицом страшного подозрения.               
    - Не волнуйся. Это мое ухо, - успокоила его фея.               
    Рыбов наклонился, дабы убедиться, не врет ли толстая стерва. И тотчас заметил, что фея говорит правду. Ибо из того места, где должно было находиться ее ухо, обильно выплескивалась кровь. Единственное, что не соответствовало действительности, так это то, что вместо феи под ним была Бабася. То есть, он ехал на своей пожилой уборщице. А значит, и ухо на самом деле принадлежало ей.               
    От такого открытия и мерзости своего положения верхом на бабке Рыбову стало противно.               
    - Ешь, ешь, - подбодрил его голос толстухи. – Тебе ж не привыкать. А у нее, видишь, уже новое выросло.               
    Искренне рассчитывая на это, Рыбов вновь взглянул на место оторванного уха. И действительно увидел новое ухо. Только это новое ухо было несколько великовато Бабасе. Тем не менее, Рыбов успокоился и сожрал ухо. Ему даже показалось, что оно ничем не хуже сухарика с джемом.               
    - А вот тебе и рулька, - сообщил голос феи, и Рыбов принял снизу обещанный деликатес.               
   Однако  на этот раз Рыбов оказался не столь доверчив и сразу разглядел, что ухо потому и было велико Бабасе, что оно принадлежало слесарю Прокопычу. Слесарь, конечно, был как всегда пьян. Иначе  как мог он не замечать отсутствия у себя одной руки. Но вникать в такие подробности Рыбов не стал и с жадностью набросился на рульку.               
    Зато потом, когда толстуха предложила ему копченый язык, Рыбов с удовольствием отметил, что рука у слесаря снова появилась, хотя, судя по наручным часам, слесарь почему-то отрастил себе руку  тещи Рыбова.               
    Так он принимал все новые и новые угощения. И его все меньше смущало чувство неловкости, поскольку скакуны под ним сменялись все новыми из числа знакомых, друзей, родственников. Были среди них даже Шплинт и Едаков. Но те везли его неохотно, с ленцой. И от них на прокорм он получил какие-то сушеные ногти, да пучок курчавых волос, выдранных неизвестно откуда. Эти продукты показались Рыбову малосъедобными, и он их выбросил.               
    Наконец, Рыбов достиг вершины. Здесь он спешился, и уже сам пошел к воротам. Шел он, разумеется, по головам. Но эти головы частью ему были даже известны. По фотографиям и картинам. То есть, это были головы людей более успешных. Поэтому Рыбов даже выбирал, на какую башку ему следует наступить. А на некоторые он не только наступал, но еще и дополнительно проворачивал каблуком.               
    Так он приблизился к воротам, которые полностью состояли из алмазов. Они распахнулись перед Рыбовым бесшумно и легко, словно дуновение ветра. А за ними Рыбову открылось такое великолепие, которое не подавалось не только осмыслению, но даже восприятию. То есть, разглядеть что-либо представлялось совершенно безнадежным делом, как если бы пришлось смотреть на солнце.               
   Рыбов сделал шаг навстречу этому воплощению восторга. И вдруг в один миг все померкло, словно пространство схлопнулось и исчезло. А прямо у лица Рыбова возникло рыло, в котором хоть и присутствовали черты феи, но значительно усугубленные, да еще подсвеченные синим пламенем.               
     - Руки вверх! – истошно завопила фея и, размахнувшись, изо всех сил ударила его палкой по голове.               
      Как и следовало ожидать от толстухи, удар был очень сильным.  Таким сильным, что  весь дворец рассыпался в искры, которые тотчас вылетели из глаза Рыбова вместе с ним самим. Тут-то он и повалился на Едакова. А когда очнулся, то мгновенно понял, что пережитый им ужас - дело рук деревенской ведьмы. И бросился бежать даже прежде, чем Шплинт показал тому пример.               
    Заглатывая капотом машины дорогу к городу, Рыбов вновь и вновь переживал фрагменты своего видения и находил их слишком явственными для простого сна.               
               
                46. УМСТВЕННОЕ  ВМЕШАТЕЛЬСТВО               
    - Да, интересный у вас метод лечения, - говорил физик, уважительно уступая тропу Федулычу. – Если я правильно понял, вы убедили бесноватого Рябчика, что он умер,  заставили беса проявить себя,  а затем внушили бесу, будто он покинул тело покойника.               
    - Конечно, - согласился Федулыч, - Бес, который пользуется мозгами Рябчика, теперь думает, что он не в Рябчике, а в камне.               
    - Выходит, энергетически покойник теперь здоров?               
    - Конечно, не здоров. Очень даже не здоров. У него компас поврежден. Но мы будем над этим работать. Починим, - пообещал Федулыч.               
    - И все же как-то сомнительно, что при починке души такими древними способами можно быть уверенным в результате, - высказал опасение Улейкин. – Тут, наверное, возможны неудачи и осложнения.               
    - Возможны, - согласился дед. – Если лечит бесноватый, то даже обязательно возможны. И сам, который лечит, не в курсе, что разносит заразу.       
    - То есть, бес может незаметно подложить свою личинку? – подсказал Улейкин. – Как муха, которая распространяет апарышей.               
    - По крайней мере, он постарается, - заверил Федулыч.
    - Но не проще-ли тогда было отправить Рябчика к врачу? К какому-нибудь психопотологу, - осторожно спросил Улейкин. – Медицина-то сейчас творит чудеса.
   - То есть, как ты говоришь, пойти от простого к сложному? – усмехнулся Федулыч. – Но это все равно, как вместо того, чтобы копать клубни картошки, собирать батву.               
    - А чем этот бес в Рябчике пытался вас напугать? – вспомнил вдруг физик. – Что он имел в виду, говоря «Процесс пошел».               
    - Ну, может просто врал. Запугивал. Это у них первое дело. Да еще они мистику разводят, чтобы опутать разум. Песню такую знаешь: «Кто был ничем, тот станет всем»? – пояснил Федулыч. - Но может, что-то он и имел в виду. А ты, часом, не знаешь, экскурсовод?      
    Улейкину показалось, что Федулыч не спроста обратился к нему. И, пожалуй, это был удобный момент, для того чтобы попытаться разрулить вопрос с Рыбовым.               
    - Боюсь, что он имел в виду наш приезд, - сделал допущение Улейкин. -  Тут, понимаете, какое дело, я совершил небольшое преступление, и поэтому приехал не один, а с целой компанией, которая настроена очень воинственно. Они сейчас у вас дома. Их впустила Сократиха.               
    - А-а, я знаю, это бес тебя надоумил, - догадался Федулыч. – Сначала он тебя заставил намазаться зеленкой. Всю мою мозольную жидкость уволок, паршивец. Ну, а потом, как водится, поморочил тебя на полную катушку. Благо, что сам-то он от тебя утек. Забоялся меня, значит. Так что, с бесом – это моя вина. Я не доглядел. Так и скажем твоей компании.               
    - Но таким образом вы берете на себя ответственность за содеянное Улейкиным, - заметил физик. – А это может оказаться опасным. Давайте мы скажем, что не нашли вас.               
    - Если уж и опасно, то, скорее, для вашей компании, - беспечно заявил эксдьявол. – А что ж это за небольшое преступление ты совершил, экскурсовод?      
    - Ударил в бане шайкой важного человека и утащил его плавки, - признался Улейкин.               
    - Ну, тут и дураку понятно, что это бес тебя подтолкнул, - рассудил Федулыч. – Только я вот думаю, если с ними сейчас занимается Сократиха, то они уже и не вспомнят про свои плавки.               
     Беспечность Федулыча передалась Улейкину и позволила ему подумать  о другом:               
    - Но если бес Рябчика имел в виду наш приезд, то откуда он о нем узнал?               
    - Это нам пусть физика объяснит, - заявил Федулыч.               
    - Не исключено, что бес выудил эту информацию из нашего сознания, - предположил физик. – Однако должен сказать, что феномен телепатии не изучен. В свое время сам Месинг просил, чтобы его исследовали и выяснили, как ему удается устанавливать связь с людьми через большие расстояния.               
    - И что ж, до сих пор не выяснили? – поинтересовался Федулыч.               
    - Ну, есть, конечно, кое-какие наработки, - уклончиво сказал Лалыко.          
    - А веру изучать не пробовали? – спросил дед.               
    - Вера – это мысленная актуализация желаемого, - сформулировал физик.               
    - Уже неплохо, -  одобрил Федулыч. – Ты еще  добавь сюда, что  вера – это та самая кнопка, которой включается свет разума. Но страх может его выключить.
    Дополнение Федулыча не выглядело достаточно научным, но все же не казалось Улейкину излишним. Ведь еще вчера  он сам не верил Федулычу и думал о старике черт знает что. И все это, возможно, под влиянием страха, с помощью которого бес выключал в нем свет истины и кошмарил образ деревенского доктора. Да и все остальные космические приключения были похожи на бред, вызванный вирусом. Теперь страха не было, что доказывало отсутствие беса внутри Улейкина. Однако что-то мешало ему окончательно поверить бывшему дьяволу. Не хватало, например, понимания того, как можно выселить нечистого из самого себя, если он руководит твоими действиями и думает твоими мозгами. А если выселить невозможно, то все деяния Федулыча сомнительны и неизвестно, чем обернутся. Быть может он и сам не знает, что является распространителем каких-нибудь мух и опарышей. Ведь известно, что дьявол на все способен, чтобы заполучить душу смертного.               
    - Наверное, здесь можно применить теорию относительности, - продолжил научные изыскания Лалыко. –  То есть, если во что-то сильно поверить, до того, что в организме произойдут нужные изменения, то относительно этого организма  изменится и внешняя среда, или, по крайней мере, произойдут энергетические возмущения. Возможно, именно таким образом ваша помощница, Сократиха превратилась в поросенка.               
   - Что? Сократиха? В поросенка? – обеспокоился  Федулыч.               
   - Ну да, - подтвердил физик. – Вон Улейкин свидетель. Когда мы подошли к вашему дому, в окне появился поросенок и заговорил с нами. Но это ведь невозможно. К тому же Горби с тех пор не сказал ни слова. Остается предположить, что мы имеем дело либо с наваждением, либо с превращением, но в любом случае, - с полевым влиянием.               
    - Вот, что значит физика! – в который раз восхитился дед познаниями Лалыко. – А ты, экскурсовод, как думаешь, с чем мы тут имеем дело?               
    - Мне кажется, физик прав, - ответил Удейкин. – Сократиха на многое способна.  По-моему, у нее даже есть дар предвидения. Во всяком случае, она мне предсказала, что я окажусь без штанов.               
    - А, так это она нарекла твоему бесу оставить тебя без штанов? - обрадовался Федулыч. – Можешь называть это возмущением полей, но на самом деле очень Сократиха любит подразнить бесов. Для этого она даже на метле готова летать. Женщина, что с нее возьмешь? А с поросенком, и того проще, сунула его в окно, глаза вам отвела, да и поговорила с вами. Простой фокус. Я тоже так могу.               
               


Рецензии