Несколько слов о Великой Отечественной

«Посвящается родным:Николаю Егоровичу и Александру  Андреевичу»…


Об Отечественной войне написано так много, что добавить к этому  что – нибудь необычно - новое уже очень сложно…
Я не буду описывать массовый  или  индивидуальный героизм воинов, их мастерство и талант, масштабы развернувшихся событий в этом сумасшедшем круговороте,  бесчисленные  страдания  советских  граждан…

Просто поведаю о двух маленьких эпизодах,  произошедших там с отцами моих родителей, - отрезках их жизни, оставленных в моей памяти  навсегда, и которыми я очень горжусь…

Вообще, мне не очень – то удобно об этом рассказывать… И только лишь по одной причине: сведения у меня об  их  военном  прошлом  преступно  ограниченно  скудные.
Кто в этом виноват?.. Конечно же, я сам…
Если захотеть, то можно «горы свернуть», сделать всё… Найти кого и что угодно, но я  до сих пор ничего не нашёл и не сделал,  никак не дойдут руки, а надо бы… и давно…
Упорно поискать необходимую информацию, настойчиво расспросить оставшихся в живых близких им людей, запросить, наконец, сведения из Архива Министерства обороны…
И поэтому мне стыдно…

Попробую  хоть частично  загладить свой грех  двумя небольшими заметками о моих родных, чудом уцелевших в этой, неосознанной ещё мной до конца  «мясорубке», которую простые люди нашей, как ни крути, великой Родины, приняли в 1941 – 1945 годах.

Прошу ещё раз извинить за коротко бедноватое  повествование.


Мой дед по отцу, Губин Николай Егорович, родился в 1915 году в Рязанской губернии в крестьянской семье и продолжал жить там  до последних дней своей жизни. 
Он очень сильно любил рыбалку (со слов бабушки Татьяны Сергеевны: «скучал без рыбы»). После войны  работал бакенщиком на реке Мокша и объездчиком полей одного из ближайших  колхозов.  Незадолго до своей смерти в 1986 году переехал в город Сыктывкар.
Умер и похоронен он  всё же  на своей Родине  в селе Савро – Мамышево Пителинского района Рязанской области, приехав туда, как и всегда, в свой оставшийся  дом,  на лето…
Служить в армию он ушёл перед войной,  в 1939 - м, служил на границе  в войсках НКВД в звании старшины.
И сейчас для меня остаётся загадкой, как он, штрафник, умудрился получить медаль «За отвагу»,  ордена «Славы» Третьей и Второй степеней, да ещё со слов моего отца, был представлен  к Первой степени этой  солдатской  награды, которую за время войны получило всего – то 2582 человека…
Конечно, мне точно неизвестно, на каком фронте воевал Николай Егорович, в какой именно армии, кто были командующие этими воинскими формированиями.
А может, это были вообще отдельные военные части, приданные тому или иному крупному соединению для прорыва немецкой обороны… мне сейчас трудно это установить… Здесь необходимо изучить официальные документы.
Могу лишь предположить, что скорее всего, это был Северо – Кавказский фронт, которым командовал  генерал – полковник И.Е. Петров… Может быть, какая – нибудь из Девятой, Восемнадцатой (что более вероятно), Тридцать седьмой, Сорок четвёртой, Сорок шестой, Сорок седьмой, Пятьдесят шестой  или  Пятьдесят восьмой общевойсковых армий… Ведь штрафной батальон, куда попал мой дед, опоздав на несколько дней из отпуска, мог быть расположен в полосе любого из этих соединений  для последующего использования на самом тяжелейшем участке боевых действий.
И можно догадываться об этом только на основании того, что дед  в составе штрафного батальона  штурмовал одну из высот в районе города Новороссийска. Сам же этот населённый пункт, расположенный на Черноморском побережье Кавказа, был освобождён от немецко – фашистских войск 16 сентября 1943 года частями Восемнадцатой армии под командованием генерал – лейтенанта К.Н. Леселидзе и отдельной группой десантных войск численностью около семи тысяч человек…
Но мой дед был штрафником, и значит, у него была несколько отличная судьба от других  простых солдат, также выдержавших неимоверные испытания при освобождении своей территории от сильного противника.

Что же приключилось там, на высоте, под Новороссийском, с Губиным Николаем Егоровичем?
К великому своему сожалению,  я ничего не знаю о быте и людях, находившихся тогда рядом с ним … обстановке, существовавшей в то время.
То,  как они жили, о чём думали, говорили, что окружало их, так и осталось для меня неизвестным.
Со слов моего отца, Владимира Николаевича Губина  (ему мой дед  как – то давно, правда, очень неохотно, рассказывал об этом штурме), батальон, который должен был брать ту безымянную высоту, насчитывал около девяти сотен человек.
Кого там только не было…  разжалованный  по разным причинам  младший, средний и старший начальствующий состав Советской Армии, вплоть до полковников.
А командир – прямолинейный, исполнительный, без лишней извилины  (так его воспитали и сформировали) молодой лейтенант…
Я думаю, что ничего нового здесь не открою, и большинство прочитавших эти строки  уже догадалось, что будет дальше.
А дальше свершилось то, что и должно было произойти тогда, в тех тяжёлых условиях, шестьдесят шесть лет назад.
Высоту необходимо было брать в любом случае, и лейтенант дал приказ штурмовать её  «в лоб».
Тут и «налетели» на него штрафники, в основном из бывших старших офицеров, имевших за плечами хороший боевой опыт.
«Лейтенант - говорили они, - давай не будем штурмовать её напрямую, высоту мы возьмём в любом случае… обойдём траншеи и дзот сбоку, там более холмистая местность… есть,  где укрыться, и будем атаковать рывками,  перебегая и укрываясь от пригорка к пригорку,  ведь здесь главное – то результат, а не способ его достижения».
Но последовал категорично  отрицательный ответ молодого батальонного, который, пригрозив всем расстрелом, приказал немедленно начать атаку по фронту, да так, чтобы было видно каждого «преступника - штрафника».
Из переданного дедом моему отцу, а потом мне, «по наследству», рассказа, было известно, что та высота всё же была взята, но из батальона осталось  всего девятнадцать человек,  и все раненые.
Среди них был и Николай Егорович.
Ему «крупно повезло»: немецкий пулемётчик попал ему разрывной пулей в плечо, ногу (шрам от которого его жена, моя бабушка, увидела только тогда, когда его обмывали перед похоронами… да… да… так жили раньше), и в локоть левой руки, и она не разгибалась у него в локте до конца жизни, да ещё всю голову посекло осколками или от снаряда, или от мины, а может, гранаты…
Могу добавить, что всего за войну он получил шесть ранений.

Вот такой он, первый небольшой обычный военный эпизод, произошедший с моим дедом по  линии  моего  отца  -  Губина Владимира Николаевича…


Второй боевой случай произошёл уже с отцом моей матери, Губиной Тамары Александровны, разведчиком, командиром разведывательного отделения, сержантом Филиным  Александром Андреевичем.
Мой второй дед родился на  Тамбовщине  и был в тридцатых годах мальчишкой раскулачен, как и многие другие.  Голодал страшно и ел, как говорится,  «что попало».
Учился в одном из московских  ремесленных  училищ,  но из – за голода попросился оттуда на фронт.
Провоевал одиннадцать месяцев, служил в разведке, неоднократно ходил в тыл врага, в 1943 году  получил тяжелейшее ранение в ногу,  едва не потеряв её, после чего был комиссован из армии на костылях.
Работал  бригадиром тракторной бригады в селе Александровские Верхи Сампурского района Тамбовской области.  Всё та же нехватка денег потянула на Север, в надежде через какое-то время вернуться обратно.
До пенсии он работал механиком на газоперерабатывающем заводе в городе Сосногорске.
Что я помню про него… ну, например, его скрюченные  неразгибающиеся до конца от работы пальцы,  сломанные и утерянные  мной в детстве  ордена и медали …

После войны, когда  смотрел  по телевизору  фильмы о ней,  у него из глаз текли слёзы,  он не выдерживал долго смотреть   экран, уходил в другую комнату или выключал штекер из розетки.
Не мог слышать немецкую речь… говорил, что когда они брали «языков», приходилось при подготовке их захвата долго слушать, как они говорят на своём… и она (речь) неприятно врезалась ему в память навсегда.   
Что же он вспоминал при этом?..
Может, ту женщину, у которой они,  разведчики, меняли свою одежду (если не ошибаюсь, телогрейку) на гнилую картошку, когда немцы воевали чуть ли не с одеялами.
Наверно, нет…
Я думаю, что это  всё же  гибель своих товарищей…
И здесь мне тоже неизвестно, на каком фронте, в какой армии, части он воевал… Помню лишь из рассказа самого деда, что он принимал участие в боях где – то в районе реки Сож (что в России и в Белоруссии), а это, вероятно, или Западный фронт, или Второй Белорусский…
Как же  всё – таки  Александр  Андреевич закончил воевать…

Произошло это при следующих обстоятельствах…
Зимой,   при переходе через линию фронта для взятия в плен очередного фашиста, что и было сделано, мой молодой дед прикрывал отход разведгруппы, получившей в трофеи толстого немецкого солдата (непосредственным взятием «языка» занимались здоровые бойцы, «хохлы», бывшие в отделении).
Враг каким – то образом обнаружил присутствие группы и открыл по вероятному пути её отхода сильный огонь.  Когда отделению всё же удалось уйти из - под шквального пулемётного прострела, они  недосчитались одного своего солдата – это и был мой дед…
У разведчиков был закон: если один из них погибал при выполнении задания, то от мёртвого обязательно,  в качестве доказательства смерти, необходимо было принести в расположение своих хотя  бы голову… Вот и отправились они обратно за головой отца моей матери…
И увидели его истекающего кровью, которая лилась из ноги…
Кое – как вытащили из - под обстрела…
Восемнадцать километров тащил его, до наших, по снегу, на своей шинели здоровенный немец…
Потом долгое лечение в госпитале под Москвой, куда его переправили, и решение вопроса об ампутации одной из нижней конечности… 
Но врач, женщина – еврейка, спасла ногу моему деду, сказав, «зачем такому молодому жить без ноги» и сделала всё, чтобы её сохранить… и у неё это получилось…
Спасибо ей…

Вот в принципе и всё, что я смог сейчас сказать о моих предках…
 
То, что случилось с этими людьми, про которых я всё же, отдавая дань памяти, немного написал, наверное,  большая удача…

Родился я…

08.08.2009 года