Дух Советского Союза или заметка о Злободневности

 "Уважаемые читатели библиотеки! 1 ноября в 12 часов состоится творческий вечер(!) посвященный 65-летию освобождения Киева от немецко-фашистских захватчиков. Приглашаются все желающие"
Оригинал:
«Шановні читачі бібліотеки! 1 листопада о 12 годині відбудеться урочистий вечір присвячений 65 річниці визволення Києва від німецько-фашистських загарбників. Запрошуються усі бажаючі»

Я сижу в этой самой библиотеке. Одиннадцать сорок пять.  Смотрю на картины над стеллажами и ничего не ожидаю.
Думаю, весь народ в домаразматическом возрасте поймет почему.
 Я готовилась провести впустую несколько часов  жизни. Часов с двенадцати предположительно до двух, если появятся хоть какие-то "желающие".
Я тут вовсе не по совести, она-то уж  не пустила бы в здравом уме. Я тут помочь папе, которому страх как хотелось поставить аудитории немецкие марши и фильмы Рифеншталь. Естественно,  из предполагаемой целевой аудитории подобных мероприятий в технике никто не разбирается, так что придется потерпеть мне, представителю молодого и прогрессивного человечества.
Вот так я оказалась в читальном  зале. На подоконниках и шкафах тут архаичное обилие растительности.  Под потолком портрет писателя, именем которого библиотека названа. Сбоку столешница – цитадель, за которой делают свое темное дело  буквоедки - регистраторши. Они олицетворяют фразу «оставь надежду всяк сюда входящий». Светло, чисто, сухо,  пахнет ковровыми дорожками. 
Сначала мы с папой вдвоем. Он торжественен, но до последнего надеется, что никто не придет.
Его ожидания не оправдываются. Пришло пятнадцать человек пенсионного возраста.   А один товарищ почему-то начал с расспросами лезть. «Как тебя зовут?» «Вера»  « …и в каком ты классе?»  «Преподаю? В старших» - соврала я (впрочем, будь я  законопослушной, это была бы правда) … «А вы слушали  в пятницу Шустера?» «У меня на него аллергия».
 Больше на то упоение, с которым выступающие там друг друга перебивают. Терпеть этого не могу.
«А зря, - говорит он, -там как раз по истории. Так выступал один там, кандидат – раскандидат, молодой совсем, лет сорок пять.  Как пес цепной. Ну что ты, думаю, в свои сорок пять доказываешь? Ты же не понимаешь еще ничего…» (это он мне, двадцатилетней писюшке говорит) Короче, театр одного актера получился. Сам спросил, сам ответил.
Потом одна из местных теток, сновыгающая туда-сюда в белом наморднике, вдруг откуда ни возьмись, оказалась ведущей. Текст ее речи состоял из ксерокса пары страниц первого попавшегося учебника по истории. Торжество лени студента на последнем курсе, а не подготовка к серьезному мероприятию.
Что-то она там произнесла про «німецько-фашистських загарбників» «визволення» и «Велику Вітчизняну». Затем исчезла за фанерную библиотекарскую цитадель.
Настало время развернуться папиному творческому духу. По своим субъективным причинам он поставил кадры Нюрнбергских съездов НСДАП  тридцать третьего года.
Все послушно смотрели, но ничего не понимали. Ну не научили людей самих додумываться до некоторых вещей, что поделаешь. Папа это тоже понял, решил выступить  с предисловием и совершил его прямо посреди просмотра.
Я видела со своего места вдохновенно глаголящего отца, и  экран, который по стечению обстоятельств находился на уровне папиной головы. По монитору как раз тоже не менее вдохновенно разговаривала голова нацистского партийного деятеля. Папа состоял  тридцать лет активным коммунистом. Я  еще раз сравнила картинку и подумала, что все в жизни относительно.
Наци марши не рискнули ставить.  Папина подспудная идея постебаться над человеческой заскорузлостью могла быть неправильно расценена.
После съезда НСДАП живой националистический  хор из пяти человек пел народные песни. Никто из слушателей  не догадывался, что перед ними националисты. Иначе приняли бы их хуже, чем наши гипотетические наци-марши.
После песнопения  солист зачитал стихотворение собственного изготовления.
 Естественно,  про Шевченко. Стих и словом не касался освобождения Киева. Зато вплотную касался  Украины – неньки, чернозема, казаков, шаровар, а еще почему-то олигархов и Верховной Рады. Впрочем, концепция стихотворения была занятной – современный отчет Кобзарю  за судьбу родины.
Угадайте, про что был второй стих?
Правильно. Про чернозем, вышневий садок, хату  и шаровары. Но уже с позиции семьи как основы сохранения наци. И первая строчка была незамысловатой: « в мене народився онук» И сразу стало ясно, что дальше будет. Я сидела и ждала, когда же там Шевченко появится «зі своїм батьківськім поглядом крізь віки, на нас, нащадків»…пока я думала, выступающий успел уже вырастить внука и умереть достойно. На этом занавес. Хотя при взгляде на этого мужчину не скажешь, что обладатель такого холеного лица и добротных усов собирается в скором времени нас покинуть.
Выступал со своим творчеством еще один представитель воинствующей интеллигенции. Смущался страшно. Покраснел. Рассказал, что сам не пишет. Пишет какая-то женщина, которая приходит к нему по ночам из ментального мира и надиктовывает. Так что если что – он не виноват. И по лицу ногами бить именно ее – эту странную женщину. После первой же строчки мне показалась, что эта незнакомка  вполне толковая. Строчка звучала так «Муза у садочку народила поету дочку…» Что-то в этом состоялось. Только опять это скатилось в житам, чорнозему, Сяну, Дону,  вусам козачим и к нам,  х*ям  собачим. Видимо, прогнал этот человек музу, и втихаря от себя дописал. Единственное, что у него получилось остроумно, это строчка «скаче по сцені Сердючка. Чи то кобель, чи то сучка» Согласитесь, это явно отсебятина. Приличные музы себе такого не позволяют.
Вообще-то я по-особому националистка. Вероятно, такая же вероломная, как папа- коммунист. Но все же. Но подобным костный патриотизм не может вызвать у здравомыслящего человека  ничего, кроме изощренного  цинизма.
Но после хора  взяла  соло некая завуч школы N.  Она тоже  терзала нас своими интеллектуальными выплесками. Но дольше -  около получаса. Бывают такие черти в омутах. С виду скромные, трезвомыслящие, зажатые в какой-то степени.  Этих – то особей и стоит опасаться. Вот, к примеру, папа мой. Чудак, он и есть чудак, в какие бы обстоятельства не попал. От него можно ожидать чего угодно – да. Но в своих определенных рамках.
А вот эта тетушка устроила настоящую западню именно  потерей всяческих границ.
Первая строчка ее рифмоплетного творения уже звучала как диагноз «Давно цветы уж не дарили, хоть женщина вроде –бы я…»
Выбить золотыми буквами на фасаде всех синих чулков и тех дур, которые полагают, будто мужчины им обязаны всем только потому, что сами эти дуры женщинами уродились.
Посмотрела на ее пальцы. Угадайте, что? Правильно, кольца нет.
Я давно подозревала, что поэтам нельзя  давать на публику свои шедевры зачитывать. Для прочтения должны быть специально обученные люди. И точка!
Как можно понять, тетушка этим не ограничилась. Она пошла дальше. Она начала петь. Притом искривляя лицо так, будто не знала сроду, как это в зеркале смотрится.  Я бы еще простила, если бы голосу нее был… был бы вообще…
Так она терзала нас три длиннейшие песни. 
Я все это время смотрела в пол, скрестив пальцы в замок и подперев  подбородок. Затем заметила, что папа сидит в такой же позе и тоже в пол смотрит. Тоже корежило, значит. 
Папа попытался в промежутке между песнями возразить, что у нас-де пандемия и вообще мы тут засиделись. Из его мягких намеков ничего не получилось. В этот момент я пожалела, что наци- марши так и не прозвучали. Так бы им всем и надо было. Больше не хотелось бы им защищать подобных «самородков» и их творчеством.
Еще я заметила, что слово «эпидемия» употребляется так же мягко и в обход, как «кризис» по телевизору и «Волан-де-Морт» в «Гарри Поттере». 
 Цирк продолжался. Я вообще удивилась, как не предугадала этого заранее. Оказывается, на  мероприятии присутствовал представитель Деснянской районной администрации. И естественно, его вызвали к слову.
Но этот человек, кстати, относительно молодой, но очень похожий на лощенную ропуху с широкой пастью и заточенными зубами, сделал ход конем. Его речь началась фразой « Я не від імені адміністрації, або певної фракції, а від імені всього молодого покоління хочу подякувати тим, хто захищав….» и далее по стандартному тексту. Шикарный подход. Сердца растоплены, готовы внимать благодарностям.
Я же естественно, потом целые триста слов его речи  ждала, когда же он проколется и назовет какую же он политическую силу лицом своим пиарит. Назвал, конечно. И даже подарки раздал. Правда, не «від імені молодого покоління», а от фракции Тимошенко. Не стоит уточнять, что и этому пучеглазому рукоплескали. Притом более угодливо, чем всем остальным.
Еще полчаса после окончания мероприятия все дружно  расшаркивались. Наконец  папа натянул на свой костюм рюкзак «Ермак», с которым бороздил Уральские горы в свое время, и мы двинулись к выходу. Смотрелся он странно, но это мелочь.  Страшнее вот так ходить, как эти заучи и хористы, в пуховых платочках  и пальтишках, да с умными лицами, а в голове быть  заскорузлыми и выветрившимися.

Забавно я время провела, не жалею.