Миллион лет добра

Я хочу верить во все сумасшедствия, я больше не хочу мучительно думать, хочу просто верить, в то, что в этом странном мире еще есть любовь, и что она не уйдет тогда, когда ты просто в один ночной час поймешь, что она у тебя все таки есть, и что она тебя так же дорога, как  последняя, заключительная нота в страстной симфонии одержимого гения. И верить, еще раз верить, в то, что есть достоинство чувства и достоинство доброты, связанного с полетом души, с ее нестерпимой жаждой. Верить в то, что душа легка, как осенний лист увлеченный в порыв ноябрьского ветра, что она готова откликнуться на беду и горе не из-за самодовольного влечения к трагедии, а из-за сострадания.

Как хочется верить в то, что любя, ты любишь именно того, кого любишь, а не себя и не свою любовь, и влюблен ты именно в того, в кого влюблен, а не в свою любовь и в свой призрачный, одержимый мир, в котором господствует безумство, так возносящее тебя на вершину этой скучной и безликой жизни, и ты не влюблен в свою душу, изрядно пропитанную любовью и от того более весомую и значимую.

Как хочется верить, что озноб - это именно озноб, идущий от всего сильного и тронутого мелодией сердца, а не от стройного механизма тела...

Так хочется верить, что если любишь, то тебя тоже любят, и если ты решил никогда не причинять боль тому, кого любишь и делать все для этого, то он будет помнить об этом каждый день и будет любить тебя еще сильнее и ценить тебя еще сильнее и не упускать ни одного случая сказать тебе это или просто провести рукой по твоим волосам.

Как хочется верить, что сведенные мышцы плеч от неудобного сидения, незамечаемого тобой, за столом, по которому, покрытому бумагой, бешено плывет карандаш - это знак, знак того, что  то, что ты пишешь - гениально, что это будут читать и над этим будут плакать и опять хочется верить, что плакать будут не от утаенной зависти к твоему гению, а от широты безграничных эмоций и от редко возможности чувствовать. Первые секунды восторга - неутомимого и взрывающего - застилают все, кроме того, чем восторгаешься. Потом возможна  зависть, ирония и  разум - но эти первые секунды - ценны больше, чем миллион лет добра. Потому что в этом вся человеческая искренность, без остатка. И этого нельзя скрыть и это нельзя сыграть...

Как хочется верить, что твоя хандра или усталые одинокие слезы - не глупость и не слабость, а одно из провлений тебя, одно из форм, что их надо любить и понять, так, как возможно кто-то любит твое тело, не подозревая, что их у тебя чуть больше, и всех разу любить сложнее чем одно... Самое красивое...

Как хочется верить, что хочется всей душой, и что,  то, что хочется - призвание, которе вознесет тебя на вершину счастья, подарит тебе спасительную одержимость, что это рок,  а не просто игры затуманненого пороками разума, того самого разума, который мешает верить всему, всему чему хочешь.

Как хочется верить, что темнота поглотит тебя без следа и заставит тебя проникнуть в другой мир, мир гениев, хочется верить, что она и есть один из главных причин гениальности творений, тех творений, которые были созданы в темноте. И наконец ступая в этот мир, ты сможешь хотя бы одной буквой своей рукописи прикоснуться к той гениальности, о которой мечтаешь...

Ночь возносится над всем, потому что дает тебе возможность верить. Просто.