ДЛЯ ТЕБЯ

Боль переполняет меня. Она переливается во вне. Острые края сосуда, которые приходится преодолевать – ранят ее.
Скоро начало показа. Белые пятна лиц в темноте.
Я размышлял о тех временах, когда мне не нужно было целиться, чтобы поразить мишень – достаточно представить ее с пулей или стрелой внутри и тогда они сами находили дорогу, прошивая тёплое чрево цели, подобно мерцающим иглам, живущим между разными видами пустоты, на границе между «возможно» и «если».
Интересно, кого бы я выбрал себе в поводыри, однажды ослепнув?
Внимательно осматриваю собственную руку – тонкие пальцы с кровавой каймой под ногтями; засунув в рот указательный, исследую истерзанным языком острый край ногтя и ощущаю характерный металлический привкус.
Вероятно, нервничаю: антидепрессанты похожи на тонкий слой ваты, которым обита некапитальная стена между гостиной бессмертия и комнатой, в которой агонизирует безумие, вгоняет в собственную плоть нежно мерцающие скальпели в тщетных попытках умереть.
Слышу хромающий ритм из «Ромео и Джульетты»  - не хочу наблюдать за тем, как хромающие же человекоманекены механической походкой проталкивают свои тела, облаченные в плоды моих истерик,  через холодное от оценивающих взглядов пространство. Воображаемые электрические сети светятся в замерзающем воздухе – вдыхайте же воспаления, которые в свое время прорастут в ваших легких сочными ягодами неизлечимых опухолей. Я все равно этого не увижу – видите ли, просто крайне мало вещей, вызывающих у меня искренний интерес.
Кажется, замечаю, наконец, смещение пространства – рваными антигеометрическими  пластами, из-за которых Потусторонние Курильщики выдыхают переплетающиеся струи горького дыма прямо мне в лицо – не в силах дышать, надсадно закашливаясь, хватаюсь за горло в отчаянной попытке разорвать его ногтями, чтобы дождаться следующего вздоха. Довольно нелепо проводить жизнь в подобных занятиях, но цветные грани остались далеко позади.
Ритм окончательно ломается, невольно представляю себе антикварный шкаф с разбитыми мутными зеркалами из которого походкой умирающих марионеток конвульсивно выдергиваются на подиум модели с голодными лицами недокормленных каннибалов. На секунду задумываюсь – модели…модели…модель…это же манекен…копия…имитация…муляж человеческого существа…

ты знаешь….последние одежды я делал сам, заливая неимоверные ткани слезами и кровью из изрезанных до мокрых мясных разломов рук…старые незабинтованные раны плакали сукровицей и желтоватым гноем…сверху…со стен опустевшей мастерской на меня смотрели многочисленные портреты…собственное лицо во всех возможных ракурсах издевательски демонстрировало самое себя…старые фотографии…кажется это было непозволительно давно…я изображаю доступного мальчика привязанного к спинке кровати/гестаповца/щеголя в расшитом камзоле/звезду немого кино….
заканчиваю работу один…выгнал всех…не могу никого видеть…за неимением очередных жертв/случайных людей подвернувшихся под руку/я запускаю стакан прямо в собственное фотолицо и осколки стекла осыпаются на пол вместе с кубиками льда…удушливый запах спирта и подтеки на стенах…
я шил вкривь и вкось…кружева твердели от обилия пролитой крови точно накрахмаленные…меху я придавал еще более растрепанный вид с помощью собственной сукровицы…было ли это красиво? – нет это было идеально – именно то что я чувствовал засыпая голый свернувшись клубком на полу среди игл/тканей и недошитых нарядов которые пожелали бы носить разве что сифилитичные ангелы предусмотрительно запертые в небесном бедламе бессрочно…когда просыпался собственное неестественно гладкое лицо надменно взирало на меня с вездесущих портретов…если пытался куда-то выйти, они спрашивали зачем иду…отвечал что в аптеку…для чего же? - допытывались они – купить еще немного смерти….
обливаясь кровью и слезами вгонял булавки себе под ногти…а потом всхлипывая от боли с гулко колотящимся сердцем лежал вытянувшись на полу пытаясь увидеть если не твое лицо то хотя бы пустоту….я бы давно покончил с собой если бы испытывал уверенность что потеряв жизнь обрету забвение…

Робкий стук в дверь, заставляет меня задрожать всем телом. Входит администратор, улыбается, глядя на меня, по его лицу догадываюсь, что все идет хорошо, это же подтверждают его слова. Дрожь усиливается, и я говорю, что не думал, что здесь может оказаться так холодно; между тем, мы оба знаем, как душно в кабинете – его лоб покрывает испарина и мне кажется, что сквозь завесу духов я улавливаю пока еще слабый запах пота.
На мой вопрос администратор кивает, подтверждая, что ты все-таки пришел, узнаешь ли ты меня….хотя прошло не так уж много времени и мое имя значилось на афише…но все-таки…я вспоминаю собственные портреты, потом вынимаю миниатюрное зеркальце, оправленное в серебро, которое ношу на цепочке, на манер карманных часов…рассматриваю отражение…администратор смотрит на меня и ухмыляется – усмехаюсь в ответ…тяжело приподнимаюсь с кресла, пристегиваю к предплечью тисненым ремнем замысловатую конструкцию – нечто среднее между костылем и тростью…пока вожусь с инкрустированной мутными топазами пряжкой, админ неприятно-близко наклонившись, мокро шепчет мне в самое ухо, что моя новая коллекция грандиозна, что она еще какая-то там и будто бы уже есть покупатели…если бы были на это силы, я бы удивился…медленно мы направляемся к сцене, где в ожидании моего выхода уже сгрудились манекенщики – их лица искусно загримированы под серебристую лепру, а волосы припорошены псевдосединой….идти все так же больно, но я пока справляюсь…провожатый еще раз повторяет, что ты в зале, в толпе слева от подиума…
тяжелой походкой, подволакивая перебитую ногу, ослепленный внезапным светом, выхожу на подиум и застываю на несколько секунд…модели аплодируют вместе со всеми, но в целом они как-то сразу стали похожи на испуганную стайку раскрашенных птиц…в груди становится холодно…сердце отсчитывает холостые удары…свет распадается на сегменты…




Я стоял далековато, но подиум  и отсюда был виден неплохо. Когда музыка поперхнулась, а как-то слишком уж нечеловечески одетые модели  собрались все вместе на сцене, я понял, что сейчас должен выйти он. Представил его красивое, самодовольное лицо – тогда, раньше  - и уже совсем другое, когда он молил и плакал, растеряв все свои аристократически манеры, но не менее восхищавший меня…как желание отдаться каждый раз необъяснимо сменялось сладким соблазном разрушения… Знает ли он, что я здесь? Стало ли его лицо надменным, а походка такой же уверенной? – наверное, я пришел, чтобы увидеть… Но что именно? Кого? Каким? – сломленным или… На несколько мгновений я зажмурился.
Когда воцарилась полная тишина, я, наконец, рискнул открыть глаза…
Сминая неподвижный, подавившийся самим собой воздух, оно начало свое движение по сцене…это не было подобием, как ломавшиеся только что разряженные куклы…это была настоящая ожившая марионетка…мне показалось, что сложные одежды набиты кусками несросшегося мяса….не понимаю, как вообще ему удавалось идти…все-таки он дотащился до середины языка подиума и. посмотрев в мою сторону уцелевшим глазом, улыбнулся тем, что осталось от его рта…пустая глазница, полузанавешенная обрывками века, издевательски подведена и украшена россыпью красных блесток, кажется, по его лицу кромсали снова и снова, пока мясо не отделилось от костей…на более пострадавшей половине обнажались до основания идеально ровные, влажные коренные зубы и десны…уцелевшая часть лица – фарфорово-белая…гладкая…совершенная…на секунду я представил, как может выглядеть его тело теперь…уставясь в его единственный глаз, я слышал как плотоядно шелестит зал, о том, кто сотворил с тобой такое – якобы ты сам….во всяком случае, собственными руками…к горлу подкатила тошнота…возможно – отвращение - к кому?….



Полуослепленный, проковыляв несколько метров по сцене, я увидел тебя…так мне показалось…оставалось лишь ухмыляться наблюдая как ты судорожно сглатываешь а потом начинаешь изблёвывать какие-то кровавые сгустки прямо на роскошные туалеты стоящих рядом зрителей…потом я кажется потерял сознание…как обычно – от боли….

26.08.2006г.