Марионетка высшего правосудия гл. 4

 Анна и Антонина находились в палате и о чем-то со смехом спорили, когда раздался короткий стук, дверь открылась, зашел Валентин Петрович. Третья соседка по палате Нина, на удачу, где-то пропадала. Он молча прошел к столу, присел на стул и, невзирая на присутствие Антонины, обратился к нарушительнице его спокойствия. 

- Анна Владимировна, в прошлый понедельник мы с вами все обсудили. Так? – он смотрел ей в глаза, надеясь не упустить то, что не прозвучит вслух.
- Да, - ответила она, не понимая, что происходит.
Глаза у нее поневоле стали большими, в них появилась тревога.
-  В таком случае, объясните мне, почему сегодня главному звонил ваш личный депутат  и убедительно просил уделять вам максимум внимания и содействия. Вы чем-то недовольны?

- Звонил, - удивлённо произнесла она и улыбнулась, вспомнив добродушного попутчика - просто Гену.
Эта радостная, как показалось улыбка, подействовала на Петровича не лучшим образом.
- Да, звонил, и я хочу знать, почему ваш поклонник устроил здесь такой переполох? – в голосе слышалось раздражение.
 
В глазах Анны искрилось сожаление, которого он не понял. 
- Валентин Петрович, он позвонил потому, что, по сути, очень добрый человек, а не для того, что устраивать переполох, - попыталась она защитить личного депутата и как-то разрядить эту нелепую ситуацию. 
- Вы надеюсь, доложили ему о нашем разговоре?
- Нет.
Она не понимала, почему такой уравновешенный доктор вдруг превратился в человека, не желающего слушать  доводы, и даже не пытается скрыть свое раздражение.
 
- В таком случае доложите. Не стоит волновать человека государственного масштаба, - произнес он уже у двери.
Его шаги затихли в коридоре. Анна взглянула на Антонину, от волнения, сложа руки в замок,  спросила:
- Антонина Сергеевна, что это сейчас здесь было?
Тоня пожала плечами и ответила: - Не знаю, но впечатление такое, будто доктор ревнует.
- Кого ревнует? – не поняла Анна, 

- Тебя к этому депутату. Кстати, откуда он взялся? - Антонину распирало любопытство.
- Познакомилась в поезде, когда сюда ехала.
Анна от досады ударила кулаком подушку. Потом она рассказала Антонине о человеке по имени Геннадий, сердиться на которого она никак не могла, надеясь, на ее мудрый совет.   
Тоня заинтересованно выслушала и удивленно произнесла:
- Во, дела. А Петрович решил, что это поклонник, коль так о тебе заботиться. Таким странным я его никогда не видела.

- Да, какой поклонник. В трудный час Бог послал на помощь хорошего человека, - в раздумье произнесла Анна, не зная как быть.   
- Антонина Сергеевна, вы Нинке ничего не говорите, - попросила она.
- Не скажу. Нинка из двух слов такой венок сплетёт, не распутаешь. Я Петровичу зла не желаю.

Анна очень сожалела, что Валентин Петрович так резко отреагировал на просьбу «личного депутата». Она даже пыталась поставить себя на его место, чтобы понять.
Ну, позвонил человек и зачем из этого делать такие поспешные выводы. И почему сразу поклонник, может, родственник. А если даже и поклонник так что?

Несколько дней к ряду, Валентин Петрович едва заметив «випперсону», скрывался в первую попавшуюся дверь. В палате номер восемь он появился только в следующий понедельник на обходе.
Обратившись, к ней сухо произнес: -  Сестра ознакомит вас с назначением. Надеюсь у вас всё в порядке?
- Да, благодарю, у меня все в порядке, -  чуть заметно улыбнувшись, ответила она.
Получив, ответ он тут же ушел.
 
От глаз Антонины не ускользнуло более чем странное поведение доктора, и наедине с Анной она тихо высказалась:
- Аня, Петрович ведет себя, как мальчишка. Похоже на то, что он влюбился. 
При всем уважении к Антонине, Анна не верила в ее предположение и спокойно ответила:
       - Думаю, ему просто неловко. 
- Конечно, неловко. Но почему вдруг он так несдержанно повел себя? -  в вопросе  прозвучал прозрачный намёк.
- Это только ваша фантазия, - попыталась Анна переубедить Антонину.

- Аня, послушай меня, я приезжаю в эту богадельню ежегодно, знаю Петровича давно. Марину  в коллективе женщины особо не жалуют, больно спесивая дамочка и назло ей ждут, когда Петрович посмотрит на сторону. И возраст у него подходящий – сорок пять. И,  кажется, дождались…
 
Анна слушала Антонину, но её мало занимала чужая личная жизнь и всё, что с ней связано. Она настроилась и спокойно ждала то время, когда в санаторий приедет профессорша, после чего проясниться перспектива её дальнейшей жизни. Ей хотелось домой, но обстоятельства были сильнее. Призвав на помощь силу воли, подчинилась обстоятельствам и приготовилась принять все сопутствующие ее пребыванию здесь события. Ради дочери готова была бороться за свою нелегкую жизнь. В ее памяти навсегда осталось то время, когда она в двенадцать лет осталась без матери. 
  * * *
Несколько дней спустя утром Анна находилась в процедурном кабинете. 
- Плохие у вас вены, поработайте ещё кулачком, - попросила медсестра, не решаясь уколоть.
Аня сосредоточенно стала выполнять просьбу медсестры и даже не заметила, как в кабинет вошел Валентин Петрович. Увидев выражение лица больной, которая покорно ждала  неприятного укола, он решительно отстранил медсестру.   
 - Светлана, отойди.

Взял  шприц и очень профессионально ввел иглу в вену. Выполнив процедуру, аккуратно вынул иглу. Приложил вату, легко коснувшись, согнул руку, и развязал жгут.
Медсестре доктор шутливо сказал:
      - Светочка,  не надо делать большое удивление. Эта пациентка у нас на особом положении.
Лично несу за неё повышенную ответственность. 
Анна поняла, все сказанное было предназначено скорее ей, чем медсестре.    
 
Доктор ушел. Медсестра удивленно произнесла:
- Первый раз вижу, чтобы Петрович взял шприц в руки. Вот уж не думала, что у него имеется такой опыт…
Находясь под впечатлением слов и прикосновения теплой руки, Анна с интересом выслушала эмоциональные высказывания медсестры. 

Оказывается, не все подчинённые знали о том, что Валентин Петрович до работы в санатории больше десяти лет работал в городском отделении скорой помощи. 
Что происходит, неужели он так рьяно взялся выполнять просьбу Добровольского или в этой ситуации больше права Антонина, призадумалась она.
 По возвращению в палату поделилась произошедшим событием с Тоней.

Антонина Сергеевна была постарше, наблюдательна, а главное, в отличие от Нинки, не болтлива. Относилась очень доброжелательно и ей можно было довериться.
Тоня со своей стороны привязалась к Ане, как к дочери. Детей Бог Антонине не дал, и она взяла Аню под свою опеку.
- Пропал Петрович, -  выслушав, произнесла Тоня.

- Что, значит, пропал? - спросила Анна, хотя уже прекрасно понимала, что имеет в виду Тоня.
- Аннушка, говорю тебе, влюбился наш доктор. Накаркали бабы назло Марине. Интересно, что дальше то будет. Скоро Марина  из отпуска вернется и запахнет скандалом. Это ж надо, доктор влюбился в пациентку. Обычно все наоборот бывает, а тут такое. И что теперь будет? - сокрушалась Антонина.
 
- Ничего не будет, - твердо ответила Анна.
- Тебе, может и ничего, а ему как? – вздохнула Тоня. 
Да и мне как-то не по себе, подумала Анна, но промолчала. 
               
В четвёртый по счёту понедельник в палате номер восемь доктор был очень вежлив и внимателен. После обхода, пожелав всем прекрасного настроения,  ушёл. Дождавшись, когда Нина покинет палату, Тоня, вздыхая, сказала:
- Знаешь, только слепой не заметил, как изменился наш Петрович за эти три недели, 
- Неужели, правда, так изменился?
Анна все еще не желала воспринимать всерьез доводы Антонины. 

- Очень, просто люди ещё не связали его состояние с тобой. И дай Бог, чтобы это случилось не скоро. Иначе, трудно тебе придётся здесь одной. Я скоро уезжаю.
- Антонина Сергеевна вы всерьёз считаете, что в меня ещё можно влюбиться?
Со светлой печалью на лице и надеждой в душе Аня ждала ответа.
- А почему нет? – удивилась в ответ Тоня. 
- Но, это какое-то невероятное явление. Мне сорок два. Выгляжу неважно. После трех длительных наркозов никак отойти не могу. Из памяти полжизни стерто. Какая тут к черту может быть любовь.

Тоня взглянула на Анну, будто видит впервые.
- Да, действительно, выглядишь бледновато, - согласилась она, - но любят ведь не только за красоту.
- А за что любят? – грустно прозвучал вопрос.
Анна, надеясь услышать нечто очень убедительное.
Ну, не верила она в такую странную любовь, а Тоня тем временем развивала свою мысль дальше. 

- За что любят? Ну, на то есть причин десять, да только никто не знает ни одной. Когда была молодая, тоже всё красоту наводила. Брови выщипывала, волосы красила, перышки каждый день чистила. А однажды иду по улице, а навстречу парочка идёт. Мужчина -  статный красавец в военной форме, а рядом с ним, гордо подняв голову, идет «большая крокодила». Он это чувырло под руку ведёт и смотрит, как на первое чудо света. Мне от удивления рот просквозило. Вот тебе и не родись красивой.

Любовь может сделать слепым, глухим, лишить на время разума, а человек при этом будет счастлив. Возможно причин для любви не десять, а только одна. В нашем случае появилась ты, и для Петровича оказалось вполне достаточно, - подвела итог Антонина. 
Аня, отрешённо смотрела на лес за окном, где ветер раскачивал верхушки сосен. 
- Ну вот, я тут распинаюсь, а ты меня даже не слушаешь. О чем ты думаешь?
Аня думала о доме. Как там поживают дети…   
 
 На следующий день позвонила племянница и напомнила о свадьбе. После разговора с Наташкой Аня сразу обратилась за советом к Антонине.
- Напишешь заявление по семейным обстоятельствам, съездишь домой и на свадьбе погуляешь, - подсказала и успокоила Тоня. 

Выждав подходящий момент, в буквальном смысле взяв себя в руки, Анна зашла в кабинет к заведующему отделением и несмело  высказала просьбу.
- Сколько дней займет ваша поездка? – спросил он, взглянув на нее так, будто видит перед собой дезертира.
- С дорогой - четыре дня, - ответила она, боясь отказа. 
- Вот вам бумага, ручка пишите заявление. Укажите точно, с какого числа, и по какое, будете отсутствовать.   
Взяв бумагу и ручку, она присела на стул у стола. Сдерживая дрожь в руке, стала быстро писать.

Наблюдая, как на листе бумаги появляются слова, он думал:
- Уедет и я не смогу видеть ее четыре дня. Пусть едет… 
Закончив писать, она подала заявление.
Он долго читал, слова расплывались и плохо воспринимались.
- Хорошо, наконец, произнёс Валентин Петрович, не отрывая взгляда от трех строчек, которые разлучают их на четыре дня. – Сегодня вечером заступаю на дежурство и завтра утром отвезу вас на первую электричку.

Она не поверила своим ушам.
- Нет, не стоит вам беспокоиться, я сама, - опомнившись, запротестовала она.
- Это не обсуждается, я за вас в ответе, -  как робот, произнёс он. 
- Спасибо, - поблагодарила она, не зная как быть, и тут же поспешила посоветоваться с Тоней.

Антонине предложение доктора не показалось чем-то особенным. Она знала, Петрович уже не однажды подвозил своих пациентов на первую электричку.
         Ну, если так, то почему в моём жалком положении я должна отказываться от такого удобного предложения, подумала Анна  и стала собираться в дорогу. 

Рано утром он тихо постучал в дверь палаты. Взял сумку и вышел в коридор. Она, простившись с Тоней, последовала за ним.
В дороге они молчали. Он сосредоточенно смотрел на дорогу.
Анна радовалась предстоящей встрече с дочерью и в душе была очень благодарна этому странному человеку за помощь. Нарушить молчание не решилась.

Но вдруг он заговорил сам и рассказал о том, что ночью ему приснился удивительный сон.
Выслушав, она была поражена и смущена событиями из его сна настолько, что даже не нашлась, что сказать в ответ. Подражая героине «Унесенных ветром» Скарллет О Хара, она решила: «Не буду думать от этом сейчас, подумаю потом». 
 
       Проводив до самого вагона, подавая сумку, он неожиданно, посмотрел прямо в глаза и спросил: - Вы вернётесь?
Аня не сразу поняла  вопрос.
- Конечно, вернусь. Вы знаете, как для меня это важно, - убедительно добавила она.
- Хорошо, я буду вас ждать. До свидания.

       Он повернулся и быстро пошёл к машине.
Неожиданный вопрос и последняя фраза снова смутили ее. Она даже не успела произнести слов благодарности и с появившейся тоской в сердце проводила его взглядом.
В полупустом холодном вагоне она села у окна и стала вспоминать его рассказ. Вскоре сам собой возник ответ. Анна достала записную книжку, ручку и начала писать…

Дрожа в холодной электричке,
Я вспоминаю вещий сон.
Мне вами был рассказан он.

А за окном - поля, леса,
Октябрь и осень золотая.
А по вагону проводник,
Идет билеты проверяя.

Итак, - ваш сон.
Со среды на четверг был он.
Я в нем «вся из себя»
Ходила нервно, вас ждала.
А вы за разными делами,
Как будто к сроку опоздали.
Я в гневе руку подняла,
Прошлась народными словами,
И вам пощечину дала.
Вот это да!

А за окном костры берез,
И осень, осень золотая.

Мой милый, добрый человек.
Нет, нет, я не согласна с вами.
Поднять руку, сказать слова,
Я так, конечно, не могла.
Там у вагона на прощанье.
Сказала вам не те слова.
Сейчас собой я недовольна.
Понять себя я не могу.
Моя душа осталась с вами,
Или я вашу увожу…

А за окном леса, леса,
Леса и станция «Береза».

Как мало в жизни удается,
Как много хочется понять,
Зачем опять судьба смеется,
Когда мне хочется кричать.
Мораль – смиренная рубашка
За мною ходит по пятам.
Готова я ее примерить,
Но нет желания носить.

А за окном, как на экране,
Идет осеннее кино.
Мелькает прелесть золотая,
А по вагону проводник
Опять билеты проверяет...

* * *
Валентин Петрович вернулся в санаторий. Поднимаясь, по лестнице встретил коллегу и приятеля заведующего первым отделением.
- Ты куда мотался в такую рань? – спросил тот, после приветствия.
- Отвозил пациентку на поезд, - удовлетворил правдой любопытство друга Валентин Петрович.
- Это не ту, по поводу которой Захаровна как-то пулей залетела ко мне в кабинет, - хитро прищурившись, спросил друг.

- Ту, - подтвердил Валентин Петрович.
- Ну-ну, видел, одобряю, - погнал любимую лошадку балагур Святослав.
- Ты о чём? – хмуро спросил Петрович.
- Ой, да ладно, ты чего такой потерянный сегодня, - не унимался Святослав. – Заходи вечером, поговорим, обмоем проблему. У меня есть кое-что, - намекнул друг. 
- Зайду, -  пообещал Валентин Петрович и пошёл дальше.

Он не находил себе места. Сам не свой ходил из кабинета в кабинет, из палаты в палату. Ему задавали вопросы, он отвечал, кого-то в чём-то убеждал, кому-то что-то рассказывал, а думал только о ней. Вокруг всё было по-прежнему, но чего-то так сильно не хватало. Он был здоров, не болела голова, нормально билось сердце. Только в груди появилось ощущение холода. Будто там образовался и рос кусочек льда. Замерзала душа. Он начал считать часы. Время шло ужасно медленно.
Можно прожить всю жизнь и не узнать, что такое возможно, думал он,

Ночью плохо спал. Утром на работе выглядел усталым. Никто не удивился. Таким его видели и раньше и старались не беспокоить по пустякам. Зашёл в восьмую палату, поговорил с Антониной. Позже, находясь в рабочем кабинете, машинально открыл историю болезни Анны на странице, где был указан домашний адрес и номер телефона.
 
- Позвоню, услышу голос, и положу трубку, – тихо произнес он, будто убеждая кого-то. 
Этот «кто-то» ответил: - Её нет дома.   
- А я все равно позвоню, - возразил он, набирая номер.
Долго слушал гудки. Никто не ответил.
 
  На следующий день всё повторилось. Он снова набрал номер и долго слушал гудки.
 - Алло, я слушаю, - вдруг прозвучал ее голос. 
Улыбнувшись, положил трубку. В приподнятом настроении, вышел из кабинета. Шёл по коридору и счастливо улыбался каждому, кто встречался на его пути...