Врачебное брюзжание бесплатного медика

Я  –врач – зндокринолог ( читай: геронтолог). Девяносто процентов моих пациентов – пожилые,  тридцать - даже очень пожилые.  Старухи – чаще, старики – реже. Такова структура сахарного диабета, а это – основное, это – наша головная боль, это – причина смерти, причина конфликтов, воронка, в которую утекает время – и их, и наше.
Я смотрю на них, таких разных, таких похожих: эгоистичных, бестолковых, подозрительных. Их такими сделали вечное безденежье и утверждение журналистов : «Если в кране нет воды, воду выпили...» Не угадали: врачи. Ненавижу журналюг. Журналисты, не обижайтесь. Журналюги – это не вы. Это такие же, как те «врачуги», о которых они налево – направо повествуют.
«Вы без взятки палец о палец не ударите». Сижу, подсчитываю свои взятки на сегодня: две шоколадки «Российский шоколад». Правда, шоколад тёмный. Я его не ем. Ничего, мальчишки съедят. Я этих шоколадок не просила. Но взяла. Потому что «взятки» - в нашем доме единственный источник шоколада. Покупать не получается. После взносов за квартиру, учёбу, спорт и пользование СМИ ради чтения опусов тех же журналюг остаётся две тысячи на человека. Делим на тридцать, получаем шестьдесят шесть рублей в день. Притом, на мальчишках всё горит.
Ручки, клей, ксероксная бумага – это тоже «взятки». Исписываю стержень в полтора дня. Без «взяток» разорились бы на канцтоварах. Ладно, наплевать, это мои проблемы.
Внутренняя наша «кухня» никого не интересует. Как грызёмся при составлении смет за каждый бесплатный флакон, как потом наши пациенты грызут нас за то, что мало грызёмся.
-Мне это лекарство не подходит. Дайте другое.
-Как «не подходит»? Почему? Должно «подходить».
- А у меня от него вчера желудок расстроился,
- А что вы ели вчера?
- Да, свинину с картошкой, потом сальца немножко, кусочек селёдочки, ну салатику чуть-чуть – у родственницы день рождения был.
У неё панкреатит.
-Так, может, не от лекарства расстройство было, Марья Петровна?
- Нет, я уж чувствую. Вы мне, пожалуйста, импортное лекарство дайте, дорогое.
- Да где ж я вам возьму дорогое импортное?
- Что же мне, помирать теперь?
- Зачем же помирать? Я вам говорю же, что...
Со злобой несосветимой:
- Вы говори-и-те! Чтоб вам вот так же было, и детям вашим. Совсем вы своих больных не любите. Хотите, чтобы мы все сдохли поскорее.
Другая в тот же день. Весит центнер с гаком. На этой почве и диабет. Лёгкий.
- Знаете что? Вам надо приложить все усилия, чтобы похудеть. Процесс обратим пока.
- Похудеть! Сама-то вон какая жирная! А мне похудеть велишь!
Я – жирная, это правда. Наверное, не имею права советовать похудеть другим. Но это моя работа. Моя чёртова работа!
Умирает мужик. Молодой. Одинокий. Никому не нужный. И сделать ничего нельзя – терминальная стадия.
- Почему плохо лечили?
-  Почему «плохо»? Лечили. Нет к человеческому организму запасных частей. И пересадка почки не помогла бы.   И нет у него денег на пересадку.
И у меня нет. На пересадки, на инсулины, на тест-полоски... У меня на мост для собственной пасти денег нет – хожу без зуба. На человека на приёме не больше двенадцати минут. По новым негласным стандартам – восемь.
За это время мои неторопливо-неповоротливые бабки раздеться не успевают. Да и не хотят они раздеваться – им же импортного дорогостоящего всё равно не дадут. Болеть – модно. Здоровым быть – стыдно. Хвастают:
- А у меня давление-то...
- Да это что. А у меня со стулом...
- Всё болит. Ни руки, ни ноги не двигаются.
Правда, не все. Не все-не все. Есть одна без обеих ног. Сама смайстрячила протезы, бегает на них, как конь борзый. Другая с раком в последней стадии тянет семью из четырёх человек. Третий... Есть такие. Есть. Но теряются в общей массе нытья и обид.
Вообще, в старости, кажется, все личностные качества просто сгущаются, словно вода выпаривается с годами, и остаётся твёрдый осадок. А мы этот осадок лечим.