Стыд

Дело было заграницей. Мы отдыхали всей семьей: сняли обычный дом в хорватской деревне, в километре от "нашего" пляжа. Дорога к этому пляжу лежала через лесистую гору с огромными, какими-то сказочными деревьями, чьи могучие, выползшие на свет корни оплели тропинку так плотно, что образовали на ней что-то вроде ступенек, поэтому несмотря на крутизну подъема и спуска, идти по ней было довольно легко. Лес был очень оживленный, говорливый и пахучий. То и дело дорогу перебегали пестрые ящерки и ужи, встречались неимоверной красоты цветущие кусты. Пляж был небольшой, песчаный. Вернее, это была миниатюрная бухточка с совершенно невозмутимой, гладкой водой. Песок был очень светлый, почти белый - и на берегу, и на самом дне моря. Мы отплывали с сестрой метров на двести и, лежа на воде, рассматривали всю морскую живность безо всяких аквалангов. Этот белый песок служил нам как бы подсветкой. Кроме нас, на пляже никого не было: местные так далеко не ходили, а туристы в этой забытом Богом деревне не останавливались (благо, в тридцати километрах находился настоящий курорт).

Я зачем-то уезжала в город одна (то ли в интернете поторчать, то ли купить что-то). Возвращаясь домой, уже на пороге, я услышала приглушенные и несколько встревоженные голоса родных. Но когда я вошла, все вдруг замолчали, и наступила мертвая тишина. Сестра смотрела в окно, мама углубилась в вязание, отец и брат играли в нарды. Страшная догадка мелькнула в моей голове, и я еще раз посмотрела на отца. Он мельком глянул на меня, но на какую-то долю секунды мы все-таки встретились взглядами. Так и есть... Он все рассказал! Зачем я поделилась с ним? Минутный порыв...

Я села на стоящий у двери стул и тоже молча наблюдала за ними всеми, за тем, как старательно они меня не видят. Тишина была невыносимой. Только шуршала мамина пряжа, только гремели брошенные кости. Я не выдержала и вскрикнула: "Но это же касается только меня!" и увидела, как, не отрываясь от вязания, усмехнулась мать. Отец закашлялся. Брат втянул голову в плечи. Сестра смахнула немую слезу. Я тоже заплакала.

Вдруг в дверь постучали и что-то громко сказали по-хорватски. Сестра вскочила и побежала открывать дверь. Вернулась возбужденная, с горящими безумными глазами: "Странницы... Нищие... Скорее всю мелочь! Скорее!". "Давай я лучше дам купюрами?" - предложила я. "Нет, нужна только мелочь! Неси всю мелочь, что есть!" Все бросились по своим комнатам и через пару минут мы ссыпали всю найденную мелочь в голубой холщовый мешочек, в котором я хранила письма. Сестра аккуратно завязала его бечевкой и протянула мне: "Иди. Может, поможет..." Родные с жалостью и надеждой смотрели на меня. "Иди, иди..." - прошептала мама и неловкой рукой убрала прядь с моего лица. Я дрожащими руками взяла увесистый мешок с мелочью и вышла за дверь.

На пороге стояла смуглая старуха в белом платке, опираясь на самодельный корявый посох. Она смотрела на меня с недобрым любопытством. Я передала ей мешок с мелочью, и она тут же стала его развязывать, прямо при мне. Я решила оставить ее одну и уже отвернулась от нее, когда она неожиданно довольно больно ткнула меня в спину своей палкой и крикнула "Hvala!". Я обернулась и увидела, что старухи больше нет, а с места, на котором она стояла, взлетела огромная черная птица и быстро скрылась из виду. На земле валялся пустой мешок, а рядом с ним - россыпь мышкиных слезок. Я собрала их в мешок и сунула за пазуху. Теперь я всегда ношу их с собой.

2009