На шашлыках

 Вороний черный глаз отливает в синь, а перо - в зелень.
 
  Рододендроны в сырых схронах лесных теней сияют оптико волоконными светильниками - сиреневым .
 
  Бываю кроткой. Невероятно кроткой. Тихой, очень тихой. Незаметной, униженно-покорной. Такой бываю перед броском. Всегда.
 
  Положила предплечье на его плечо, отпустив кисть в свободное парение. Скрестила ноги так, что один носок упирается в землю, а каблук задрался к небесам. В другой руке ружьем тяжелеет шампур с кусочками мяса. Откуда-то знала, как позировать перед фотокамерой, когда после удачной охоты торжествуешь над поверженным зверем. И взгляд, этот взгляд, когда охотник достает нож, чтобы освежевать, не попортив шкуры.
   
  Игорь, отрывая мясо от шампура, вяло отмечает, что находится в полной власти этой великодушной стервы.
  Он надеется, что её великодушие распространяется на то место на стене, которое он уготовил для своей головы, после того, как она заберет её от таксидермиста.
  Игорю верится, что она повесит его голову над камином.
  И он, весь уместившись со всеми своими плотными и тонкими телами в тесном пространстве выпотрошенной головы, будет смотреть стеклянными глазами на то, как она станет безумствовать с каким-то другим - полу зверем, полу человеком - на полярной медвежьей шкуре, изгибаясь и крича, в вечной погоне за недогоняемой точкой плавления бытия.
  Он, наслаждаясь тленьем, примется следить за тем, как её покинет юный трепет, как ею овладеет старческая немощь, как из цветка она превратиться в сухое бодылье, как быстро её пальцы, вместо того, чтобы перебирать волосы и мужскую плоть, станут сновать по петлям вязанья, тихо постукивая спицами.
 
  Стоило Инге принять позу охотницы-победительницы, как окружающие поняли - она имеет на это право, что он её добыча; и она может делать со своим трофеем всё, что заблагорассудится.
  Инга засмеялась, небрежно швырнула шампур с нетронутым мясом, даже не взглянув, что стало с ним, как он лег, куда упал, не скатился ли в траву, не затерялся ли.
 
  Напряжение постепенно отпускало: исчез камин, голова Игоря со стены вернулась на место, сухая былинка превратилась в цветок, а он вновь принял форму бутона, ворон оказался заплутавшим грачом.
  Это Инга медленно убирала предплечье с его плеча.
  Кисть взмахнула, отбрасывая пушистую прядь волос, полоснувшую по глазам.
  И она пошла, пошла, пошла...
  Куда же ты, мучительница, куда уходишь? Почему ушла совсем, не оглянувшись, не надкусив, не оскоромившись?
   
  Прошли годы, но жертва, которая жаждала стать жертвой, не забыла её власти. Игорь никогда не мог заставить себя простить ей того, что она этой властью не воспользовалась.
  Пренебрегла.
  Отбросила.
  Отшвырнула.
  Ненависть от внушенного отвращения снедает отвергнутую жертву.