Одноглазые

    Конечно, история эта давняя, можно было бы о ней и не вспоминать, но настолько она напоминает сегодняшние дни, настолько некоторые прежние факты соответствуют нынешним, что, как говорится, ни убавить, не прибавить.
     В те давние годы, о которых пойдёт речь мы, трое товарищей, из далёкого северного посёлка, заканчивали Якутский Гос.Университет. Все знали друг друга задолго до поступления на учёбу, и каждый год, уж, во всяком случае, мы с Сашей Рубайло, во время сессии старались проживать совместно. Чаще всего снимали комнату на двоих и чаще всего у одних и тех же хозяев, давно вышедших на пенсию: мы привыкли к ним, они – к нам, и отношения были как между близкими людьми.
    Юрка Чертов чаще всего останавливался у своих якутских друзей. Он к тому времени был собственным корреспондентом республиканского радио, а как раз на период сессии в этом году, в связи с болезнью редактора русского издания журнала «Полярная звезда» был назначен на его место и к нам захаживал редко. Впрочем, в это лето для нас это не имело особого значения, поскольку не помню уж с какими семейными делами, старики с большими извинениями отказали нам в жилье, и мы вынуждены были разместиться в общежитии.
    Многие из старшего поколения, вероятнее всего, помнят обстановку в студенческих общежитиях в те годы. Большая часть студентов разъехалась домой, кто-то завершал дипломные работы, кто-то проходил производственную практику и поэтому в нашей комнате, где разместилось четыре человека, было относительно спокойно. До поры до времени.
    Но вот однажды, по возвращении домой, дело было в конце июня, мы с Сашей решили, как не раз уже это делали, помочь своему соседу из смежной комнаты, совсем старенькому преподавателю-патологоанатому. Саша, не долго думая, обратился к подгулявшим студентам. Вместо Николая, единственного в этот момент хозяина комнаты, отозвался один из его гостей, с повязкой на правом глазе. Отозвался, откликнулся грубо. С Сашей не следовало так разговаривать – он до приезда на Север служил в десантных войсках, был, можно сказать, ветераном этого рода войск, а, кроме того, не боялся ни бога, ни чёрта. Однажды, в прошлую сессию, он в одиночку задержал двух пьяных милиционеров и сдал их в собственное отделение милиции. Подробности излагать не будем, они не имеют решающего значения, но факт остаётся фактом. На этот раз Саша сдержался, промолчал, и мы, уставшие после очередной сдачи зачёта, лежали в полумраке – отдыхали. Хотя компания уже набралась изрядно, мы старались не лезть на рожон, тем более, я драться не люблю и не умею, а Саша в этот раз следовал моему примеру. Но всё-таки, время от времени приходилось напоминать ребятам, что нам нужен отдых и что нам негде больше готовиться в следующему дню. На одну из наших реплик в ответ мы услышали угрозу одноглазого: помолчите, мол, и поимейте в виду, что имеете дело с кандидатом в мастера спорта по боксу. Я снова вспылил:
- Ну, так поимей ты в виду, что у тебя – кулаки, а рядом со мной стоит табурет!
    Но всё-таки в этот раз дело закончилось миром, если не считать того, что мы стали более внимательно прислушиваться к разговорам наших непрошенных гостей.   
    Удивительно было и другое: студенты непрочь выпить лишний глоток на дармовщину, тем более – якуты, упорно отказывались от бутылки, из которой их угощал одноглазый. Конечно, в якутской университетской среде в общежитии, где проживало большинство филологов, превалировал местный язык, но в связи с насыщенностью якутского языка русскими и иностранными словами, схожестью по звучанию многих других интернациональных слов, нам суть разговора была, в общем, понятна: одноглазый призывал ребят, геологов-промысловиков, к совершению какого-то поступка, к которому они не были склонны. Ещё через определённое время, уже понимая главную суть разговора, вдруг чётко разобрали фразу, произнесённую одноглазым на чистейшем русском: «…хотели подрывать военкомат, школу и…».
    Наши кровати с Сашей были расположены голова к голове, и, переговариваясь шёпотом, мы решали, что же предпринять. Пришли к выводу утром обратиться к своему товарищу, работающему вторым секретарём обкома комсомола.
    Саша Рыбин был отличным парнем, выдвиженцем нашего района. Оба мы его прекрасно знали, состоя по два срока членами райкома, часто с ним встречали по работе, выполняли личные его поручения, в общем, были достаточно хорошо знакомы друг с другом. Саша на минуту задумался, взмахом руки позвал нас за собой в пустой соседний кабинет. И оттуда позвонил знакомому из КГБ.
    Машина сразу же закрутилась. Кагэбэшник приехал через несколько минут с пачкой фотографий, на которых в нескольких местах попадались такие же «студенты» с дефектом на левый или правых глаз. Но среди них вчерашнего гостя мы не нашли. И тогда кагэбэшник договорился с Рубайло о последующих встречах. Юрка Чертов вообще к этому делу отношение имел только косвенное, узнав лишь от нас о результатах разговора. Меня тоже такие дела не прельщали, поскольку у меня на выходе была дипломная работа, которую рецензент высоко оценивал.
    Через несколько дней, наконец-то, мы увидели на одной из фотографий знакомца. И дело раскрутилось немного в другом направлении. К счастью, а, может, к удовольствию, на этом мои контакты с грозным Комитетом Министерства Внутренних Дел закончились в связи с моим отъездом по делам в Москву. А вспомнилась мне эта история вот в какой связи: пришли новые времена, перестройка, дермократия и т.п. И в газетах, сообщающих о деятельности левых партийных организации Якутии всё чаще стали проскальзывать мысли, какая же глупость совершена с нашей страной и, в частности, с Якутской Автономной республикой, которая при Советской власти жила – и забот не знала. Школьники в интернатах от восьмого до десятого класса состояли почти на полном гособеспечении, при поступлении в средние и высшие учебные заведения им предоставляли широкие льготы, во многие всесоюзные институты, особенно культурно-художественного и образовательного плана, принимали практически без экзаменов. Было много и других льгот, тем более, громадные средства для этого поступали в государственную казну из комбинатов «Якутзолото», «Якуталмаз» и других крупных промышленных предприятий. В то время было дико услышать, чтобы старатели, работающие по 12 часов в сутки, могли остаться без зарплаты или чтоб им не было на что купить кусок хлеба.
    Якутия – край суровый и без хорошего питания, в особенности в зимнее время, нормально не поработаешь. Поэтому мне запомнился один случай с первыми годами прихода к власти Хрущёва. Якутия, снабжавшаяся в основном предприятиями московской и ленинградской областей, получала всё в достаточном количестве и самого высокого качества. И когда всплыло дело, если не ошибаюсь, рязанских сельхозпроизводителей, которые насыщали рынок не за счет производства продукции, а за счёт скупки его у населения и перепродажи, тут же депутаты Верховного Совета Якутии, представляющие республику в Верховном Совете СССР подняли вопрос о недопустимости такого положения. И буквально через несколько дней положение было исправлено. Увы, сейчас об этом только говорят. И в связи с этими разговорами мне также вспомнился один эпизод, произошедший в то время.
    Мы, трое друзей, имели обычай после удачной сдачи экзаменов или зачётов отмечать эти события в недалеко расположенном ресторане «Лена». Там в дневное время всегда обслуживали быстро и вежливо. Но в этот раз произошла задержка: мы сидели за столиком уже минут десять-пятнадцать, а к нам ещё никто не подходил. В то же время сидящие за  соседним столиком довольно невзрачного вида женщина и очень-очень представительного вида мужчина, пришедшие после нас, давно уже дегустировали вино и заказанные салаты. Мужчина рассказывал спутнице анекдоты на украинском языке и я, естественно, прекрасно его понимал, как и Саша Рубайло – кубанский казак. Один из анекдотов очень понравился, мы заулыбались, и мужчина, заметивший это, пригласил нас за свой столик. Пошёл незатейливый разговор, оказывается, это был канадский учёный, работавший в Якутском Институте Мерзлотоведения. Он, как это обычно бывает, начал расхваливать жизнь в Канаде, мы с Чертовым доказывали, что у нас не так уж плохо: квартплата раз в пять ниже, чем в этой благословенной Канаде, учеба бесплатная, мало того, государство за это время нам ещё выплачивало стипендию. Короче говоря, он поднял перед нами лапки, точнее говоря, свои громадные лапищи и объявил о полной своей капитуляции. И высказался в том духе, что каждый кулик своё болото хвалит – где человек родился, там ему лучше всего. И в подтверждение этого рассказал ещё один анекдот. Привожу его полностью.
    Сидит бабка в электричке, держит узелок, из него потихоньку капает прозрачная жидкость. На очередной остановке входит подпивший работяга, подставляет палец под капли, пробует на язык и спрашивает у бабки:
    - Что, бабуля, малосольные огирочки?
    - Ни, цуценя! (укр. – кутёнок).
        Вот теперь невольно захотелось сравнить эти два факта в тем одноглазым и его такими же союзниками, с тем рабочим, которых не мог отличить рассол от щенячьего мочи. Мне показалось, что, если бы тогда рабочие были повнимательнее, а сейчас – интеллигенция была повдумчивее, того, что происходит в нашей стране сейчас, попросту не могло бы быть.