Незавершенный уход. главы 7-9

Глава 7
Лишения Светозара

  Ночью, наняв черных людишек, Лис приблизился к развалинам хором своего покойного друга. Найти подобных людей было не сложно. Они всегда водились в изобилии во все времена и у всех народов, всегда готовые выполнить любую грязную работу за приличное вознаграждение. Двоих подогнал Иосиф, сильно волновавшийся за успех предприятия, остальных уже нашли те двое.
  Что он чувствовал в это время сказать сложно. Как он скатился так низко? Сложные чувства переполняли его, когда он задумывался над этим. Где-то глубоко в глубине остатки совести еще давали о себе знать, но… На самом деле это уже был абсолютно другой человек, чем тот которого знали его близкие, его покойный друг воевода. Зависть и злоба плюс огромное свалившееся на него богатство полностью сломали даже тот крошечный моральный стержень который еще совсем недавно присутствовал в этом хитром и беспринципном человеке. А может, и не присутствовал? Скорее он просто все это время умело имитировал его, пытаясь казаться порядочным человеком, что бы выбиться в люди из этого мерзкого болота полухолопского существования. И вот теперь все это можно было отбросить, обнажив, наконец, всё свое подлое нутро. Но, даже сейчас это нужно было делать крайне аккуратно. Ибо еще осталось много горожан, которые дружили и хорошо относились к покойному воеводе и его семье. Придется им как-то объяснить исчезновение остатков этой семьи. А может и не придется. В конце концов, он не обязан этого делать. Подумать можно на кого угодно – на гуляющих разбойников-мародеров, на князя…Решили имитировать первых. Ибо бросать тень на князя тоже не резон. Можно в два счета лишиться и добра и головы. Этот шутить не будет. А мародеры, они так любят шнырять по пепелищам и грабить то, что еще не успели дограбить кочевники. Вот на них как раз и собирался списать все хитрый и коварный Лис.
   Да Лис. Когда же он получил это прозвище. Наверное, еще в самом детстве. Он ведь так хорошо умел выслеживать дичь, соты лесных пчел находил всегда безошибочно. После того как у него проявилась сильнейшая купеческая хватка, и способность ко всякого рода сделкам это прозвище окончательно закрепилась за ним. Но вот теперь он покажет им всем, какой он Лис на самом деле. Всему своему клану. Клану этих жалких голодранцев, перед которыми он вынужден был унижаться все это время, выбираясь наверх. Теперь они будут все валяться у него в ногах, выпрашивая милостыню на разные свои никчемные затеи. Теперь он станет их главой. А все остальные будут ему не указ. Только бы этот поганый жид-хазарин не подвел. Сам мерзавец еще тот, а осмеливаться учить его. Да он и близко не нюхал того через что прошел сам Лис. Чего ему стоило это богатство. Всегда сидел на одном месте и имел доход с процента, разоряя неудачников и продавая их чужеземным купцам да кочевникам. И этот образец нравственности смеет учить его, кто потом и кровью добывал свое богатство. Ничего, он и ему покажет, пускай только придет срок.

  Так размышлял Лис, подходя к развалинам, вернее к обгоревшим остаткам, так как дом практически полностью был сделан из дерева, лишь местами применялся камень в основном для подсобных построек.
  Лис почти вплотную приблизился. Люди его оставались слегка позади. Ему сразу же резко бросились в глаза   жалкие, недавно еще тлеющие, головешки некогда большого просторного и светлого терема. На развалинах сидели несколько женщин да пару холопов. Убитый горем Светозар сидел тут же на пеньке, и практически, ни на что не реагировал. Женщины сидели неподалеку, и, казалось, тоже не проявляли особого интереса к происходящему.

   Лис подошел к юноше.
– Здоров будь Светозар! – Хитро сощурив свои маленькие глазки, сказал Бродник. На лице его застыла ухмылка.
– Здоров и ты дядька Лис! Надеюсь, ты принес долг? Нам нужно восстанавливаться. Видишь, как пожгли поганые? – Лицо юноши казалось, не выражало никакой эмоции. Потеря матери, а теперь еще и известие о смерти отца окончательно добило его.
– Долг? Ну, в каком-то роде да! – Лис ухмыльнулся. – Я думаю, теперь тебе совсем не придется восстанавливать отчий кров. Теперь тебе вообще не придется ни в чем нуждаться.
–Спасибо дядька Лис! Но что это значит? – На лице Светозара промелькнул огонек теплой улыбки и тут же застыло в изумлении.
– Сейчас узнаешь. Взять их! – Громко скомандовал своим людям Бродник.

  Окружив Светозара и его людей плотным кольцом, Лис и его разбойники  немедленно их связали, засунули кляп в рот и, уложив на телеги, повезли на окраину пригорода, подальше от людских глаз. Пару холопов пытались, было сопротивляться, но были тут же зарезаны ножами разбойников. Что что а наемные людишки хорошо умели делать свое дело. Все было обстряпано тихо, и никто не смог уйти, что бы позвать на помощь.

  На окраине их уже поджидал Иосиф со своими хазарскими друзьями. Это были купцы, специализирующиеся в основном на продаже рабов. Хотя время от времени они приторговывали и другим товаром, все еже более охотно они торговали людьми, причем без особого разбора. Усобицы и кровная вражда в то время была обычным делом. Зачастую кровников, как и просто должников не убивали, а просто продавали такого рода купцам. А те в свою очередь либо сами снаряжали караваны пленников либо перепродавали их кочевникам. Что и должно было произойти в этот раз. Светозара, вместе с другими проигравшими судьбе людьми собирались отправить с караваном в далекий Царьград. Ситуация для того времени была обычная, но все же отягченная тем фактом, что продать собирались свободного человека, не должника, похищенного из города. Впрочем, подобное могло произойти с ним и просто в чистом поле так что, главное, что бы он не сбежал. А для этого отвезти его должны были как можно дальше. Царьград как раз очень хорошо подходил для таких целей, ну а там, на Императорские галеры, всегда нужны были молодые и здоровые гребцы. Вдобавок жили такие гребцы не долго, так что особых шансов у Светозара вернуться домой не было вообще.

   Иосиф вышел навстречу Лису и его людям.
– Ну, как все прошло? – Уныло спросил он.
– Вроде тихо –  Ответил Лис. Смотри, какой я тебе привез товар.
– Да хороший, ничего не скажешь. – Иосиф посмотрел на худого и бледного юношу и на таких же не первой свежести несчастных женщин да пару холопов. – Деньги при тебе? – Спросил хазарин в ответ.
–За таких молодцов ты мне еще должен доплатить, а не я тебе. – Зло ухмыльнулся лис.
–Ну, вот сам и вези их в Царьград. – Не растерялся Иосиф. Что и говорить они стоили один другого.
–Ладно, я пошутил. Вот держи. – Бродник передал небольшой холщевый мешочек. Да не считай. У меня все точно.
–Да нет уж. – Иосиф отошел в сторонку и взглянул в мешок. Впрочем, деньги он чувствовал очень хорошо – практически на вес. Но для виду сделал вид, что не доверяет. Вся эта затея сильно не нравилась хазарину.

  Человеком он был среднего роста с черными слегка вьющимися волосами. Считал себя очень религиозным. Исповедовал Иосиф талмудический иудаизм. Так как мама его была иудейка, то купчина так же считался иудеем и, будучи обрезанным, на 8-й день своим дедом раввином был допущен до всех таинств этой религии. По отцу он считался хазарином, так что для всех он был хазарином, ну а для себя и для иудейской общины иудеем. Еще с раннего детства воспитанием его занимался дед-раввин, который обучил его наряду с Торой всем премудростям талмуда. Отец его не возражал такому обучению и уже к юношескому возрасту, вместе с учением он впитал в себя глубокую ненависть и потребительское отношение ко всем гоям и ощущение гонимости своего племени. Все, кроме его братьев по вере стали для юноши чужими, и в зависимости от силы этих чужих сформировался и стиль поведения. Если гой был, слаб – его нужно было безжалостно использовать, ну а если силен и мог ответить за такое отношение, значит перед ним нужно заискивать и действовать хитростью, по крайней мере, до поры до времени. Все эти убеждения были подкреплены цитатами из священных писаний особливо Мишны и Галаты, а так же «Второзакония», которые были его настольными книгами. 
   Только ими он оправдывал себя, когда человеческая совесть еще пыталась сопротивляться. В эти моменты он сразу вспоминал слова великого пророка Исайи (60.11-12.)

– «И будут отверсты врата твои, не будут затворяться ни днём, ни ночью, чтобы приносимо было к тебе достояние народов, и приводимы были цари их. Ибо народы и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся».

  И в этот момент ощущение исключительности и гордости подкатывало к нему, заглушая все муки совести. Когда же приходилось иметь дело с выдачей денег под процент, он строго следовал наставлениям Второзакония 23.19-20

– Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост.
– Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь Бог твой благословил тебя во всём, что делается руками твоими на земле, в которую ты идешь, что бы овладеть ею.

     В эти мгновения, когда он вспоминал эти строки, особое ощущение исключительности наполняло всю его сущность. Он ощущал себя богоизбранным, каким-то особым. Всех же остальных жителей, не иудеев, он считал просто животными, из которых ему и его братьям необходимо извлекать как можно больше прибыли и эксплуатировать их. Тексты же талмудов только усиливали в нем убеждение в его полной исключительности. И они же учили его держать все это в тайне. Особливо, если это грозило ему и его братьям какой-то опасностью. Всему этому он не просто формально строго следовал, но следовал с каким-то особым упоением. Но, порой, видя жестокие страдания других людей, особенно когда приходилось массово продавать пленников  большинство, из которых были женщины и дети, что-то внутри его ломалось и тогда, он особенно остро чувствовал всю несправедливость того, что происходит в мире, несправедливость всех этих писаний и учений. Такое бывало, когда набег кочевников, на какой ни будь поселок, завершался удачей, и удавалось захватить множество беззащитных людей. В такие моменты он ходил к раввину, который долго читал ему писания, избавляя Иосифа от мук совести. Потом постепенно все приходило в норму. Воспитание, советы иудейских мудрецов и время все лечили.

  Так и сейчас. Видя ту жуткую несправедливость, которую собирался сотворить Лис с семьей своего близкого друга, совесть его разрывалась. Хотя такая ситуация еще раз подтверждала слова писаний что гои – не люди, раз могут такое творить со своими близкими людьми, все же это мало утешало Иосифа. Но, опасность ему и его близким – он знал, что Лис очень хитрый, коварный и мстительный человек, все же удержала его от отказа в операции. Все же хазарин решил обязательно, потом с этим мерзавцем посчитаться. Так как иметь с ним дело было крайне опасно, и оскверняющее воздействовало на его психику.

  Очнувшись от размышлений, Иосиф подошел к Лису.
– Ну, все нормально! Ладно, ты можешь уходить. Мы  в расчете. За дальнейшее не беспокойся. – Сказал он нервно.
– Ну, я и не беспокоюсь! Я тебе доверяю. В случае чего я же тебя все равно достану и три шкуры спущу. Ты ж меня знаешь. – Лис хитро сощурился, прямо смотря в глаза Иосифу. – Да и потом, зачем тебе меня обманывать. Мы ведь с тобой вместе столько дел еще можем совершить.
–Да Лис, непременно. Ты не сомневайся. Все будет сделано в самом лучшем виде.–Заискивающе ответил Иосиф. – А теперь иди. Мне нужно закончить наше предприятие.
– Ну бывай хазарин!
–Бывай Лис.
 На этом они расстались. Лис вскочил на коня и вместе со своими людьми медленно поскакал по направлению к городу. Иосиф грустно и злобно посмотрел ему в след. Потом он приблизился к своим соплеменникам и, поговорив некоторое время, они приступили.

  Пленников небрежно перегрузили на телеги купцов. Недалеко от города формировался большой караван с невольниками, который как раз собирались гнать на Царьград. Главное было сейчас без приключений довезти пленников то места сбора. Впрочем, братья-хазаре были людьми опытными. Такие вещи им было не впервой. Недолго поговорив с ними, Иосиф сел в свою бричку и двинул в город. Они же медленно погнали телегу, увозя Светозара и его близких в неизвестность.

  Дорога была очень трудной и опасной. Их гнали крепко связанными вереницей, конные кочевники степи, которые выкупили юношу и его земляков у новгородских хазарей и подгоняя батогами вели их по степи босыми и полуголодными. Женщин продали немного раньше и отделили от общей массы невольников. Их предстояло гнать на восток. Остальных же пленников гнали в Византию, Царьград.
   Тот последний разговор с Лисом юноша запомнил на всю оставшуюся жизнь, и именно желание отомстить держало его на этом свете, не давая сдохнуть, как треть людей из каравана которые шли вместе с ним по степи под палящими лучами солнца. Когда они были уже на полпути, их конвоиры потеряли бдительность, видя жалкое состояние пленников. На каждой из стоянок Светозар перегрызал, перетирал веревки, которыми он был связан. И вот на одной из них развязавшись и сломав шею одному из охранников ему, наконец, то удалось уйти.
   Уставшие степняки перепились медовухой и совсем потеряли бдительность. Светозар кинулся на одного из них и, не мешкая, сдавил шею. Нож степняка вошел в мягкие ткани ноги, но от возбуждения юноша этого даже не почувствовал только сильнее стиснул шею врага. Послышался хруст костей и кочевник обмяк. Кое-как, перевязав куском холщевой рубашки свою рану, Светозар,  что есть силы, бросился прочь от лагеря степняков. Тут за спиной вдруг послышался шум и возня. Это проснулись пьяные кочевники. Юноша подобно мыши юркнул в траву. Травы в этот год удались на славу, что способствовало изобильному росту поголовья коней и всяческого крупного рогатого скота в тот год. Травы скрыли юношу. Что есть силы, он то полз, то бежал. Темнота была непроглядной. Вдогонку полетели стрелы. Одна из них крепко впилась в плечо.
  Вскоре погоня отстала, и юноша смог уйти. В степи его научил ориентироваться отец, и он знал, что спасение можно ожидать, только добравшись до лесов. Там можно передохнуть, восстановить силы и потом решить, как отомстить этому мерзавцу и вору Лису.
   
    Пять дней он бежал и вот теперь практически без сил он забылся крепким сном среди густых степных трав.
  Его разбудила сильная горячка и дрожь во всем теле. Рана на ноге распухла так, что каждое движение отдавало сильнейшей болью. Гной сочился из раны плеча. Все что смог тогда сделать юноша – только сломать древко стрелы, оставив наконечник внутри. Теперь это все начало гнить и разлагаться. В раны проникли черви, которые мерзко начали копошиться внутри.
  Медленно, что есть силы, Светозар двинулся вперед. Он шел, постоянно падая. Временами, просто полз. Когда идти стало совсем невозможно, юноша потерял сознание. Придя в себя, он начал всматриваться в даль. Впереди замаячили какие-то холмы. Они как бы выплывали из тумана. И, порой походили скорее на курганы, чем на холмы, были густо укрыты зеленью. Светозар, собрав последние оставшиеся силы начал двигаться по направлению к этим холмам. Двигаться удавалось только ползком. Колени и ладони уже давно были все стерты в кровь. Преодолев метров двести или триста, он, наконец, достиг их.
  Подняв голову вверх, юноша остолбенел. Небольшая нора, внезапно открылась его взору. Что есть силы он заполз в эту нору и тут силы окончательно оставили его. Это была небольшая норма-пещера, которую, как правило, вырывают отшельники, удалившиеся от массы людей в поисках истины. Сейчас нора была совершенно пуста и, скорее всего, в ней уже очень давно никто не жил.
  Юноша вошел в полное забытье. Дикий жар и озноб охватили все его тело. Он бредил. В бреду, постоянно поминал Лиса, своего отца и кочевников. Временами ему снилась мать, все его счастливое и беззаботное детство. Картины прошлого перемешивались, наслаивались одна на другую, а то и кружились в пестром хороводе.
  Так прошло день или два. Затем ужасающий силы холод все прервал, и юноша погрузился в полную непроглядную тьму….

 
Глава 8
Тревоги Всеволода

    Время неуклонно приближалось к полуночи. Банкет был в самом разгаре. Это было, наверное, самое большое и пышное веселье в городе в этот день. Да что там за день? Уже очень давно не помнил люд Новгородский такого веселья. Гости пили, ели танцевали до упада. Яства были самые отменные. Было забито множество быков, телят, баранов по поводу такого события. Самая лучшая осетрина, щуки, угри были привезены с Итили. Перепела и зайцы, калачи и кулебяки. Десятки поваров трудились несколько дней и ночей без перерыва, сменяя друг друга на пару часов, что бы поспать. Столы не просто ломились от всего съестного, они готовы были просто взорваться, как эти китайские потешные игрушки, которые недавно были привезены по шелковому пути и припрятаны именно для такого события.  Пленный Раб-китаец как раз завершал приготовления для небывалого потешного представления. И среди всего этого мед. Хмельной мед – божественный напиток. Именно тот напиток, который и сделал Бродников теми людьми в городе, какими они стали. Его было не просто в изобилии – такого количества меда выставленного для подобного рода веселия Новгород не помнил с самого своего основания. Здесь были меда и столетней и пятидесятилетней давности. Ну а десяти и пяти летней давности никто даже и не упоминал – такого пойла было больше всего, и оно воспринималось просто как должное.
  А как смотрелись молодые – они просто сияли во главе стола. Подобно каким-то небожителям, что сошли с небес на землю. Они не пили по старинному обычаю, ибо предстояла первая брачная ночь и поэтому трезво взирали на все это веселие словно с облаков небес.

   Несмотря на все это, настроение Всеволода все ухудшалось. Даже уже неизвестно какая чарка хмельного меда не смогла улучшить его состояния. Постоянно накатывало  помутнение. Сосредотачивая свой взор на молодых, он все пытался улыбнуться и хоть как-то утешить себя тем, что все хорошо. Но дикое чувство беспокойства, временами переходящее в просто немотивированный страх никак не давало расслабиться. Только военная закалка и сила воли воина не давала впасть в панику на глазах у всех, но каких нечеловеческих сил это стоило воеводе, знал только он один.

  Когда они стояли в церкви возле алтаря. Поп начал произносить речь. Всеволода чуть не одолели видения. На какое то мгновение он отключился, но потом быстро взял себя в руки и пришел в себя. Очнувшись, он заметил, как за ним наблюдает Кузьма. «Только бы он не заметил моего состояния» - подумал Воевод. Но пронырливый купец, похоже, заметил все. Хорошо, что хоть не достает расспросами. «Да что ж это за напасть такая? И почему именно сейчас, в такое важное для меня событие это все на меня свалилось?» - Думал воевода растерянно и удрученно. - «Что же это за хворь такая странная? И что же это за такие странные видения ?» Словно по кускам восстанавливая картину, и будучи уже в крайней угаре от медовухи он начинал вспоминать.

   Еще с раннего детства ему снились эти яркие картины, потом когда он начал мужать и становиться на ноги видения начали стираться пока практически полностью не стерлись из его памяти. Ну а после того происшествия возле озера они не просто вернулись как будто бы все сразу, но стали настолько красочными и сочными и, что самое интересное, крайне непонятными, и как то очень по быстрому, то забывались, то появлялись вновь. Ему виделись обширные пустыни – огромные барханы и караваны верблюдов идущих по ним, множество людей связанных веревками и порой даже цепями, они всё шли и шли. Потом этот огромный и красивый город с величественным храмом. Он не знал что это за город, люди, храм. Но для него это было нечто привычное и родное. Храм. Город. Да Храм!
   Это было грандиозное строение. Таких строений на Руси не строили. Огромный, квадратный по своей форме он высился на высокой горе. От этого зрелища просто дух завораживал. Он состоял из нескольких как бы вложенных друг в друга храмов. Первое что бросалось в глаза, когда через прекраснейшие врата туда входил человек – это огромный двор. Он тоже был двойным – внешним и внутренним. А еще эта огромная чаша. Она была подобна целому морю и сверкала на солнце так, что слепила глаза. При воспоминании о ней мысли начали ускоряться с огромной степенью, так что, воевода приложил немало усилий, что бы не отключиться совсем.

   И еще….Да да! Это язык. Странный такой язык. Явно не язык руссов и даже не тюрков, с которыми они жили по соседству и язык которых был так хорошо известен Всеволоду. Нет, это был какой-то другой язык! В этом городе говорили на нем и в храме говорили. А еще писали как-то не так. На Руси писалось черторезами или рунами. Практически все свободные слои общества Великого Новгорода, того времени были грамотными. Писали на бересте. Ее было в избытке, так как березы росли повсюду, а выделывать их кору умели еще с давних времен. Черторезы-руны! Такие близкие и родные. Сейчас, правда, книжники-попы завели моду писать новой азбукой. Они ее назвали кириллицей, а еще была глаголица – такая странная и чудная. Так что черторезы нонче не в чести, но то была совсем иная азбука. И писали как то совсем уж странно – с право на лево.

   Всеволод напрягся, вспоминая подробности. «Зачем мне все это надо, особенно в такой день. Любимая дочка, свадьба. И такая ерунда. Марево»- подумал он и в то же время понимая, скорее интуитивно, чем осознанно, что именно сейчас он просто обязан все это вспомнить. Так что же там было еще, что же это за город такой? «Да, вспомнил! Там были светильники такие, состоящие из семи свечей, а так же множество людей, читающих свитки с какой-то коробкой привязанной к руке. И себя он вспомнил, он тоже читал, что-то и эта коробочка ремнями была привязана к его руке. Все!» Дальше воспоминания обрывались, словно кто-то набросил на них балахон подобный тому, что был тогда на его голове такой балахон с кисточками. Этот балахон было последнее, что вспомнил тогда Всеволод. Но откуда это все? Нет! Этого не достаточно, нужно вспоминать дальше. Воевода осушил еще чарку волшебного медового напитка. Попытался расслабиться. Мысли полились волной и тут, неожиданно дикий ком подкатил к горлу. Воевода медленно встал из-за стола и направился по направлению к сеням. Вокруг молодежь города крутила хороводы, резвилась в танцах и весело смеясь, носилась кругом. Еле еле, Всеволод выполз на улицу и по резным деревянным ступенькам вышел во двор. Его сразу же обступили холопы. Это были его собственные холопы, которые всегда были наготове, рады исполнить любое приказание своего господина. «Их только сейчас не доставало» - Всеволода еще больше передернуло и скрутило.

 – Хозяин вам плохо? – Слуги засуетились вокруг воеводы.
 – Подите прочь! – Еле еле произнес воевода. Холопы отступили и удалились на почтительное расстояние.
– Да уйдите же вы! Со мной все хорошо! –  Воевода произнес это слабым и обреченным голосом. Холопы, хотя и нехотя,  удалились восвояси, оставив хозяина наедине с его думами тяжкими.

   Свежий воздух слегка освежил его, но тут волна за волной начались движения желудка, его начало сильно рвать. Видения или воспоминания накатили вновь. И он уже не помнил где он находиться и что с ним происходит. Он увидел множество событий попеременно сменяющих друг друга. Город уже ему не вспоминался, зато, почему-то, начали вспоминаться степи и какие-то люди на конях и живущие в кибитках и вереницы, нескончаемые вереницы пленников связанных то веревками то цепями, это были мужчины и женщины и дети. Все унылые и обреченные с потухшим взором, они шли и шли, куда то и погонщики кожаными кнутами гнали их в далекие края, а вокруг эта нескончаемая степь и ковыль по пояс. Почему-то он вдруг почувствовал, что все это его люди, что все происшедшее имеет непосредственное отношение именно к нему к воеводе, но почему? Ведь он никогда не занимался работорговлей, честно выполнял свой долг, защищал жителей Новгорода. Он же княжич, Рюрикович. Как же так? «Какое это имеет отношение ко мне? Почему это со мной? Что же это за дьявольское наваждение?»- С негодованием думал Всеволод. Сколько раз он сажал этих проклятых работорговцем на кол, отбивая набеги и освобождая своих земляков из плена. Никогда не щадил тех, кто пытался продать славян в рабство чужеземцам, хотя конечно никогда не гнушался иметь возле себя холопов из своих. Но холопы – это как часть семьи, малые беспомощные людишки, которых нужно опекать. А тут такое? Нет, никогда не было пощады этим хазарям, печенягам и иже с ними от воеводы и его дружины. Лютая смерть настигала их всегда и везде, куда мог добраться воевода. А тут! Воеводу рвало и трясло. Теряя сознание, он начал оседать на землю. Его роскошная шуба, которую он одел по такому торжественному случаю, хоть и не по погоде, смягчила его падение, и он плавно осел на колени.
    
   И тут. Он наконец-то понял. Все понимание пронеслось в один миг перед его взором, это был поток, подобный водопаду, как будто множество жизней пронеслось перед его глазами. Озарение! Ему вдруг стало так хорошо и спокойно на какое-то мгновение, и в следующую же минуту тревога опять охватила его. Нет! Это была тревога не за себя.  Скорее за близких, за дочку, за все, что происходило вокруг него. И вновь, он вспоминал эту гигантскую чашу подобную морю. В ней, именно в ней как в окне он увидел все, что так сильно стремился понять в эти важные для него мгновения.

  Он вспомнил слова из этих странных книг, которые так часто читал когда-то очень давно и которые внушали ему чувство огромного превосходства перед другими людьми, иноверцами, вспомнил празднества, молитвы. Вспомнил свой род занятий. От этого ужас снова вошел в его сердце, но он уже не так сильно бередил его душу. Воевода увидел себя во всех этих ролях. Но, что самое важное, он понял, что все те минувшие события, его поступки и деяния непосредственно перепылились воедино и теперь стали вот этим самым пышным весельем, на котором он сейчас присутствует. Как они переплелись и какова развязка – сие было ему пока неведомо. Его опять начало дико рвать, воспоминания о золотой чаше снова нахлынули на бедного воеводу. Он тонул в этом золотом или медном, сверкающем море, захлебывался и снова рвал. Как будто пытаясь очистить все свое естество от всякой накопившейся, за все время существования его сущности, мерзости.
 – Господи ! За что мне это? – хрипел он содрогаясь. – Да когда же это все выйдет из меня? Чем я прогневал тебя Господи?

Внезапно силы оставили его и он забылся глубоким сном.
   Очнувшись через мгновение, он почувствовал, как кто-то тряс его за плечо.

Глава 9
Разговор родичей.

   Обернув голову Всеволод увидел улыбающегося и еле еле держащегося на ногах Кузьму. Казалось, купец и хмель прочно сдружились между собой. Несмотря на количество выпитого, он сохранял некоторую ясность мышления. Хотя  походка его и  была далека он идеальной, все же купец соображал еще весьма неплохо.
 
  – Здорово сват, – промолвил в пьяном угаре Кузьма! – Али не по нраву тебе мой мед. Не обессудь! Вынес все что было! Ничего не пожалел ради любимого сына и его красавицы жены. Ну а ты? Уж не занемог ли? Али хворь какая приключилась с тобой? – Он все продолжал весело балагурить.
  - Все нормально, Кузьма! Что-то захворал я совсем. Ты прав. А твой мед прекрасный и весьма заборист. Не обижайся на меня сват. – Всеволод попытался сосредоточиться, но мысли постоянно путались в его голове, и что-то неведомое пыталось унести его прочь снова и снова. Вспоминался дивный храм, огромная медная чаша, семисвечники, и люди люди кругом, молящиеся и все устремляющиеся к подножию храма отовсюду со всех сторон нескончаемым потоком. Впрочем его теперь интересовало другое.

  – Я заметил, еще в церкви. Ты был так бледен. А что так? Что за хворь то у тебя приключилась, Воевода? – Кузьма попытался дружелюбно улыбнуться и хоть как-то поддержать своего нового родственника. – Али думы, какие тяжкие тебя одолели? Ну, так мы ведь теперь с тобой родня! Поделись со мной, если желаешь. Может совет, какой дам? 
  – Послушай Кузьма! А скажи мне такую вещь! Ты ваще можешь говорить или хмельной мед совсем овладел тобой? – воевода наконец-то пришел в себя и уже мог кое-как продолжать беседу.
 – Обижаешь воевода!  Аль забыл, что мы теперь с тобой родня? А родню не гоже обижать! – Кузьма нахмурился. Казалось он сейчас просто взорвется в пьяном угаре и хорошо врежет по морде этого гордеца-свата. Он хоть и купеческого рода, все же не стоит его обижать. Тем более что и платит за все практически он один. А от этого потомка Рюриковичей проблем больше чем пользы. Пора бы свой княжий гонор поубавить.
 – У меня и в мыслях такого не было Кузьма! Не горячись! Просто мне очень хочется узнать кое-что. Ты ведь не откажешь своему родственнику? –Дружелюбный тон Всеволода успокаивающе подействовал на купца.
 – Знамо нет! Но ты выбрал не подходящее время! – ответил он, сделав вид, что все еще обижается.
 – Все же ответь мне, если тебя не затруднит. Только не прими мой вопрос за обиду, идет ? – Воевода, казалось, уже окончательно пришел в себя, и его лицо прояснилось. Кузьма тоже немного успокоился.
 – Идет! – Ответил он.
 – Ты знаешь историю своих предков? – Неожиданно спросил Всеволод и посмотрел на Кузьму глубоким пристальным взглядом, который почему-то сильно встревожил купца и еще больше его удивил.

 – Знамо это мне известно. А к чему ты клонишь? – как-то по-детски растерянно спросил он. Что-что, а подобного вопроса от своего новоиспеченного родича он меньше всего ожидал.
 – Да так! В моем вопросе нет обиды. Но скажи мне, ведь многие века твои предки были бродникам, скажи, неужели токмо на меду они сколотили такое состояние? Я не в коей мере не хочу тебя обидеть, но мне это очень важно знать. Ведь были же какие-то темные моменты в вашем роду? – голос Всеволода опять стал напряженным и запинающимся.
 - Тяжелый ты вопрос задал воевода! не понимаю, куда ты клонишь? Ведь мы с тобой уже все выяснили. И в такой-то день ты опять возвращаешься к этим расспросам. Или ты брезгуешь нами и хочешь унизить меня и мою семью? – Кузьма напрягся. Дружелюбие постепенно начало сходить с его лица. Эх, надавать бы сейчас поленом по хребту этому гордецу. Все уже с ним решили, все утрясли. Нет, он опять за старое взялся. Все пытается расспросами донимать. Ну да я ему сейчас покажу. Ничто меня теперь не сдержит. А свата таки проучить стоит.

  Крепкий купеческий кулак со всего размаху ударил в нижнюю челюсть воеводы, так что он отлетел на сажень с лишком и чуть не ударился головою об красивый срубленный колодец стоящий тут же во дворе.
  Воевода, казалось совсем не почувствовал произошедшего с ним, он лишь побледнел еще больше, а из его нижней губы начала медленно сочиться тоненькая струйка крови. Подбежавшие его слуги, обнажили мечи, готовые изрубить в куски этого нахального купца, сосем взорвавшегося от своего богатства. Только смелый и решительный жест хозяина остановил эту неминуемую расправу и такой жалкий конец Кузьмы. Они лишь успели хорошенько врезать ему батогами по хребту, сразу же отрезвив купчину.

 – Пшли прочь холопы! Не видите у нас со сватом серьезный разговор! – Воевода волевым движением руки дал понять, что все нормально и что им лучше убраться.
   Слуги нехотя отступили, на их лицах застыла злоба пополам с изумлением. Что-то хозяин совсем стал сдавать. Позволить так себя унизить этому торгашу, пускай и очень богатому. Это было просто не мыслимо. Но что поделать! И они до поры до времени затаились поодаль.

 – Я же тебе сказал, что без обид Кузьма. Есть соображения. У меня было видение, важное видение. Поэтому, если тебе дорого будущее наших детей, умоляю тебя, ответь мне! Известно ли тебе что-то о твоих предках? Что-то очень важного, переломного. После которого, ваш род стал процветать как-то по-особому стремительно? – Казалось, на Всеволода удар вообще не произвел никакого впечатления.
 – Ты меня умоляешь? Да! Видать твой разум совсем помутился воевода. Ну ладно, я постараюсь уважить тебя сват! – Таким обескураженным, Кузьма не помнил себя никогда.

  Да он был на волосок от неминуемой смерти. Казалось, хмель окончательно выветрился из его головы. Такого бесстыдного, неслыханного нахальства ни один купец не мог позволить себе по отношению к воеводе, пускай даже к своему родственнику. За такое смерть на месте – это меньшее что должно было его ожидать. «Как же так у меня вырвалось?» – спрашивал он себя снова и снова. Но, самое странное это реакция воеводы. Она то совсем не соответствовала его высокому статусу. Может действительно что-то серьезное его беспокоит?
 – Да, постарайся, если тебе что-то известно. – Казалось, что с воеводой ничего не произошло. Он просто отер своим рукавом кровь, стекающую по подбородку и вновь, дружелюбно уставился на Кузьму своим вопрошающим взглядом.

  Вокруг была уже непроглядная ночь, и лишь полная луна освещала все вокруг. Поодаль притаились холопы, держа свои мечи наготове и напряженные до предела. Всеволод казалось, ничего этого не замечал и был упрямо сосредоточен на своих вопросах. Жуткие мурашки пробежали по спине у Кузьмы. Да что же его в конце то концов интересует? Зачем ему это, какое это имеет отношение к молодым? Он ничего не понимал. Неужели этот полувояка совсем рехнулся. Так ведь бывает на старости, тем более, когда человек находиться в скорби по любимой жене и живет бобылем. Кузьма попытался сосредоточиться и взять себя в руки. Хмель, окончательно выветрился из его головы.

 – Но ты спрашиваешь про такие темные пятна, которые, быть может, есть в каждом роду и о котором люди не любят вспоминать. – Кузьма совсем загрустил и заискивающе уставился на нового, чрезмерно любопытного родственничка.
 –Да, но мы ведь теперь родичи и между нами не должно быть секретов. Я пекусь лишь о благе молодых. – Всеволод погрузился в думы.
«Да, туго идет разговор с этим мужланом. Тяжело будет добиться от него хоть чего-то путного. Да и времени прошло немало. И, быть может ему действительно ничего неведомо и прошлом его семьи.» – старый вояка совсем приуныл и вопрошающе посмотрел в напуганное и унылое лицо своего свата. Тот тоже не выражал особой радости от беседы.
 – Странный Ты какой-то сват! Почему тебя это именно сейчас интересует? – уныло спросил он Всеволода.
 – Просто постарайся ответить мне. – воевода с огромным любопытством посмотрел ему прямо в лицо немигающим взглядом.
 – Ладно, раз ты уж так меня просишь. Вестимо на меду мы бы так не поднялись, но это было очень и очень давно. Уж не припомню, сколько столетий назад. Мне мой прадед, умирая, рассказывал. Он, почему-то меня особенно любил из всей семьи. Ну а я тогда совсем еще малец был. Был один наш предок. Толи прапрадед моего прапрадеда то ли еще дальше, сие мне не ведомо, вот он и переломил все наше семейное дело.
 – Продолжай сват! – Всеволод напрягся так, как будто от рассказа Кузьмы зависела вся его жизнь. Наконец то этот мужлан понял, чего от него желают и, похоже, он кое-что знает.
 – У ты какой быстрый, воевода! Ты думаешь, мне так просто все вспомнить.  И, это после такого недоразумения, что между нами возникло. И, к тому же я так виноват перед тобой. О, мой дорогой сват! Прости старого дурака! Идем, накатим еще по чарке этого прекрасного напитка. Не гоже нам с тобой ссориться. В такой день ссориться! Такая прекрасная свадьба. Такие красивые наши молодые. А как они смотрятся вместе. Я тебе, о мой любимый сват, учинил такую обиду. Я хочу загладить ее. Прости же ты меня старого дурака. Идем, выпьем еще, и за чаркой я постараюсь уважить тебя и ответить на все твои расспросы. Видать, они тебе так важны, раз ты их задаешь. – Кузьма все причитал и причитал, уговаривая Всеволода забыть только что нанесенную обиду, и утопить все тяжкие мысли в сладком и хмельном меду.
–Ладно! Пойдем сват! – Всеволод улыбнулся. К конце концов, ничто так не развязывает язык, как хорошая и добрая чарка хмельного. Да и купец, наконец, то уже созрел видать для беседы. Так что придется пойти и выпить. Ну и ладно!

  Они поднялись и медленно побрели назад в терем. 
   И лишь огромная красивая луна на небе светила им в след своим холодным сиянием.

© Х. Евсеев 2009