Багровый жемчуг Глава IX

IX.

Наконец подошёл и праздник Ховалы, или - Перелом Года, что издревле отмечается сельскими жителями  в  конце зимы.
Ховалой   звалось мифическое существо с двенадцатью глазами, по числу месяцев в году,  расположенными как бы на невидимом обруче вокруг головы. Считалось, что в  новогоднюю ночь, в преддверии прихода весны,  Ховала,  или «огненный дух Жыж», как величали его в этих местах, ступает по земле, испуская из себя пламя, и  освещает мир подобно зареву пожара. Не смотря на то, что церковь считала его зловредным демоном, народные поверья  сказывали, что лучи из глаз Ховалы,  прогревая почву даже сквозь не сошедший снег,  способствуют дальнейшему росту растений, и плодовитости скотины.

Дабы привлечь Жаркоокого в деревню, всю новогоднюю ночь жгли  факелы и костры,  в воздухе носились запахи горячих кушаний,  и до утра не смолкали звуки музыкальных инструментов.
Ввиду участившихся нападений нежити, выходить по ночам за пределы околицы строжайше запрещалось, и потому гуляния развернулись внутри посёлковой ограды.
Вполне логично, что желание участвовать в плясках  - само  по себе меня избегало. Да никто и не звал. Тем более, не хотелось лишний раз  мелькать перед глазами викария, и так не одобрявшего «бесовскую мистерию». Поэтому я следила за ходом празднества издалека, прислонившись к плетню у дома Зофии.  Уснуть под такой шум в душном срубе – значило неминуемо заполучить очередной кошмар.  Кулон из необработанного осколка красного  сардия, подарок травницы, что я носила на  бечёвке, вопреки поверьям был не в силах  уберечь меня от пугающих  снов.
 Морозы постепенно отступали. Днём под солнцем снег на поверхности слегка подтаивал, ночью же застывал   тонкой сахарной коркой. Но даже сейчас лёгкий ветерок уже дышал весенней свежестью, и былой колючий холод не царапал ноздри. В безоблачном небе сияли частые звёзды, и даже вдали от рукотворных огней было достаточно светло. Задумавшись о предстоящем побеге, я вздрогнула, услышав хруст наста совсем рядом с собой.
- Ах, это ты, Доминик.
- Решил составить тебе компанию! - Глаза юноши сияли.
- Тебе не стоит сейчас здесь со мной находиться. – Решительно произнесла я. – И ты прекрасно знаешь почему. Тереза…
- Тереза веселится  с подругами. Сюда она не придёт.
- Тогда я уйду. - Я  решительно  шагнула мимо него ко входу в дом.
- Постой, Шимона!  - Доминик ласково поймал меня за талию и развернул, привлёкая  к себе. Так близко, что я могла ощущать у себя на лице его дыхание. Воздух летнего вечера, напоенный запахами полевых цветов, не мог бы быть приятнее.
Не знаю, что меня разозлило больше – вольное поведение Доминика,  или то, что гордо отталкивая его, я практически наступила на глотку собственной воле...
- Послушай! Я понимаю, ты – мой поручитель. Но, молодой человек, мне кажется, вы слишком избалованы тем, что все окружающие девушки  готовы вешаться вам на шею!
- Да что ты! – Воскликнул он с таким непритворным смущением, что в него нельзя было не поверить. – Я вовсе не хотел тебя обидеть! Тем более, к чему-нибудь принудить!  Упаси тебя Бог так помыслить!
Взяв мои ладони в свои, Доминик опустился на колено прямо в снег. Не думала, что когда-нибудь случиться  увидеть подобный жест из   сказок про благородных рыцарей и их прекрасных дам.
Мне не хотелось сердиться, не хотелось прогонять этого наивного романтика. Стыдно признаться, но я бы с радостью села рядом и покрыла его чистое лицо горячими поцелуями. Сердце забилось так, как не билось уже с десяток лет...
 Ощущение  чьего-то чужого присутствия  вернуло  мне твёрдость. Снова Ева?
 Затылком я ощущала её взгляд, наблюдавший за происходящим с немым упрёком. Или с горькой  завистью, так как я навсегда лишила её  подобного.
- Будь моей женой, прекрасная кузина! – Торжественно произнёс Доминик. И я, наверное, впервые отметила, до чего же у него приятный бархатный голос…  Сжимая мои кисти, большие пальцы юноши нежно выводили по ним невидимые узоры, и от его прикосновений по телу бежали сладостные искры.
О, Мэрджит Хидеж, что с тобой происходит?!
- А как же предстоящий суд? Собрался брать в жёны пепел? – Холодно произнесла я и даже в перламутровом свете звёзд увидела, как он побледнел.
- Я сумею тебя защитить! – С уверенностью выдохнул он. – Или мы сбежим, вместе! Туда, где никто нас не знает и никогда, никогда не найдёт!
Ах, если бы всё было так просто…
- А  что Тереза?
- Ты... необыкновенная. Совершено не такая, как все! Тереза – замечательная девушка, но с того момента как я  увидел тебя…  я просто не могу думать ни о ком другом!
- Ты ничего про меня не знаешь! – Продолжала я  вразумлять его.
Или,  может больше - себя?
- Мне и не нужно ничего знать!  Я чувствую, что мы… близки, - От волнения голос его дрожал. - С Терезой  никогда не было ничего подобного. Отцы обручили нас ещё в колыбелях, но мы с ней совершенно чужие друг другу!
- И как твои родители отнесутся, что  избранница их сына -  подозреваемая в колдовстве вдова и, вдобавок, старше его на девять лет?!
-  Ты выглядишь моей ровесницей! Да и про бабушку – всю жизнь такие слухи ходят…
- Тогда о том, что скрыть не получится: я умираю, Доминик. Смерть уже заглядывает мне в глаза. Я вспомнила бездонные чёрные очи русалки, и по спине пробежал озноб.
- Я буду заботиться о тебе! Вместе мы справимся! Клянусь, я сделаю тебя счастливой!
Ну почему я не юная целомудренная девочка, какая-нибудь дочка сельского гончара?…
«А может, этой твой шанс начать жизнь заново? – Вкрадчивый голос, впервые услышанный мною на реке, принялся опутывать мысли шелковой сетью. -  Что тебе стоит, наконец, разрешить себе счастье? Так просто - довериться этим безгрешным карим глазам... Многие ли мужчины были готовы ради тебя порвать со всем, что им дорого?»
Снова искушение! Ибо я не верила, что  тёмный дух вдруг решил отказаться от желанной жертвы. Слишком много в нём мощи, которую я ощущала даже во сне, тёмной мощи, и слишком силён его дьявольский разум, чтобы смириться с моим упрямством. Нет,  он просто сменил тактику, преследуя всё ту же цель - получить для чего-то так необходимую ему кровь. И нанести смертельный удар - если не моими руками, так с помощью моих врагов. А жертвой - избран Доминик. Вот оно, наше «счастливое» будущее… Окрашенное кровью и гарью от дымящегося хвороста. Именно так всё для него  и закончится, если я решусь связать наши судьбы вместе.
Нет! Не могу я так с ним поступить!
Всевидящая мать,  почему вдруг так больно стало делать то, что правильно?...
Я отдёрнула руки и приготовилась нанести столь истово любящему сердцу жестокий, но необходимый удар. Надменный, строгий тон  был призван скрыть, как мерзко при этом я себя чувствовала. Во многом потому, что большая часть из нижесказанного – была правдой. И глупо было бы убеждать себя в обратном: потакая лишь собственному эгоизму, платить ложью за его искренность.  Цитируя одного иноземного мудреца,   я была еще не настолько бедна, чтобы раздавать милостыню…
- Ты  - милый и смелый молодой человек, Доминик. Но мы - не близки. Не были и никогда не будем. Ни по возрасту, ни по жизненному опыту тебе не понять, что у меня  в душе и что мне нужно. Я искренне благодарна тебе за твоё участие, но могу предложить одну только дружбу. Не более.
На миг лицо его исказилось от муки, что нанесли ему мои слова, но в следующий  - черты разгладились, уподобившись маске смирения перед горем. Он понял мою решимость.
Вот и всё... Я подарила ему рану, но она была словно разрезы на плоти больного, производимые лекарем для спасения его жизни. Мне бы  положено испытывать терзания, но я ощущала лишь удовлетворение от чувства выполненного долга. И усталость. Бесконечную усталость…
Значит, та эйфория была самообманом, усиленныым чарами кровожадного бога. Нет, не это зовётся любовью! Она так быстро не отпускает из своего сладкого плена. Люби я, сейчас бы вкушала адские муки. Возможно, как  бедный Доминик. Но, он молод, и впереди у него целая жизнь. Пострадает пару недель от любовной тоски и исцелиться. А совсем скоро придёт настоящая тёплая весна – и я навсегда исчезну с его глаз и из его жизни.
А без меня – гораздо больше шансов, что она будет долгой. Счастливой ли? Пусть это всецело зависит от него. Говорю же, и вовсе я не смелая.         

***
Снег хрустнул  за углом крыльца и дальнейшие звуки выдали, что кто-то удаляется от нас быстрым бегом. Я ошиблась, предполагая, что это мой знакомый призрак наблюдает за сценой объяснения. Бесплотные духи не издают подобного шума. И у Евы не было длинной русой косы...
- Тереза всё слышала! – Крикнула я понуро уходящему  прочь Доминику.
Но он либо не услышал, либо не захотел этого.
Девушка с разбитым сердцем способна натворить невероятное количество глупостей, как для себя самой,  так и для тех, кто, по её мнению, помог ему разбиться. Предчувствие непоправимой беды костлявой рукой заскребло внутри. Не думая, на этот раз, мудро ли поступаю,  я бросилась догонять беглянку.
Оттолкнув дежурящего на деревенских воротах мужика, готовящегося запереть их на засов, девушка выскочила наружу. Страж явно  пребывал в хмельном  веселье в честь праздника, поэтому, сев задом в сугроб, лишь нецензурно, но  со смешком, отругал безумную девку, которой, вопреки запретам и на радость нежити, приспичило прогуляться ночью в поле. Тереза бежала быстрее, но я всё же смогла проскочить следом, до того, как «бдительный» охранник успел опомниться.
Некоторое время я ещё различала её фигурку на фоне чёрного полотна снежной равнины. Вдруг, она исчезла. Провалилась в какую-нибудь яму? О, это, воистину, было бы меньшим из  горестей!
Задыхаясь от тяжёлого бега, в голове у себя я слышала зловещий  мстительный  смех… Будь ты  проклят, испытывающий меня демон, если предчувствие страшного несчастья  оправдается!
Не в силах больше преодолевать сопротивление глубоких сугробов, я остановилась, согнувшись и упёршись руками в колени, хватая ртом промозглый воздух.
Кроме звука собственного пульса, неистово колотящегося в горле, внимание привлёк омерзительный влажный сосущий звук.
Луна освещала ужасающую картину. Тереза лежала без чувств, а над ней нагнулось доселе невиданное мною создание. С виду человек, оно  пило кровь девушки, словно кладбищенский упырь. Или, как делала это я в своём замке…
Когда существо подняло голову, оскалившись на чужака, посмевшего прервать его трапезу, в меня впились светящиеся изумрудным огнём глаза. И в этих глазах не было отупелого безразличия нежити, ведомой лишь инстинктами и голодом,  в них жил разум столетий и такая злость, что невозможно помыслить даже у самого  закоренелого преступника из рода людей…
Как зачарованная, я разглядывала  словно искусно вылепленное из снега лицо. Лицо мужчины, если, конечно, к этому инфернальному хищнику относимо понятие пола.
И моё поэтическое сравнение - было также отчасти неверным.  Снег, являясь частью природы, живёт вместе с ней, отражает свет; каждая снежинка – она мерцает, проживает свою маленькую, отмеренную ей жизнь. Кожа монстра, как и его облик,  была  настолько противна самой сути жизни, что,   напротив, казалось поглощала лучи небесных светил... Полные окровавленные губы во мраке казались чёрными.   Мир поплыл перед глазами, ибо в тот момент я словно увидела в нём себя. Бездушного убийцу.
Что отнюдь не лестно для моей натуры, в тот момент я вовсе не испытывала жалости к погибшей, хотя, как шептала какая-то часть меня – должна была.
- Вот это да!... А это кто, твой верный последователь? – Мне удалось наконец разобрать слова Евы. Но, с подобным успехом, она могла оскорблять меня или как угодно насмехаться:  голос призрака доносился как сквозь толстую каменную стену.
И внутри этой стены я была один на один с творением самого хаоса.  Не смея даже моргнуть,  не сразу поняла, когда  ночной охотник вдруг просто исчез, оставив за собой лёгкое облако серебристой снежной пыли.
Тишина длилась недолго, через  несколько мгновений в неё вторглись взволнованные крики  спешащих к нам людей.  Факелы селян чертили во мраке огненные полосы, кто-то держал на привязи собаку, заливающуюся надрывным лаем. «А ведь они, возможно, только что спасли мне жизнь…» - подумала я, на негнущихся ногах  подбираясь к Терезе, хотя чутьё и безошибочно твердило мне, что несчастная уже покинула эту землю.
Успей я до того, как чудовище прокусило девушке глотку и выпило её юную жизнь – стала бы вмешиваться? Нет. Тогда зачем преследовала, когда увидела, что она бросилась навстречу опасности? Что побудило бежать  за ней через всю деревню, рискуя нарваться на лишние подозрения? Если бы я только знала!
 Но одно я знала точно – как бы обидно ни пинала меня в последнее время жизнь, смерть страшила несравнимо больше. Даже, несмотря на участившиеся приступы мужества.
Видишь Ева,  я предупреждала, что будет непросто…

***
Женщины, кто с жалостливыми всхлипываниями, кто с протяжным плачем, обступили мёртвую девушку. Мужчины разглядывали единственную свидетельницу её кончины с недоверием, замешанным на страхе. На всякий случай, я осторожно отёрла лицо мокрым от снега рукавом, если вдруг, приложив ухо к груди Терезы,  испачкала щёку её кровью.
- Что это было? – Мрачно обратился ко мне отец погибшей.
- Упырь…  - Ответила я без заминки, чтобы не вызвать подозрений во лжи.
Объяснять им, почему ни одна известная мне человекообразная нежить, категорически не подходила под увиденное, в тот момент было превыше моих ораторских способностей. Да и сомневалась я, что наличие подробных знаний по некромантии сыграло бы в мою пользу.
- Невозможно, мы окропили окрестности деревни святой водой! – Гневно накинулся на меня викарий.
Я так устала и пребывала в столь сильном потрясении, что, без малейшего опасения, раздражённо бросила  в ответ:
- А перебравшие сегодня  палинки,  назавтра - под клятвой подтвердят  чудодейственные свойства  огуречного рассола!  Объявим сию жидкость священной?!
- Крамольные речи! Ты насмехаешься над силой Господа?! – Взъярился священник, и со всей своей фанатичной ненавистью  отплатил еретичке тяжёлой  пощёчиной. Удар пришелся в скулу, чуть не сбив меня с ног.
 - Да у неё на лице кровь! Вот кто убийца! – Выкрикнули из толпы. Сощурившись от унижения  и боли, я разглядела Алжбету.
Кровь была моя, не Терезы. Из разбитой губы на подбородок стекала тонкая струйка.  Но, тем не менее, не сложно представить, чем бы завершилась для меня эта ночь, если бы всеобщее внимание  не привлёк наполненный ужаса вопль на противоположной стороне поля.   
Обнаруженное у ворот деревни тело стража, обезвоженное тем же способом, что и бедная невеста Доминика – через два небольших прокола в горле, как ни жестоко, сыграло в мою пользу.

***
Казалось,  никогда больше не смогу прикрыть глаз, чтобы не увидеть перед собой это бледное, жёстко очерченное лицо с парой острых даже на вид клыков, торчащих из окровавленного рта. Но перед самым рассветом у меня резко замутило, что вкупе с головокружением выдавало сильное сотрясение мога, и тяжёлому, высасывающему силы беспамятству   без борьбы удалось увлечь меня в свою пропасть.
Этой бездной владел  бескрайний океан, бушующий в непроглядной ночи.   Гигантский язык  волны слизал меня с хрупкой полоски берега; и вот я – щепка, которую накрывает водная длань,  размером с гору.  Ревущий водоворот вбирает меня в себя, выбивая из лёгких  воздух. Затягивает в глубину абсолютной беспомощности. Изо всех сил я рвусь наверх, стараюсь выплыть, но стоит заполучить жалкий  вдох, меня снова сминает исполинская масса, подчиняет своей воле исполненная первозданного гнева  стихия… Бесполезность борьбы и искушение сдаться, чтобы оборвать страдания, гибнет перед страхом оказаться задушенной, раздавленной  невероятной мощью океана. Неужели я уже мертва и теперь мне навечно уготована эта пытка?! 
В реальность я возвратилась, всё ещё ощущая горький  запах морской воды. Кто-то чертил соляным раствором у меня на лбу обережный знак четырёхлистника.
Зрелая ладная  женщина с ласковой улыбкой и светящимся в мудрых карих глазах несокрушимым внутренним стержнем. Настоящий друг, что любит и умеет заботиться и защищать. У неё были прямые, абсолютно белые волосы, с вплетёнными в них разноцветными тюльпанами, золотыми колосьями спелых злаков и неизвестных мне волшебных цветов... Вся она походила на крепкий стройный эвкалипт. Даже морщинки на добром лице казались мелкими трещинками  в гладкой коре этого благородного южного древа. Впервые я увидела Зофию в её  магическом обличье.
- Ведьма земли…
Страшным океанским волнам из сна всё-таки удалось что-то переломить во мне. Ибо крохотная часть утерянной силы вырвалась наружу, как пробиваются сквозь  скалы подземные воды.
Это было правдой, невероятной, восхитительной, но правдой!...  Иначе  бы я по-прежнему ни за что не смогла уловить её дара! Но вот я ощущала его в полной мере - развитым и от рождения достаточно мощным, весной  традиционно достигающим своей наивысшей точки.
Непосвящённый мог бы  удивиться: как сельской травнице, живущей среди людей и в непосредственной близи от церкви, удаётся скрывать свою настоящую силу в течение стольких лет. Но, не многие знают, что кроме целительства,  земные колдуньи также особенно  талантливы в защитной магии. Но, одно дело – уметь прятать свою суть, чтобы выживать, а другое – хотеть этого.
- Как ты… можешь находиться здесь, среди этих злых собак? – Протянула я слабым голосом.
- Люди – не злые, - мягкая ладонь с материнской любовью погладила мне темя, - Они просто  слабые. И от того – глупые. Как мотыльки, что  попадаются в паутину, и, будучи не в силах порвать её,  готовы скормить пауку друг друга. Лишь бы побарахтаться ещё немного самим…
Мне почему-то больше приходили на ум жужжащие мухи и, при воспоминании об Арносте,  слепни, но куда сохраняющей долгую память воде до всёпрощающающей земли? Не имея возможности смириться – лучше вовсе не помнить.
Тут на меня снизошло возможное объяснение загадочным видениям – именно моя близость к ведьме с её стихийной доминантой могла пробудить воспоминания о прошлых жизнях.  Верования восточного народа о перерождениях души были хорошо известны мне с самой юности. И при том, у меня  никогда и мысли не возникало, что это может быть правдой. Но, кто, кроме самих освободившихся душ ведает истину?
И каков тогда потайной  смысл происходящих со мной явлений?
- Зофия…
 - Тссс… -  Тёмные глаза заговорщически подмигнули мне. - Отдыхай, дорогая!
Сгорбленная старушка с душой прекрасной феи задёрнула лоскутную  занавеску, отделяющую моё спальное место от единственной комнаты. 
Но, хоть я и была ещё слишком слаба, видно, сделанные открытия слишком сильно возбудили мой неспокойный характер, чтобы можно было снова уснуть. И настырная Ева не преминула этим воспользоваться.
- И долго ты собираешься  обманывать добрую женщину? – Призрак нахально присел на край лежанки.
Прислушавшись, я определила, что Зофия отправилась в сарай и не могла ничего слышать.
- О чём ты? – Не сразу поняла я смысл очередного упрека.
- О том, что она считает тебя невинной жертвой, а ты – бесстыдно этим пользуешься!
- Считаешь её настолько тупой? Такие - в нашем деле не выживают. Не сомневаюсь, что она раскусила мою ложь, как только мы впервые заговорили.
-  Тогда расскажи ей всё. – Не отступала Ева.
- Зачем?
- Ты можешь лгать тем,  кому на тебя наплевать, но злоупотреблять доверием людей, кому действительно не безразлична твоя жалкая жизнь – гнусно, даже для тебя! Мальчика ты от себя спасла, так будь последовательна в своих поступках.
- Да я что, монстр, чтобы от себя всех спасать?! – Не выдержав, крикнула я на призрака.
- Ты сама знаешь ответ…
- Она ведьма – сможет понять. – Уверенно ввернула я, в душе прекрасно понимая, что обманываю себя.
- Тогда дай ей право выбора, если любишь. – Исчезая, отозвалась Ева, тем самым лишая выбора меня.

***
- Хочешь мне что-то сказать, дитя? – Поздним вечером старушка сидела за прялкой, тихо напевая старинную народную мелодию.
 - Немыслимой прозорливостью, ты  оправдываешь своё имя, Зофия. Но,   знаешь ли ты, кому дала приют?
- Глупости! – Взмахнула руками старушка. - Да, конечно же, мне известно - кто ты такая! И ты стала мне как родня! Поверь, уж я-то знаю, как беспощадны  слухи…  По достоинству я ценю твоё желание быть честной со мной, девочка. Говори о чём хочешь, если хочешь облегчить душу. С тех пор, как единственная моя дочка, что подарили мне боги, выросла – мне  не с кем было посумерничать…  Или просто скажи, что не причастна ко всем этим смертям, и я поверю тебе на слово!
О, боги, что можно было ей ответить?!...
Я сглотнула подступающий к горлу ком.
- К  последним смертям - я действительно не имею отношения… - Никогда ещё  правда  не причиняла мне такой боли.
Я будто стояла перед инквизиторами и возносила хулу на собственную мать.
Поняв всё, Зофия замолчала. Обычно бодрая и энергичная бабушка сникла, будто разом ощутила на своей гордо поднятой голове весь вес её почтенного возраста. Морщинистый веки были сухи, но мне показалось, что живущая в её душе прекрасная женщина тихо плачет. 
Мне отчаянно захотелось, чтобы она вдруг закричала на меня, назвала чудовищем, монстром!  Но эта её молчаливая скорбь была просто невыносима…
- Я могу уйти сейчас же. Если ты хочешь. – С трудом выдавила я, с извращённым удовольствием вкушая горечь собственной жестокости. - Но  в любом случае сделаю это сразу же, как с лесных троп хоть немного сойдёт снег.
- Оставайся, сколько пожелаешь. – Ровным тоном ответила травница. - С твоим появлением, пустыня, какой был  этот одинокий дом, вновь стала садом.
Я твёрдо решила устроить побег в первый же тёплый день весны.