Светлое прошлое. Глава 1

Глава 1
     Волгоградский вокзал – строение старое, гордое и величественное. Здесь всегда толпятся отъезжающие и встречающие; в зале ожидания порою нет сидячих мест. Наряд милиции несёт неусыпный дозор по сохранению порядка на вокзале, ввиду возможных террористических актов. Кроме обычного зала ожидания, есть на вокзале еще VIP-зал, где работают сплит-системы, полно цветов и почти нет посетителей: плата за пребывание в том зале достаточно велика, приличные деньги берут даже за краткую зарядку сотового телефона.
      Московский поезд отнюдь не был битком набит. Оно и понятно: март на дворе, отпускников мало. В Москву поездом всё больше командировочные едут, тогда как торгаши, закупающие дешевый товар на московских рынках и втридорога продающие его в городе на Волге, предпочитают более дешевый и более быстрый автобус. Впрочем, в плацкарте, разумеется, и в октябре, и в марте, и в январскую стужу,- все нижние полки традиционно заняты, ввиду относительной дешевизны билетов, не идущих ни в какое сравнение со стоимостью пассажирских мест в купированных вагонах и, тем более, в СВ.
        Практически пустой вагон купе-люкс, или СВ, размещался в середине состава; с ним сцеплялись два полупустых купированных вагона, в одном из них чинно нес службу начальник поезда, обеспечивая надлежащую дисциплину во вверенном ему составе. Во всём вагоне СВ заняты были лишь три купе, в каждом из которых ехало лишь по одному пассажиру. Так часто бывает, когда в плацкарте негде яблоку упасть, а в соседних вагонах – хоть шаром покати, а проводники изнывают от безделья. Протягивая билет немолодой розовощекой проводнице московского экспресса, Мышка скромно улыбнулась:
- Здравствуйте! Вот мой билет! То есть… вот два билета… Мой спутник должен присоединиться ко мне позже… Он нас потом догонит, в пути следования поезда. Он сейчас на важном совещании, и не может успеть к отправлению поезда. Однако, его билет при мне, вот, взгляните…
       Проводница, крупная, дебелая особа, иронично взглянула на молодую пассажирку, небрежно просмотрела её билет, даже не сличая паспортные данные с указанными в билете. Ежу ясно, что всё в порядке: самые дорогие билеты кассиры оформляют особенно тщательно, значит, и у этой расфуфыренной длинноволосой девицы в элегантном сером пиджаке всё в порядке…
    Второй билет проводница и вовсе проверять не стала: глянула на номер полки, соответствующий второй нижней койке в купе, -верхних-то полок в СВ нет, - и рукой махнула. Билет есть, - и ладно! И дела ей нет до того, когда подсядет второй пассажир пятого купе, а хотя бы и совсем его не было: пусть его вовсе не догонит поезд, всё меньше грязи будет.
     Хорошо, что за ударный труд на РЖД, и разумную признательность начальнику поезда, удалось в своё время «выбить» в полновластное владение самый «ленивый» вагон во всём экспрессе. Порою, конечно, бывают эксцессы, когда Степан Дмитриевич, на свой страх и риск, берёт «левых» пассажиров, плату за их проезд опуская широкой пятернёй в карман, но часть от мзды перепадает и ей, бывшей сибирячке, давнишней московской лимитчице Фаине. Только вот убирать за этими «зайцами» приходится ей одной… 
    Фаина слышала, что подобная практика, при которой начальники поездов дозволяют подвозить «левых» пассажиров, высчитывая их проезд по половинному тарифу, -  широко распространена на всех железнодорожных линиях, кроме сочинского направления: как объявили эту разорительную для страны, но радостную для некоторых чиновников патриотическую новость о предстоящей олимпиаде в Сочи в 2014 году, сразу на том направлении количество «зайцев» поуменьшилось…  Видать, контроля сверху там больше… А возможности заработать проводникам – меньше…
       - Проходи… проходите, пожалуйста! – поправилась Фаина, кивнув разодетой как на обложке журнала девице, в сапожках на тоненьких высоченных шпильках,  на распахнутую дверь в вагон. Не стоило фамильярничать с богатыми пассажирами, большинство из них такие капризные… Какой нормальный человек захочет ехать в вагоне СВ? Вот лично она, Фаина, предпочла бы лететь в самолёте, будь у неё лишние деньги, чем трястись дольше суток в поезде… Что за причуды у этих богачей?... Наверно, хотела с богатым мужем или любовником прошвырнуться в столицу со всеми удобствами, а мужичок-то – того, занят оказался! Так ей и надо, этой «царевне-лебеди»… Не любила Фаина стройных красавиц модельного типа: сама она, сколько не пыталась похудеть, диеты соблюдала, таблетки особые пила, а толку – чуть... Не дал Бог жабе хвоста, а Фаине – березой быть…А и то: зачем русской женщине уподобляться пигалицам-француженкам, на ветру шатающимся? Русская женщина - она родом из поэм Некрасова...
- Ступайте, располагайтесь, немного погодя приду корешок билета оторвать и бельё постельное принесу… Стоянка поезда еще 15 минут. Туалеты будут закрыты, пока не выедем за пределы санитарной зоны, потом открою…
         Мышка подхватила небольшую темно-серую сумку на двух колесиках и совсем уже собралась лезть на складную металлическую ступеньку, ведущую в вагон, как услышала раскатистый мальчишески-залихватский окрик:
- Поберегись! – едва успела отскочить в сторону, как мимо проскочил высоченный плечистый солдат, белобрысый, как моль, быстрый, как молния, тащивший огромную сумку и такой же громаднющий чемодан, а за ним, еле поспевая, быстро-быстро семенила древняя крохотная старушонка, приговаривающая на ходу ласково и басовито:
- Молодец, внучек, золотце моё самоварное! Вот так спасибо тебе, голубь мой!
      Мышка так и покатилась со смеху при виде этой забавной сцены: нечасто в наши дни увидишь подобные взаимоотношения между поколениями… Славный «внучек» бабке достался, повезло… Проводница тоже улыбнулась, глядя на сильного солдата и малюсенькую старушку. Глаза пассажирки и проводницы встретились, смеялись обе искренне, и некая искра приязни вдруг промелькнула между ними. Единое впечатление, схожие эмоции рождают понимание.
      Взобравшись в свой вагон, Мышка с восторгом оглядела ковровую новенькую дорожку, расстеленную в коридоре. Отыскала табличку на одной из дверей, с указателем «V», - это было ЕЁ купе на все время предстоящего пути. Потому что мнимого второго пассажира пятого купе СВ не существовало в реальности: билет был куплен специально для того, чтобы Мышка могла ехать в полном одиночестве. Потому что тем, кто послал Мышку в Москву с особым поручением, требовалось, чтобы она находилась в своем купе без свидетелей в определенное время и в определенном месте.
   Почему было поставлено такое условие, Мышка не спрашивала: она лишь казалась молодой, но трудная юность научила ее не задавать лишних вопросов. Тем более, что ей очень хорошо заплатили авансом за выполнение задания: в деревню ушел банковский перевод на имя матери, с сотней тысяч рублей. За последние три месяца туда же был переведён второй аналогичный перевод, за время, отданное Мышкой на подготовку задания. Однако, она не понимала необходимости столь серьёзной подготовки для выполнения столь незначительного поручения…
         Девушка вытащила из сумки необходимые для поездки вещи и продукты. Сумку спрятала под полку, для надежности. Поставила на стол тетрапак «Сады Придонья», достала шоколадный рулет и пакет с очищенными грецкими орехами, которые приучилась регулярно есть с недавнего времени, как наиболее рациональную энергетическую пищу. Мясо в дорогу Мышка принципиально не брала с юных лет: скоропортящийся продукт, и зубы в поезде нормально не почистишь: поезд есть поезд, хоть СВ, хоть плацкарт.
       Интересно: почему те, кто послали ее, не купили Мышке билет на самолет? Средствами эта фирма явно не обделена. Значит, им было нужно, чтобы Мышка ехала именно в медленном поезде старого образца, со скоростью первых поездов на КВЖД… Зачем? Мышка долго обдумывала все возможные цели своего визита в столицу, но так и не пришла к определенному выводу: мысли приходили самые разнообразные, но все гипотезы не выдерживали никакой критики. Одно она установила четко, несколько раз перетряхнув содержимое своей сумки, которую собирали другие люди: бомбы в ее поклаже не было, определенно. Значит, поезд взрывать не собирались, - уже хорошо…
     Однако, были при ней некие совсем уже излишние вещи: ну, зачем человеку, отправляющемуся в Москву на один-два дня, дополнительные инструкции, которые полагается вскрыть только по прибытии? Полный бред…
         Полка оказалась мягкой, как диван в офисе арабского шейха: Мышка даже подпрыгнула слегка от удовольствия: всё равно никто не видит. На окне висели розово-лиловые шторки с изображением Матери-Родины, и надписью «Волгоград – город-герой». Почему-то, ей показалось, что сшиты эти шторки были в далекие брежневские времена: очень уж тусклым казалось изображение грандиозного волгоградского памятника. Оконные стекла сияли почти ослепительным блеском, что показалось Мышке удивительным: пару лет назад ей пришлось съездить в Москву в «научную командировку»: ее отправляли на конференцию на первом курсе, как подающую надежды. Правда, никакой премии в столице ей не досталось, но главное – участие… Так вот, тогда Мышка ездила в плацкартном вагоне третьего класса и на всю жизнь запомнила мутно-серые стекла грязных окон. А здесь – красота просто!
         Сняв теплый шикарный пиджачок от Версачи, Мышка повесила его на вешалку, оставшись в одном полушерстяном сером костюме нейтрального блеклого оттенка. Никогда прежде она не носила серое, но – заставили… Впрочем, оказалось, что серый цвет ей отлично подходит… Заперев дверь на задвижку, переоделась в более подходящий для поезда серый спортивный костюм: очевидно, те, кто дали ей поручение, полагали, что в сером Мышка будет наименее заметна среди окружающих… или этот цвет наиболее подходит дипломатам, а ее миссию можно счесть дипломатической? Бог их знает… если бы ей еще толком объяснили, что к чему, а так пришлось удовольствоваться одной фразой: «Гарантируем, что вашей жизни, здоровью и свободе ничего не угрожает». И всё. Широкое поле для домыслов и полёта мысли.
         Переодевшись, вышла в пустой коридор и пошла в сторону купе проводников, чтобы прочитать расписание остановок и время прибытия на станцию назначения. Еще Мышке хотелось заказать проводнице чай в «серебряном» подстаканнике с сахаром-рафинадом в пакетике бумажном. С детства ей помнились эти бумажные упаковки с рафинадом: ровно два кусочка.
         Остановившись у расписания, Мышка внимательно принялась его изучать. В этот момент распахнулась дверь, ведущая из тамбура, и мимо нее скользнул тот самый высокий солдат, что давеча чуть не сбил девушку своей невообразимо громоздкой поклажей. Солдат быстро проскочил мимо, даже не взглянув на Мышку: очевидно, торопился в вагон-ресторан, располагавшийся через один вагон. Вдалеке хлопнула дверь, - и всё затихло: Мышка вновь обратилась к изучению расписания. Вскоре поезд тронулся, медленно, чинно, как и подобает двигаться на территории большого города; но постепенно его скорость увеличилась, и Волгоград остался позади.
         В педуниверситете Мышка взяла академический отпуск: все необходимые для «академа» документы, которые она видеть не видела, были оформлены в считанные дни и подписаны необходимыми людьми. Матери отправлено письмо с уведомлением, что Мышке предложена студенческая стажировка в Шотландии, где она одновременно будет подрабатывать, и посылать в деревню достаточные средства. Такого шанса упустить нельзя было…крупные суммы, посланные матери, Мышка охарактеризовала как «командировочные подъемные», - полный бред, но матушка ее была женщиной доверчивой… Во всяком, у матери с дочкой теперь не будет материальных проблем.
         Мышкины размышления были прерваны появлением толстой проводницы, улыбнувшейся Мышке, как доброй знакомой. Вначале проводница вошла в два предыдущих купе, потом помахала Мышке рукой, - та послушно приблизилась. Вдвоем они вошли в пятое купе, где проводница еще раз проверила билеты, в глубине души продолжая удивляться отсутствию кавалера красивой пассажирки, пожелала Мышке приятной дороги и обещала, по её просьбе,  «вскорости» принести чай. Когда Фаина принесла обещанное, Мышка пригласила проводницу разделить с ней шоколадный рулет, - та в ответ руками замахала отрицательно:
- Что ты, что ты! То есть, извините, что я на «ты», - редко кто из пассажиров так вот что-то предложит, спасибо, конечно…Но не ем я сладкого: куда мне, корове пятипудовой, рулеты трескать…Но порою так хочется, так хочется… А вы, значит, и в сладком себе не отказываете? Никогда бы не подумала, что девушка с такой субтильной фигуркой может себе позволить сладкое… Везет!
Ну, приятного Вам аппетита… пошла я отчитаться к начальнику…
      Мышка удивилась странному словцу «субтильная», и весело принялась уплетать за обе щеки дорогущий бельгийский  рулет-натурпродукт, припевая простым черным чаем с сахаром. Что бы ни ждало ее в столице, путешествие она постарается сделать максимально приятным и запоминающимся: будет выходить на всех крупных станциях, чтобы увидеть как можно больше нового, будет есть то, что хочет, выспится по-человечески впервые за несколько месяцев, в течение которых ее жизнь напоминала пребывание в штрафном батальоне военных лет, но была безумно интересной.
        Как получилось, что всё изменилось для Мышки? От полуголодного рутинного существования умненькой студентки-отличницы она перешла к совершенно иному образу жизни, и сама не знала, как оценивать произошедшую перемену. В тот октябрьский дождливый день, сразу после ухода депутата-клептомана, с извинениями, похожими на проклятия, возвратившим ей украденную стипендию, в дверь вновь позвонили.
      Мышка думала, что это вернулся Виктор. Её злость еще не утихла, и она распахнула входную дверь, полная праведной  ярости. Однако, на пороге, вместо Виктора, стояла женщина. Едва взглянув на нежданную гостью, Мышка потеряла дар речи от удивления: она прекрасно знала эту даму! Познакомиться им пришлось при не слишком счастливых для девушки обстоятельствах: эта женщина в своё время вылечила Мышку, причем практически совершенно бесплатно, словно авансом вернув той здоровье и возможность оплатить свои земные долги…
          Когда Мышку бросил любимый, для нее наступил конец света в первый раз: раньше ее не бросали. Вначале она и вовсе не хотела с Ним встречаться: ходили сплетни, что до нее он завоевал сердца, -  и не только сердца, - всех симпатичных девушек факультета, - не только своего курса. И все брошенные девочки продолжали рыдать о нем, никто из них  даже не отызвался дурно о новом дон-Жуане… И Мышка не устояла.
      А любила она его так, что солнца свет делался блеклым, когда он был рядом, и синие звездчатые его глаза заглядывали прямо к ней в душу. Девчонки-однокурсницы шептали ей, что милый друг вовсе не любит Мышку: просто он поспорил на неё с другим парнем из их группы, что «сделает это!», и теперь, в рамках спора, завоевывает сердце и тело самой недоступной красавицы курса.
     Мышка не умела скрытничать и напрямую спросила любимого, так ли это? К её удивлению,  тот не стал спорить, согласившись, что факт спора имел место, но, к моменту начала их с Мышкой взаимоотношений, он реально увлекся ею, и теперь для него самое главное – это именно она, Мышка, ее чувства к нему… Он любит именно её, все остальное – не важно! Мышка хотела верить ему, - и поверила.
     Как можно было не верить этим честным огромным глазам с поволокой, этим горячим страстным рукам, этим вдохновенным речам и губам, сладким как мёд. Мышка уверовала, что Он ее любит. Возможно, он и любил её по-своему: тело его реагировало на присутствие Мышки всегда положительно, а тело – не мысль или слово, оно не может лгать…
      Рядом с любимым Мышка обо всём забывала: ей хотелось петь, все тело ее трепетало от внутренней радости и восторга, нелепая эйфория наполняла каждую клетку тела бесконечной радостью жизни. Они никогда почти не бывали у него: он имел младшего брата-школьника, постоянно присутствовавшего дома, - там для них места не было. Часто они убегали с лекций, и бежали к Мышке, мать которой вечно была на работе, - просто чтобы заняться любовью. Для Мышки это звучало иначе: она просто хотела побыть вместе с ним. Секс не являлся для нее особо существенным звеном: она просто хотела быть рядом, чувствовать его дыхание, ощущать его присутствие.
     Он же словно торопился взять всё от их отношений: он любил ее так по-разному, так необыкновенно, что порой казался Мышке глубоким многоопытным стариком: откуда молодой парень мог знать так много об ЭТОМ? Она, Мышка, чувствовала себя совсем неопытной и неловкой в сравнении со своим писаным красавцем… Он показал ей так много, столько раз дарил вершины неописуемого блаженства, что, когда он неожиданно, после полугодового романа, исчез резко из ее жизни, Мышка не могла даже поверить, что с его стороны любовь кончилась. Как же? Они почти стали одной частью целого… Как можно постоянно клясться в бесконечной любви, - и так поступить? Садизм или неосознанная жестокость?
     Когда он ушёл из ее жизни, Мышку словно отключили от питания в электросети: она потеряла стержень существования. Он ушел не просто так: когда Мышка сообщила о том, что ее очередные «периоды» не пришли вовремя, он растерялся. Что-то лепетал о «тихом» походе в ЗАГС, чтобы «расписаться по-быстрому». Мышка не понимала, почему нужно всё скрывать?
   Он говорил ей, что его отец – военный в отставке, уволенный в запас по состоянию здоровья, а мать – врач. С его слов, это была обычная семья, такая, как все. Но сейчас вдруг выяснилось, что мать его занимается организацией торговли в крупной фирме, которая принадлежит его семье. Владельцем фирмы является отец, но, ввиду инвалидности последнего, именно мать руководит всей деятельностью предприятия, - на бумаге, тогда как отец ведет реальную руководящую работу, числясь едва ли не разнорабочим в собственном офисе.
    Мышка была несколько в шоке: ее милый лгал ей о благосостоянии своей семьи: он хотел, чтобы она увлеклась именно им самим, а не деньгами его семейства. Да Мышку никогда деньги не интересовали, видела она людей и побогаче его отца… Однажды, в легком подпитии, Он рассказал ей об истоках материального благополучия своей семьи: служивший в немалом чине в Германии, отец его, перед выводом советских войск из ГДР, успел вывезти целый вагон «добра»: в то время творилось много беспорядка как в самом СССР, так и в сопредельных странах блока СЭВ; впоследствии все украденное было успешно обналичено в другие товарно-материальные ценности, став основой первоначального капитала семейства ее возлюбленного.
    Впрочем, факт крупной кражи не прошел даром для несостоявшегося свекра: его не разоблачили, но нервы немолодого военного оказались не железными, психика сдала не вовремя, да так сильно, что его комиссовали, даже не дав дослужить положенных для полной пенсии «календарей». Впрочем, уйдя в отставку, мужчина довольно быстро сумел адаптироваться в стремительно меняющемся мире: открыл на имя жены фирму по торговле турецкой сантехникой, сам же играл в фирме роль «серого кардинала». Для старшего сына, отличавшегося не умом, но исключительной телячьей красотой, родители расстарались, пристроив за немалую мзду в университет, и за каждую сессию платили приличные суммы в виде благодарности за приличные оценки на экзаменах. Сын был туповат в науках, но весьма хваток в житейских вопросах.
    Когда он стал встречаться с отличницей Мышкой, родители не препятствовали: в их бюджете даже наметилась экономия от таких взаимоотношений, ведь сын больше не отлынивал от семинаров, он занимался вместе с Мышкой, отвечал  на семинарах, используя ее записи, она подсказывала ему на экзаменах… Она была полезной… Но сыну запретили рассказывать «девушке» о подлинном благосостоянии их семейства, а юноша оказался отличным артистом, не зря он так хорошо на КВНах пародировал Бориса Николаевича и последующего руководителя страны: сумел убедить Мышку в своем происхождении из семьи бедных служащих…
  Впрочем, будущей снохи в Мышке его родители не видели: она отличалась яркой внешностью, но была беднее церковной мыши, проживая с матерью вдвоем в старенькой, много лет не видевшей ремонта хрущевке. О такой невесте для своего сына они не мечтали: им нужен был династический брак с дочерью видного юриста, или директора рентабельного завода, или депутата, на худой конец… Или хотя бы хозяина сети автозаправок. А что Мышка? Мать ее разошлась с отцом в давние времена, отца Мышка видела эпизодически, раз в несколько лет, а помощи от него не видела вовсе. Впрочем, отец Мышки тоже был не лыком шит, занимая видный пост в руководстве одной из сибирских областей, однако, никакого реального участия в судьбе дочери не принимал, отличаясь крайней скупостью и себялюбием. Ему вечно было обидно, что  дочь – уже взрослая, значит, и он - немолод… То есть Мышкино семейство в расчёт можно было не принимать, вмешиваясь в отношения влюблённой пары. Видимо, ее любимый больше любил свое благополучие, чем Мышку: он просто исчез из ее жизни неожиданно и бесповоротно в один солнечный февральский день.
    Когда, после окончания студенческих каникул, в из ВУЗе состоялся сбор с распределением студентов по школам: на курсе начиналась педагогическая практика, Мышка утром подбежала к нему, радостная, улыбающаяся, счастливая, что видит его после нескольких дней отсутствия: он говорил, что уедет с отцом из города на несколько дней, - и поздоровалась, сияя лучезарной улыбкой, - он отвернул лицо в сторону, и ничего не ответил. Глаза его были пусты и невыразительны. Словно его зомбировали.
     Мышка замерла: Он сделал вид, что не знает ее. Что он просто не хочет ее больше знать. Она не могла поверить: как же, еще три дня назад они целый день подряд были вместе, любили друг друга, он целовал ее страстно и подбрасывал в коридоре вверх, вновь ловил, да так неуклюже, что она даже шишку набила на виске, и она весело смеялись его неуклюжести…
      Всё объяснялось просто: он признался матери во всём. Та обсудила «небольшую проблему» с мужем, было решено, что такая нищая сноха семью новоявленного «нового русского» не устраивает. Со слюной у рта отец ударил кулаком по столу, пообещав сыну лишить того немалого месячного содержания и обещанной ко дню рождения машины, если тот осмелится жениться на «нищебродке».
     А сын только недавно начал ходить на курсы вождения: там тоже нашлись новые дружки-советчики, мнение которых было идентично мнению мудрого отца. И сам он еще отнюдь не желал становиться отцом. Так что моральное оправдание предательства любви нашлось с легкостью: «я ей с самого начала не обещал ничего: то, что мужчина любит женщину, еще не означает, что он хочет от неё детей»…
     Но Он выбрал неверную тактику: если бы он пришел к Мышке с серьёзными доводами, постарался ее отговорить, - несомненно, Мышка бы все сделала так, как Он хочет: ведь он заменил для неё веру в бога, она просто обожествляла любое слово любимого. Она бы всё сделала, как он хочет… Но он и его родители ошиблись, решив, что брошенная Мышка поступит в соответствии с их чаяниями: озлобившись, Мышка ополчилась на весь свет.
     Проплакала целый месяц: не ходила на лекции, не хотела видеть подруг, ничего не хотела. Время было потеряно. Когда она впервые обратилась к врачу, у нее было уже почти четырнадцать недель. Впрочем, оказалось, что у Мышки есть показания для микро-кесарева, но она уперлась на своем, несмотря на слёзы и уговоры матери. Немного придя в себя от новых обстоятельств, Мышка вновь вышла на занятия, быстро догнала наверстанное, даже успела написать несколько научных статей, выступить с ними на конференциях и напечатать в научной периодике. Она решила не сдаваться.
    Однако, её отношения со студенческим коллективом значительно ухудшились: его мать подсказала сыну хитроумный план, как постараться изгнать Мышку из ВУЗа вообще: ее стали травить бывшие друзья. Почему? Да просто они, местные профсоюзные боссы из обжежитий, готовые на выполнение любых поручений университетского руководства и падкие на любую халяву, с удовольствием посещали кафе на деньги ее любимого, где тот «обрабатывал» сокурсников в нужном ему русле. С его слов получалось, что Мышка сама во всём виновата: это она бегала за ним, она нарочно от него забеременела, чтобы влезть в его богатую семью. Он решил рассекретить обеспеченность своего семейства перед собутыльниками, лишь бы заручиться поддержкой местного «профкома», диктующего общественное мнение отнюдь не по законам «коммунистической морали», давно ушедшей в прошлое, - ныне бал правили исключительно наличные да еще карты ВИЗА да Мастер-Кард…
    Мышка оказалась подвергнута психологическому остракизму: ее так оклеветали, что даже подружки не хотели с ней разговаривать. И никто не задумывался о том, что Мышке-то плохо, что она ждёт ребенка от человека, клявшегося ей в великой любви, и которого она продолжала любить в глубине души, втайне надеясь, что он лишь пал жертвой своей трусости и юношеского малодушия, просто испугался натиска родителей и прислушался к советам никчемных бездушных друзей.
    Но он на самом деле не такой, он – хороший, самый лучший! Потому что не может сказочная красота быть с червоточиной в душе! Он изменится, вернётся к ней, всё будет хорошо… Вновь солнце засияет для них двоих, фиолетовое облако света окутает их ощущением непостижимого неописуемого блаженства, словно две души летят вперед вместе, как два верных лебедя… Неужели всё это чувствовала одна Мышка, а он лишь притворялся влюблённым? Такой океан страсти – выдуманный мираж?
         К концу второго триместра Мышка почувствовала себя плохо, стала неудержимо худеть, живот не рос совершенно, словно врастая внутрь неё, начало падать зрение. При этом внешне она казалась всем похорошевшей, к ней приставали мужчины на улицах,  словно влекомые невидимым магнитом. Досрочно сдав на отлично весеннюю сессию, она уехала в деревню: бабушка перед смертью завещала матери свой маленький саманный домик. Там, в деревне, Мышка и провела несколько месяцев. В августе ей сделали кесарево сечение; все будто бы прошло нормально, только с наркозом передозировали, и она несколько дней не могла толком придти в себя, координация нарушилась, в глазах постоянно темнело так, что ходить не могла. Ребенка ей приносили только посмотреть, ждали улучшения в состоянии здоровья. А на пятый день после операции у Мышки разошлись внутренние швы, - достаточно редкое осложнение после такой несложной операции. Спасло ее чудо: под давлением собравшейся крови еще не заживший шов на животе частично разошелся и потом загустевшей крови хлынул наружу, спасая ее от сепсиса.
   Но в надбрюшинной клетчатке начался частичный процесс некроза клеток. А тут еще роддом закрывался на плановый ремонт. Мать пошла на поклон к несостоявшейся родне, и озлобленный несостоявшийся свекор не смог отказать: не потому, что хотел, чтобы Мышка выжила, - чтобы ребенка не принесли в их дом, не приведи Господи!... Так Мышка оказалась в военном госпитале, рядом с мальчишками, получившими ранения в "горячих" точках страны.  Никто у неё ничего не спрашивал, просто каждый день опытная медсестра прочищала злым зондом и марлевыми турундами ее бесконечные пустоты, расползавшиеся над животом извитыми злыми змейками. Проходили дни, но процесс гниения не прекращался; Мышка худела день ото дня, - на реополиглюкине трудно продержаться несколько недель, когда нельзя есть нормальную пищу.
   Мальчишки-солдаты принимали ее за свою, считая, что Мышка лежит в больнице после такого же, как и у них, пулевого ранения в живот: клиническая картина была идентичной. Постепенно она привыкла к антибиотикам, таблетки перестали оказывать должное действие, пошли аллергические реакции. Давление падало ниже предельного минимума, начались обмороки. После месяца пребывания в числе пациентки хирургического отделения, наблюдая за тем, как постепенно, один за другим, выписываются из госпиталя ее новые друзья, Мышка пришла к выводу, что скоро умрёт: организм не выдержит марафона борьбы со смертью.
    Осмыслив эту мысль, она не испугалась, напротив, вздохнула с облегчением. Оказалось, что она не видела смысла в жизни без Него, всё остальное не имело смысла. Убитая горем мать, крохотная дочь, которую она не в силах была поднять на руки, единственная оставшаяся верной подруга, убеждавшая ее не терять надежды, - никто ей был не нужен. Она словно умерла в тот теплый сентябрьский день, когда все дети страны пошли в школу, а к ней в тело постучалась последняя гостья  в жизни человека.
   Она захотела умереть, и состояние депрессии отнюдь не способствовало излечению. Покойная бабушка во сне часто кормила Мышку чудесными блинчиками и печеньем, и Мышке было так хорошо и спокойно рядом с ней, надежной и сильной, способной развеять отчаяние и подарить радость, какую мы знаем лишь в детстве… Когда вес Мышки упал до сорока килограммов, доктора, похоже, махнули на неё рукой: пациентка – безнадежна, умрёт либо от сепсиса либо от дистрофии. На Мышку тогда было смотреть страшно: черные провалы -синяки под ввалившимися глазами, запавшие губы, заострившийся нос и равнодушие ко всему, словно душа уже покинула её.
   Мать девушки сама исхудала до невозможности, разрываясь от переживаний о крохотной внучке и полуживой дочери, впавшей в непреоборимую депрессию. Мышка даже говорить отказывалась: не то, чтобы не хотела, просто сил не было двигать челюстью. И еще она знала: никогда больше Он не посмотрит на неё с любовью, на себя, Такую, ей самой страшно было смотреть в зеркало. Порой она думала, что Он уже забыл и и самое имя ее, тем временем наградив слезами еще пару-тройку брошенных доверчивых дурочек с распахнутым сердцем.
     Неизвестно, чем бы всё закончилось для нее: тихим уходом навсегда в мир вечного покоя или грядущей неизбежной инвалидностью, - есть такой диагноз: спаечная болезнь кишечника; но только судьба решила по-своему. В один дождливый день начала октября в госпиталь к Мышке забежала подруга, такая же чудачка-отличница, только, на ее счастье, еще и страшненькая, то есть лишенная излишних душевных треволнений, одна у нее была беда – никто из сильного пола внимания не уделял…
    Подруга принесла Мышке газету со статьей о некоей целительнице, «залетной» в городе на Волге.  В статье говорилось о могущественной чародейке, способной поднять со смертного одра самого Лазаря. А еще обещался безгрешный приворот, отворот, возврат украденного, и прочие необъяснимые чудеса. Мышка засмеялась, не верила она в сказки. Давно из них выросла. Но статья ее заинтересовала обещанием индивидуального подхода к каждому обратившемуся: во всяком случае, целительница не проводила сеансов массового гипноза, которыми столь грешили в конце прошлого тысячелетия большинство популярных экстрасенсов. Подруга ушла, выругав Мышку за скептицизм, но она ошибалась: Мышка решила предпринять последнюю попытку, чтобы быть твердо уверенной, что даже дипломированная ведьма отвернется от нее в уверенности в неизлечимости больной.
         Оставшись одна, претерпев очередное вливание препаратов через систему, - то есть в вену, Мышка кое-как переплела, с трудом расчесав, свою гордую косу, с недавних пор ставшую для нее такой тяжелой; встала своими ногами, худыми, как былинки, обмотала заклеенный живот марлей, оделась в одежду, лежавшую в прикроватной тумбочке, и тихонько поплелась к выходу, заявив солдату на проходной, что срочно должна отлучиться в аптеку. К ее удивлению, солдат пропустил ее без возражений, посоветовав быть поосторожнее.
    Мышка добрела до дороги, взяла одно из тут же стоявших такси, доехала до бывшего научного городка, что находится на стыке двух районов города, Центрального и Краснооктябрьского, на проспекте Ленина.  Прежде тут размещались крупные научно-исследовательские институты, ныне почти все закрывшиеся. Разные офисы населяли теперь бывший научный городок. Кучки студентов носились вокруг: тут же размещались филиалы некоторых частных ВУЗов, дававших не самое лучшее образование, но родители сюда определяли своих чад, не прошедших вступительных испытаний в государственных вузах.
        С трудом выбравшись из такси, - устала за двадцать минут дороги, - разыскала нужное  здание. Приемная ведьмы, согласно объявлению, размещалась высоко, на пятом этаже: Мышка поднималась туда долго, почти как Сизиф, кативший свой камень, но поднялась все-таки. Нашла нужную комнату, на двери была надпись «Айнри». В голове мелькнула шальная мысль: «вот я и попала в масонское логово»… Мышка  немало времени прежде посвятила изучению масонского движения, и название магического салона чем-то напомнило ей о масонах…
   Вошла в приемную, где ее неласково встретила полногабаритная секретарша ведьмы, заявив, что прием идет строго по записи и стоит немалую сумму. Приоритет в очередности отдан больным с опухолями. Таким, как она, молодым  моделям, которые на уме держат одни привороты, ждать придется долго. Мышка поразилась невнимательности толстой дамы, но спорить не стала: оперлась за стену, спросила тихо:
- Можно, я присяду? Стоять тяжело, - едва закончив фразу, тяжело опустилась на ближайший к ней стул возле стены. Лицо побледнело как мел. Похоже, Мышка в очередной раз за последнее время собралась упасть в обморок.
Женщина посмотрела на нее с негодованием во взоре: не понравилась ей Мышка. А той было решительно всё равно до мнения стороннего человека: одна мысль занимала, где взять сил, чтобы вернуться одной в хирургию.
          Просидев пару минут, чуть придя в себя, Мышка собралась было вставать, чтобы направиться к выходу, но тут распахнулась дверь, ведущая из внутреннего помещения, оттуда вышла другая  женщина. Прежде, чем увидеть женщину и рассмотреть ее внешность, Мышка физически ощутила невидимый, но чувствительный для нее поток поразительной силы, властной и неуправляемой. Мышка почувствовала опасность и притягательность этого столба энергии, пронесшегося вихрем по приемной; когда вошла женщина, над ней Мышке привиделось фиолетовое свечение…Такое же свечение ей чудилось раньше, когда любимый был рядом, словно необузданная сила исходила от них, замерших в едином порыве любви…
            Вошедшая, неимоверно высокая, как Анжела Дэвис, величавая блондинка неопределенного возраста, с темно-синими, почти черными пронзительными глазами, встретилась взглядом с Мышкой, замерла, остановилась, прервав свой путь к входной двери. Подошла вплотную к ней.
- Ты ко мне, Русалочка? Вижу, что ко мне… Пойдём! – Она помогла Мышке встать, та повиновалась, пошла вслед за дамой в кабинет, откуда неслись чародейские запахи и где затаилась еще большая сила…
- Любовь Фёдоровна! – вслед закричала секретарша. – Так она это... без записи! И прием не оплачен… небось, еще одна просительница о возврате любви… Ходють эти малолетки, всю силу из вас вытягивають… Пожалейте вы себя, голубушка, что вы на них всех душу свою тратите! Пусть в очередь пишется!
- Замолчи, Наталья Фёдоровна! – оборвала истеричные вопли референтки ведьма, почему-то казавшаяся Мышке похожей на научного работника. – Что шумишь, как рязанская?... Учу тебя, учу, а видеть ты не можешь… Смотришь, но не видишь: перед тобой человечек чуть живой, а ты чушь несешь… Вон, приглядись: дыра в девочке, вся энергия вытекает через рану… быстро мне эликсирчик вытащи да принеси через пару минут… И повежливее будь с посетителями, иначе придется тебя отстранить все-таки, хоть и родственница…
      Всё это произносилось достаточно тихо, чтобы Мышка, вошедшая к тому времени в кабинет, не слышала разговора двух женщин. Она, однако, слышала, но не придала особого значения, ее все это не касалось. Одна мысль назойливо билась в голове: «у них отчества одинаковые… Как правило, все ведьмы берут себе в помощницы и наперсницы людей с такими же, как и у них, отчествами»..
- Ты совершенно права, Русалочка: отчества у нас одинаковые, - прошептала тихонько вошедшая следом за Мышкой Любовь Фёдоровна. – Именно так: твои мысли для меня звучат необычайно громко, словно кимвал меднозвучащий… Что, не веришь? Хочешь, все о тебе расскажу? Ты только мне подсказывай мысленно, договорились?... Впрочем, мне твоя биография сейчас ни к чему…
      Мышка ничуть не удивилась тому, что дипломированная ведьма мысли читает: в раннем детстве пришлось Мышке разок плакать на скамейке, после нелепого конфликта с классным руководителем, а мимо проходила соседка из другого подъезда, обычно неразговорчивая и тихая женщина в возрасте. Мышка в тот момент мечтала об одном: уехать навсегда их города или вовсе в монашки уйти, лишь бы классную больше не видеть. Соседка остановилась возле, погладила ее по голове, да и говорит:
- В монашки ты всегда уйти успеешь. Только вначале нужно в Бога уверовать, детка… А тебя ждёт совсем другая дорога, дорога Жизни, - не молитвы… - Сказала, и ушла своей дорогой… Много лет спустя Мышка узнала, что та женщина монахиней стала, оставив мужа и отрешившись от всего земного…
- Заходи, садись в кресло, девочка, - велела женщина ласково, но тоном приказа. Мышка покорно прошла несколько шагов, опустилась в кресло широкое, золотистое, мягкое, как перина пуховая. Тут только Мышка осмотрелась: полумрак царил в кабинете, и не было здесь никаких ведьмовских штучек: ни шаров хрустальных, ни палочек волшебных, а только в центре стоял стол, похожий на директорский, над столом висело множество икон, - целый иконостас, и несколько раз повторился лик Пантелеймона-исцелителя.   
   В правом верхнем углу от входной двери грозно возвышался лик Спасителя, тлела лампада неугасимая. В дальнем конце комнаты Мышка увидела двух людей: мужчину и девушку, молодую, почти свою ровесницу. Странной ей показалась эта пара:  оба сидели  совершенно беззвучно, почти не дыша, но в воздухе незримо носились отпечатки их мыслей, словно они молчаливо обменивались мнениями друг с другом. Сидящие недоуменно посмотрели на свою руководительницу и на маленькую тощенькую Мышку, усаженную в самое лучшее кресло.
- Подите вон ненадолго, милые, - прошептала хозяйка кабинета, и девушка с мужчиной безропотно, ни о чём не спросив, встали и вышли из комнаты. – Итак, Русалочка, теперь мы с тобой поговорим: я буду вопросы задавать, а ты – просто молчи, думай, картинки представляй, я всё пойму. А потом мы вместе решим, чем можно твоему горю помочь. А умереть я тебе не дам, это точно! Тот, кто на тебя руку поднял, сам не знал, с кем  тягаться вздумал…
        Мышка сама не заметила, как рассказала странной женщине всё.
- Значит, привораживать ты его не хочешь? – улыбнулась колдунья. – Надеешься, что сам вернётся? А если нет?
 - Нет так нет, - возразила Мышка. – Не хочу волю чужую себе подчинять. Да и не нужна мне такая любовь подневольная… Мне бы только новый интерес к жизни обрести, да чтобы швы вот зажили. У меня уже давно депрессия не проходит, и сил нет никаких. Словно вся  энергия жизни по капельке вытекает…
- Конечно, вытекает… Ничего, клеткам твоим мы дадим установку на быстрое обновление, но нужно и твоё желание жить, любить, надеяться… Порча в тебе сильна: мусульманская, сильная, интересная. Давно такой силы воздействия не встречала… Говоришь, перед вскрытием швов на животе возник синяк, по форме напоминающий очертания крупной женской ноги, или небольшой мужской, -  даже пальчики пропечатались? Сами врачи внимание обратили? Интересный какой случай, нетипичный… Зато легче будет тебя лечить…Вот что: возьми, выпей  пока что вот это, сил сразу прибавится…
       Мышка несмело взяла из длинных-длинных, изящных пальцев ведуньи протянутую ей фиолетовую хрустальную рюмку, пригубила, - и задохнулась от крепости и аромата разнотравья. Закашлялась. Потом залпом допила содержимое. Голова на секунду кругом пошла, всё перед глазами завертелось колесом, в теле так тепло стало. Вдруг отчаянно захотелось есть, впервые за много дней. Странная эйфория окутала Мышку невыразимым восторгом и радостью бытия. Что такое ей дали? Уж не наркотик ли?
- Нет, не наркотик, - Любовь Фёдоровна улыбнулась слабо. – Простой настой из множества трав, собранных на высокогорье разных стран. Адская смесь. Лучше стало? Отлично… Давно у меня такой интересной посетительницы не было: спасу тебя Им всем назло, хотя тяжело будет. Инициировала твою болезнь одна злая недалекая женщина, но помогали ей двое другие мастеров. Когда три мастера берутся за работу, плохо приходится человеку. Кому же ты, ласточка, помешала, что хотели убить тебя и не рожденного еще ребенка? Да вот срок воплощения порчи подзадержался, и достался одной тебе весь удар, а ты им еще и правую щеку подставила своим нежеланием бороться. Ведь ты можешь, знаешь, что можешь, - за тобой души предков сильных стоят, могучий эгрегор рода душ русских…
   Что же ты открестилась от своих предков? Одной наукой жить хотела, а тебя проверили любовью подложной, поучили…  Не повезло тебе с семейкой возлюбленного, ох, не повезло… Честно скажи: ведь хочешь наказать его? Или приворожить? Или уничтожить? Не можешь же ты равнодушной быть к чертям этим человекоподобным! Поверь, такую семью жалеть не стоит: много зла от них идет во все стороны, сильно их щупальца расползлись по земле…
   Таковы почти все семьи новых русских: чернота дурно пахнет для тех, кто видит не только глазами… ах, не хочешь ему ничего делать: ни подчинять, ни карать, все еще любишь… Детка глупая, любовь забудется, злоба вся выйдет, а плохой человек по земле свое знамя пронесет с победой… Их уничтожать нужно, не любить, не жалеть: ведь утрата обиженными людьми веры в людей, в доброту человеческую, равна убийству души, понимаешь? Станешь ты циничной, скептически ко всему настроенной, - разве это будешь Ты? И это сделал Он, и такие, как Он, убивают множество светлых искренних душ! Этот моральный плебс должно перевоспитывать внушением, - назови хоть магией воздействие, а только нельзя оставлять ненаказанным грех убийства любви…
    Если человек играет честно, он не лжет: он просто не скажет лишнего; тот же, кто убеждает тебя в искренности и преданности, а потом бросает умирать, - зачем ему жить и вредить другим людям, землю топтать, называя мерзость нрава выбором индивидуума? Знаешь, многие люди не умеют любить, они лишь произносят чужие фразы, но чувств не испытывают, как куклы: таких нужно подчинять своей воле, иначе натворят много вреда…
    Если ты сейчас не захочешь его наказать, не соберешь всю свою обиду и не пошлешь на него кару, - пройдет несколько лет, и он полезет в депутаты, ведь он умеет убеждать в том, во что сам не верит, а люди верят лжи, произнесенной искренне, - тогда эта мразь далеко пойдет… И ведь он не даст тебе и в будущем свободы воли: он будет мешать твоему творческому росту, препятствовать во многом: он – опасный враг, который собирает имена брошенных женщин в свою коллекцию бабочек… Ты и твоя дочь от него, – само ваше существование будут мешать его дальнейшей карьере, во всяком случае, он станет так полагать…  само ваше существование со временем может оказаться под физической угрозой… Смеешься? Не веришь, что твой сокол имеет душу коршуна? А ты подумай…
       Мышка слушала, почти засыпала от восхитительного ощущения пульсации крови в жилах, от внезапно потеплевших рук и ног; ей казалось, что каждая клеточка тела дышит глубоко-глубоко, наполняясь новой силой. Вдруг она поняла, что в кабинете совсем тихо: странная женщина просто сидит напротив нее и смотрит пристально, и молчит.
   Возможно, она вовсе ничего не говорила, а все Мышке послышалось? Глюки от волшебного эликсира?
- Сейчас мы тебя лечить будем, ты только не пугайся ничего, хорошо? – глаза ведуньи проникли во взгляд Мышки, и у той еще сильнее голова закружилась. – Дорогие мои, возвращайтесь. Ритуал проведём, - Любовь Фёдоровна  приоткрыла дверь кабинета, позвав ожидавших там девушку, черненькую, высокую, прозрачную почти от хрупкости и внутреннего свечении, и мужчину немолодого, с тяжелым пронизывающим взглядом. Приглашенные вошли, как казалось Мышке, неохотно, но повинуясь своей руководительнице. – Людмила  Фёдоровна, а вы организуйте мне необходимое количество свеч побыстрее.
      Что было дальше, Мышка как-то плохо запомнила. Ее поставили посреди комнаты, а  вокруг расставили свечи. Двенадцать? Она не сосчитала. Жалюзи опустились, шторы завесили, - в помещении мигом сделалось темно, как ночью на безлунной улице. Мужчина, девушка и Людмила Фёдоровна треугольником разместились вокруг нее, стоявшей в круге. Девушка медленно и бесшумно зажгла расставленные восковые свечи. В какой-то момент Мышке пришло в голову, что эта юная помощница – дочь ведуньи, и она не в восторге от инициативы матери; что мужчина – новый муж экстрасенса, и сам обладает определенными способностями, но душа его не так светла, как подобает подлинному целителю, но любая женщина нуждается в ком-то не самом худшем рядом…
   Свечи засияли разноцветным пламенем, характерный запах плавящегося воска поплыл по помещению, отбрасывая призрачные блики на простые серые стены. Мышка стояла и смотрела на это пламя, постепенно чувствуя, что душа ее куда-то отлетает далеко-далеко, и становится ей так легко и спокойно…
        В какой-то миг она перестала замечать людей в комнате, темнота и отблески огня исчезли, растворились в новых видениях, необычных, снам подобных. Пространство вокруг раздвинулось, и душа понеслась над временем и пространством, утратив все личное и косное, став невесомой и присущей всему сущему, почувствовав свою сопричастность всему-всему, и чуждой всему конкретному. Ощущение собственного тела покинуло ее, и стало так легко, словно облако космического света понесло ее вперёд.
      Мышка увидела небо: лилово-фиолетовое, в нем – белесовато-радужную яркую звезду, голубовато-сиреневый океан безграничной воды. Вдохнула воздух, совсем иначе пахнущий, насыщенный терпкими ароматами и большим количеством озона, но казавшийся таким родным… Здесь не было земной тверди, - одна вода всюду, но ей казалось, что дом ее здесь…
        Потом она прикоснулась незримо к великолепной сине-зеленой высокой траве, вышиной с самый высокий кустарник, обратила взор к небу, увидев незнакомый рисунок созвездий. Небо сделалось темно-фиолетовым.
        Дальше ей причудились звуки: где-то вдалеке плакали крупные звери, вздыхая отчаянно: неужели так стенали динозавры, чувствуя скорую свою погибель? И крик то ли ребенка, то ли странной птицы прорезался сквозь общую какофонию звуков…
   Странные люди с тремя бесподобными глазами тянули к ней руки, стремясь остановить безмятежный полет вольной души, сказать о себе. Чудесные здания, составленные из непонятных геометрических форм напоминали о неевклидовых формах геометрии или просто малом уровне знания нашего восприятия мира…
  Далекая звезда вдруг заговорила с летящим воплощением духа на своем языке, совсем непохожем на морзянку: привиделось, что световые потоки несут нечто конкретное, но невыразимое словами и понятиями привычными, - в своем сиянии. И вновь понеслась сгустком энергии ее душа над бескрайней невоплощенной реальностью, еще не обретшей форму и цвет, и впивала в себя информацию, не зная языка расшифровки, но запоминая всё…  Явились далекие цивилизации и лики чуждых рас, - иные миры? Оживали и уплывали вдаль, в небытие,  земные царства и люди разные, эпохи сменяли друг друга в этом сне наяву, и каждая из них чудилась все еще реальной, совсем не канувшей в вечность… С каждой минутой полета душа набирала вес, силу, концентрацию, все больше возвращаясь к исходной точке.
           Раз, - и Мышка ощутила себя живой, здоровой, веселой, бодрой  и персонифицированной, вновь обретшей имя и целостность, - стоящей в центре светового круга. Два, - и за несколько секунд свечи догорели с резким, словно потусторонним потрескиванием, легкий запах дыма наполнил комнату. Три, - и она всё вспомнила из своих видений, - и поняла, что была в гипнотическом трансе. Или душа её впрямь отделялась от тела? Неважно, что это было: она запомнила всё, пусть отрывочно, - впечатлений хватило бы на сотню книг, на море сказок, - она чувствовала себя невероятно обогащенной новым знанием, пусть невостребованным сейчас, но давшим ей ощущение нового внутреннего богатства и большего проникновения в сущность человеческого мироздания, подобного вселенной…
        Тихо, без единого слова, темненькая девушка собрала огарочки свеч, Любовь Фёдоровна завернула их в холщовую тряпицу из льна, потом еще в пакет целлофановый. Подержала их в руке, словно мысленно читая над ними молитву.
   Затем передала их Мышке с наказом, как начнет  выздоравливать, так закопать их в нехоженом месте, с определенною молитвой и ритуалом. Мышка хотела было ляпнуть нечто шутливое, но только язык к гортани прирос: она прислушалась к своему полуживому организму, и ощутила в нем море энергии, океан новых идей и стремлений, вдруг возникшую целеустремленность и радость внутреннюю, необоснованную, но рвущуюся наружу.
    Подумала было, что крепко ее загипнотизировали, придав толчок к новому витку жизни, но был ли то гипноз, или произошедшее следовало иначе назвать? Не сейчас  о том думать. Ясно одно было: она снова хотела жить, бороться, заботиться о близких, найти новую любовь и как-нибудь осчастливить весь мир земной… Похоже, из нее сделали счастливую зомби… А и пусть их! Важен результат!
- Спасибо!!! – выдохнула Мышка. Хотела было добавить: сколько я вам должна, но поняла, что такое добавление было неуместным, экстрасенсы порой так же занимаются благотворительностью, как…меценаты…
- Ступай, Русалочка! Мир ждёт тебя! Мы с тобой еще встретимся… иди уже… Устала я, сильно устала… - Двери перед Мышкой распахнул мрачный мужчина, глянувший на нее узкими немигающими темными глазами. Мышка еще раз оглянулась на дипломированную ведьму: откуда-то пришла информация о том, что Любовь Фёдоровна не просто экстрасенс, но доктор медицинских наук, человек невиданно интересной и сложной судьбы…
   Женщина устало опустилась в кресло и казалась постаревшей на целое тысячелетие: озеро мудрости и тоскливой усталости плескалось в темно-синих, почти черных глазах. Мышка вышла в холл перед кабинетом, где изумленно смотрела на нее секретарша ведьмы, качая головой. Мышка поняла, что подобная благотворительность кажется той нелепой и удивительной, но она пыталась понять причину неожиданного поведения своей благодетельницы.
- Твоё отчество Фёдоровна, да? – пробормотала секретарша.
- Нет…  Но бабушку мою звали Любовью Фёдоровной, - Мышка улыбнулась, а секретарша вдруг закрестилась размашисто, истово: худая девица показалась ей вдруг похожей на саму хозяйку, - просто на одно лицо, но разного возраста! – Мышка снова улыбнулась, и уверенно, забыв о немощи и еще нуждавшемся в новой операции разверстом животе, зашагала вниз, ловить такси.
     На следующий день хирург, во время проведения очередного осмотра, был поражен положительными изменениями ран в Мышкином теле. Температура понизилась, давление повысилось,Мышку срочно стали готовить к новой операции: прошло ровно сорок дней после расхождения швов, и всё это время она жила с разверстой огромной раной на животе. Но она выжила, назло всем злопыхателям и завистникам. Она стойко перенесла новое зашивание швов, отказавшись от общего наркоза, морщилась от вида крови, и криво улыбалась бригаде врачей. Она больше не была наивной девчонкой…
       Мышке удалось адаптироваться к новым условиям жизни. К тому времени мать ее уволилась с работы, благо, что была немолода и имела уже пенсию, - и уехала с крошечной внучкой в деревню, предоставив дочери возможность вернуться к учебе. Впрочем, произошло это не сразу: почти месяц еще Мышка лежала в квартире, постоянно восполняя силы бульоном.
          Вернувшись в студенческий строй, она с новым рвением приступила к учебе. Ей не препятствовали перевестись в другую группу. Потом Мышка нашла подработку: старая знакомая безотказно оформляла Мышке пропуск на территорию заводоуправления, и та успешно вела в отделах завода торговлю элитной и недорогой косметикой по каталогам…
    Не все было сразу хорошо: вначале денег не хватало катастрофически, да еще матери нужно было посылать. Порой Мышке жить не хотелось от отчаяния и безвыходности: она билась как рыба об лед, писала по дешевке рефераты и курсовые для тупых и ленивых, даже нанималась ненадолго официанткой в ночной клуб. Но долго там не задержалась: некто из солидных посетителей попробовал уделить внимание, Мышка отказала, - и ее в два чета уволили. Казалось, конца-края не видать беспросветной бедности.
    Но она старалась выжить, очень старалась. Она не шла на поклон к богатым родителям своего милого, лишь со стороны наблюдая за бесконечной сменой автомобилей несостоявшимся свекром: офис его фирмы размещался лишь в полусотне метров от дома самой Мышки, на противоположной стороне Исторического шоссе…
   Однажды Мышка невзначай, по наитию, приобрела лотерейный билет, и, к своему немалому удивлению, выиграла почти тысячу рублей. Оказалось, она удачлива! Не везет мне в картах, повезет в любви, - так пословица говорит… С тех пор она стала регулярно покупать билеты лотереи, и выигрывала очень часто, почти всегда, но немного. Шло время.
          Еще Мышка неожиданно для себя увлеклась походами в тир: стрельба привлекала ее и раньше, в юности, теперь же она целилась по мишеням иначе, концентрируясь, замирая перед выстрелом, как змея перед прыжком. Владельцы тира радовались и негодовали приходам Мышки: она брала лучшие призы, но порою создавала неплохую рекламу самим своим появлением. На душе у Мышки была пустота, но и в пустыне порой рождаются миражи…
        Случай с Виктором несколько отвлёк ее от рутинного бытия, заставив испытать себя в новой ипостаси. Впрочем, в успех задуманного она не верила, и была просто поражена неожиданным явлением клептомана Виктора с повинной головой и неусмирённым волчьим нравом. Возвратив свои деньги, она поверить не смела в то, что это именно ее волевое усилие подвигло вора покаяться. Однако, иного объяснения не находилось. Впрочем, Мышка и не собиралась подвергать осмыслению произошедшее: она считала, что для философского понимания жизни еще не готова.
        После ухода Виктора вновь раздался звонок. Мышка открыла дверь. На пороге стояла ее целительница Любовь Фёдоровна собственной персоной.
- Тебя услышали, - сказала гостья. – Войти можно?
- Да, конечно… Проходите! – Мышка ощутимо растерялась нежданному визиту удивительной женщины. Та вошла молча, улыбаясь загадочно и странно. -  Чаю хотите? У меня Дарджилинг, настоящий…
- Не суетись, не шевели зря канву душевного покоя, Русалочка… Ты всё понимаешь… Ты отправила в пространство сгусток неимоверной силы, многие опытные мастера услышали и были удивлены, полагаю… Чудесно проучила мальчонку старого возраста, урок ему будет… Но зря так мало пожелала мерзавчику: что жалеть ничтожного? Знаешь, жена его Татьянка имела от подленького муженька, который ей на каждом шагу изменяет, порядка десяти выкидышей, но все не оставляет надежды родить от морального урода, - иные корыстолюбивые женщины, мечтающие любой ценой удержать богатое чудовище подле себя,  не чувствуют, что от мерзавцев с толстой мошной рожать – преступление настоящее… Вот Создатель и не дает продолжить род подобным нуворишам… Приходила ко мне эта пара с просьбой послать новую душу родиться в чреве жены хама, - отказала я им, так они по цыганве пошли, те любят обещания раздаривать с отсрочкой в несколько лет, лишь бы им деньги платили… Однако, отвлеклась я, - старею, Русалочка, все стареют…
         Предложение, с которым дама обратилась к Мышке, прозвучало для девушки громом средь ясного неба. Она решила, что сходит с ума, или все это ей снится, даже ущипнула себя тихонько за руку больно-больно… За немалые, если не сказать – огромные деньги Мышке предложили выполнение особо важных поручений, клятвенно уверив в отсутствии террористических замыслов, всякого криминала и вообще негатива в заданиях.
   Поручения казались совсем простыми: всего лишь доставка в определенные дни разных писем в другие города. Почему для этого требовалось брать академический отпуск, - казалось непонятным. Но вскоре необходимость полного отрыва от привычной жизни стала понятной и естественной для Мышки: иначе никак нельзя было.
   Мышке предъявили квитанцию об отправке в деревню крупной, очень крупной на ее взгляд, суммы денег, - это была ее «учебная стипендия». В считанные дни Мышке сделали заграничный паспорт, и она на короткий срок оказалась в Альпах, в крошечной деревушке, под руководством опытного инструктора, специалиста по горнолыжному спорту, стрельбе и боям без правил, бывшего военного неопределенной национальности, скорее всего, прибалтийца. 
    Любовь Фёдоровна также постоянно приезжала туда для странных занятий с Мышкой: то были весьма странные уроки психологии поведения, правила гаданий не тех, которым учила Мышку бабушка, - совсем иных, чуждых и увлекательных; основы гипнотического раппорта дались девушке с некоторым трудом: натура ее противилась всякому вмешательству в человеческую психику. Две женщины, похожие на старых гувернанток, занимались с Мышкой немецким и французским языками, - английский она и без них знала неплохо. Зачем всё это было? Никто ей ничего не объяснял… Но все разъяснится однажды…
       Ближе к весне Мышка получила своё первое задание, которое звучало весьма странно: она должна была всего-навсего вернуться в свой собственный город, получить от некоего человека билет на поезд в Москву, доставить в столицу небольшой пакет, - или толстое письмо, с какими-то документами, а в столице, в соответствии с запечатанной инструкцией, которую надлежало вскрыть лишь на следующий день, передать это письмо по некоему неизвестному ей пока назначению, - и все. Зачем для этого было прикладывать столько усилий по обучению Мышки различным бессистемным знаниям и навыкам?
   Но дело Мышки было выполнять, а не спрашивать и строить предположения. Она безоговорочно верила в добрую волю своей спасительницы, отнюдь не предполагая, что та, в свою очередь, может являться проводником чьей-то могучей воли. Главным условием было соблюдать условия доставки и вручения письма: например, в своем купе Мышке следовало путешествовать в полном одиночестве; особенно в полночь она обязана была находиться совершенно одна.
   Просто как в сказке про Золушку: «когда пробьёт полночь, твоя карета обратится в тыкву, так смотри же не попадись никому на глаза, особенно принцу…» Как будто в поезде есть набережная, по которой можно гулять с кем-то… В поезде даже вагон-ресторан закрывается в одиннадцать вечера, а вагонные романы Мышка заводить не имела привычки, да и возможности таковой у нее не было: давно в поездах на дальние расстояния не ездила, а одна – и вовсе никогда…
         Колеса стучали монотонно и  убаюкивающее, хотелось спать, за окном расстилалась бесконечная темная степь, - снег почти сошел повсеместно, - даже звезд не было на небе, одна хмарь непроглядная, дождливый март не радовал картинами Млечного Пути. Мышка уснула, но некрепко, слышала шум колес и прочие посторонние звуки. Одновременно ей снились обрывки снов.
   Вдруг ей почудился некий совсем необъяснимый звук, который никак нельзя было объяснить движением поезда, - словно кто-то где-то вдалеке чихнул. Она еще даже подумала о хваленой звукоизоляции купе в вагонах СВ, оказавшейся на поверку дутой фикцией. И снова стала засыпать, впадая в сладостную истому забвения… Сон – это всегда маленькая смерть, но он же и освобождение краткосрочное от наших обыденных треволнений и обязанностей…
          На сей раз Мышка уснула по-настоящему, и приснился ей чудесный замок у подножия покрытой зеленым леском горы, в вышине которой сияли струи водопада, и Мышке хотелось одного: искупаться в ледяных водах извергающегося водяного потока, - омыться от всех жизненных невзгод, обрести некие волшебные качества, даруемые чудодейственной водой… Но на этом сон ее резко прервался: Мышка отчетливо услышала звук чиханья.
- Апчхи!!! – Она вскочила, как ужаленная, полагая, что ее сон начинает превращаться в кошмар. Включила свет, огляделась: в купе решительно никого, кроме нее самой, не было.
   Откуда же исходил звук, если учесть, что купе справа и слева от нее были свободны от пассажиров? Похоже, у нее начинаются слуховые галлюцинации, как последствие давнего передоза наркоза при операции…
  Но стоило проверить нехорошее подозрение более реального толка, и Мышка рывком приподняла соседнюю нижнюю полку, заглянув внутрь, туда, где хранятся обычно перевозимые пассажирами чемоданами. Конечно, там никого не было. Почти успокоившись, Мышка решила удостовериться в том же самом в отношении своей полки, покрытой белоснежной простыней.
   Пподнатужившись, она подняла край полки и замерла от удивления: скрючившись в три погибели, под ее полкой лежал живой «чемодан»: солдат в пятнистой форме, поджав к небритому щетинистому подбородку диннющие ноги, но и в столь неудобной позе мальчишка  спал сладким сном праведника и негромко похрапывал, - видимо, нос его был основательно заложен. «Синусит или гайморит», автоматически отметила Мышка. У ее неверного возлюбленного дыхание было точно таким же, она хорошо запомнила названия всех его болезней…
- Чума на мою голову! – выругалась девушка, взглянув на часы, показывавшие начало первого ночи: вот уже и первое нарушение данной ей инструкции… - Чумовой пацан…  Навязался еще… Эй, «заяц», просыпайся немедленно, не то проводника позову вместе с начальником поезда!  Мигом разберутся, что ты за «гусь»: просто так у тебя билета нет, или дезертировал из своей части, вот и катишь под чужой полкой…
     Оказалось, что безбилетный пассажир спал не так уж и крепко: в мгновение ока он выпрыгнул из своего лежбища, - как только смог, наверняка ноги затекли?... И Мышка, не успев ойкнуть, обнаружила, что солдат скрутил ее накрепко одной рукой, а другой зажал рот широкой горячей пятерней. «Все, задание я провалила… Сейчас этот дезертир меня убьёт или оглушит…», подумала Мышка, почти лишаясь чувств от нехватки воздуха.