Кирпичом по голове

- Вы знаете Неустроевых? Лию Станиславовну и Владимира Ивановича? Да этого не может быть. Их знают в Горном Алтае все или почти все. Во всяком случае, те, кто получал высшее образование в Горно-Алтайском педагогическом институте или сегодняшнем университете. Почему? Да просто потому, что наверняка они оба родились в туристической палатке и эту неистребимую любовь к туризму передавали и, слава Богу, до сих пор передают студентам. Вы думаете, я устоял? Как бы не так. Тоже приохотился к рюкзаку и лыжам. Всегда буду помнить первый поход. Грузимся в автобус, что за напасть, не могу оторвать рюкзак от земли. Доброхоты, похохатывая, забрасывают его мне на плечи, кое-кое – как поднимаюсь в автобус. Сбрасываю на пол – грохот и дикое жеребячье ржание. Развязываю рюкзак, ну конечно: двадцатикилограммовая гиря заботливо завернута в спальник. Это и было моей пропиской в туристы.
Вы можете представить жителя степи, видевшего горы только в кино и на картинках? Ага, можете. А если у него за плечами рюкзак килограммов сорок – сорок пять, а на ногах лыжи и надо спускаться к горам? То-то. Когда первый раз глянул вниз – в ногах мандраж и сердце – бух-бух. Думаете, от чего? От страха. Хорошо, рядом был туристический волк  Юрка Малков. Он и учил азам. Срубил елочку и хоп мне ее между ног: «Учись, сынок, пока дядя Юра живой!» А что, очень даже классно. Спуск километров шесть был, и упал раза три. Так и научился спускаться, спасибо Юре. А то ведь когда смотрел вниз, шальная мысль в голове бродила: отстану ото всех, рюкзак на живот, да в первое дерево лыжами – раз, и с походом закончено. Лыжи вдребезги, спускаюсь на трассу, сажусь в автобус – и в город. Когда вечером на привале рассказал об этом, вот уж Лия Станиславовна посмеялась от души. А ведь тот первый поход был не только для души, но еще и агитационный, предвыборный.
Конечно, до перестройки на выборы ходили все, сто процентов, никто не спорит. Но без агитации как, нельзя и все. Вот нас, студентов, и привлекали. От деревни к деревне на лыжах, а вечером концерт. Уж как мы там агитировали не знаю, но на концерт люди шли валом. И приключалось с нами разное: и веселое, и грустное. Так вот, забыл сказать, поход тот был в марте. И весна выдалась ранняя, в горах нормально, а внизу вовсю тает, ручьи по улицам.
На пути следования поселочек Сайдыс. Переодеваемся в цивильную одежду, проверяем все необходимое к концерту. И надо же такому случиться, захотел я «до ветра», спасу нет. На улицу из клуба вышел - глаз коли. Завалинка вдоль стены высокая, осторожно, на ощупь пробираюсь и вдруг очертя падаю вниз. А там воды выше колена. Вот влип так влип. Через пять минут начало выступления. Штанов запасных нет. Ладно, можно и в трикушках, сойдет для Сайдыса. А как с ботинками? Знаю, что тридцать восьмого больше в группе нет. 38-ой – это тогда был размер моей обуви. Наши как глянули на меня, так и ахнули. Но я выиграл в другом, чему пацаны сразу позавидовали. После выступления Лия Станиславовна, как всегда перед ужином, наливала по 150 перцовки. А мне сразу налили, когда увидели меня мокрехоньким по пояс, ввиду экстренного случая. Вот она, настоящая забота о здоровье подчиненного. Ну а как с ботинками? «Разувайся и надевай мои – говорит Станиславовна. А у нее отродясь был 36-ой размер. – Так перцовки же выпил? Выпил. Вперед, на подвиги». Напяливаю, скрючив пальцы. Поди, выдержу. И все закрутилось, завертелось. Даже через три номера специально начал подкашливать, и наша «старшая», вы не поверите, выделила еще 100 граммов лечебной перцовки. Да-а… Перцовка – это двадцативосьмиградусная настойка, вкуснятина неимоверная, но вот незадача – чувствую, что ноги просятся из ботинок, все-таки на два размера меньше. А как? Нельзя. В общем, на душе радость, а в ногах тоска. И в это время главный номер нашего концерта. Мы выходим, якобы председатель колхоза со строителем, а это Юрка Малков. Ох, и тощий он был тогда, не приведи Господи, и под метр девяносто, а я – метр пятьдесят семь с кепкой. Ну это так, к слову. В общем, выходим мы: председатель, то есть я, даю строителям (по сценарию) задание строить коровник, указываю, где окна, где двери ставить и все остальное. Он начинает строить, я ухожу. Потом прихожу, смотрю: «Слушай, мы тут на правлении порешили, что окна наоборот надо, не на север, а на запад. Двери в другую сторону ставьте с бригадой». Опять прихожу. «Слушай, мы тут на правлении порешили, что зря окна на запад, давай их на восток. Ну и двери передвинь соответственно».
Юрка, то есть бригадир строителей, начинает постепенно закипать, и когда я в четвертый раз предлагаю перенести окна и двери в первоначальное положение, бригадир окончательно свирепеет и начинает якобы в пылу гнева разбрасывать кирпичи. Вот здесь-то и был «сюрприз» заложен, который чуть не привел к нашему избиению зрителями. Один из кирпичей был искусно сделан из картона, покрашен – не отличить от настоящего. Юра, разбрасывая кирпичи, должен был невзначай бросить поддельный в зал. Но получилось неожиданное. «Бригадир» - парень здоровый, и настоящий кирпич возьми да обломись, летит в зал. Половинка кирпича угодила мальчику в лоб. И что? Что, что… В зале мертвая тишина и ребячий рев. Представляете? Да где же вам представить, вы же там не были. Чувствую, обстановка в зале накаляется, перцовки в голове нет и в помине. И тут Лия Станиславовна делает гениальный ход конем. «Толя, ты же умный, находчивый, выкручивайся. Мы тебя на руках носить будем», говорит она мне за кулисами. Девчата и ребята смотрят как на спасителя. На Юру тошно смотреть, чуть не плачет.
А, чему быть суждено, то и сбудется. «Постою за правду до последнего…» - вспомнил я некстати М.Ю. Лермонтова с его купцом Калашниковым, перекрестился и пошел на сцену.
В зале галдеж неимоверный. Вижу, бить будут, и сильно. И первого меня. Поднимаю вверх обе руки, зал неохотно стихает. «Вы что, никогда не видели кирпичей? Ну надо же, испугались обыкновенных кирпичей, - играю я в опасную игру со зрителями.
- А ты что заревел? – обращаюсь персонально к мальчишке. – Чего их бояться, этих вредных, нехороших бякушек? Вот смотрите, - опять к залу, - я же их не боюсь». Зал продолжает настороженно слушать, но злость на лицах еще видна. Завожу себя и зал – бегаю по сцене, раскидываю кирпичи ногами. Наконец нахожу то, что искал – поддельный кирпич. Он ведь как настоящий, с испугу не определишь быстро. Хватаю его, поднимаю над головой и … под дикий визг бросаю изо всех сил в середину зала. А у самого одна мысль – хоть бы не убили.
На секунду повисла тишина, и вот он, долгожданный дикий гогот. Смеялись все: ребятишки, взрослые, а потом, вначале недружно, но, набирая силу, с облегчением подхватили смех и мы.
Расставались с жителями села вполне дружно. Но все равно, многие искали обломок, чтобы проверить, настоящий он был или поддельный. В суматохе я успел его уже припрятать в рюкзак на предмет вещественного доказательства для Лии Станиславовны. Вдруг да зайдет разговор о лечебной перцовке перед сном.
Анатолий  БОРОДИН.