Гипербореи. Книга 1. Часть 1-7

Роман в трех книгах

«Локализация гиперборейцев,
как и каждого мифического народа,
очень запутанна и неопределенна»

Академик Б. Рыбаков


БЕЛЫЕ СОБАКИ ЛАТОНА

1.
Большая белая собака бежала рядом.
Угольщик Гон Аюк катил нагруженную тележку по булыжнику и мысленно бра¬нил жену Юлу: приспичило же ей разжигать очаг среди ночи! Хотя горячая вода в жилище и впрямь нужна, потому что невестка Аа могла вот-вот родить.
Угольщик стучал деревянными башмаками по гладким камням булыжника, а колеса тележки постукивали, вразнобой отдаваясь через ручку в локтях. Ночь стояла холодная, но уже по летнему звонкая, гулкая. Белесое небо без звезд уже налилось молочной туман-ностью и совсем скоро должно выскочить из-за сопок круглое желтое солнце.
Гон Аюк толкал тяжелую тележку и посасывал короткую трубку-носогрейку. Гон Аюк не торопился: впереди целый долгий день хлопот по дому и сладостное предчувствие вкуса березовой водки, которую жена угольщика приготовит сегодня, тоже грело душу. Ведь скоро невестка Аа родит внука. А третий сын угольщика Кон ко дню летнего солнцестояния уйдет в солдаты.
Угольщик толкал тележку, но скоро благостное его настроение сменилось тревогой. Противный, низкий, постукивающий звук с небес заставил его остановиться. Он поднял голову и увидел, как с запада к его селению по небу медленно скользили темные крестики. Это плыли худолеты деспота Делоса. Там, на Архипелаге Делоса явно готовились к войне с Гипербореей. И такие пролеты в небе случались теперь почти каждую ночь. Видимо, Делос из поднебесья изучал страну Гипербореев затем, чтобы завладеть ею. Значит — быть большой войне. Им все равно, что у угольщика невестка вот-вот родит, сын Кон готовится стать солдатом, а там, далеко, на границе с Архипелагом, близнецы угольщика Бус и Кес уже охраняют границу на своих механических колесницах.
Худо дело, думает угольщик. Совсем худо. Он толкает тележку и в посветлевшем воздухе уже хорошо видно, что дым из его трубки из сизого превратился в черный.
Поселок еще спит, и худолеты над его крышами проплывают дальше. Туда, где уже загасил ночные огни главный город гипербореев Косма.
Но гул худолетов будит поселок, застучали его калитки, а на пороге собственного дома встречает угольщика жена Юла:
— Поторопись, хозяин, — говорит она, — наша невестка Аа уже принесла нам младенца — девочку Лею — и наш сын уже пошел на майдан, чтобы всему поселку простучать в чугунное било радостную весть: одним человеком в поселке стало больше. Дадут боги, — добавила женщина, и наша девочка станет Хранительни¬цей Духа, ведь нынче о своем преемнике сообщит Хранитель Агай.
И обрадованный угольщик враз забыл про худолеты Делона. Березовая водка — вот что нужно было теперь гипербореям!

2.
Дежурный по Генеральному штабу, хлыщеватый старший лейтенант с петлицами летчика внимательно просмотрел удостоверение Ореста Матвеевича.
«Главный редактор журнала «Форпост» О. М. Личугин. Действительно по 31 де¬кабря 1941 года».
— Гм...Товарищ Личугин, я доложу о вас в кадровый отдел, назовите только при¬чину вашего посещения,
Орест Матвеевич наклонил голову и посмотрел на офицера поверх очков:
— Молодой человек, мне нужно к самому генералу Жукову. Дело чрезвычайной государственной важности, и оно не терпит отлагательств.
— Но у генерала армии оперативное совещание. Там командующие округами, на¬чальники служб тыла. Ждать придется долго. Может, все-таки, к кадровикам?
— Молодой человек! — редактор от нетерпения даже притопнул (впрочем, сам слег¬ка испугавшись своей настойчивости), — я требую встречи с генералом Жуковым!
Дежурный дернул плечами:
– Ну хорошо. Ждите.
Орест Матвеевич опустился на жесткий кожаный диван в коридорчике. Мимо бес¬престанно сновали военные. С простенка в горце коридора глядел на них с портрета нар¬ком Тимошенко во весь рост, в парадной форме, с шашкой. «Как государь импера¬тор», — усмехнулся про себя Личугин и тут же испуганно посмотрел по сторонам. Кто его знает, может, тут и мысли умеют читать? Вон сколько людей бесследно исчезло от¬сюда в последние годы. Вроде бы просто так, за пару безобидных фраз.
...Часы в противоположном от Тимошенко конце коридора пробили уже и де¬сять, и одиннадцать, и двенадцать. Орест Матвеевич машинально теребил в руках папку желтой кожи и уже жалел, что не пошел с нею в Наркомат внутренних дел. Сдерживало пока лишь то, что редактор питал личную неприязнь к Лаврентию Бе¬рии. На недавнем приеме в Кремле по случаю первомайских праздников бестактный горец стукнулся с редактором фужерами и сказал, гортаня:
— Еще раз напишешь, что на Кавказе в горах сыро — я твой журнал закрою. Все¬союзная здравница, понимаешь, а ты клиентов отпугиваешь!
И медленно так, с потягом, высосал весь фужер, не сводя маслянистого взгляда с редактора.
«Нет, подожду уж лучше Жукова, — подумал редактор и усмехнулся горест¬но, — хотя хрен редьки не слаще». Он припомнил при этом рассказ одного знакомого писателя о том, как бездарно генерал Жуков на Халхин-Голе кинул под пулеметы конницу. Кавалерийскую бригаду положил, чтобы посчитать, сколько же на этом участке пулеметов. А потом спокойно и без потерь накрыл их пушками. Хотя ежу понятно, что воевать такой ценой — себе дороже.
Секунды мерно капали с часов, и Личугину показалось, что лицо наркома на портрете стало откровенно насмешливым. «А вот и пусть! — упрямо подумал редак¬тор, — хоть заночую тут. Надо же эту чертовщину с рукописью распутывать».
Дверь приемной начальника Генштаба распахнулась и из нее начали выходить генералы. Почти все бритые под ноль, крепкие, как желуди. В новеньких френчах и галифе, они походили на патроны из одной обоймы. Ореста Матвеевича знали почти все, здоровались за руку. Со многими редактор встречался еще на гражданской, где сам был комиссаром. Потом о многих писал очерки и прославил их на всю страну.
Таким же гладкоголовым, из той же обоймы, был и генерал Жуков. Крепко пожал руку, коротко спросил:
— Ко мне?... Я лишь загляну в аппаратную, а потом уделю вам десять минут.— И застучат по коридору, свернув за угол. Дежурный подошел, покачал головой:
— Начальнику Генштаба даже перекусить некогда. Только позвонили: на прием к нему просятся журналисты из «Правды». Им не откажешь, а вам опять придется по¬дождать.
И впрямь со стороны лестницы в коридор поднялся военный с петлицами бригад¬ного комиссара. Старый знакомый Личугина, заведующий политическим отделом газеты Иван Меркурьевнч Сухов. Пожали руки. Сухов спросил, присаживаясь рядом:
— Какими судьбами, Орест Матвеевич?
— ...М-м... Собираю вот материатец для новой повести о войне. А в этом деле без помощи Георгия Константиновича, сами понимаете, никак. Жду вот... А вы, Иван Меркурьевич?
Сухов стукнул ладонью по планшетке на коленях:
— Велено согласовать с Генштабом текст Заявления ТАСС. Время-то, сами чуете, какое? Некоторые торопятся чуть не войну объявить немцам. Вот и надо остудить горячие головы.
Появился Жуков. За руку поздоровался с Суховым, извиняясь, улыбнулся Личу¬гину:
— Не серчайте, Орест Матвеевич. Вы войдете следующим.
Сухов вышел из кабинета буквально через пару минут. Но тут начальник Геншта¬ба опять поспешил в аппаратную, потом его срочно вызвали в Кремль и надевая плащ, Георгий Константинович придержал шаг, рукой на плече осаживая Личугина обратно на диван:
— Придется еще подождать... А, может, встретимся завтра. Орест Матвеевич? Редактор опять встал, почти срывая голос, сказал:
— Нет, нет. Георгий Константинович! Дело исключительной важности. Если потребуется — я прямо тут и заночую.
— Ну, не горячитесь вы так... Что, чуете на хвосте погоню?...Тогда сделаем эдак: едемте со мной, а по дороге расскажете, с чем пришли.
— По дороге не получится, разговор предстоит обстоятельный. Вы правы — и опасный.
— Тогда так, — генерал окликнул дежурного. —  проведите редактора в мою приемную и не выдавайте его ни по чьему требованию... Я правильно распорядил¬ся? — спросил Жуков Личугина.
— Видимо — да.
— Ждите, я постараюсь скоро.
И ушел по коридору, на ходу застегивая плащ. По высоким окнам здания Ген¬штаба стекали полосы июньского ливня.

3.
Младший политрук Савелий Лепота перекинув в другую руку тяжелый чемодан, взял под локоть жену:
— Не робей. Зина, мои старики хоть и суровые, но добрые. Да тебя с дочкой они боготворить будут!
Зина, располневшая блондинка с грудным ребенком на руках, говорила, осторож¬но обходя лужицы:
— Тебе хорошо Саввушка, ты уедешь сегодня обратно на границу, а я останусь с чужими людьми...
Политрук грохнул чемодан прямо в лужу:
— Ну, какие они тебе чужие? Это же мои родители!
— Старо-ве-ры... — почти простонала жена.
— Да, староверы, — согласился политрук. – Но они дедушка и бабушка нашей до¬чери, уживетесь. Не могу же я тебя в гарнизоне оставлять. Сама знаешь, что там уже во всю порохом пахнет. Слышишь — опять!
Низкий гул возник в небе и теперь он рос, заполняя пространство. Савелий под¬нял голову и увидел, как с запада четырьмя тройками высоко в небе шли немецкие самолеты.
— Вот видишь, — указал он жене на небо.— Тут Псковская область. Почти глу¬бинная Россия, а они летают, как над Баварией. Неспроста это, Зина. Бить бы их на¬до, да вот нельзя, Сталин не велит... Ладно. Зина, ступай себе. Видишь — вон дом о пяти окнах с зелеными наличниками. Там и живут мои родители. Давай только в лав¬ку зайдем, посуду какую-никакую купим.
— Это зачем? — не поняла Зина.
— Ну. Ты же у меня атеистка. Родители своей ложки тебе не дадут. Зина остановилась и заплакал:
— Да не пойду я к этим дикарям!...
Политрук подтолкнул ее:
— Ладно тебе с посудой... Вон они, родители, у калитки стоят, встречают. Ну, смелее, мать, а то уже весь поселок на нас смотрит.
Зина вытерла ладошкой слезы и тоскливо поглядела кругом. Крытые тесом бре¬венчатые дома, высоченные сосны и крестики самолетов, уходящие за их вершины.

4.
Лаврентий Павлович Берия заправил за ворот бумажную салфетку и отделил от куриной тушки сочную ножку:
— Автора нашли? — спросил он, откусывая мясо и урча по кошачьему от удо¬вольствия: — Автора вычислили, спрашиваю?
Молодой офицер с глубокими залысинами стоял, опустив руки по швам, и молчал.
— Не нашли... — Берия взялся за другую ножку. — А скажи мне, любезный ка¬питан госбезопасности, зачем нас содержит на службе государство? Копию рукописи мы получили еще вчера вечером, уже много часов прошло. Редактор Личугин отси¬живается сейчас в приемной Жукова. Значит, с книгой Георгий непременно познако¬мится. Поверит ей или нет — это еще вопрос. Но выводы из книги сделает, я его знаю. Мы же всему написанному в книге верим, а потому нам дозарезу нужен автор. Оресту Личугину известно, кто написал эту книгу?
— Возможно, – ответил капитан и покрылся липким потом.
— Будем исходить из того, – Берия потянулся к бокалу, — что Орест Матвее¬вич автора знает. Вывод: редактор из кабинета Жукова должен попасть...
— В кабинет к вам, — подсказал капитан.
— Не-е-ет! — Берия погрозил жирным пальцем, — Редактора нужно проводить к хорошему следователю. Скажем, к Фриновскому, знатоку интеллигентских душ. Орест Матвеевич до поры не должен знать о моей осведомленности в этом деле. Са¬мо собой, капитан Полетика, ищите автора и по другим каналам. К вечеру этот чер¬тов писатель-пророк должен быть нам известен! Тебе понятно, что произойдет в ином случае?
— Так точно, товарищ нарком!
Брезгливо морщась, Берия отер пальцы салфеткой, полностью вытянув ее из-за ворота:
— Да речь не о тебе, дурак. Одним капитаном больше, одним меньше — разницы нет. Беда, коли эта рукопись попадет в другие издательства... Кстати, когда я получу третью часть рукописи?
Капитан вскинул к лицу руку с часами:
— Через час-полтора. Как только снимем текст с копировальной бумаги.
Ожил телефон прямой связи.
— Слушаю, — Берия с бокалом в одной руке снял трубку. Потом небрежно кив¬нул головой, удаляя капитана. Уже уходя, тот услышал у себя за спиной
— Коба, я уверен, что в Генштабе у нас завелась измена... Да, немедленно еду с фактами. Хозяин.

5.
В редакцию верхососенской районной газеты «Сияние коммунизма» пакет с пра¬вительственным письмом доставили самолетом У-2 уже к исходу дня. Самолетик подпрыгнул на выгоне за церковью и уткнулся пропеллером в землю. Низенький ши¬рокоплечий летчик выбрался на крыло и его очки, поднятые кверху, казались боль¬шими глазами, вылезшими на лоб.
— Ну-ка, дружно! — велел он набежавшим пацанам и налег всем телом на заднее крылышко самолета. С гиком, криками и сопением самолетик опустили на заднюю слегу, гнуто торчавшую вместо колеса. А летчик принялся проворачивать пропеллер за лопасти.
На дрянной плоской мотоциклетке подъехал лейтенант Полетика, районный уполномоченный НКВД. Худющий, с липом язвенника, лейтенант просмотрел у лет¬чика личные документы, потом принял пакет для редакции.
— На словах велено добавить, что пакет надо вставить в завтрашний номер газе¬ты. — сказал летчик, опуская очки на глаза и готовясь лететь обратно.
— Учи давай, — буркнул Полетика и скептически поглядел на подвернутую ло¬пасть:— Ведь не полетит?
— А куда денется! — весело крикнул летчик и поманил пальцем крепенького па¬ренька из добровольных помощников: — Ну-ка, призывник, крутни за лопасть!
Малый подбежал, рванул погнутую конечность винта. Двигатель взревел, но звук его был похож на визг прирезываемого поросенка. Скоро все это переросло в пронзи¬тельный свист, с ним самолетик пробежался по выгону все быстрее и быстрее и ско¬ро, к изумлению лейтенанта, оторвался от земли. «А брат трепался, что у кукурузни¬ка винт деревянный!», бог знает почему подумал особист, следя, как самолетик зигза¬гами двигался по небу и подчас казалось, что он лаже пятится назад. Но вот свист его стал стихать и невероятный летун исчез за Казенным лесом.
Лейтенант поехал в редакцию. Иван Афанасьевич Праведников, редактор «Сияния коммунизма», только что закрыл кабинет и теперь перед зеркалом в коридо¬ре (темный овал в витой дубовой раме — продукт экспроприации) разглаживал ар¬шинные усы. Мурлыча под нос «Полюшко по-о-ле». он выдернул длинную седую волосину и в зеркале у себя за спиной увидел входящего лейтенанта. Мигом в голове у редактора вспыхнул вопрос: «За что?» Он с ужасом вспомнил частушку, что спьяну спел в субботу в баньке у кума: «Ой. калима, калина, нос большой у Сталина, больше чем у Рыкова и у Петра Великого». По. заметив засургученный пакет в руках особи¬ста, поуспокоился, значит — по службе пожаловал, сочинитель от органов.
— Задержитесь-ка. Иван Афанасьевич. — лейтенант уважал редактора как быв¬шего кавалериста, однополчанина отца. (И еше. добавлю, потому, что сам сочинял и считал себя причастным к литературному иеху. «Люблю я родину свою И Сталина люблю. За них сумею пасть в бою И здесь про них пою». Редактор, правда, этих сти¬хов не напечатал из-за слова «пасть». «Медвежья, что ли?»). — Пакет велено вскрыть немедленно, распишитесь-ка вот в сопроводиловке.
Редактор достал из кармана толстую чернильную самописку — зависть заведую¬щего отделом пропаганды райкома Ашота Сукасяна -- и сделал красивый росчерк в открытке. Потянулся к серому пакету, но Полетика надломил сургуч сам. Пальцем поддел уголок конверта и пальцем же распустил его. словно сделав рваную рану. Конверт сунул в свою планшетку, по-командирски болтавшуюся на длинном ремеш¬ке на боку, белый лист письма взвесил на руке:
— Тяжеловато...
Редактор уже открыл кабинет, прошел к заваленному бумагами длинному столу, расческой прошелся по усам, по жиденькой прическе:
— Не тяни, давай.
— Не спешите. — остановил редактора Полетика, — тут написано: начальникам управлений НКВД, потом членам бюро партийных комитетов, и только потом — ре¬дакторам юродских и районных газет.
— Ты предлагаешь сейчас, в разгар работ на полях, да еще и вечером, собирать членов бюро? Тогда отложим все назавтра.
— Это не я предлагаю. Это Москва и лично товарищ Молотов, нарком иностран¬ных дел. предлагает. Вот и подпись его.
— Не понимаю! — редактор сел на служебное место, снял трубку черного аппара¬та:— Так почему же они прислали пакет в редакцию, а не в райком?..Звоню первому.
— Правильно. - лейтенант оторвал глаза от текста и хлопнул ладонью по столу, за который за минуту до того сел без приглашения:— Значит, правильно я посадил цыганского барона Дуфуню.
— За что? — не понял редактор, задержав на весу руку с телефонной трубкой.
— Да. Посадил. — подтвердил лейтенант. — И семерых еще студентов нашего техникума. Он. черномазый, доказывал им, что скоро начнется война с немцами.
— А они?
— А они слушали! — повысил голос лейтенант. — А это явная провокация. Чи¬тайте вот — и он протянул-таки редактору письмо. Редактор опустил трубку и в тот же миг телефон зазвонил сам. рассыпая трель по кабинету и показалось, что она даже горохом рассыпалась по полу. Редактор порывисто схватил трубку, прижал к уху:
— Денис Антонович, я на службе, слушаю вас!
— Это я тебя слушаю, ваше сиятельство! (журналистов газеты, из-за ее названия, сиятельствами по иронии называли) — голос в трубке был резок и отчетлив, лейтенант тоже хорошо слышал первого секретаря райкома. — Почему не сообщаешь о письме?
— Да вот только к аппарату потянулся, а вы меня опередили...
— Читай, — велела трубка.
— Не понял?— ответил редактор.
— Статью, говорю, читай, не стихи же нашего пинкертона. «Ну, я ему припом¬ню» — обиделся на первого секретаря лейтенант, словно камешек спрятал за пазуху. А Праведников пробежался глазами по тексту и сказал в трубку:
— Тут велено — в присутствии членов бюро...
— Я тебе и член, и бюро, — перебил его Денис Антонович, — читай, говорю, чю там за спешка?
«Нарушает директиву центра о работе с секретными материалами» — цепко за¬крюковалось в голове у лейтенанта, а редактор, кашлянув, начал читать громко, под Левитана:
— «Заявление ТАСС». — и по мере того, как читал, лицо редактора словно раз¬глаживалось, молодело, усы по тараканьи расползались, выходя за овал липа. Он чи¬тал знаменитое Заявление о том. что «Германия также неукоснительно соблюдает условия советско-германского пакта, как и советская сторона». Дочитал, отер плат¬ком лоб.
Трубка помолчала. Потом оттуда донеслось краткое:
— Ну?
— Все. Денис Антонович.
— Так зачем же членов бюро колотить, будоражить вечером. Или там еще что есть? Редактор, не разделяя равнодушия первого по поводу столь важного документа.
повертел письмо в руках:
— Да вроде все...а. вот еще. — он принял у лейтенанта задержанную тем при¬писку к Заявлению, — тут еще распоряжение о том. чтобы напечатать Заявление не¬пременно в завтрашнем номере...
— Ты сам понял, что сказал? — спросил с того конца провода первый.
— Понял... — враз посерел и стушевался редактор, и усы его опустились чуть не к плечам. — Газета-то уже печатается в типографии, чуть не половину тиража отогнатн...
— А ты обрадоватся, — с иронией произнесла трубка, — теперь переверстывай но¬мер, скликай своих щелкоперов. И завтра читатели должны получить газету  с Заявлением ТАСС... Молодой Полетика у тебя?.. .Дай ему трубку.
И когда лейтенант плотно прижал трубку к уху, Денис Антонович сказал ему ти¬хо, так, чтобы редактор не слышал: «Я не поэт, но я скажу стихами — чеши оттуда мелкими шагами. Не мешай людям работать. И студентов выпусти немедленно, не порть пацанам биографии! А теперь стань по стойке «смирно», приложи руку к фу¬ражке, скажи «есть» — и положи трубку.
Редактор с удивлением следил, как Полетика. говоря по телефону, медленно под¬нимался со стула с вытянувшимся лицом, как офицер осторожно опустил трубку на рычаг, взял под козырек и сказал телефону «есть!». Резко крутнув головой, словно очнувшись, он сказат:
— Ну, я пошел, Иван Афанасьевич. Надеюсь, мое стихотворение из завтрашнего номера не вылетит?
— К сожалению, - - развел руками редактор.— Заявление большое, причем на¬бирать его придется крупно, а стихотворение твое масюхонькое... Да что стихотворе¬ние — вот начало повести Артура Горюнова придется снимать! Он ведь ее и в жур¬нал предлагал, но оттуда — ни привета — ни ответа. А вешь толковая, я попробую хоть кусками давать.
— Это тот Горюнов, что в комсомол не приняли, из единоличников?
— Да при чем тут это! — поморщился редактор. — У Артура талант! Лейтенант сел, кинул фуражку чуть не на середину стола
— Ну, почему так, по-мальчишечьи, чуть не плача, спросил он:— я и член бюро райкома комсомола, отец у меня — директор техникума, мама — старшая медсестра в больнице, старший брат вон — в наркомате у самого Берии служит, — а таланта у меня нету? Так ведь считаете, Иван Афанасьевич?
— Я так не сказал...
— Ну, так подумали! — лейтенант больно хлопнул себя ладонями по ляжкам, обтянутых диагоналевыми галифе. — А какой-то недоносок сомнительного происхо¬ждения запросто пишет повесть, которую вы называете талантливой. Ну. какой мо¬жет быть талант у классово чуждого элемента!
— Да никакой он не чуждый, вы ведь с ним вроде бы даже дружите на правах членства в нашем литобъединении. — Редактор поднял трубку, сказал устало:— Ба¬рышня, вызовите мне на работу срочно моего заместителя Рабина. ответственного секретаря и метранпажа.
Положил трубку, помолчал, и сказал лейтенанту:
— Но ведь повесть Горюнова «Гипербореи» и впрямь хороша. А придется сни¬мать с полосы, жаль... А вот твои стихи оставлю, так и быть. Они и места занимают с гулькин нос. «Я славлю партию свою И за нее умру в бою...» Живи пока, лейтенант, на этот раз в жертву партии придется принести «Гипербореев».

6.
Эти затерянные в глухой сибирской тайге поселки и военные лагеря можно было увидеть только с самолета. Хотя вряд ли: строжайшим приказом начальника ВВС эта обширнейшая территория была закрыта для полетов. Далеко, за хребтами отсюда, лежала настоящая Советская Россия с ее наркоматами, профсоюзами, колхозами и Союзом писателей. Там лежал обширнейший архипелаг тюрем и концентрационных лагерей, зон поселения и закрытых городов. Там советский народ строил социализм и готовился воевать «малой кровью и на чужой территории». Все это там.
А тут штабс-капитаны с золотыми погонами муштровали новобранцев, в волост¬ных правлениях крестьяне в спорах драли друг друга за бороды и праздничные бла¬говесты плыли над поселениями по большим православным праздникам. Тут была Россия местоблюстителя императорского престола генерала Алексея Илларионовича Корсакова и протопресвитера Алексея Романова. Тут действовали законы империи и в военных городках на вольтижировках усатые фельдфебели за нерадивость преболь¬но пороли нагайками новобранцев. Эта, скрытая от полетов аэропланов и глухо за¬малчиваемая советскими властями Россия жила своей жизнью, словно продолжая по инерции уже оборванный революцией бег истории.
Открытые окна зала Александровского пехотного училища были затянуты проти¬вомоскитной сеткой, но досадливые насекомые все-таки проникали сюда. Они пре¬больно жгли лысины собравшихся на совещание офицеров, иногда садились даже на щеки докладчика. Маршала Тухачевского. Михаил Николаевич лишь смешно мор¬щился при этом, но изуродованных на Лубянке рук не распускал, время от времени осторожно перекладывая указку слева направо.
— Еще несколько лет назад на маневрах в Белоруссии я доказал преимущество танковых корпусов и при встречных ударах войск, и при развитии оперативного и тактического успеха. К неудовольствию Буденного и Ворошилова я убедил тогда Сталина в необходимости формирования таких корпусов. Сегодня на этой карте — Маршал обратился к огромному красно-зеленому клеенчатому холсту — я покажу вам ход этих учений. Конечно, — Маршал отложил указку, осторожно поднял ста¬кан с водой, отхлебнул, поставил, — и среди вас много таких офицеров, которые ви¬дят будущие бои. так сказать, в кавалерийском исполнении. И я вас понимаю. Еще в составе армий Колчака и Деникина вы доказали свою воинскую состоятельность. Се¬годня именно на вас зиждется боеспособность Белой русской армии. Но. как я уже убедил нашего главнокомандующего, генерала Корсакова, нам тоже необходимы танковые кулаки...Вы что-то хотели спросить, подпоручик Обольянинов?
Со стула поднялся высокий молодой офицер в черной «дроздовской» форме, по¬лусклонил голову с прямым пробором:
Ваше высокопревосходительство, мне кажется, никто из присутствующих в зале не сомневается в необходимости создания танковых корпусов. Все мы с болью сердечной следим за тем, как в Красной Армии разрушаются эти структуры. Но что толку от наших разговоров, ведь все равно в Белой Армии танков нет?
Благодарю за вопрос. — Маршал опять взял указку и ткнул в несколько точек на карте:— Здесь, здесь и здесь в танковых училищах обучаются несколько тысяч курсантов. По согласованию с начальником Генерального штаба Красной Армии ге¬нералом Жуковым сюда же уже в нынешнем учебном году будут приняты первые сто пятьдесят абитуриентов от нашей армии. Разумеется, все они оформятся, как пред¬ставители советской молодежи. Конечно, это происходит с молчаливого согласия, со скрежета зубовного Сталина и Берии и потому нашим курсантам придется быть осо¬бо старательными и осторожными...Кстати, пошлем мы своих людей и в летные учи¬лища. Опыт наших летчиков Леваневского и Чкалова показал советским властям, что без нас их дутый авторитет лопнет при первых же испытаниях. Поэтому, подпору¬чик, уже в сентябре вам предстоит перебираться с коня в танковую башню.
— Однако, Михаил Николаевич! — подал голос от стены престарелый генерал-майор Антонов, — общеизвестно, что Гитлер нападет на СССР уже в этом месяце. 22 числа! К чему такая учеба?
Тухачевский кинул указку на стол, устало потер переносицу:
— Да, те же документы о немецком плане «Барбаросса», что и у Сталина, ле¬жат на столе у генерала Корсакова. Наша разведка работает ничуть не хуже, чем Разведуправление Красной Армии. Но кто сказал, что с этим нападением исчезнет необходимость в обученных военных кадрах? Они будут только нужнее, ведь война предстоит, извините за патетику, не на жизнь, а на смерть. Пьяная бражка Сталина уже сделала все, чтобы кадровая Красная Армия погибла сразу в пригра¬ничных боях. Горец Коба, не раздумывая, кинет в бой запасников и необученное ополчение. В общем-то по тайному сговору эти каббалисты уже имеют опыт сдачи столицы. Я думаю, что уже к зиме при битве за Москву именно нашей Белой Ар¬мии придется подставлять грудь — просто больше некому. Не от хорошей жизни чекисты выдали Корсакову и меня, и маршалов Егорова и Блюхера, и вы знаете, что каждый месяц к нам по Витиму прибывает теплоход с советскими офицера¬ми, приговоренными военными трибуналами к смерти. Завтра, например, мы встретим здесь осужденных Рокоссовского и Катукова. Просто трусливое Полит¬бюро перестраховывается: вдруг Гитлер погорит со своей авантюрой — тогда на¬род по-настоящему спросит со своих правителей. А правители народу, как козыр¬ную карту выкинут — нате вам, мы почти никого не убивали, все это было пона¬рошку. Надеются выиграть при любом исходе войны.
— Так стоит ли, в таком случае, рисковать силами Белой Армии? — опять спро¬сил генерал Алексеев.
Да, — твердо сказал Маршал. — в принципе нам наплевать на кремлевскую шайку. Но спасти Россию — это как раз и есть высший воинский долг армии. Вот ради этого, подпоручик Обольянинов, вы с господами младшими офицерами и отпра¬витесь в Совдепию на учебу... Дежурный! — повернулся Маршал к двери, где у тум¬бочки с телефоном стоял щеголеватый ротмистр, -— потрудитесь выяснить, что за шум в городке! Впрочем... — Маршал прислушался, — кажется, самолет летит. Ви¬димо, что-то стряслось у Жукова, коли он нарушил запрет на полеты. Господа гене¬ралы и офицеры, совещание закончено, прошу всех вернуться в свои подразделения.
Офицеры начали выходить из здания. Михаил Николаевич открыл высокую створку окна, высунулся на полкорпуса наружу. С запада, увидел он. к поселку под¬летал маленький У-2, верезжащий по-поросячьи. Маршал улыбнулся, разглядывая его зигзагообразную траекторию. «Не иначе — винт погнут у сталинского сокола». Однако Тухачевский тут же посерьезнел, осознав, что в полет на таком аппарате можно было решиться лишь с очень серьезной вестью. Тем более, что самолетик вне¬запно оборвал визг, клюнул носом и пошел к лесу. «Километров двадцать отсюда» — прикинул Тухачевский и распорядился:
— Подпоручик Обольянинов. возьмите роту солдат и найдите самолет с пассажи¬рами, если они живы.

7.

Стражники дрекольем согнали жителей селения на утоптанный и унавоженный майдан. Громкоголосый бирюч при древке с подвешенными к нему бубенцами с вы¬сокого помоста завопил:
- Досточтимые сограждане Гипербореи! Властитель Латон доводит до сведения каж¬дого из вас. что войны с Делосом не будет ни в скором, ни в далеком времени. Власти¬тель Латон сделал все, чтобы ваша мирная жизнь текла размеренно и с пользой. И пусть вас не смущают худолеты Делоса в нашем небе: у них обычные воздушные маневры!
Бирючу поднесли ковш березовой водки. Он хватил изрядный глоток, бренькнул бубенцами и продолжил:
— Властитель Латон заверяет вас. что при надобности будет бить врага без по¬терь на его же Архипелаге. Слава властителю Латону!
— Слава Латону! — гаркнули стражники. И толпа уныло подтвердила:
— Слава...
А угольщик Гон Аюк кстати вспомнил тут о своих сыновьях-близнецах, что слу¬жили теперь в боевом плече у Латона. Оба — водители механических колесниц и оба сейчас на границе с Архипелагом. «Пусть дадут Боги мира моим мальчикам!», — прошептал угольщик, пока кругом гремела здравица властителю.
А худолеты Делоса, словно в насмешку над бирючом, опять появились в небе и звук их громыхающих винтов заглушил бубенцы глашатая. Бирюч сбежал с помоста и уселся в кресло своего покатила. Он уехал, а гипербореи медленно разошлись по жилищам. Му-торно было у них на душах. Хотя властителю Латону. конечно же. слава...