Роковой отрок 13 глава

Хотя Меньшиков и чувствовал себя выздоровевшим, но ему  было  не  по  себе. Как перед бурей наступает полная тишина, так вокруг Меньшикова гнетуще повисло какое-то непонятное ожидание невзгод. Никто не приезжал к нему с визитами, никто никуда не звал. А жена с дочерью жаловались, что к кому ни приедут, все на них, как на чужих смотрят, разговаривают сухо и стараются быстрее выпроводить. Это было очень тревожное предзнаменование. Уж кто-кто, а Меньшиков знал, как начинается опала. Потому что сам сколько раз дирижировал подобными операциями. Он ведал, что за чем последует и как может все кончиться. И теперь напряженно ждал, в какой последовательности пойдут события. Знал, что в таком состоянии лихорадочно хвататься за власть очень опасно. Тебя обязательно  обвинят в каком-либо заговоре. А в этом случае уже ничто не поможет..
Знать-то все  он  это   знал, но вот душа сопротивлялась.  Как он мог попасть в ловушку? Все оттого, что царю на него нашептывают.  Решил Александр Данилович съездить во дворец и с глазу на глаз рассказать Петру о тех унижениях, что терпит  семья Меньшикова, а главное невеста царская Мария Александровна...  Должен же жених принять какие-то меры, ведь эти унижения касаются и его самого.
Когда Меньшиков садился в карету, хлынул неожиданно дождь, который разошелся так, что  лошади еле плелись в этой лавине  ливня. Громыхал гром и с треском ломались стрелы молний.
Сидел Меньшиков у себя в карете и гадал, к чему этот дождь: к успеху поездки или к неудаче?  Но то, что в такой дождь царь должен быть во дворце, на месте, это уж точно.
Дождь был долгим,  даже подъехав ко дворцу, Меньшиков не скоро решился выйти из кареты. Показаться перед царем промокшим,  жалким ему не хотелось. И только, когда ливень стих, князь вышел из кареты. Лакей держал над ним зонт. Александр Данилович  вошел в парадную дверь, оставаясь сухим. Выйду ль я таким же после встречи с царем, горько усмехнулся он про себя.
И все же фортуна была не с Меньшиковым.
Оказывается царь с утра уехал на охоту. Значит поездка зряшняя! Что  ж теперь делать?  Он со вздохом присел на диванчик в приемной. Но ждать было бесполезно. Даже, если царь и приедет в ближайшее время. внимательного и обстоятельного разговора не получится. А беседа, между прочим, Меньшикову не нужна.
А если поговорить с царевной Натальей? Она ведь имеет большое влияние на Петра. Хотя бы уговорит царя, чтобы он принял для обстоятельного разговора.
Меньшиков встал и побрел по знакомым дворцовым коридорам на половину царевны. Как же все изменилось!  Нет, дворец все тот же. Но, если раньше он ходил величавым хозяйским шагом в окружение каких-то лиц, коим что-то нужно было от него, то теперь сам в роли просителя. И немного времени-то прошло, а судьба отвернулась от своего бывшего баловня.
Он вошел в гостиную перед кабинетом царевны и попросил горничную сказать о нем. Та оправила свои волосы и вошла в комнату. Слышен был ее голос:
-Его сиятельство, князь Меньшиков...
Не успела она договорить его имя и отчество, как что-то стукнуло в стенку и послышался раздраженный голос  Натальи Алексеевны:
- Дура, не могла сказать, что меня нет!
Горничная вылетела из комнаты вся красная, губы у нее дрожали. У Меньшикова от этой безобразной сцены чуть ноги не отнялись. Он не знал что и делать.  Шаркая ногами и держась рукой за стену, он все-таки вошел в кабинет.  Но царевны в комнате не было. Зато настежь было распахнуто окошко и оттуда тянуло дождевой сыростью. Неподалеку около двери валялась бронзовая статуэтка. Так вот, что ударило в стену...
Уж не чаял Александр Данилович, как вернулся домой.
А там его ждали новые сюрпризы. Князя ожидал генерал-лейтенант Салтыков, который официально и сухо сказал, что с сегодняшнего дня с дворца Меньшикова снимается почетный караул, а самому ему надлежит быть дома под домашним арестом. 
Услышав это, и еще не отойдя от впечатлений поездки в царский дворец, Меньшиков качнулся и, не удержавшись, упал. Голова его кружилась. Казалось, потолок поменялся местами с полом. Разве можно было тут устоять. В довершение из горла его пошла кровь.  Завопила прислуга и прибежавшие жена с дочерью.
Меньшикова уложили  на кровать. Пришедший немец-врач пустил Александру Даниловичу кровь, вот только тогда ему немного полегчало. Он снова велел закладывать карету, чтобы ехать в царский дворец. Теперь-то он точно дождется царя, пусть хоть придется ночевать на диванчике. Он должен узнать, какова его вина.
Дарья Михайловна попыталась воспротивиться желанию мужа:
- Да ты умрешь там, Данилыч! Ты еще слаб! Отдохни, а уж поутру, поди, полегчает, вот и поедешь!
- Нет уж, я знаю, как это делается... - говорил он, дрожащими руками натягивая на себя кафтан.
Но у входной двери встал Салыков:
- На вас наложен домашний арест и до ближайшего царского соизволения вы не можете выйти из дома. Я уполномочен применить силу, если вы ослушаетесь царского указа!
Меньшиков опустил глаза и поплелся к себе. Ну, что он мог сказать против? Ведь по сути, сам же в свое время разрабатывал инструкцию об арестах и на всех карательных мерах  настаивал именно он. Но только все они были направлены против его врагов, чтобы наглухо  лишить их связи со своими единомышленниками. Ну в каком страшном сне могло присниться ему, что эти инструкции могут быть направлены против него самого.
Князь вернулся в кабинет и опустился в кресло. За ним вошла жена, утирая платочком глаза.
- Ну вот  видишь, Михайловна, меня так и так никто теперь не выпустит из дома, - горько вздохнул он. - теперь  я пленник.
Его подбородок задрожал и глаза наполнились слезами:
- Да, видимо, враги победили меня, Меньшикова, одолели...
И кончится это тем, что запрут старика до скончания жизни в Кронштадскую крепость
Дарья Михайловна плакала, шмыгая носом и вытирая покрасневшие  глаза.
- Мне отказали возможности видеться с царем, объясниться с ним, а сами сейчас эти Долгоруковы и Остерманы поют  ему в уши какой я плохой и опасный, и  что меня не надобно допускать до государственных дел.
- Данилыч, а напиши письмо его величеству. Ведь это можно?
- Да, Михайловна, писать можно, я об этом сейчас и размышляю.
А сам с горечью подумал, что  когда-то сопротивлялся вносить  этот пункт в распроклятую инструкцию  о  домашнем аресте, чтобы запретить и письмами арестанту обмениваться  с кем-либо. Как хорошо, что бог не попустил этого.
Александр Данилович сел за стол, обострил ножичком перо, взял из бумажной стопки лист и начал:
"По Вашему императорского величества указу сказан мне арест, и хотя я никакого вымышленного перед Вашим  величеством погрешения в совести моей не нахожу, понеже все чинил я ради лучшей пользы Вашего величества, в чем свидетельствуюсь неоцененным судом Божиим..."
Александр Данилович положил перо и подумал, выходит, что он как бы не виноват. Царю это не понравится  и приведет в раздражение. Вспомнив о встречи с Петром, когда тот обвинил его в утаивание денег, он решил, что без покаяния тут нельзя обойтись?
"... разве, может быть, что Вашему императорскому величеству или вселюбезнейшей сестрице Вашей, ея  императорскому величеству учинил забвением или нерадением..."
Меньшиков опять отложил перо и задумался. Перво-наперво надо выбраться из этого положения:
"... всенижайше прошу за верныя мои  Вашему величеству службы всемилостивейшего прощения  и дабы Ваше величество изволили повелеть меня  из-под ареста освободить, памятуя речения Христа Спасителя нашего: да не зайдет солнце во гневе Вашем..."
Последняя фраза понравилась Меньшикову, ссылка на Христа это очень важно. Эта фраза не должна просто так забыться после прочтения письма. Ведь сам Меньшиков много раз внушал Петру, что он помазанник Божий и  всегда должен следовать законам Божиим. Обязательно в письме надо указать, что он, Меньшиков, в своем унижение и смирение не претендует более уже ни на что:
"... так же сказан мне указ, чтобы ни в какие дела не вступался, так что я всенижайше прошу дабы Ваше  величество повелели для моей старости и болезни от всех дел меня уволить вовсе."
Ох, как тяжело было Меньшикову писать эти строки. Уйти ото всех дел это было выше его разумения. Сейчас его пером двигала обида. А что, мол, без меня делать будете? Хотя, конечно же, перешагнут его и забудут. А вот он в безделье зачахнет. Это уж точно.
Меньшиков запечатал письмо и велел своему адъютанту доставить во дворец царю.
  - Поможет ли сие прошение? - подсела Дарья Михайловна к мужу.
- Это не просто прошение, - щека Меньшикова дрогнула. - в этом  письме я прошу царя уволить меня со службы. Стал я стар и слаб, потерял нюх к предателям и зубы для обороны затупились.
Дарья Михайловна с грустью смотрела на мужа. Впервые за всю жизнь слышала она от него такие слова, не победителя, а побежденного.
- А може Господь и к лучшему делает. Поживем в свое удовольствие. Займемся именьями, хозяйством...
- Може ты и права, Дарьюшка. - Меньшиков вздохнул и прикрыл ладонью глаза. - мы ни от кого не зависим. А нашего состояния хватит пяти поколениям потомков.