Сенатор в старом кафе

Я не знаю, где тебя найти
Я не знаю, как достичь тебя
Я слышу твой голос в ветре
Слова из песни L. Fabian

В старом кафе сидел пожилой мужчина. Несмотря на солидный возраст, он выглядел прекрасно. Само кафе было небольшим, но уютным. В зале была небольшая сцена с черным роялем и барная стойка. Мужчина был одет в элегантный белый костюм. Седые волосы его были аккуратно зачесаны наверх. Этот человек был неординарной личностью. В нем улавливались и восточная мудрость прожитых лет, и великодушие, свойственное славянам в минуты тяжелых утрат. Достаточно было взглянуть на него, и понять, что перед вами чиновник высокого уровня. Официант был с ним предельно вежлив, хотя и не рассчитывал на чаевые. Обычно, такие люди с изысканными манерами и важным видом не любили халдеев. Посетителей не было, и пожилой мужчина был первым, кто заказал чайник крепкого цейлонского чая. В осанке гостя чувствовалась военная выправка, в голосе улавливались ноты команд. Мужчина не спеша подносил чашку с чаем к губам, слегка оттопыривая мизинец в сторону. Сделав глоток, он ставил чашку на блюдечко почти бесшумно. За витриной медленно проезжали машины и проходили люди. День был воскресный. Моросил мелкий дождь.
- Может быть, господин желает почитать газету? – подошел официант и поклонился.
Мужчина отмахнулся вальяжно, не проронив ни слова. Затем он посмотрел на свои ладони, словно читал по ним свою судьбу. Брови его нахмурились. Видно было, что какие-то линии не совсем совпадали с его жизненными планами и событиями. Затем он снял обручальное кольцо с пальца и положил его на фарфоровое блюдечко. Оно легонько звякнуло. Кольцо было с бриллиантом. Герман почесал небритый подбородок. Ему не нравилось состояние своего босса, и поэтому он был внимателен к каждой мелочи. Он давно заметил, что сенатор подавлен и чем-то обеспокоен. Никогда прежде они не выходили с ним так рано в воскресное утро. Сам Герман сидел за другим столиком и ничего не заказывал. Он был в черном костюме, без галстука, как и босс с отстегнутой верхней пуговицей.
В годовщину свадьбы в Париже молодая супруга сенатора ушла к французику. Герман не получал заданий выследить дальнейшую судьбу Дженни, но он точно знал, что за три года развода кольцо сенатор так и не снимал. Сейчас оно лежало на блюдечке, и Герман рассуждал, что именно заставило этого сильного человека освободиться от прошлого. Герман размышлял о скоротечном браке своего босса. Он вспомнил Дженни, за которой ему пришлось следить в Германии, вспомнил, как переживал Айрат Тахирович, когда она  изменяла ему. «Что могло быть общего между ними: легкомысленной американкой-переводчицей и  этим серьезным человеком? Возможно, босс все-таки любил ее или это всего лишь последний глоток перед надвигающейся старостью», - думал телохранитель. Любила ли она его, или ей нравились его деньги, Герман так и не понял. Дженни развелась без всяких материальных претензий к богатому мужу, что было совсем как то не по-современному и не похоже на нее.
Господин Мидиев раскрыл пакетик и стал медленно сыпать его содержимое в чашку. Он глядел, как падают частицы сахара в черный омут и растворяются в нем. По мере того, как содержание сахара в чашке становилось насыщенней, частички уже не растворялись и ложились на дно. «Так и женщина привыкает к хорошему, и, насытившись, требует перемен», - думал сенатор.
Он попросил счет и кивнул телохранителю, что скоро пора выходить. В этот момент в кафе вошла молодая парочка. Солдатик с длинными волосами и девушка. Она была юной с узкими глазами, как у алтайки или бурятки. На ней была кепка, красный свитер поверх белой рубашки. Она смотрела влюбленными глазами на своего молодого человека и все время молчала. Это было необычно видеть. Казалось, она боготворила своего спутника. Что-то заставляло сердце биться сильнее-сильнее. С одной стороны Айрата Тахировича возмущали прическа парня, так как будучи боевым генералом в прошлом, он чтил устав, с другой черты его лица были родные и милые сердцу.
Вошедшие сели у окна. Причем так, что парень сел спиной, а девушка могла видеть сенатора. Молодой человек заказал по чашке чая и для девушки какой-то десерт. Официант быстро выполнил заказ. Пара сидела и не разговаривала, просто любуясь друг другом. Девушка ела десерт и иногда поглядывала через плечо парня на сенатора. Солдат вдруг поднялся и вышел зачем-то на улицу. Девушка осталась одна. Так как столики были рядом, сенатор позволил себе начать диалог.
- Какой сегодня хороший день! - сказал он вежливо девушке, но она лишь улыбнулась в ответ.
- Вы в Москве проездом? – спросил он опять, но девушка не ответила. Она глядела в окно, ища глазами своего возлюбленного. Там по-прежнему моросил дождь. В это время официант принес счет сенатору.
- Могу я забрать? - указал он на посуду. Господин Мидиев взял свое кольцо с блюдечка и надел на палец. Официант кивнул и ретировался. Отвлекшись на разговор с ним, Айрат Тахирович взглянул на девушку. Она выводила пальцем на запотевшем стекле сердечко и внутри его писала имя возлюбленного. Несмотря на возраст, зрение у сенатора было хорошее, и он прочитал имя «Эн». Но в кафе было тепло, и надпись быстро испарилась. Сенатор вдруг побледнел и посмотрел на своего телохранителя. Его как будто что-то душило, хотя верхняя пуговица на рубашке была расстегнута.
- Что с вами, Айрат Тахирович? – забеспокоился Герман. – Сердце?
Он подсел к боссу и достал из кармана заготовленное заранее лекарство.
- Нет, Герман. Все хорошо… - впервые за многие годы сенатор положил по-дружески руку на плечо телохранителя. – Ты как-то говорил, что умеешь играть…
Герман удивился. Действительно когда-то его мать отдала его в музыкальную школу. Все отмечали в нем музыкальное дарование, но у ребенка не было желания учиться.
- Сыграй что-нибудь, Герман…- попросил его босс, и телохранитель подошел к роялю. На клавишах лежали красные розы, и мужчина их передал официанту.
- Он немного расстроен, - шепнул тот, имея в виду инструмент, но Герман подумал, что фраза относится к его боссу.
- Да, сегодня он явно не в духе…
Он сел за пианино, виртуозно откинув полы пиджака. В эту минуту он представил себя маэстро, и от этой мысли ему стало смешно. И пальцы застучали по клавишам весенний вальс Шопена. Сначала музыка рождалась неуверенно. Почти двадцать лет Герман не садился за рояль, но вот теперь, поглядывая на своего седого босса и на молоденькую девушку, он вдруг чувствовал, как музыка сближает их. Он видел, как скулы сенатора сжимаются, и что старик едва держится, чтобы не расплакаться. Его железная воля разрушалась, с каждой нотой в нем оттаивали воспоминания о людях, к которым он был когда-то неравнодушен и которых потерял безвозвратно. Девушка старалась не смотреть на мужчин. Она ждала своего парня, а тот все не приходил. Но как только она бросала взгляд на них, у каждого вздрагивало сердце от чистоты этого взгляда, от красоты этих влюблённых глаз. Они тянулись к ней, словно лилии тянутся к лунному свету, шли покорно, как замерзшие цепные псы идут к теплой миске, которую им приготовил скупой хозяин. Через некоторое время девушка встала. Официант проводил ее до выхода и приоткрыл дверь. Сенатор хотел окрикнуть ее, дать зачем-то свою визитку, но не мог пошевелиться. Герман продолжал играть.
- Скажи, что стало с тем парнем, который покушался на меня? – спросил Айрат Тахирович. Герман удивился, но продолжил игру. Музыка пробудила в нем простую человеческую радость и прогоняла уныние, в котором он давно пребывал. Пальцы сами стучали по клавишам.
- Суд приговорил его к пожизненному сроку, Айрат Тахирович, - сказал он   не сразу.
- Я хочу его увидеть, Герман.
- Сейчас это трудно сделать, но я попробую все устроить.
- Нет, ты меня неправильно понял. Я хочу его видеть у себя дома среди моих домашних…Я хочу понять его, хочу, чтобы он не держал на меня зла... Хочу дать ему шанс.
- Но…- пытался возразить Герман. – Он преступник, посмевший покуситься на Вашу жизнь! Вы власть, Айрат Тахирович, вы Россия…
- Герман, прекрати.  – Отмахнулся сенатор. - Помнишь три года назад, пять пуль попали мне в грудь?
Телохранитель кивнул.
– Почему он целился в грудь? А ведь мог попасть в голову… - продолжал рассуждать господин Мидиев.
- Я долго думал над этим. То, что Вы могли быть в бронежилете, можно было предвидеть. К тому же снайпер на крыши решил выстрелить в своего напарника, а не в Вас.
- Вот и я так думаю… Очевидно, они не хотели убивать меня, а лишь напугать, выразить свой протест.
- Сейчас сложно узнать правду, Айрат Тахирович.
- И все-таки попробуем, Герман, попробуем.


Рецензии