Л. Н. Толстой - После смерти

ПОСЛЕ СМЕРТИ

Спрашиваютъ: «что будетъ после смерти? На этотъ вопросъ ответ только одинъ: тело сгниетъ и станетъ землею, это мы верно знаемъ. О томъ же, что будетъ съ тем, что мы называемъ душою, мы ничего не можемъ сказать, потому что вопросъ: «что будетъ?» относится ко времени. Душа же вне времени. Душа не была и не будетъ. Она одна есть. Не будь ея, ничего бы не было.
Плотская смерть не конецъ жизни, а только ее перемена.

1.
Когда мы умираемъ, то съ нами можетъ быть только одно изъ двухъ: или то, что мы считали собой, перейдетъ въ другое отдельное существо, или мы перестанемъ быть отдельными существами и сольемся съ Богомъ. Будетъ ли то или другое — въ обоихъ случаяхъ нечего бояться.

2.
Смерть, это—перемена въ нашемъ теле, самая большая, самая последняя.  Перемены въ нашемъ теле мы, не переставая, переживали и переживаем; то мы были голыми кусоч¬ками мяса, потомъ стали грудными детьми, потомъ выросли волосы, зубы, потомъ попадали зубы — выросли новые, потомъ стала расти борода, потомъ мы стали седеть, плешиветь, и всъхъ этихъ переменъ мы не боялись.

Отчего же мы боимся последней перемены?
Оттого, что никто не разсказалъ намъ, что съ нимъ случилось после, этой перемены. Но въдь никто не скажетъ про человека, если онъ уехалъ отъ насъ, не пишетъ намъ, что его нетъ, или что ему дурно тамъ, куда онъ приехалъ, а скажетъ только, что нетъ о немъ известий. То же самое и объ умершихъ: мы знаемъ, что ихъ нетъ среди насъ, но не имеемъ никакого основания думать, что они уничтожились или что имъ стало хуже после того, какъ они ушли отъ насъ. То же, что мы не можемъ знать ни того, что будетъ съ нами после смерти, ни того, что было съ нами до этой жизни, показываетъ только то, что намъ этого не дано знать, потому что не нужно знать. Одно мы знаемъ, что жизнь наша не въ переменахъ тела, а въ томъ, что живетъ въ этомъ теле,— въ душе. А душе не можетъ быть ни начала ни конца, по¬тому что она одна есть.

3.
«Одно изъ двухъ: смерть есть полное уничтожение и исчезновение сознания или же, согласно преданию, смерть только перемена и переселение души изъ одного места въ другое. Если смерть есть полное уничтожение сознания и подобна глубокому сну безъ сновидений, то смерть—несомненное благо, потому что пускай каждый вспомнить проведенную имъ ночь въ такомъ сне безъ сновидений и пусть сравнитъ съ этой ночью те другия ночи и дни со всеми ихъ страхами, тревогами и неудовлетворен¬ными желаниями, которыя онъ испытывалъ и наяву и въ сно-виденияхъ, и я уверенъ, что всякий немного найдетъ дней и ночей счастливее ночей безъ сновидений. Такъ что, если смерть—такой сонъ, то я, по крайней мере, считаю ее благомъ. Если же смерть есть переходъ изъ этого мира въ другой, и если правда то, что говорятъ, будто бы тамъ находятся все прежде насъ умершие мудрые и святые люди, то разве можетъ быть благо больше того, чтобы жить тамъ съ этими существами? Я желалъ бы умереть не разъ, а сто разъ, только бы попасть въ это место.
«Такъ что и вамъ, судьи, и всемъ людямъ, я думаю, следуетъ не бояться смерти и помнить одно: для добраго чело¬века нетъ никакого зла ни въ жизни ни въ смерти».
 - Изъ  речи   Сократа   на   суде.

4.
Кто видитъ смыслъ жизни въ духовномъ совершенствовании, не можетъ верить въ смерть—въ то, чтобы совершенствование обрывалось. То, что совершенствуется, не можетъ уничтожиться; оно только изменяется.

5.
Смерть есть прекращение того сознания жизни, которымъ я живу теперь. Сознание этой жизни прекращается, — это я вижу на умирающихъ. Но что делается съ темъ, что созна¬вало? Я не знаю этого и не могу знать.

6.
Люди боятся смерти и желаютъ жить какъ можно дольше. Но если смерть есть несчастье, то не все ли равно умереть черезъ 30 или черезъ 300 летъ? Много ли радости для приговореннаго къ смерти въ томъ, что товарищей его казнятъ черезъ три дня, а его черезъ 30 дней?
Жизнь, которая вся кончилась бы смертью, была бы самой смертью. -Сковорода.

7.
Каждый чувствуетъ, что онъ не ничто, въ известный моментъ вызванное въ жизни кемъ-то другимъ. Отсюда его уверенность, что смерть можетъ положить конецъ его жизни, но отнюдь не  его   существованию. - Шопенгауэръ.

8.
Старики теряют память всего недавняго. А память ведь есть то, что связываетъ совершающееся во времени въ одно «я». У очень стараго человека это «я», здешнее, закончено и начинается новое.

9.
Чемъ глубже сознаешь свою жизнь, темъ меньше веришь уничтожению её въ смерти.

10.
Я не верю ни въ одну изъ существующихъ религий и потому не могу быть заподозренъ въ томъ, что слепо следую какому-либо преданию или влияниямъ воспитания. Но я въ продолжение всей моей жизни думалъ настолько глубоко, насколько былъ способенъ, о законе нашей жизни. Я отыскивалъ его въ истории человечества и въ моемъ собственномъ сознании, и я пришелъ къ ненарушимому убеждению, что смерти не существуетъ; что жизнь не можетъ быть иная, какъ только вечная; что безконечное совершенствование есть законъ жизни, что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное въ меня, должно иметь свое практическое развитие; что мы обладаемъ мыслями, стремлениями, которыя далеко превосходятъ возможности нашей земной жизни; что то самое, что мы обладаемъ ими и не можемъ проследить ихъ происхождения отъ нашихъ чувствъ, служитъ доказательствомъ того, что они происходятъ въ насъ изъ области, находящейся вне земли, и могутъ быть осуществлены только вне ея; что ничто не погибаетъ здесь на земле, кроме видимости, и что думать, что мы умираемъ, потому что умираетъ наше тело,— все равно, что думать, что работникъ умеръ потому,  что орудия  его  износились. - Иосифъ Мадзини.

11.
Если надежда на безсмерие была бы обманъ, то ясно было бы, кто обманутые. Не те низкия, темныя души, которыя никогда не подходили къ этой великой мысли, не те сонные, легко¬мысленные люди, которые довольствовались чувственнымъ сномъ въ этой жизни и сномъ мрака въ будущей, не те себялюбцы, узкие совестью и мелкие мыслью и еще более мелкие любовью,—не они. Они были бы правы, и выгода на ихъ стороне.. Обманутые—это были бы все те великие и святые, которыхъ почитали и почитаютъ все люди; обманутые все те, кто жилъ для чего-либо лучшаго, чемъ свое собственное счастье, и отдалъ свою жизнь за благо людей.
Обманутые все эти люди! Даже Христосъ тогда напрасно страдалъ бы, отдавая Свой духъ воображаемому Отцу, и напрасно думалъ бы, что проявляетъ Его Своею жизнью. Трагедия Голгофы вся была бы тогда только ошибка: правда была бы на стороне техъ, которые тогда смеялись надъ Нимъ и желали Его смерти, и теперь была бы на стороне техъ, которые совершенно равнодушны къ тому соответствию съ чело¬веческой природой, которое представляетъ эта выдуманная будто бы история. Кого почитать бы, кому верить, если бы вдохновение высшихъ существъ было бы только хитро придуманными. - Паркеръ.
 

П.
 
Сущность  перемены   существования,  совершающейся  при телесной смерти, непостижима человеческому уму.

1.
Мы часто стараемся представить себе смерть, какъ переходъ куда-то, но такое представление ничего не даетъ намъ. Представить себе смерть такъ же невозможно, какъ невозможно представить себе Бога. Все, что мы можемъ узнать о смерти, это то, что смерть, — какъ и все, что исходитъ отъ Бога,— добро.

2.
Спрашиваютъ: что будетъ съ душою после смерти? Не знаемъ и не можемъ знать. Одно верно—это то, что если идешь куда-нибудь, то наверное откуда-нибудь и вышелъ. Такъ и въ жизни. Если ты пришелъ въ эту жизнь, то откуда-нибудь вышелъ. Откуда или отъ кого вышелъ, туда или къ тому и придешь.

3.
Я не помню ничего о себе до моего рождения и потому думаю, что и после смерти не буду ничего помнить о своей теперешней жизни. Если будетъ жизнь ПОСЛЕ смерти, то такая, какую я не могу представить себъ.

4.
Вся жизнь человеческая есть рядъ, непонятныхъ наблюдению, но подлежащихъ ему, изменений. Но начало этихъ изменений совершившихся при рождении, и конецъ ихъ—совершающихся въ смерти — не подлежатъ даже и наблюдению.

5.
Для меня важно одно: знать, чего Богъ хочетъ отъ меня. А это выражено вполне ясно и во всъхъ религияхъ и въ моей совести, И потому мое дело въ томъ, чтобы выучиться исполнять все это и на это направить все мои силы, твердо зная, что если я посвящу свои силы на исполнение воли Хозяина, Онъ не оставитъ меня, и со мной будетъ то самое, что должно быть и что  хорошо  для  меня.

6.
Никто не знаетъ, что такое смерть, и, однако, все ея страшатся, считая ее величайшимъ зломъ, хотя она можетъ быть и величайшимъ благомъ. - Платон

7.
Если мы веримъ, что все, что случалось съ нами въ нашей жизни, случалось съ нами для нашего блага, мы не можемъ не верить и въ то, что то, что случается съ нами, когда мы умираемъ, должно быть нашимъ благомъ.

8.
Никто не можетъ похвалиться темъ, что онъ знаетъ то, что есть Богъ и будущая жизнь. Я не могу сказать, что знаю несомненно, что есть Богъ и мое безсмертие, но я долженъ
сказать, что я чувствую и то, что есть Богъ, и то, что мое «я» безсмертно. Это значитъ, что вера моя въ Бога и другой Миръ такъ связаны съ моей природой, что вера эта не можетъ
быть отделена отъ меня.   - По Канту.

9.
Люди спрашиваютъ: что будетъ после смерти? На это надо ответить такъ: если ты точно не языкомъ, а сердцемъ говоришь: да будетъ воля Твоя, какъ на земле, такъ и на небе, то-есть какъ во временной этой жизни, такъ и во вневременной, и знаешь, что воля Его есть любовь, то тебе нечего и думать о томъ, что будетъ после смерти.

10.
Христосъ, умирая, сказалъ: «Отецъ, въ руки Твои отдаю духъ Мой». Если кто говоритъ эти слова не однимъ языкомъ, а всемъ сердцемъ, то такому человеку ничего больше не нужно. Если духъ мой возвращается къ Тому, отъ Кого исшелъ, то для духа моего ничего, кроме самаго лучшаго, быть не можетъ.

III.
Смерть — освобождение.

1.
Смерть — это разрушение того сосуда, въ которомъ былъ нашъ духъ. Не надо смешивать сосудъ съ темъ, что влито въ него.

2.
Когда мы рождаемся, наши души кладутся въ гробъ нашего тела. Гробъ этотъ — наше тело —постепенно разрушается, и душа наша все больше и больше освобождается. Когда же
тело умираетъ по воле Того, Кто соединилъ душу съ теломъ, душа совсемъ освобождается. - По Гераклиту.

3.
Какъ отъ огня топится воскъ въ свече, такъ отъ жизни души уничтожается жизнь тела. Тело сгораетъ на огне духа и сгораетъ совсемъ, когда приходитъ смерть. Смерть уничтожаетъ тело такъ же, какъ строители уничтожаютъ леса, когда здание готово.
Здание — духовная жизнь, леса — тело. И тотъ человекь. который построилъ свое духовное здание, радуется, когда умираетъ, тому,  что принимаются леса его телесной жизни.

4.
Думаемъ мы, что при смерти кончается жизнь потому, что мы считаемъ жизнью жизнь тела отъ рождения до смерти. Думать такъ о жизни все равно, что думать, что прудъ это не вода въ пруду, а его берега, и что если бы ушла вода изъ пруда, уничтожилась бы та вода,  которая была въ пруду.

5.
Все въ мире растетъ, цвететъ и возвращается къ своему корню. Возвращение къ своему корню   означаетъ   успокоение, согласное съ природой. Согласное съ природой означаетъ вечное; поэтому разрушение тела не заключаетъ въ себе никакой опасности.- Лао-Тсе.

6.
Когда въ последния, предсмертныя минуты духовное начало оставляете тело, мы наверное знаемъ, что тело оставляется темъ, что живило его, и перестаетъ быть отделеннымъ отъ вещественнаго мира, соединяется съ нимъ. О томъ же, переходить ли духовное начало въ другую, опять ограниченную, форму жизни или соединяется съ темъ безвременнымъ, вне-пространственнымъ началомъ, которое давало ему жизнь, мы ничего не знаемъ и не можемъ знать.

7.
Человекъ, всю жизнь стремившийся къ покорению своихъ страстей, въ чемъ препятствовало ему его тело, не можетъ не радоваться освобождение своему отъ него. А смерть ведь есть только освобождеше. Ведь совершенствование, о которомъ мы не разъ говорили, состоитъ въ томъ, чтобы отделить, насколько возможно, душу отъ тела и приучить ее собираться и сосредоточиваться вне тела въ себе самой; смерть же даетъ это самое освобождение. Такъ разве не было бы странно, что человекъ, всю жизнь готовящийся жить такъ, чтобы быть какъ можно свободнее отъ власти тела, въ ту минуту, когда освобождение это готово совершиться, былъ бы недоволенъ имъ? И потому, какъ мне ни жалко разставаться съ вами и опечалить васъ, я не могу не приветствовать смерти, какъ осуществления того, чего я достигалъ въ продолжение жизни. - Изъ прощальной беседы Сократа съ  учениками.

8.
Не верит въ безмертие только тотъ, кто не думалъ по-настоящему о жизни.
Если человекъ только телесное существо, то смерть — конецъ чего-то столь ничтожнаго, что не стоит и сожалеть о немъ. Если же человекъ существо духовное, и душа только временно живетъ въ теле, то смерть только перемена.

9.
Мы боимся смерти только потому, что считаем собою то орудие, которымъ мы призваны работать,— свое тело. А стоитъ привыкнуть считать собою то, что работаетъ орудиемъ,—духъ, и не можетъ быть страха. Человекъ, считающий свое тело только даннымъ ему для работы орудиемъ, испытываетъ въ минуту смерти только сознание неловкости, которое испыталъ бы работникъ, когда у него отнято прежнее орудие, которымъ онъ привыкъ работать, а новое не дано еще.

10.
Человекъ видитъ, какъ зарождаются, растутъ, крепнуть, плодятся растения и животныя и какъ потомъ слабеютъ, портятся, стареют и умираютъ.
То же самое видитъ человекъ и на другихъ людяхъ, и то же самое знаетъ человекъ и про свое тело, знаетъ, что оно состарится, испортится и умретъ, какъ и все, что родится и живетъ на свете.
Но, кроме того, что онъ видитъ по другимъ существамъ и на себе, каждый человекъ знаетъ въ себе еще то, что не портится и не стареет, а, напротивъ, нечто такое, что чемъ больше живетъ, темъ больше крепнетъ и улучшается: знаетъ каждый человекъ въ себе свою душу, съ которой не можетъ быть того, что совершается съ теломъ. И потому страшна смерть только тому, кто живетъ не душою, а теломъ.

11.
Одного мудреца, говорившаго о томъ, что душа безсмертна, спросили: «Ну, а какъ же, когда мир кончится?» Онъ отвечалъ:  «Для того, чтобы душа моя не умерла, не нужно мира».

12.
Душа не живетъ въ теле, какъ въ доме, а какъ странникъ в чужом  пристинище.               - Индийский  Куранъ.

13.
Жизнь человеческую можно представить такъ: движение по коридору или трубе, сначала свободное, легкое, потомъ, при все большемъ и большемъ саморасширении, все более и более стесненное, трудное. Во время движения человекъ все ближе и ближе видитъ передъ собой полный просторъ и видитъ, какъ идущие передъ нимъ скрываются, исчезая въ этомъ просторе.
Какъ же, чувствуя всю напряженность, сдавленность движения, не желать поскорее дойти до этого простора? И какъ же не желать и бояться приближения къ нему?

14.
Чемъ жизнь наша становится духовнее, темъ более мы веримъ въ безсмертие. По мере того, какъ природа наша удаляется отъ животной грубости, уничтожаются и наши сомнения.
Покрывало снимается съ будущаго, мракъ разсеивается, и мы здесь уже чувствуемъ свое безсмертие.

15.
Тотъ, кто ложно понимаетъ жизнь, всегда будетъ ложно понимать и смерть.

16.
Знающий другихъ людей—уменъ; знающий самого себя— просвещенъ. Побеждающий другихъ—силенъ; побеждающий самого себя — могущественъ. Тотъ же, кто знаетъ, что,  умирая, онъ не уничтожается — вечен.   -  Лао-Тсе.

IV.
Рождение  и  смерть  суть  те  пределы,   за   которыми жизнь наша скрыта отъ насъ.

1.
Смерть и рождение — два предела. За этими пределами одинаковое что-то.

2.
Смерть есть то же, что рождение. Съ рождениемъ младенецъ вступаетъ въ новый миръ, начинаетъ совсемъ иную жизнь, чемъ жизнь въ утробе матери. Если бы младенецъ могъ разсказывать, что онъ испытывалъ, когда уходилъ изъ прежней жизни, онъ разсказалъ бы то же, что испытываетъ человекъ, уходя изъ этой жизни.

3.
Я не могу отрешиться отъ мысли, что я умеръ, прежде чемъ родился, и въ смерти возвращаюсь снова въ то же состояше. Умереть и снова ожить съ воспоминаниемъ своего
прежняго существования,—-мы называемъ обморокомъ; вновь пробудиться съ новыми органами, которые должны были вновь образоваться,  значитъ родиться. - Лихтенбергъ.

4.
Можно смотреть на жизнь, какъ на сонъ, а на смерть — какъ на пробуждение.

5. 
Когда люди умираютъ, куда они уходятъ? А туда, наверное, откуда приходятъ те люди, которые рождаются. Приходятъ люди отъ Бога, отъ Отца нашей жизни, — отъ Него всякая жизнь и была, и есть, и будетъ. И уходятъ люди къ Нему же. Такъ что въ смерти человекъ только возвращается къ Тому, отъ Кого исшелъ Человекъ выходить изъ дома, и работаетъ, и отдыхаетъ, и ест, и веселится, и опять работаетъ, и, когда устанетъ, возвращается домой.
Такъ же и во всей жизни человеческой: человекъ выходить отъ Бога, трудится, страдаетъ, утешается, радуется, отдыхаетъ и,  когда намучится, приходить домой, туда  откуда   вышелъ.

6.
Разве мы не воскресли уже однажды изъ того состояния, иъ которомъ мы о настоящемъ знали меньше, чем вь настоящемъ знаемъ о будущемъ? Какъ наше предшествующее состояние относится къ теперешнему, такъ теперешнее относится к  будущему. - Лихтенбергъ.

7.
Ты пришелъ въ эту жизнь, самъ не зная какъ, но знаешь, что пришелъ темъ особеннымъ я, которое ты есть; потомъ шелъ, шелъ, дошелъ до половины и потомъ вдругъ не то обрадовался, не то испугался, и уперся и не хочешь двинуться съ места, итти дальше, потому что не видишь того, что тамъ. Но ведь ты не видалъ также и того мира, въ ко¬торый ты пришелъ, а ведь пришелъ же ты. Ты вошелъ во входныя ворота и не хочешь выходить въ выходныя. Вся жизнь твоя была только въ томъ, что ты шелъ все впередъ и впередъ въ телесной жизни. Ты шелъ, торопился итти, и вдругъ тебе жалко стало того, что случается то самое, что ты, не переставая, делалъ. Тебе страшна большая перемена, какая будетъ при смерти въ твоемъ теле. Но ведь такая большая перемена случалась съ тобою и когда ты родился, и изъ этого для тебя не только не вышло ничего плохого, но, напротивъ, вышло такое хорошее, что ты и разстаться съ нимъ не хочешь.


V.
Смерть освобождаетъ душу изъ предъловъ личности.

1.
Смерть, это — освобождение  отъ  односторонности личности. Отъ этого-то, повидимому, и зависить выражение мира и успокоения на лице у большинства покойниковъ. Покойна и
легка обыкновенно смерть каждаго добраго человека; но умереть съ готовностью, охотно, радостно умереть — вотъ преимущество отрекшагося отъ себя, того, кто отказывается отъ
жизни личности, отрицаетъ ее. Ибо лишь такой человекъ хочетъ умереть действительно, а не повидимому, и, следовательно, не нуждается и не требуетъ дальнейшаго существования  своей  личности. - Шопенгауэръ.

2.
Сознание Всего, заключенное въ пределы тела отдельнаго человека, стремится расширить свои пределы. Въ этомъ первая половина жизни людей. Человекъ въ первой половине своей жизни все больше и больше любить предметы, людей, то-есть, выходя изъ своихъ предъловъ, переноситъ свое сознание въ другая существа. Но какъ бы много онъ ни любилъ, онъ не можетъ уйти изъ своихъ пределовъ и только въ смерти видитъ возможность разрушения ихъ. Какъ же после этого бояться смерти? Совершается нечто похожее на развитие бабочки изъ гусеницы. Мы здесь гусеницы: сначала родимся, потомъ засыпаемъ въ куколку. Бабочкой же мы сознаемъ себя въ другой жизни.

3.
Наше тело ограничиваетъ то божественное, духовное начало, которое мы называемъ душою. И это-то ограничение, какъ сосудъ, даетъ форму жидкости или газу, заключенному въ немъ, даетъ форму этому божественному началу.  Когда  разбивается сосудъ, то заключенное въ немъ перестаетъ иметь ту форму, которую имело, и разливается. Соединяется ли оно съ другими веществами? Получаетъ ли новую форму? Мы этого ничего не знаемъ, но знаемъ наверное то, что оно теряетъ ту форму, которую оно имело въ своемъ ограничении, потому что то, что ограничивало, разрушилось. Это мы знаемъ, по не можемъ знать ничего о томъ, что совершится съ темъ, что было ограничено. Знаемъ только то, что душа после смерти становится чемъ-то другимъ и такимъ другимъ, о чемъ мы въ этой жизни судить не можемъ.

4.
Говорятъ: «То только настоящее безсмертие, при которомъ удержится моя личность». Да личность моя и есть то, что мне более всего отвратительно въ этомъ мире, отъ чего я всею жизнью своей старался избавиться.

5.
Если жизнь есть сонъ, а смерть — пробуждение, то то, что я вижу себя отделеннымъ отъ всего существомъ, есть сновидение, отъ котораго я надеюсь пробудиться, умирая.

6.
Только тогда и радостно умирать, когда устанешь отъ своей отделенности отъ мира, когда почувствуешь весь ужасъ отдаленности и радость если не соединения со ВСЕМЪ, то хотя бы выхода изъ тюрьмы здешней отделенности, где только изредка общаешься съ людьми перелетающими искрами любви. Такъ хочется сказать: Довольно этой клетки. Дай другого, более свойственнаго моей душе, отношения къ миру. — И я знаю, что смерть дастъ мне его. А меня въ виде утешения уверяютъ, что и тамъ я буду личностью.
Подъ ногами морозная твердая земля, кругомъ огромныя деревья, надъ головой пасмурное небо, тело свое чувствую, занятъ мыслями, а между темъ знаю, чувствую всемъ существомъ, что и крепкая морозная земля, и деревья, и небо, и мое тело, и мои мысли—случайно, что все это только про¬изведение моихъ пяти чувствъ, мое представление, миръ, по¬строенный мною, что все это таково только потому, что я составляю такую, а не иную часть мира, что таково мое от-деление отъ мира. Знаю, что стоит мне. только умереть, и все это для меня не исчезнетъ, но видоизменится, какъ бываютъ превращения въ театрахъ: изъ кустовъ, камней сдела¬ются дворцы, башни и т. п. Смерть произведетъ во мне такое превращение, если я только не совсемъ уничтожусь, а перейду въ другое, иначе отделенное отъ мира, существо. И тогда весь миръ, оставаясь такимъ же для техъ, которые живутъ въ немъ, для меня станетъ другимъ. Весь мир такой, а не иной только потому, что я считаю собой такое, а не иное, такъ, а не иначе отделенное отъ мира существо. А способовъ отделения существъ отъ мира можетъ быть безчисленное количество.

VI.
Въ смерти раскрывается то, что было непостижимо.

1.
Всякому человеку, чемъ дольше онъ живетъ, темъ больше раскрывается жизнь: то, что было неизвестнымъ, становится известнымъ. И такъ до самой смерти. Въ смерти же раскрывается все, что только можетъ познать человекъ.

2.
Для умирающаго человека раскрывается что-то въ минуту смерти.  «Ахъ, такъ вотъ что говоритъ почти  всегда  выражение лица умирающего. Мы же, остающиеся, не можемъ ви-деть того, что раскрылось ему. Для насъ раскроется после, въ свое время.

3.
Все открывается, пока живешь, какъ будто все выше и выше равномерно подвигаешься по равнымъ ступенямъ. Но наступаетъ смерть, и вдругъ или перестаетъ открываться то, что открывалось, или тотъ, кому открывалось, перестаетъ видеть то, что открывалось прежде, потому что онъ видитъ что-то новое, совершенно другое.

4.
То, что умираетъ, отчасти причастно уже вечности. Кажется, что умирающий говоритъ съ нами изъ-за гроба. То, что онъ говоритъ намъ, кажется намъ повелениемъ. Мы представляемъ его себе почти пророкомъ. Очевидно, что для того, который чувствуетъ уходящую жизнь и открывающейся гробъ, наступило время значительныхъ речей. Сущность его природы
должна проявиться. То божественное, которое находится въ немъ, не можетъ уже скрываться. - Амиель.

5.
Все бедствия открываютъ намъ въ насъ то божественное, безсмертное, самодовлеющее, которое составляетъ основу нашей жизни. Главное же, по людскому суждению, бедствие—смерть — открываетъ намъ вполне наше истинное я.


____________________________________________________
Глава XXIX из книги Л.Н. Толстого "Путь жизни", 1911.



[Говорят, что все умирает. Но Толстой не умирает. Свидетельство тому - то, что вы его читаете. Природа не растрачивает своих богатств напрасно - ВП]