детское

И снова - снова это сдавливающее голову одиночество, эта тупая боль, горечь и безысходность. Все повторяется. Снова одна. Беспричинно. Просто внезапно понимаешь, что ты совсем, ну совершенно одна. И никто, никто не придет. Никто не протянет ладошку. Никто не обнимет."
Она села на затоптанные ступеньки общаги и, уткнув голову в колени, разрыдалась. Последнее время с ней такое случалось частенько. "Нервы ни к черту" - думалось родственникам. "Осенняя депрессия" - решили подружки. "Я просто одинока." - констатировала она.

Слезы все лились и лились по щекам, но даже они были в этот момент так кстати, потому что они согревали ее замерзшие на морозе щеки, и это мгновение естественного тепла дарило ей кусочек счастья и призрачное ощущение присутствия кого-то родного и близкого. Шерстяной свитер кусал лоб, веки припухли, руки бессильно повисли как бездушное сушащееся на веревках белье. Ей было не то чтобы плохо. Просто - никак. Неизбежность, несостоятельность, ненужность. Никому. Низачем. Никогда.
И в одно из мгновений упоительного почитания собственной никчемности, она вдруг почувствовала безумно нежное прикосновение маленького теплого тельца к своей руке. Котенок, живущий у старушки-вахтерши, забежал сюда, на третий этаж, случайно. И теперь бессознательно искал защиты и помощи. Он тихонько мяукал и терся, терся своей теплой шкуркой об нее. Два одиноких на этот момент существа обрели друг друга на этой полутемной лестничной клетке, где любили и презирали, дрались, ссорились, целовались и впервые признавались в любви, расставались и писали на стенах всякую ерунду... Она протянула дрожащую ладонь и провела по пушистой шерстке. И в эту секунду мир, казавшийся совсем недавно чем-то ужасно далеким, безликим и чужим, вдруг сфокусировался в одном этом простом движении. Планеты и звезды временно перестали существовать, Земной шар съежился и превратился вот в эту изящную кисть, касающуюся маленького существа, жаждущего тепла и ласки. И первая по-настоящему искренняя слеза медленно побежала вниз, вниз... Чтобы раствориться в этой дымчатой воздушной пене, и это была слеза облегчения и радости. Она снова нашла себя.