Памяти А. С. Пушкина

                Последние дни Пушкина.
                (Из воспоминаний современников).

  Я не буду комментировать эти воспоминания,уже много сказано.
  Просто хотел показать Александра Сергеевича,как человека,из плоти и крови,который мужественно переживал свои последние дни.
                ХХХ
    Он(Данзас) и д’Аршияк, который был секундантом Гекерна, очистили снег, приготовили место и в двадцати шагах Пушкин и Гекерн стрелялись. Сперва выстрелил Гекерн и попал Пушкину прямо в живот, пуля прошла все тело; но остановилась за кожей, так что доктора могли ее ощупать. Он упал, Гекерн бросился к нему на помочь, но он привстал и сказал, что хочет стрелять. Секундант подал ему пистолет и он выстрелил в Гекерна; бросил в воздух пистолет и что-то вскричал. Гекерн ранен в руку, которую держал у пояса: это спасло его от подобной раны какая у Пушкина. Пуля пробила ему руку, но не тронула кости и рана не опасна. Отец его прислал заранее для него карету, — он и Пушкин приехали каждый в санях, и секундант Гекерна не мог отыскать ни одного хирурга — Гекерн уступил свою карету Пушкину; надлежало разрывать снег и ломать забор, чтобы подвести ее туда, где лежал
Пушкин, не чувствуя впрочем опасности и сильной болезни от раны и полагая сначала, что он ранен в ляжку; дорогой в карете шутил он с Данзасом; его привезли домой; жена и сестра жены, Александрина, были уже в беспокойстве; но только одна Александрина знала о письме его к отцу Гекерна: он закричал твердым и сильным голосом, чтобы жена не входила в кабинет его, где его положили, и ей сказали что он ранен в ногу.
(А. И. Тургенев — А.И.Нефедьевой в Москву.
С. П. Бург. 1837. Генваря 28. 9 час. Утра. )
                ХХХ
    Данзас вошел. Пушкин захотел остаться с ним один. Он объявил Данзасу свои долги. Около четвертого часу боль в животе начала усиливаться и к пяти часам сделалась значительною. Я послал за Арендтом, он не замедлил приехать. Боль в животе возросла до высочайшей степени. Это была настоящая пытка. Физиономия Пушкина изменилась: взор его сделался дик, казалось, глаза готовы были выскочить из своих орбит, чело покрылось холодным потом, руки похолодели, пульса как не бывало. Больной испытывал ужасную муку. Но и тут необыкновенная твердость его души раскрылась в полной мере. Готовый вскрикнуть, он только стонал, боясь, как он говорил, чтоб жена не услышала, чтоб ее не испугать.
— Зачем эти мучения, — сказал он, — без них я бы умер спокойно.
Наконец боль, по-видимому, стала утихать, но лицо еще выражало глубокое страдание, руки по-прежнему были холодны, пульс едва заметен.

Незадолго до смерти ему захотелось морошки. Наскоро послали за этой ягодой. Он с большим нетерпением ее ожидал и несколько раз повторял:
— Морошки, морошки.
Наконец привезли морошку.
— Позовите жену, — сказал Пушкин, — пусть она меня кормит.
Он съел 2 — 3 ягодки, проглотил несколько ложечек соку морошки, сказал — довольно, и отослал жену. Лицо его выражало спокойствие. Это обмануло несчастную его жену; выходя, она сказала мне: «Вот увидите, что он будет жив, он не умрет».
Но судьба определила иначе. Минут за пять до смерти Пушкин просил поворотить его на правый бок. Даль, Данзас и я исполнили его волю: слегка поворотили его и подложили к спине подушку.
— Хорошо, — сказал он и потом несколько погодя промолвил: — Жизнь кончена.
— Да, конечно, — сказал доктор Даль, — мы тебя поворотили.
— Кончена жизнь, — возразил тихо Пушкин.
Не прошло нескольких мгновений, как Пушкин сказал:
— Теснит дыхание.
То были последние его слова. Оставаясь в том же положении на правом боку, он тихо стал кончаться, и — вдруг его не стало.
Недвижим он лежал, и странен
Был томный мир его чела.
2 февраля 1837 г.
(И. Т. СПАССКИЙ ПОСЛЕДНИЕ ДНИ А.С.ПУШКИНА)