Кина не будет

               
               
      «Кино» - бросилось ему в глаза, и сразу определилась программа на ближайшие два часа. Хватит слоняться по городу – жизнь командировочного и так сплошная беготня. А кино – это отдых, развлечение, вполне укладывающееся в бюджет, даже если не экономить на обедах, спичках и городском транспорте.
      Сам фильм мало интересовал Коптяева, важно было, что сейчас он усядется в кресло, расслабит уставшие ноги и отключится, переключится, уйдёт в другую жизнь, хорошую ли, плохую, но другую, отличную от  его – временной, хлопотливой и дискомфортной.
      Коптяев открыл массивную дверь и обнаружил, что попал в плохо освещённое помещение, и что почти от самого входа начинается очередь. Всё-таки, пристраиваясь в конец её и настраиваясь на философский лад, подумал Коптяев, между кинотеатрами и театрами пролегла глубокая пропасть или, по крайней мере, овраг: театр начинается с вешалки и встречает посетителя гардеробщиком и программой, а чем встречает кинотеатр? – полумрачным предбанником, называемым для камуфляжа кассовым залом. Вот и выходит, что театр – это праздник, а кинотеатр – будни, театр – храм искусства, а кинотеатр – забегаловка, куда за порцией наслаждения стремятся, как в бутербродную – вскочить, перехватить наскоро чего-нибудь эмоционального и умчаться по своим делам.
      Очередь двигалась вперёд, и вместе с ней продвигался погружённый в свои философские размышления Коптяев. Очнулся он от пронзительного женского голоса:
      - Эй, там, на полубаке!
      - Извините, - смутился Коптяев. – Дайте мне что-нибудь посредине.
      - Ершей не делаем, - строго сказала женщина.
      - Каких ершей? – не понял Коптяев, снял и протёр очки. Кассирша почему-то стояла перед ним в полный рост, была в белом халате, а за её спиной высилась пирамида бутылок с красивыми цветными этикетками.
      - Галлюцинации – результат переутомления на работе, - подумал Коптяев, - ох, не жалею я себя, не жалею.
      - Ну, чего тебе? – нетерпеливо спросила женщина. – Портвейн? Фетяску? Мурфатляр?
      - Какой портвейн?! Какой футляр?! – разволновался Коптяев. – Я пришёл в кино.
      - Кино?! – вытянулось лицо у женщины, и очередь тотчас же подхватила и со смехом понесла:
      - Кино! Ха-ха-ха!
      - Остряк!
      - Разуй глаза, грамотей!
      - Постойте, постойте, - стал отбиваться Коптяев. – Ведь там же написано «кино».
      - Мало ли чего у нас пишут, - поучительно заметил стоявший за Коптяевым неустойчивый мужичок. – Всему верить нельзя. Вот я недавно увидел на заборе слово из трёх букв. Поверил. Попробовал на ощупь. А это гвоздь оказался. Дюбель. Руку вот повредил.
      - Кина здесь нет и никогда не было, - разъяснил пролетарий с торчащим из кармана разводным ключом. – Здесь фирменный магазин «Вино».
      - А написано «кино», - не сдавался Коптяев.
      - Кино через два квартала, - поставила точку продавщица. – Следующий!
      - Нет, подождите, - не унимался Коптяев. – Это же форменное безобразие. Вы заманиваете людей. Вы нарушаете Указ. Кому вы подчиняетесь?
      - Мы-то? Вышестоящей организации.
      - Конкретно?
      - Вышестоящей. Конкретней некуда.
      На следующий день Коптяев разыскал эту вышестоящую организацию и, войдя в надлежащий кабинет, представился:
      - Гость вашего города!
      - Какой ещё гость? – хмуро спросил хозяин кабинета.
      - Увы, живой, не каменный.
      - Ну и что?
      - А то, что, проходя вчера по улице Сурикова, я увидел надпись «кино». Вошёл и попал в винный магазин.
      - И вас там плохо обслужили?
      - Не в этом дело. Дело в принципе. Человек направляется в кино, а попадает в вино. Он рассчитывает получить заряд интеллекта, а ему предлагают бутылку. Слабовольный не устоит, предрасположенный поддастся соблазну. Вот вам цена одной буквы, вот вам и анти-алкогольная пропаганда.
      - Да, очень плохо, когда путают буквы, - согласилось должностное лицо. – Мы доведём ваш сигнал до вышестоящей инстанции.
      - Как?! – воскликнул Коптяев. – Ещё одна вышестоящая организация! Сколько же их требуется, чтобы исправить всего лишь одну букву?
      - Не забывайтесь, товарищ! Вы замахиваетесь на систему! Покиньте стены учреждения!
      - И покину, - встал со стула Коптяев. – Но предупреждаю: буду жаловаться.
      - Это – сколько угодно.
      Коптяев вышел на улицу, кипя и негодуя. Бюрократы. Формалисты. Им подсказываешь, а они тебя игнорируют. Вот погодите, холодные души, я на вас натравлю, я вас встряхну, накатаю такую жалобу. Но как называется эта организация? На кого собственно жаловаться? Он стал искать вывеску, но её нигде не было.
      - Конспираторы чёртовы, - выругался Коптяев. – Засекретились, замаскировались.
       Он ещё раз внимательно осмотрел фасад, но вывески так и не обнаружил. Зато над самым входом увидел кумачовое полотнище, на котором чётким, издалека заметным шрифтом, было написано: «Добро пожаловаться!»