Ступени

Пристанищ 
не искать, не приживаться,
Ступенька за ступенькой, без печали,
Шагать вперед, идти от дали к дали,
Все шире быть, все выше подниматься!                Герман Гессе

 
Когда я училась в третьем классе одной московской школы, в нашем образовательном учреждении был капитальный ремонт, и нас переселили в другую школу. Места всем не хватало, и нам достался самый маленький кабинет из-за того, что в нашем классе было двенадцать человек.

Комната была узкой, всего около пяти шагов в ширину. Впервые увидев кабинет, я подумала: «Как же мы будем в нем учиться?!» Здесь были и положительные стороны: высокие потолки и громадные окна с большими подоконниками. Но оказалось, что это тоже плохо, так как наш кабинет находился на солнечной стороне, и «окошки» давали слишком много тепла и света: было очень жарко, ведь еще топили батареи, а также было настолько светло, что мы, сидя почти вплотную к доске, не видели, что там написано, так как солнечные блики танцевали по ее глянцевой зеленой поверхности.

В классе все парты были разнокалиберные, так как нам не хватило одинаковых парт. Они стояли в две шеренги вдоль доски, как солдаты  в армии, а учительский стол пришлось загнать в угол, единственный, который остался свободным, так как другой угол занимал книжный шкаф, с которого свисали длинные лианы разных растений. Вообще в классе было очень много цветов, что значительно оживляло пейзаж этого достаточно унылого помещения со старым паркетным полом, уже потерявшим свою былую красоту. Но зато теперь пол был «украшен» частыми черными полосками, оставшимися от обуви.
 
Зала, где могли бы проходить уроки музыки, не было, а пианино нам выдали старое и расстроенное, с западавшими клавишами, которое поставили в коридор, где и проводили уроки. Нам повезло, что учительницей музыки оказалась заслуженная артистка Грузии, волею судьбы занесенная в нашу школу, вырванная из привычной среды - своей родины, носившей в сердце невыразимую тоску и вместе с тем возвышенную Любовь к музыке. Она была потрясающим музыкантом, пианисткой и скрипачкой, и, подобно Паганини, который исполнял произведения на скрипке с частично порванными струнами, она извлекала удивительные звуки из «видавшего виды» инструмента, и все занятия в нашем кабинете проходили под изумительные мелодии.

И так получилось, что музыка нас всех связала и объединила. Даже на продленке, когда делали уроки, мы включали красивую классическую музыку Баха, Бетховена, Шопена, работа спорилась, и было отчего-то легко и радостно. Увлеченные музыкой, мы готовили концерты, втайне от взрослых, чтобы потом удивить их. Мы репетировали, рисовали плакаты, делали грамоты, призы… Постепенно дети раскрывались, росли духовно прямо на глазах, преодолевая ступеньку за ступенькой свои внутренние проблемы.

Помню выступление Дашеньки, светленькой нежной девочки. Дашеньки изображала лебедя, белого красивого изящного лебедя. Он то плакал, то летал в облаках, то спускался на блестящий зеркальной чистоты пруд и плыл по нему. И ее природные смущение и робость просто таяли на глазах.

А Машенька, измученная тяжелой домашней обстановкой и оттого редко улыбавшаяся невзрачная девочка поразила нас своим пением. Машенька пела в тот день «Ромашки спрятались». Голос ее так и лился, так и звенел, глаза раскрылись, показывая всю свою прелестную синеву, бездну двух маленьких океанов, щечки разрумянились, волосы водопадом падали на плечи, а руки она трогательно прижала к груди. И вдруг все увидели, какая она красивая! Звуки, издаваемые Марией, летели все выше и выше, звали с собою ввысь, в небо.
 
Мы становились с каждым днем добрее, будто в сердцах наших музыка открывала все светлое и чистое. И часто свойственная детям некоторая черствость и агрессивность уходила, давая место добродушию.
 
Среди нас выделялся Леша, худой и не по возрасту высокий мальчик, вечно попадавший в различные ситуации, вызванные его непосредственностью и некоторой тугодумностью. Однажды он заперся на переменке в классе, никому не открывал, даже когда прозвенел звонок на урок. Наша учительница Мария Андреевна напрасно дергала ручку двери, и только после того, когда она громким строгим голосом велела открыть, дверь распахнулась. Мы, стайкой сбившись за ее спиной, выглядывали, пытаясь разглядеть, что там происходит. На пороге стоял Леша, весь потный и взъерошенный, длинная пыльная паутинка забавно висела на его носу. «Леша! Что ты здесь делал?» - возмущенно спросила Мария Андреевна. Леша печально опустил голову: «Я не успел…» Мы заглянули в класс. И смех стал постепенно зарождаться, вылезать из нас и скоро понесся ничем не сдерживаемый под самый потолок, отражаясь от него, разносясь эхом по коридору и этажам и, казалось, разбивая окна. Пред нами предстала такая картина: все столы сдвинуты, стоят, словно барашки, в кучке, а учительский стол лежит на подоконнике кверху ножками-рожками.

Урок был сорван: пока мы расставили парты, расселись и успокоились, прозвенел звонок на перемену. Только после урока Леша сказал нам, что ему была мала своя парта, и он хотел поменять ее на самую последнюю, ведь она была большой. Мы долго еще по-доброму смеялись, вспоминая этот случай, когда Леше просто не пришло в голову пересесть за другую парту.

В итоге оказалось, что, хотя кабинет нам достался плохой, проведенный в нем год учебы, пропитанный запахом солнца и божественной музыкой, остался в моей памяти одним из самых лучших периодов жизни.

Гуска Елена, 11 лет