Из записок господина N Медовые страсти

Манишь меня, как кровавый мак в горах...
Дикий ветер срывает росу поутру,
Улыбается доброй улыбкой Аллах.
Скоро буду с тобой и счастливым умру!

Нет ощущения слаще в сердце душевном, чем встреча влюбленных после долгой разлуки. А была ли разлука? Да так пустяк. Целая вечность и секунда боли. Однажды Тишина спросила меня, почему я славлю Аллаха, восклицая «Аллах Акбар».
- Ведь ты крещеный, православный…
- Бог един. Мусульманин ли я, православный ли. Он любит нас одинаково. - пояснил я, закрывая глаза от счастья. – Просто мне нравится это арабское выражение и переводится оно, как «Бог самый великий».
Тишина смотрела на меня влюбленными глазами. Ветер трепал пух на ее белоснежных крыльях. Я прижался к ее груди, и вдохнул аромат ландышей. Сердце ее стучало каждой буквой «Я тебя люблю, Эн, и хочу, чтобы ты был счастлив!».
Шел дождь. Я стоял под старым кленом, утопая в его разноцветной листве. Босой и почти незаметный. Тишина подошла и прижалась ко мне, и мы с наслаждением слушали мелодию падающих капель. Звучал осенний вальс.
- Пойдем, мой несмышленый мальчик…- взяла Тишина меня за руку и повела за собой.
Мокрая листва приятно шуршала под босыми ногами. Мы шли под дождем, и я видел, как мокрое платье девушки просвечивалось.
- Аллах Акбар, - шептал я, борясь с соблазном.
Тишина смеялась звонким смехом. Мы зашли в какой-то заброшенный дом, и она забралась на кровать и стала радостно прыгать. Я смотрел на нее с умилением. Она была как ребенок, не стеснялась меня.
- Тишина.. Тишина.. не своди меня с ума...- улыбался я, а она улыбалась мне.
По комнате плавали мыльные пузыри, разных размеров, маленькие и большие. Откуда они появлялись, я не знал. К нам проникал солнечный свет. Погода разъяснилась. Пузыри медленно кружились надо нами, играя зеркальной поверхностью, и лопались.
На кухне я нашел горшочек с медом. Когда я вернулся, Тишина была обнажена и лежала на животе. Я тонкой золотистой струйкой лил мед на ее  изящную спину, вырисовывая надпись «Аллах Акбар». Потом я еще двумя пальчиками, словно шагающим человечком, прогуливался по ее нежной коже, перепрыгивая надпись. Ей было щекотно. Никогда не думал, что девушки так могут бояться щекотки. Она заливалась беззаботным смехом. Я убрал в сторону огонь ее пахнущих полевыми цветами волос и поцеловал шею. Мои поцелуи были легки, как шепот, едва касаясь ее кожи. Я чувствовал дрожь в этом невинном, изгибающемся от удовольствия теле. Мне хотелось большего, но я не решался. Передо мной была Тишина. Я боялся ее нарушить.
Когда мы пошли мыться, воды в кране не оказалось. На подоконнике стояла ваза со свежими ирисами. Еще тогда я подумал, что это знак к новому расставанию, но отогнал мысль прочь. И я поливал Тишину водой из вазочки. Мед плохо отмывался, и я слизывал кончиком языка эту священную надпись. Тишина смеялась над моими стараниями. Другие бы на ее месте меня ругали, а Тишина нет…