Исповедь перед смертью

От едкого дыма глаза до сих пор щипало, а дыхание было таким же тяжелым.
Лес нависал и давил своим огромным сводом. Множество тропинок разбегалось в разные стороны; казалось, в бесконечность….
Виктор пытался пошевелить руками и ногами, но тело не слушалось: оно было сковано дикой болью.
В ушах все еще стоял шум от разорвавшейся гранаты, но даже сквозь этот шум едва различались звуки поступи. Виктор не ошибся. Кто-то был рядом.
Еле держась на ногах, к Виктору подошел офицер: форма на нем была измята и местами разорвана; обгоревшее лицо было покрыто царапинами и шрамами. Правый рукав полностью разорвался, а рука была забинтована.   
Офицер сел, прислонившись к сосне, рядом с Виктором и зарыдал.
“Они убивают… беспощадно убивают…”, - было слышно сквозь слезы и всхлипывания.
Где-то вдалеке послышалась серия выстрелов. И снова все затихло.
- Когда я был маленький, - тихо заговорил Виктор, - я часто играл в войну, в пластмассовых солдатиков. Мне нравились ружья, гранаты, танки, сражения….
Он захрипел и закашлялся. Дыхания не хватало, но он продолжал говорить.
- Я ненавижу войну. И мой сын никогда не будет играть в такие игры…
Он помолчал.
… Моя душа плачет так же, как плачешь сейчас ты. Я молюсь. Я молюсь не за себя, а за страну, за людей. Выдержит ли народ это испытание?.. Я знаю, что народ никогда не сдастся, но боюсь, что сил у него не хватит…. Если бы ты знал, сколько смертей я повидал, сколько исповедей выслушал: раненые молодые парни в смертельных муках рассказывали мне о своих родных, друзьях, которых уже нет в живых; о своей судьбе, которая к ним так несправедлива. Это очень страшно. У меня бежал мороз по коже, когда я слышал сквозь хрипы слова прощания с родиной и семьей. Сейчас мне кажется, что я нахожусь в таком же положении, как они. Но я борюсь. Я выдержу. Я буду воевать, сколько будет нужно. Только вот мои  любимые - Аннушка и сынишка. Где они? Как они? Живы ли?... –  слезы душили его.
Солнце уже стало садиться. В лесу темнело.
- У меня никого не осталось, кроме Родины, любимой и сына. И все это сейчас пытаются отобрать проклятые немцы! Они бессердечные, бездушные сволочи….
Если, - голос у Виктора совсем пропал, и пришлось продолжить шепотом, - ты выживешь, спаси Аннушку и сына. Умоляю тебя….
Больше говорить он не мог. Сердце билось все медленнее. Раз… два.… Третьего удара не было.
Офицер кинулся к Виктору. Он хотел спросить, где искать его семью, но не успел.
Только сейчас он заметил, что все тело Виктора повреждено после взрыва – как он смог прийти в сознание и говорить? Офицер случайно увидел, что из кармана гимнастерки торчит уголок бумажки. Это была фотография. Офицер достал ее и увидел молодую девушку – черноволосую, кареглазую, очень красивую. На коленях у нее сидел мальчуган. На вид ему было года два. Глазки были большие серые, волосики темные. В ручонках он держал игрушечный танк.
Офицер сжал кулаки. Ненависть закипала в нем.
Он зарыдал.
Птицы взлетели с ветвей. Душераздирающий плач пронесся по всему лесу...