Глава 8. Мечта

Ястреб покинул озеро, решив, что после такого конфуза делать там больше нечего. …Не то чтобы вояка уж очень сожалел о случившемся – пожалуй, что вовсе и нет. Но думать о впечатлении, произведённом на окружающих, Ястребу было неприятно. Цели-то он своей не достиг: Ворона, как он думал, была мертва, а другие обитатели озера его вообще не интересовали. Но, вспоминая о  свидетелях происшествия, вояка испытывал жуткую досаду и раздражение. Ястребу казалось, что все знали о его желании добиться расположения Вороны, и теперь все они смеются над ним.

- Неизвестно еще, кто над кем посмеётся, - решил Ястреб, направляясь в сторону города.

Обзавестись такой подругой, от вида которой у местных провинциалов отвиснут клювы, стало его новой целью.

- Если я и вернусь, - злорадно думал вояка, - то уж – не меньше, чем с Жар-птицей!

Обычно угрюмый вид Ястреба даже сменился выражением некоторой мечтательности, когда он представил, как опешат все эти курицы, увидев: кто есть кто на самом деле. Сомнений в том, где искать такую подругу, не возникало: в городе! – где же еще?

Добравшись до города, Ястреб уселся на самое высокое сооружение, которым оказалась телевизионная вышка, и принялся вертеть головой, осматриваясь и выжидая. Ничего интересного на глаза не попадалось, но в какой-то момент внизу мелькнуло что-то неуловимо знакомое. Приглядевшись, Ястреб заметил в середине бесформенной стаи горластых бестолковых воробьев какое-то голубое пятно.

- Ба, да это же француз! – узнал ястреб Попугая, - откуда он здесь? Ведь Цапля утверждала, что он улетел во Францию…

Ястреб разглядывал француза, дивясь причудам судьбы:

- И тут не скрыться… куда не сунься, везде наткнешься на знакомый клюв и перья… что за мир…

А Попугай порхал среди воробьев, подбиравших крошки, обронённые на тротуаре, горланил на всю улицу, толкался, затевая ссоры со своими нынешними компаньонами. Голубой наряд потускнел от уличной пыли, но несчастным Попугай нисколько не выглядел. Его вполне устраивал этот гвалтливый переполох, в центре которого новоявленный забияка неизменно находился. Тут, в этой компании, он чувствовал себя как дома – забыв и о кормушке, и о своём желании найти эту самую кормушку, во что бы то ни стало.

Пока Ястреб рассматривал Попугая, на площади под вышкой что-то начало происходить. Движение и доносившиеся снизу звуки привлекли внимание. Из больших машин, образовавших круг по периметру площади, разгружался передвижной зоопарк. Одни рабочие уже кормили животных, громко требовавших причитающегося им ужина, другие устанавливали по центру отдельную клетку. Спуститься вниз Ястреб не решился, так и заночевав на антеннах вышки.

Утром его разбудило противное… не то карканье, не то квохтанье… Разобрать то, что выкрикивала эта птица, было совершенно невозможно. Однако то, что кричит именно птица – Ястреб всё-таки понял. Спустившись пониже, чтобы разглядеть скандалистку, он обомлел: в клетке посредине площади сидела жар-птица…

У Ястреба пересохло в горле… Ничего подобного вояка в жизни не видел: распущенный веером хвост птицы переливался всеми цветами радуги. Оторопевший Ястреб так и просидел весь день на перилах нижней смотровой площадки, почти не двигаясь и не спуская глаз с жар-птицы, не смея отвести взгляд от этой красоты – в опасении, что она может просто-напросто исчезнуть, стоит лишь отвернуться.

Переместиться куда-нибудь ниже, поближе к красотке, тоже не представлялось возможным: там целый день толпились люди. Звуки, издаваемые диковинной птицей, вскоре перестали казаться Ястребу противными. Даже если бы она трубила – подобно слону, томящемуся неподалёку на большой зарешёченной платформе – то всё равно оставалась бы самой прекрасной на свете.

…Только на третий день Ястреб решился поверить, что его избранница не может исчезнуть внезапно, и лишь тогда он позволил себе слетать и наспех поесть чего-нибудь.  Вернувшись вскоре, он тут же занял свой наблюдательный пост, с облегчением убеждаясь в неизменности ситуации. Тем не менее, Ястреб был близок к отчаянию, всё лучше понимая, что показать себя избраннице во всей своей красе ему не удастся. Птица даже его самого не видит, а уж продемонстрировать в сложившихся обстоятельствах ловкость полёта и неотразимый охотничий наскок – и вовсе невозможно. От всех этих невозможностей – в сочетании с нетерпеливой возбуждённостью – у Ястреба мутился разум: впервые в жизни он совершенно не представлял, что делать.

Нараставшее все последние дни беспокойство превратилось в настоящую панику, когда на следующее утро Ястреб вдруг увидел, что зоопарк стали сворачивать.

Рабочие закрыли борта машин. Центральную клетку разобрали, предварительно выловив из неё Павлина и пересадив в закрытый фургон. После чего весь караван тронулся, направляясь в сторону другого города.

Вереница машин бойко катила по дороге, сопровождаемая Ястребом, устремившимся вслед своей мечте. 

А в это время, сидящий на опустевшей площади и довольный жизнью Попугай наслаждался мыслью о том, что пришёл наконец-то час, когда увезли этого гадкого крикливого самца… у которого, между прочим, он ещё умудрился стащить самое яркое перо… И – не сегодня, так завтра – сумеет, конечно же, приладить редкостную красоту к своему хвосту!