Любовь. часть 2

НАГРАДА ДОСТОЙНЫМ
Они вновь встретились 1 сентября 1932 года.
По ее воспоминаниям, это случилось так: «(…) Я не видела М. А. двадцать месяцев (в действительности чуть больше восемнадцати. — Г.С. ), давши слово, что не приму ни одного письма, не подойду ни разу к телефону, не выйду одна на улицу. Но, очевидно, все-таки это была судьба. Потому что, когда я первый раз вышла на улицу, я встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: «Я не могу без тебя жить». И я ответила: «И я тоже».
В уже упоминавшемся томике его произведений, ставшем своеобразным талисманом их любви, появились две новые записи: «Несчастье случилось 25.02.1931 года» (дата их вынужденного разрыва. — Г.С.). «А решили пожениться в начале сентября 1932 года. 6.09.1932 г.». Через год в том же томике, на стр. 66, Он выделил строки: «...и в сентябре произошло уже не знамение, а само событие...» и наискосок, через весь текст, записал: «С каковым сентябрьским событием, дорогая Люся, тебя и поздравляю! В ночь на 7-е сентября. Москва. 1933 год».

ЖИЗНЬ
А дальше была жизнь, в кольцо замкнувшая их тела и души. Для них она была счастливая и долгая. Настолько долгая, что они успели пройти вместе, в любви, и через земное, и неземное измерения.

Жить им определено было в трагическую эпоху, но к ним благоволила судьба и, наверное, оберегал Бог.
Несмотря на официальные и «дружеские» уговоры, Он так и остался «литературным волком» – не остригся по требуемой моде и не перекрасился. Писал только о том, что знал и во что верил. Время всеобщего учета (как оказалось, в первую очередь духовного) и массового сексотства (СЕКретный СОТрудник – Г.С.) почти не оставляло Личности никаких шансов на выживание.
Но они жили!
В любви и согласии, в полном духовном единении, находя смысл существования в этом ирреальном, абсурдном пространстве лишь друг в друге. Ему, а точнее им, противостояла система, которая производила над ним какой-то адский эксперимент. Его не репрессировали, как многих, не посадили, не расстреляли. Ему, творцу милостью Божьей, позволили даже заниматься литературным ремесленничеством – зарабатывать свой, так называемый прожиточный минимум, в качестве литредактора известных московских театров. Но его произведения, известные уже не только в стране, но и за ее рубежами, не печатали и не ставили на сцене. Все, что им было написано, писалось или задумывалось, по чьему-то дьявольскому замышлению обрекалось на прижизненное забвение. Официально не запрещали, не объявляли «антипартийными», «антинародными», но и «не пущали». Иногда проводили с ним чисто иезуитские беседы по поводу творческого будущего, перемежая разговор многозначительными намеками. В дневниковых записях 1937 года Она, с его слов, описала один из таких разговоров.
«(…) К. (политпросветовский чиновник. — Г.С.) задушевно расспрашивал: «Как вы живете? Как здоровье, над чем работаете?». М.А. говорил, что после всего разрушения, произведенного над его пьесами, вообще работать сейчас не может, чувствует себя подавленно и скверно. Мучительно думает над вопросом о своем (и ее. — Г.С.) будущем. Хочет выяснить свое положение. На что К. еще более ласково уверял, что все это ничего, что вот те пьесы не подошли, а вот теперь надо написать новую пьесу и все будет хорошо».
Яснее ясного: напиши то, что надо – и получишь то,  что хочешь. Выполнять «соцзаказы» Он не мог. Поэтому все написанное  им шло, как сейчас говорят, в стол, пополняя писательский архив. Лишь Она в полной мере понимала трагизм его положения. Дневник свидетельствует: «(…) Сейчас – вечером – занимаемся разборкой архива. Миша сказал: «знаешь, у меня от всего этого (показав на архив) пропадает желание жить». И там же:
«Поздно ночью наедине: «Мы совершенно одиноки.
Положение наше страшно».
В каждодневной борьбе с, казалось бы, непреодолимыми обстоятельствами их спасала любовь. Для нее островком любви в холодном житейском море была семья: Он и двое ее сыновей. После развода, младший, Сергей, жил с ними. Старший, Женя, живя в новой семье отца, большую часть времени проводил у них дома. В ее дневнике есть запись, характеризующая атмосферу семьи: «Сегодня день рождения Женюши – он называется еще у нас «номер первый». Это М.А. выдумал игру: они трое (М.А., Женечка и Сергей) спрашивают меня в отдельности, кого я больше всех люблю, кто первый номер».
И ради сохранения территории своей любви Она была самоотверженна и терпелива. Ей, имевшей только опыт беззаботного и безбедного жития, приходилось каждодневно решать проблемы, связанные с бытовыми мелочами, (Дневник: «Сегодня днем была в городе – скоросшиватели, ботинки Мишины, лекарство от головной боли, спички и картофель»), бюджета семьи (Дневник: «Получили деньги, вздохнули легче. А то просто не знала, как жить дальше. Расходы огромные, поступления небольшие. Долги»), вести деловую переписку, телефонные переговоры, печатать на машинке необходимые бумаги, принимать гостей (желающих было предостаточно), крепить любовью семью – и все получалось, на все ее хватало.
Территорию ее любви составляло и его творчество. Она любила все написанное им, справедливо находя в каждом произведении его душу и разум. О том, что оно значило для нее, говорят строки дневника: «(…)За ужином – вдвоем – говорил о важном. При работе в театре... – невозможно работать дома, писать свои вещи. Он приходит такой вымотанный из театра – этой работой над чужими либретто, что, конечно, совершенно не в состоянии работать над своей вещью. Миша задает вопрос – что же делать? От чего отказаться? Может, переключиться на другую работу?Что я могу сказать? Для меня, когда он не работает, не пишет свое, жизнь теряет всякий смысл».
И Она делала все, чтобы оберечь и эту территорию своей любви.

Для него ее любовь явилась Божьей милостью, подарком судьбы, единственной разумной и светлой реальностью, спасавшей его от беспросветной ирреальности окружающего мира. Ее любовь вдохновляла его на жизнь и творчество. Без нее не состоялось бы самое главное его произведение – бессмертный роман, в котором гениально отразилось их время, их судьба и их победа над временем.