На все вкусы

Осторожно: святость!

Приятно встретить в толпе чужих, равнодушных людей своего доброго знакомого. Приятно было увидеть на обширной выставке «Мученичество и святость в ХХ веке» среди больших, броских, претенциозных полотен простую работу отца Иоанна Рейпольского «Старец Серафим Вырицкий». Отец Иоанн — молодой батюшка, настоятель старинного Успенского храма в посёлке Большая Вруда, сын известного художника и сам талантливый живописец; вместе с отцом он расписывал свою сельскую церковь — наша газета писала об этом. И вот на выставке в Союзе художников — работа врудинского батюшки: простая, тёплая, душевная. Приятно было повидаться.

Если же говорить о выставке в целом… Боюсь, что выставка не получилась. «Мученичество и святость» — тема, не терпящая верхоглядства. Тут левой ногой нельзя — не получится ничего… Это не тот случай, когда зал можно набить всем, что хоть отчасти «подходит по теме»: и иконы, и портреты, и пейзажики с церковками, и философические оккультистские «прозрения», и полотна безпредметников.

Ни стиль единый не выдержан, ни мировоззрение: тут тебе и Православие, тут и католичество (портрет матери Терезы), тут и монархисты, тут и демократы гайдаровского образца. Всё-таки, берясь за подобную тему, нужно ставить перед собой несколько более глубокие задачи, нежели просто стремление «исчерпать вопрос». Как говорил мудрец, «когда оратор хочет исчерпать вопрос, он исчерпывает терпение слушателей», — к галерейщикам это тоже относится.

В результате же работы — даже вовсе неплохие, даже замечательные — загораживают друг друга, перебивают, шагают вразнобой… Разве можно, к примеру, расслышать в этом живописном галдеже тихий голос такого значительного художника, как, скажем, Олег Гадалов? Удивительный русский живописец, общепризнанный «мастер снежных пейзажей»; его белые храмы в белых полях самым загадочным образом сочетают в себе и величие, и душевность: то самое сочетание, которым и влечёт к себе русское Православие человеческие сердца.

К теме мученичества эти пейзажи не имеют никакого отношения, а к святости… Не всякий это поймёт, но гадаловские работы — они, если можно так выразиться, «пейзажные иконы», на них — чистый лик Святой Руси, кроткий, терпеливый, и углублённый в себя, и в то же время открытый целому миру… Это тонко, это в высшей степени не помпезно, это тихо и проникновенно. Но разглядывать гадаловские работы на данной экспозиции — всё равно что слушать человека, под рёв стадиона читающего стихи Фета.

Разумеется, одним Олегом Гадаловым не ограничивается список интересных живописцев, поместивших свои работы в экспозицию «Мученичество и святость», — но история со всеми одна: им не перекричать толпу. А кто в толпе самый крикливый? Жизненный опыт, увы, подсказывает печальный ответ… То же и здесь, в зале Союза художников… Зачастую смотришь на полотно, изображающее некий евангельский сюжет, и ясно видишь: автор твёрдо считает себя много мудрее евангелистов, — у него своё видение, своя концепция, своя трактовка; он шире Православия, шире вообще всего христианства, он парит в таком астрале, что и землю-то грешную видит очень мелко… Такие авторы, как правило, не скупятся на холст, на краски, и кажется порой, что их работы утыканы восклицательными знаками.

Дело даже не в реализме или отсутствии такового. В конце концов, русская икона (настоящая русская икона) в высшей степени не похожа на полотно реалиста-передвижника XIX века. Дотошный реализм, как правило, не способен заглядывать глубоко в душу; простой иллюстрацией евангельского текста не раскроешь духовный смысл написанного. Редко кого из прославленных реалистов посещала удача на этом пути, но даже и удачные попытки не безспорны… Тот же Репин, например, писал на библейские темы много, а что можно вспомнить сейчас? Разве что «Воскрешение дочери Иаира» с непревзойдённо переданным ощущением тайны… Словом, дело не в реализме кисти, а в некоем высшем реализме души, — но это уже близко к святости, это не всякому дано…

Вернёмся к выставке. На ней много скульптуры — также весьма (слишком!) разноплановой. Есть замечательные работы, но в первую очередь вспоминается модель памятника Собору петербургских святых С.Ю. Алипова. Работа давняя, ещё 1996 года, и, в общем, тоже не безспорная, — а всё-таки жаль, что среди десятков питерских памятников, среди новых монументов (памятник собачке Муму, памятник уличному фотографу, памятник — зачем? — среднеазиатскому классику, памятник — какими судьбами? — канадскому стихотворцу) нет этой скульптуры… На ней и Иоанн Кронштадский, и Ксения Блаженная, и Александр Невский, и священномученик Вениамин Петроградский, и все они собраны под Казанской иконой Божией Матери, хранящей наш город… Жаль, что не стоит этот памятник на одной из городских площадей, — ну да что тут поделаешь…

Как бы там ни было, а на выставку сходить стоит, — только не нужно пугаться её пестроты, нужно выбрать для себя несколько полюбившихся работ и попытаться спокойно пообщаться с ними с глазу на глаз. Выбрать есть что, трудность в том, чтобы разглядеть, выхватить глазом нужное… А что до остального —  что ж, это тоже познавательно: вот так воспринимает веру наша современная творческая интеллигенция…
Сергей ОЛЬХОВЕЦКИЙ