Путешествия

Июль еще влачился. Белые ночи стремительно опускали крылья. Медвяный воздух благоухал. Взошла прихотливая луна, подав знак бессоннице.

В саду танцевала Алексеева. В руках у нее качался уставший жасмин.

Прохожие посматривали. Жесть ветра топорщилась.

— Айседора Дункан, — прикрыла глаза мечтательная Мартынова, — я видела ее однажды во сне. Она подала мне знак.

Под утро все улеглись. Накрахмаленные простыни елозили. Мартыновой приснился стальной, с синеватым отливом ерш, рассекавший холодную воду.

Алексеева с утра пела. Токи ее голоса пронзали утренний хрустальный воздух.

— Хорошая девушка, — подумала Мартынова, — яркая, талантливая. Надо будет устроить ей ангажемент.

Из сада вышли вместе: Алексеева — стремительная, в меру нежная, закутанная в темно-вишневую шаль, Мартынова — задумчивая, в зеленом капоре.

Утренняя роса блистала. Пыльные яблоневые ветви раскачивались.

— Когда-то я служила в "Интуристе", — делилась Мартынова, — послали в Индию. Там мне сделал предложение раджастанский раджа. Пять дней я провела в замечательной беседке, в райском саду из белых и алых роз. И скажу тебе доверительно, это были секунды неизъяснимой поэзии.

Алексеева смеялась и качала головой. По небу торжественно плыли голубоватые барашки.

— Ах, Италия, — выпевала Алексеева.

Разговаривали о фатальных путешествиях. На перекрестке встретили малограмотную Апину. Она приостановилась и долго, пристально глядела им вслед своими рысьими глазами.

— Вы говорите — Индия. А я вкусила воздуха золотистой Италии. Какие упоительные серенады я слушала по вечерам на старой римской вилле. Синеватый мрамор ступенек был похож на клавиши рояля. Роились поклонники. Но выделяла я одного: синеглазого блондина, высокого, гибкого, похожего на Сережку Есенина.

Так, путешествуя, добрели до сумерек. Уже вечерние козы, грустные и отяжелевшие, потянулись домой. Ярко пылал малиновый закат в травяных колокольцах. В саду затевали танцы.


10 июля 1999 г.