Ад - это когда умираешь снова и снова

Я существовал с начала сотворения мира, и буду существовать, пока последняя звезда не упадёт с небес. И хотя я согласился носить имя Гая Калигулы, я не человек. Я – всё, и никто. Таким образом, я – бог.
                (Гай Юлий Цезарь Август Германик Калигула)


Вы знаете, что такое жестокий облом?
Не знаете?! Ну, тогда вы счастливый человек. Очень даже возможно, что вы самый счастливый человек. Да-да! Просто, пока у вас не было случая в этом убедиться.
А, вот, меня обломали самым жестоким образом.
И кто обломал-то! Мой шеф - человек, которого я уважал много лет не только, как своего начальника, а ещё и, как друга семьи и, как человека, который когда-то учился вместе с моей мамой.
Вообще-то, я его не перестал уважать и после того, как он вошёл в мой кабинет в тот самый момент, когда мои пальцы уже проникли за резинку трусиков секретарши шефа – его, то есть, секретарши… Но согласитесь, это жестокий облом – когда вас накрывают в такой момент.
- Э… простите… - извиняющимся тоном сказал шеф, и тут же закрыл за собой дверь.
Я отпустил Катеньку, которая сразу рванула к зеркалу и начала приводить себя в порядок.
Я тоже спешно занялся собой. Поправив на себе одежду и пригладив взъерошенные волосы ладонью, я всё же решил сесть за свой стол, чтобы торчащие колом брюки не смущали шефа, который всё равно сейчас войдёт.
Раздался стук в дверь.
- Да, Пал Саныч... Войдите!
Шеф вошёл не сразу. Сначала, слегка приоткрыв дверь, он осторожно заглянул. Но убедившись, что набравшиеся наглости подчинённые уже вспомнили, где они, в конце концов, находятся, Пал Саныч вошёл.
- Вообще-то, эта дверь так же легко запирается изнутри, как и снаружи, - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал шеф.
Он подошёл к окну и молча принялся изучать автостоянку, на которую выходили окна в этом крыле здания редакции.
Я тоже, пока решил хранить молчание. Нет, не потому, что мы с Катенькой натворили что-то такое, за что шеф мог нас, как следует взгреть! Просто… Ну, мы же на работе, если крепко задуматься. А на работе, в общем-то, работают, если задуматься ещё крепче.
Разобравшись со своим туалетом, Катенька направилась к двери. Уже взявшись за ручку она, как ни в чём ни бывало, спросила шефа:
- Пал Саныч, там есть что-нибудь срочное? Вы не меня искали?
- Нет-нет, Катюша… Иди… Я с Сашей хотел поговорить.
Когда дверь за Катенькой уже почти закрылась, девушка многообещающе мне улыбнулась и изобразила поцелуй.
Мы остались вдвоём с шефом.
- Саша, меня такой сценой давно уже нельзя шокировать. А представь, если бы вошёл кто-нибудь другой! Уборщица, например... Хотя, если честно, я за вами не только ничего подобного не замечал, но даже и не подозревал, что у вас какие-то чувства, какие-то отношения…
- Я понял, Пал Саныч. Извините… Больше никогда…
- У вас что, после работы нет времени?
- Ну, Катя вечером учится, а я... Да, и живём-то мы в разных концах Москвы. Мне, вон, даже в выходной, чтобы до её дома добраться, почти два часа надо. Маршрутка, потом метро, потом опять маршрутка и...
- Так пусть она к тебе переедет, - серьёзно сказал шеф.
- А?
- Ну, да! Хотя, твоя мать сразу скажет, женись, мол, да? Я её знаю... - задумчиво произнёс Пал Саныч. – А вы с Катей, небось, и не думали ещё об этом.
- Не думали…
- Ладно, Саш… Разберётесь, в конце концов. Я, в общем-то, совсем по другому делу к тебе зашёл, - сказал шеф, переходя на деловой, в его понимании, тон.
- Догадываюсь.
- Нет, парень, не догадываешься!
- То есть?
- Ты знаешь, что Упыря, наконец, поймали?
- Ну-тк! А кто ж в Москве не знает, что Упырь пойман! Ну, вы загнули, Пал Саныч! Это ж, каждый первоклассник знает!
Пал Саныч, не обращая внимания на моё «загнули», продолжал:
- И знаешь, наверное, что пресса и телевидение к нему рвутся, как свора на медведя. Да?!
- Ещё бы! Такой фрукт в лапы органов угодил!
И тут до меня стало кое-что доходить. Видимо, это отразилось на моём лице, потому что шеф заулыбался и весело сказал:
- Ну-ну, продолжай!
- А мы, как же? А, Пал Саныч? Мы ведь, насколько мне известно, даже не дёргались в этом направлении, да?
- Совершенно верно, Саша! Не дёргались.
- А почему, если не секрет?
- Да потому, что я знал, что до суда, если он вообще состоится, к Упырю не только прессу, а маму родную близко не подпустят.
- Вы предполагаете, Пал Саныч, что у этого ублюдка есть мать?
- Ну, не с неба же он свалился! – закатив глаза, сказал шеф.
- Ладно. А теперь… Теперь что-то изменилось, да? – спросил я.
- Не просто изменилось, Саша. А так изменилось, что все СМИ с сегодняшнего дня только нам в рот смотреть и будут.
- ???
- Ну, что ты моргаешь, как сова на свету? Говорю же тебе – ни радио, ни телевидение, ни периодику - никого к Упырю не пустят, кроме нас.
- Кроме нас?!
- Я что, невнятно говорю? Да, Саша, никого кроме нас.
- А что изменилось-то? – не мог понять я.
- Упырь оказался невосприимчивым к боли. Есть такое психическое расстройство - анальгезия называется. Пытать такого человека – время терять… А сам он ничего не рассказывает, - с досадой в голосе говорил шеф.
- А как же, эта... Как её? Ну... сыворотка правды, что ли?
- Ты что, в эти шпионские страсти веришь?
- Так это что, лажа, да, Пал Саныч?
- Да нет, почему же! Не лажа, конечно... Но действует-то не на всех. А если у этого гадёныша такое расстройство, то, видимо, они уже и на этом прокололись.
- Они? Кто это – они?
- Следаки.
- Ясно, - сказал я, хотя не понял и половины. Особенно мне была непонятна роль нашей газеты в деле Упыря.
Мы немного помолчали. Я не мог понять к чему клонит шеф, а он, похоже, ждал, когда я приду в себя, и со мной можно будет серьёзно поговорить. Всё это время Пал Саныч изучал проявление эмоций на моём лице.
- Саш… В общем…
- Да, Пал Саныч!
- В общем, Упырь заявил своим опекунам, что будет с ними разговаривать только после того, как сделает заявление для СМИ. А представлять эти самые СМИ должен ни кто иной, как Александр Каштанов.
- Ну, а мы-то тут причё… Бли-и-ин! – вырвалось у меня.
- Не блин, Саша, а ни кто иной, как ты. Понял?
- Офигеть… - теперь уже не Пал Саныч, а я изучал автостоянку под нашими окнами.
- На «офигеть», Сашенька, времени нет. Собирайся-ка ты в тюрьму.
- Х-м... Спасибо... А почему, всё-таки, я?
- Такова воля Упыря.
- Нехило! Маньяки – насильники будут диктовать газетам...
- Александр!
- Да?
- Упырь сказал, что есть только один журналюга, с которым он согласен беседовать. И этот… прости меня, журналюга – ты.
- Журналюга, значит… Ну, ладно... А почему всё же, именно я?
- Ты уже задавал этот вопрос.
- Ну, да... но...
- Понимаешь, Саша, Упырь все эти годы следил за прессой...
- Немудрено!
- Не перебивай.
- Простите, Пал Саныч...
- Упырь следил за прессой и сделал для себя вывод, что более трезвого и объективного мнения, чем твоё...
- С ума сойти!
- ...он в СМИ не встречал, - продолжил, как ни в чём ни бывало шеф, даже не обращая внимание на то, что я ненароком его перебил.
Изучив моё, видимо ставшее похожим на африканскую маску, лицо, шеф решил меня добить:
- Упырь сказал, что будет разговаривать только с Каштановым. Остальные, как он выразился – продажные прихвостни режима.
- Вот это оценочка! – вырвалось у меня.
- Ты про прихвостней?
- Да, нет же! Про прихвостней я и так знаю. Насчёт меня он здорово сказал!
- Ага… Ну, вот и обращайся к этому самому Упырю насчёт прибавки…
- Да, не о том же я! Понимаете, Пал Саныч...
И тут я понял, что на небе засияло ещё одно солнце.
- Пал Саныч!
- Ну? Ну, что ты заладил, как патефонная пластинка – пал саныч, пал саныч, пал саныч…
- А что с прибавкой?
- Сгоняй к Упырю и поговорим.
- То есть, это всё реально, да? – не веря своим ушам, спросил я.
- А ты думал… виртуально, да? Добро пожаловать в реальность, мой друг!
Мы оба разразились хохотом.
Немного придя в себя, Пал Саныч уже серьёзным тоном продолжил:
- Понимаешь, мне позвонили в пять утра...
- Оттуда?
- Оттуда – оттуда... Сказали, чтобы я организовал тебе командировку в их… тихую обитель… Ну, я, естественно, так же, как и ты: а что такое, а почему мы? А мне, спокойно так, объяснили, что Упырь желает сделать заявление для прессы, а в качестве представителя прессы хочет видеть только Александра Каштанова – самого трезвого и объективного журналиста, который не искажает факты и не страдает самопиаром.
- М-да... Я уже чувствую себя этакой Клариссой Старлинг из романа «Молчание ягнят»...
- Ага, смотри, только, с Упырём роман не закрути, а то придётся тебе в какую-нибудь «голубую» газетёнку от нас уйти.
Мы как-то нервно, не от души, посмеялись над шуткой шефа, после чего, перейдя на серьёзный тон, Пал Саныч сказал:
- Ладно, пойдём ко мне в кабинет.
- Да, теперь я понимаю, почему Катя ничего об этом не знала...
- Ну, конечно! Ведь это не ей, а мне в пять утра звонили. Тут, видишь ли, другая важность. Пойдём! – сказал шеф, направляясь к двери.
Когда мы выходили из кабинета, шеф, как бы между прочим, сказал:
- И это... Не забывайте с Катей, что дверь запирается изнутри. Да, и с мамой бы её познакомил. Хорошо?
Глядя в пол, я молча кивнул. Не знаю, заметил ли он, что я покраснел, как школьник...


УПЫРЬ

Я сейчас уже вряд ли вспомню, когда в СМИ стали появляться первые сообщения о зверствах этого маньяка. Давно это было… Скорее всего, я в те времена ещё учился, и даже не знал, где находится редакция газеты «Новость Недели», в которой я работаю уже почти пять лет.
Помню только, что все девчонки жутко боялись этого урода, вырезавшего на животе жертвы надпись «упырь насытился». Хотя, среди моих сокурсниц были и такие, кто говорил, что нормальным девушкам можно не бояться маньяка, так как все его жертвы были, мягко говоря, весьма и весьма лёгкого поведения.
От всех ранее известных московских маньяков Упырь отличался тем, что насилуя пьяную, неспособную сопротивляться жертву, перекусывал девушкам на шее артерии, и бедняжки мгновенно теряли сознание от резкого падения давления.
Ублюдок никогда не оставлял следов, из чего органы сделали заключение, что у маньяка есть специальное образование или опыт работы криминалистом. Естественно, что под подозрением ходили многие сотрудники внутренних дел. К счастью, ни с кем из них не случилось такой несправедливости, как с многочисленными невинными жертвами охоты на свердловского маньяка Бориса Фефилова, которых расстреливали почём зря, пока ублюдок разгуливал на свободе.
Свои жертвы Упырь выбирал в недорогих питейных заведениях. Знакомился с девушкой. Угощал. Доводил с помощью спиртного и довольно приличной дозы транквилизаторов «до кондиции», а потом… Потом всех их находили с перегрызенными на шее артериями и с… аккуратно удалёнными половыми органами.
Из-за склонности Упыря к «хирургии» одно время его даже сравнивали с так и не пойманным Флорентийским монстром.
Одна из найденных девушек некоторое время была жива. Из её рассказа следователи и узнали леденящие душу подробности о том, как развлекался этот выродок.
Спасти девушку не удалось. Да, и, слава богу! С такими увечьями она превратилась бы в приставку к системе жизнеобеспечения. Ну, конечно, и женщиной её уже нельзя было бы назвать. О личном восприятии самой пострадавшей того, что с ней случилось, я, пожалуй, не буду даже говорить…
Фоторобот маньяка составить тоже не успели. Следователи ещё несколько лет блуждали в потёмках и, вдруг… Вдруг упырь нарвался на транссексуала…
Геройский поступок этого, в общем-то, бесполого существа смаковали все СМИ. Ну, ещё бы, парень, возомнивший себя особой противоположного пола и проделавший над собой эту жуткую операцию, в прошлом занимался восточными единоборствами. Разделаться с женоподобным, как оказалось, маньяком, ему не составило труда. А невероятная смесь польской, украинской, русской и скандинавской кровей, сделала его устойчивым к алкоголю. Что же касается транквилизаторов, то транссексуал довольно часто впадал в депрессии, поэтому лопал горстями антидепрессанты, которые слегка заблокировали действие седативных препаратов. Поэтому, когда маньяк уже изрядно закосел и потерял бдительность, транссекуал ещё только начинал веселиться.
Упырю всё, всегда давалось легко и запросто, поэтому подонок и расслабился. Думал, всё будет, как всегда.
В общем, теперь маньяк за решёткой, а транссексуал жалеет, что он больше не мужчина. Оказывается, раньше у него были проблемы с противоположным полом, которые и загнали его на операционный стол. А после того, как он прославился, к нему ломанулись поклонники и, разумеется, поклонницы… Тут парень вспомнил, что он был парнем, но… Но было поздно.
Мне его почему-то не жалко. Вообще, ко всем добровольно уродующим себя гражданам я отношусь так же, как врачебная комиссия в военкомате к членовредительству на почве психического расстройства.
А теперь Упырь хочет сделать заявление для СМИ. И только после этого, по его словам, он начнёт сотрудничать со следователями.
Я прекрасно понимал, что никакого заявления не будет. В том смысле, что наши отпечатают специальный экземпляр «Новостей Недели», который следаки и подсунут Упырю, чтобы тот стал шёлковым. Ну, может ещё сымитируют телерепортаж на эту тему. Притащат в камеру ящик, "настроенный" на "нужный" канал... Ну, выступит там какой-нибудь обозреватель, который между делом, зачитает заявление Упыря. Но вряд ли всё это на самом деле будут транслировать.
В общем, моя поездка в тюрьму – полное фуфло, как говорят обитатели этого мрачного заведения. Но работать-то надо. Что бы там ни говорил этот ублюдок о том, что я не страдаю самопиаром, на самом деле, я был бы не против пропиарить своё, и без того известное, имя ещё и таким, если так можно сказать, извращённым способом.
И на следующий день я поехал к Упырю.

Подполковник Лебедев, который меня инструктировал, показался мне жизнерадостным мужчиной, не имеющим никакого отношения к работе с отбросами общества.
Для начала он показал мне комнату, в которой должна была состояться наша с маньяком встреча. Помещение представляло собой специально подготовленную, примерно десятиметровую комнату с двумя, расположенными друг напротив друга дверями, и разделённую посередине металлической сеткой. Как уверял подполковник, даже если врезаться в эту сетку с разбега, она выдержит. Так что, бояться мне, собственно, нечего.
Честно говоря, я ничуть и не боялся.
По обе стороны сетки стояли два пластиковых стула, какие можно увидеть в летних кафе. Никаких столов не было, но вдоль сетки, в полуметре от неё, на уровне плеча сидящего человека, от стены к стене - пересекая комнату, тянулся металлический поручень – этакая труба, на которой, при желании, можно пристроить блокнот или облокотиться. Такой же поручень я заметил и в другой половине комнаты.
После осмотра помещения мы вернулись в кабинет подполковника.
Как только мы вошли, хозяин кабинета вызвал кого-то по телефону. Из всего, что он говорил в трубку, я понял только «зайдите сейчас ко мне».
«Может, чаем хочет угостить… Секретаршу зовёт» - подумал я.
Не прошло и минуты, как в кабинет вошли два здоровяка в камуфляже. При них был портативный металлоискатель.
Лебедев жизнерадостно представил мне прибывших, но я не запомнил ни фамилий, ни званий. Зато я, вдруг, понял, что меня собираются обыскивать…
Только я собрался заявить о своих правах, как, посмотрев в глаза всем троим, понял, что все мои права остались за стенами этого учреждения.
В результате, при мне не осталось ровным счётом ничего из того, что было в моих карманах.
Правда, после тщательного изучения, со словами «это можно», мне вернули носовой платок.
Наконец, неприятная процедура закончилась. Подполковник выдал мне цифровой диктофон и, увидев, как я покосился на свой, привезённый из редакции, сказал:
- Ваш диктофон настоящий. А этот – муляж. После нажатия на «запись» у него просто загорается светодиод, и всё.
- А как же запись?- недоумевая, спросил я.
- Запись будет производиться скрытыми микрофонами и видеокамерами. Всё, что требуется от вас – это присутствие. Присутствие и, конечно же, полное участие! Преступник не должен заметить подвоха. Поработайте с ним… Разумеется, если вы согласны с нами сотрудничать.
- Я?.. Да, согласен…
- Ну, вот и хорошо! А теперь, идёмте! Нас уже ждут! – указав на дверь, сказал Лебедев.

Когда я вошёл в комнату, в которой мы с подполковником были полчаса назад, по другую сторону сетки, на стуле, спиной ко мне, сидел мужчина.
Дверь на его половине комнаты была приоткрыта, и в проёме мне хорошо был виден сидящий на стуле человек в камуфляже с мощным электрошокером в руках. Рядом с ним у стены стояла резиновая дубинка.
- Здравствуйте, - сказал я, глядя в смотрящий на меня затылок.
Мужчина встал, развернул стул и, заметив, что я всё ещё стою, мягким красивым голосом произнёс:
- Здравствуйте, Александр! Садитесь, пожалуйста! – он указал на стул на моей половине.
- Спасибо... - автоматически промямлил я, и понял, что я весь в его власти.
Он улыбнулся. То ли ему показалось смешным моё «спасибо», то ли - он прочитал мои мысли...
- А можно мы будем на «ты»? – спросил он, глядя мне не просто в глаза, а куда-то дальше – в мозг, в душу.
На вид ему было что-то около тридцати. Но я знал, что на самом деле ему сорок лет.
- Да, конечно. Только я не знаю, как вас зовут. Не Упырь же, в конце концов... - пожав плечами, ответил я.
Он засмеялся, и мне тут же стало весело. Его настроение проникало во все уголки моего существа.
«Он отличный парень» - подумал я, и сам же ужаснулся своей мысли.
- Имён много, - вдруг, резко прервав смех, сказал он.
- Как это? А паспорт? Ну, вас же...
- Тебя.
- Что, простите? – не понимая его, спросил я.
- Мы перешли на «ты».
- Ах, да! Но... имя! Я хотел бы знать...
- Имя? Имя подойдёт любое! На кого я, по-твоему, похож?
- То есть?
- Ну, какое имя подходит к моей внешности.
И тут я вспомнил, что Лебедев и его сотрудники всё время называли его по фамилии, которая почему-то никак не хотела оставаться в моей памяти. Но имени его никто не называл. В прессе и на телевидении, опять же, всегда фигурировала фамилия, называя которую диктор добавлял «...известный, как Упырь...»
Да-да… Они так и говорили: «маньяк такой-то, известный, как Упырь».
- Меня зовут Игорь, - прервав мой мыслительный процесс, сказал Упырь. – По крайней мере, родители называли меня так. Ну, и в паспорте, разумеется, записано это же имя. Но мне оно ни о чём не говорит.
- То есть?
- Моё настоящее имя невозможно воспроизвести с помощью речи. Его можно только почувствовать. А толкование его значения составит целую книгу. Ну, это если опираться на человеческое восприятие.
- Вы... То есть... простите... Игорь, ты хотел выступить с неким заявлением, да? Мне передали, что ты согласен разговаривать только со мной.
Он кивнул, и я продолжил:
- Поэтому я здесь!
- Ты не включил диктофон.
- Что? Ах, да! Простите...
Я нажал на кнопку, и загорелся красный светодиод.
- А всё, что мы говорили перед этим, я думаю, не так важно, да?
- Разумеется. Людям, вообще, свойственно нести чушь, и упиваться ею… И поэзия – один из примеров такой чуши. И сочинитель, и слушатели получают кайф от того, что простые желания умудрились облачить в какие-то немыслимые карнавальные одежды…
- Например? – перебил его я.
- Ну, например, вот это:
              Я видел жизнь в оптический прицел.
              Возможно, в тот момент она решала
              «Как дальше жить»? и «Есть ли в жизни цель»?
              Толчок в плечо, и жизни той не стало...
- Это чьи стихи?
- Не знаю! Только что в голову пришло.
- Оригинально! Хотя... Не знаю, как сказать...
- Они не воспевают высоких чувств, ты хотел сказать. Да?
- Ну, стихи разные нужны... А что за заявление ты хотел сделать?
- На этой планете не умеют бороться со злом, – бесстрастным тоном произнёс он.
- Что, прости?
- Вы не боретесь со злом. Вы его культивируете. Оно трансформируется во что-то другое, но так и остаётся злом.
Честно говоря, я был шокирован таким заявлением. Я даже не знал, что ему ответить. Наконец, взяв себя в руки, я спросил его:
- Это всё? Всё, что ты хотел сказать средствам массовой информации? Я для этого здесь?
- Нет, ну, что ты! Это только заголовок, если так можно сказать!
- Ну, слава Богу!
Как только я произнёс это, всем привычное «слава Богу», его брови взлетели вверх, и по лицу расползлась улыбка.
- Люди! Попробуйте обходиться без слов-паразитов! – сказал Упырь тем тоном, которым обычно дают добрые советы.
- По-твоему слово «Бог» - слово-паразит?
- Ну, ты же не славил Бога на самом деле. Да?
- В общем, конечно, да... - смутился я.
Я смутился, но глаз не опустил. И даже не отвёл. Вообще, мне было легко смотреть ему в глаза. Он был из той породы людей, которые сразу завоёвывают доверие и симпатию.
«Господи! Я же полностью в его власти, - снова подумал я. - Да, если он захочет, он же запросто отсюда выйдет»
- Вы не боретесь со злом. Вы только уничтожаете проявления зла, а само зло, тем временем, подыскивает себе новые формы, новые названия, новые образы...
- Подожди-подожди! Что же это значит? Получается, если тебя расстрелять, живущее в тебе зло воплотится во что-то, но не исчезнет. Я правильно понял?
- Ну, я потому именно тебя и пригласил, что ты не превращаешь чужие мысли и высказывания во что-то, только для тебя удобоваримое. Я пригласил тебя, чтобы ты донёс мысль неискажённой!
Он на секунду задумался.
- Да, что там мысль! Я же сейчас тебе поведаю истину! Истину, которую из века в век скрывали те, кто имел власть и такие полномочия...
Видимо, на моём лице промелькнули тени недоверия. Упырь внимательно изучил меня, и продолжил:
- Чтобы я был уверен, что ты, действительно, меня понимаешь, скажи мне, где ты находишься, когда спишь?
Я понял, что здесь кроется какой-то подвох, поэтому не стал с разбегу отвечать, что сплю я в постели. Немного подумав, я сказал то, что уже не раз приходило мне в голову, когда я задумывался на тему смерти, души, сна, а также нашего восприятия себя, как личности:
- Я не знаю, где нахожусь, когда сплю.
- Совершенно верно! – спокойно, но с нотками одобрения в голосе, ответил он.
- А где? Где я нахожусь? Конечно, если это не секрет.
- Да, какой там секрет! Каждый знает, где он находится, когда его тело отдыхает.
- Где же?
- Дома.
- ???
- Ну, я же не знаю – кто ты и откуда. Но одно мне известно доподлинно, что когда твоё тело находится в состоянии глубокого сна, сам ты пребываешь там, где твоя обитель.
- Блин! – вырвалось у меня. - Я же чувствовал! Я знал! Но...
- Но, на самом деле люди знали об этом всегда, - неожиданно перебил меня он.
- Разве?!
- Конечно, Каштанов! Ты помнишь Основные идеи Алмазной сутры? - "Живые существа пребывают в нирване, и лишь невежество порождает иллюзию их пребывания в сансаре"
- Да-да, конечно! Там ещё это... - "Истинная реальность не имеет образа и не может быть описана или представлена", но...
- Но причём здесь моё заявление? Ты это хочешь спросить? Да? – спросил Упырь.
- Ну, да!
- Хорошо. Я сейчас объясню.
Он покосился на диктофон в моей руке.
- Вот, скажем, вы казнили преступника.
- А почему ты всё время отделяешь себя от людей? – спросил его я. - Ты же всё время говоришь «вы», «люди»... Почему?
- Ну, наверное, потому, что я знаю - кто я, а не забиваю себе голову тем, что мне рассказали папа и мама. Я знаю, что я не человек, а только использую мозг существа, которое ты видишь перед собой. Вы – люди, думаете, что вы местные… Считаете себя землянами. Так ведь?
- Ну, а как по-другому? Нас же с детства этими знаниями пичкали, – ответил я.
- А знаешь, что я тебе скажу… Не всех этими знаниями пичкают. Есть целые народы – индусы, например, верования которых здорово отличаются от европейских религий, и уж тем более, от научных данных.
- Я изучал индуизм. По-моему, они тоже в тупике.
- Александр! Мы с тобой не за бутылочкой сидим. Мы с тобой находимся в тюрьме! И у меня очень мало времени, но есть возможность поведать вам, людям, как, наконец, избавиться от зла! А ты мне тут про какой-то индуизм-пофигизм...
- Хорошо. Извини! Я тебя внимательно слушаю.
- Вы убиваете на войне, чтобы избавиться от врага. Вы убиваете в быту, чтобы… Ну, по разным причинам. Да, вы просто, иногда сами себя убиваете, чтобы избавиться от надоевшей жизни. Вы, наконец, убиваете преступников. Но вы не избавляете, таким образом, свою планету от зла! Ты это понимаешь?
- Понимаю! Что ж тут непонятного! То есть... подожди! Как это не избавляем?
- Очень просто! Человек, находящийся в момент смерти в сознании, не попадает туда, откуда он родом. Теперь понятно?
- Почему не попадает? – не понимал я.
- Потому, что зависает. Он не дома… А связь с домом – с обителью, то бишь, возможна только во сне!
- Так, что ж... Во сне что ли казнить преступников прикажешь? Ерунда какая-то получа...
- Нет, не ерунда! Люди казнят человека, находящегося в сознании, для того чтобы казнённый осознавал...
- Да это же бред какой-то!
- Так и я о том же! Бред! Жажда мести, и ничего больше!
- Так что же... Ты и в самом деле предлагаешь казнить во сне?
- Да. Это единственный способ не сделать человека тем, что церковь называет... «неприкаянной душой»...
Убедившись, что я внимательно слушаю, Упырь продолжил:
- Когда ты спишь – тебя здесь нет. Если тебя в этот момент отключить... Ну, например, испепелить тело разрядом высокого напряжения, ты так там и останешься. Там – где твоё место.
- То есть, расстреливать, вешать, жарить на электрическом стуле – это всё...
- Это всё – заколдованный круг, господин Каштанов. Человек, находящийся в сознании будет затянут, как говорят индусы, в круговорот смертей и рождений.
Мы долго молчали. Ещё бы! Мне, по крайней мере, было о чём подумать.
Наконец, я спросил:
- А мы с тобой там... ну, откуда ты родом... Мы там знакомы?
- Я же говорил, что не знаю тебя! У нас у всех разные обители. Хотя, какие это обители. Уровни… Да, скорее уровни… А с другой стороны, и уровнями тоже не назовёшь. Это больше на частоты похоже. У тебя своя частота, а у меня своя… Как у радиостанций. А здесь мы посредством человеческих тел общаться можем. Даже несмотря на то, что наши уровни никогда не пересекутся...
Мне показалось, что Упырь разговаривает сам с собой, и я решил его спросить:
- А как мы сюда попадаем?
Он не, задумываясь, ответил:
- Я думаю, что первые существа, ставшие людьми, попали на Землю в результате какого-то неправильного шага, скорее всего это была ложь. Недаром некоторые священники говорят, что первородный грех – это ложь, за которую человек был изгнан из рая, а не то, что некоторые думают.
Упырь оказался интересным собеседником. Если не задумываться о том, как он совсем недавно проводил свой досуг, то такой парень запросто мог стать душой компании каких-нибудь рафинированных интеллектуалов.
У меня к нему появилось уже столько вопросов, что я пожалел о потерянном в самом начале разговора времени.
Как будто прочитав мои мысли, офицер, сидевший в проёме за моей спиной, объявил:
- Каштанов, у вас ещё пятнадцать минут.
- А? Да-да! Спасибо...
Я повернулся к Упырю.
- Слушай... - у меня никак не получалось назвать это существо по имени, а называть Упырём язык не поворачивался. Парень явно был мне симпатичен...
- Слушай, получается, что всё твоё заявление сводится к тому, что смертная казнь на Земле только усугубляет положение с преступностью. Да?
- Со всеми видами преступности. Со всеми видами отклонений, которые вы, как преступность, даже не рассматриваете.
Вдруг, он замолчал. Мне показалось, что он нервничает. Но, видимо, он решал, что важнее. Ведь осталось пятнадцать минут.
- Вот что, Саша... Если вы не начнёте уничтожать таких уродов, как я... Если вы не начнёте их правильно уничтожать, через сто лет на этой планете все станут потенциальными преступниками, а отморозки, вроде меня и Чикатило, будут встречаться так же часто, как сейчас чернокожие в Европе!
- Правильно уничтожать – это, как ты говорил - во сне, да?
- Да. Во время глубокого сна. Когда приборы показывают, что мозговая активность человека соответствует именно состоянию глубокого сна. С этим надо торопиться...
- То есть?
- То есть, то есть, - передразнил он меня противным голосом. – Мы же размножаемся…
- Вот, чёрт...
- Конечно! У меня, например, знаешь, сколько было девушек! Нет, не тех, которых уже нет. У меня же, до того как я...
Он явно не мог подобрать подходящее слово.
- До того, как я проснулся... У меня же была уйма девушек, которые меня любили! Я же – командировочная скотина – мотался по стране, и всюду, где только мог, оставлял своё семя. Я не знаю, сколько их… этих мальчиков и девочек, но все они носители дефектного гена. Их мозг – приёмник, способный принимать и реализовывать таких, как я. И они передадут это своим детям. Зла не становится меньше, Саша… Зла становится всё больше!
Я смотрел на Упыря. Слушал его жуткие откровения, и не мог себе представить - как, если мне разрешат, я изложу всё это на бумаге?! Кто будет всё это читать? Кто в это поверит? Какого хрена я, вообще, тут делаю?
Упырь продолжал:
- Ты работаешь в газете, так что, должен знать случаи, когда совершенно нормальный человек, вдруг, срывается с цепи, и остановить его может только пуля милиционера или... команда врачей.
- Знаю. И всегда удивлялся этим случаям. Но там есть один момент...
- Какой?
- Алкоголь.
- Я ждал, когда же ты, наконец, об этом заговоришь! – сказал он, и с чувством хлопнул себя по ляжкам. – Смотри-ка, ты и сам во всём неплохо разбираешься!
- Ну, хорошо-хорошо! А сам-то человек, без подселения, что из себя представляет? Ведь были же когда-то на Земле люди... Ну, просто люди, без всякой дряни. Были?
- А как же! Приматы, ещё не научившиеся угнетать и унижать других на этой планете, водились всегда. Но, даю голову на отсечение, они бы тебе не понравились...
- Что, всё так плохо, да?
- Ну, им-то было неплохо... Знаешь, есть такие сентиментальные, беззлобные дурачки, неспособные адаптироваться к условиям цивилизованного мира? Видел?
- Так, они ж, под постоянной опекой! Они себе даже одежду постирать сами не могут.
- Правильно! Но ведь в их обществе одежда, вообще, не нужна. Им неведомо понятие «срам». Им не нужны были такие убожества, как совесть, нравственность, мораль, породившие манеры, прикрывающие суть... Вся эта лошадиная упряжь для двуногих. Да, и жили люди раньше только в тёплом климате.
Я посмотрел на часы. На полноценный разговор времени не оставалось…
Упырь, глядя на меня, явно расстроился.
Думая, чем бы его отвлечь, и заодно привести в порядок, разложить по полочкам всё то, что он, как в корзину, покидал в мою голову, я спросил его:
- В общем, получается, что преступник должен быть убит.
- Уничтожен!
- Да! Не просто уничтожен, а правильно, уничтожен. Должен быть уничтожен мгновенно, в то время, когда он находится в состоянии глубокого сна. Так?
 - Всё так, – спокойно ответил Упырь.
- Ну, я думаю, на этом всё, да?
- Да, пожалуй!
- Тогда у меня ещё один вопрос.
- Пока у нас есть время, я – твой! – сказав это, он так обезоруживающе улыбнулся, что я снова поймал себя на мысли, что этот монстр расположил меня к себе.
- Скажи, а для чего это нужно тебе? Какая тебе разница? У нас на смертную казнь пока ещё мораторий, который неизвестно сколько будут продлевать. Ты, скорее всего, получишь пожизненное...
- Вот-вот! Пожизненное! А где гарантия, что я умру во сне, как те счастливчики, которых – единицы? Никто мне такой гарантии не даст. И буду я мотаться из одной жизни в другую и сеять своё гнилое семя… Я хочу домой! Я хочу, чтобы меня убили! Ну, ты понял, в каком смысле, да?
Я кивнул.
- Ад, Саша - это когда умираешь снова и снова! А вы...
Он вскочил и, схватившись за металлический поручень, сжал его до хруста в суставах. Сзади него в проёме показался охранник с электрошокером.
Упырь оглянулся на охранника, тряхнул головой, успокоился и сел. Глядя мне прямо в глаза, спокойным ровным голосом он сказал:
- Вы это делаете неправильно. Вы умножаете зло!
Сзади меня раздался голос:
- Каштанов! Ещё минута.
Не оборачиваясь, я кивнул охране. Говорить больше не было смысла. Время истекло. Я хотел было попрощаться и уйти, когда Упырь сказал:
- Знаешь... Там, откуда я родом, все эмоции такие яркие! А времени у нас – вечность. А попав сюда, превращаешься в какого-то раба инстинктов, которые вы – люди, всё время держите в узде, даже не догадываясь, что с рождения живёте в тюрьме! В тюрьме, в которую попадаете снова и снова...
Услышав, как у меня за спиной поднялся со стула охранник, я встал. Не зная, что сказать, просто повернулся и вышел, даже не взглянув на сверлившего меня взглядом Упыря.
Когда я вошёл в дверной проём, замешкавшийся охранник едва успел отскочить в сторону.
У меня где-то глубоко в подсознании проснулся… Да, именно проснулся кто-то, кому были понятны слова: «все эмоции такие яркие, а времени у нас - вечность».