Глава 18. Одним делились костерком
Едва-едва забрезжил ранний летний рассвет. После дождя с земли тянуло прохладой и свежестью. Тучи рассеялись, и в ясном небе не было ни облачка.
Выйдя на дорогу, Майкл проголосовал и почти сразу поймал машину. Водителем оказался молодой, общительный паренёк, по всей видимости, совсем недавно занимающийся извозом и потому недостаточно хорошо знающий город. Он часто останавливался и спрашивал у пешеходов прямо на переходе, как проехать на Сенную. Прохожие тоже плохо ориентировались в новых топонимических названиях, поэтому добирались они долго. В довершении всего их на углу Невского и Литейного тормознул милиционер за поворот в неположенном месте. Пришлось Майклу заплатить штраф. Он уже начал беспокоиться, что если так пойдёт дальше, денег может не хватить, решил, что, в крайнем случае, оставит в залог часы, к тому же надо было ещё купить пиво. Но когда они, наконец, добрались до Сенной, водитель денег не взял, сказав, что Майкл уже заплатил за него штраф.
В очередной раз подивившись душевному благородству Майкл тепло попрощался с водителем, пожелав ему на последок удачи.
Пиво он решил купить у сручников. Так назывались продавцы во множестве стоящие на Сенной площади. Товар они держали в руках, либо просто раскладывали на земле, предварительно подстелив газету. Шум толпы перекрывал зазывный хор: «покупайте чай «Нури» - любимый чай принцессы Дианы».
Майкл представил, как принцесса Диана пьет дешёвый чай из пакетика: дергает его за ниточку, то опускает, то поднимает, для лучшего перемешивания заварки с кипятком в гранёном стакане с мельхиоровом подстаканником, и уже потянулся к записной книжке, но, вспомнив обстоятельства и место, в которых он в данный момент находится, громко рассмеялся.
Купив пиво, он решил ради интереса пройти задними дворами, посмотреть, чем торгуют. Один мужик продавал перегоревшие лампочки. Майкл поинтересовался у мужика:
- А почему перегоревшие?
Торговец с жалостью посмотрел на него, как на полного идиота, и нехотя пояснил:
- Очень даже просто. Выворачиваете хорошую лампочку в каком-нибудь учреждении или подъезде и несёте домой, а чтобы не попалили, вкручиваете старую.
Майкл ещё раз подивился многообразию коммерческих интересов.
Офис Очкарика располагался в квартире, на четвёртом этаже. Майкл нажал на кнопку звонка и долго ждал, пока за бронированной дверью послышалось какое- то движение. Дверь открыл Вадя в спортивных слаксах и мятой майке.
- Майкл, дружище. Пива принёс?
Вадя профессионально вскрыл одну бутылку с помощью другой, одним глотком опорожнив ровно половину, и моментально ожил. Судя по его виду действо, подобно греческой трагедии продолжалось несколько дней. Вадя был похож на небольшого беса: всклокоченная бородка, с вкраплениями перьев, торчащие в разные стороны волосы.
- Вэлком ту хэл. Вход только для сумасшедших, плата-разум.
Он заключил Майкла в объятия и троекратно облыбзал, обдавая сложной комбинацией запахов дорогого одеколона и различных напитков. Затем картинным жестом пригласил в большую комнату, которая по совместительству являлась офисом. Вторая торцевая комната в конце длинного коридора была закрыта, и, как догадался Майкл , служила складом.
Они расположились у журнального столика в кожаных креслах. Вадя разлил пиво в высокие стаканы тонкого стекла.
- Представляешь, Майкл, вчера целый день сгружали товар на склад. Пришли дублёнки и костюмы из Прибалтики. Потом нагрянули покопатели, - Вадя заразительно рассмеялся. - Точно не покупатели, а покопатели. Вобщем, задолбались в конец, решили сходить в "Семенцы», слегка перекусить, так Слава место того, чтобы взять пару пива взял дюжину портвейна и ещё какую- то тёлку в придачу. Майкл, дружище, помнишь, как мы с тобой бухали в студенческие годы?
Майкл вспомнил и подумал, что, действительно, любая их встреча, и любое совместное действие начиналось и заканчивалось пьянкой.
Лет десять назад, после первого курса всех студентов, которые не успели вовремя сдать сессию, согнали на строительство пристройки к зданию института. Естественно, в числе прочих оказались Майкл и Вадя. Там то они окончательно сдружились на почве работы, точнее, на почве отношения к работе,
К тому же жили они в одной комнате общаги. Поначалу Майкла назначили бригадиром, но карьерный рост продолжался недолго. Прораб показал Майклу котлован и значительным голосом произнёс:
- Будешь делать ноль.
Майкл собрал бригаду студентов и сказал, что делать пока нечего. Так они и просидели до обеда. После обеда подошёл главный инженер и недовольным голосом спросил:
- Почему сидим?
- Главный приказал ничего не делать, - бодро рапортовал Майкл.
Главный инженер позвал прораба Лёву и спросил:
- Ты сказал им, что делать ничего не надо?
- Ничего подобного не говорил. Я сказал, чтобы они готовили нулевой цикл под опалубку.
После этого случая Майкла сняли с бригадиров и вместе с Вадей и ещё одним парнем по фамилии Спокойный перевели в бригаду к кадровым рабочим. Спокойный полностью соответствовал своей фамилии. Единственное, что выделяло его из толпы, было то, что он был женат на учительнице английского, которая была его же классной руководительницей.
Работать в настоящей бригаде Майклу нравилось. Здесь не было обычной студенческой бестолковщины, что называется, от забора до обеда, лишь бы при деле.
Бригадир Левада был настоящий фрейдист. Обычно в начале дня, разводя рабочих по объектам, он отправлял Вадика и Майкла куда-нибудь на дальние объекты: откачивать насосом - лягушкой воду из траншеи, заметать следы от трактора или варить смолу для кровли. При этом он наставлял:
- Работа - она как баба, если ты её сегодня не оприходовал, завтра ты её точно не оприходуешь.
И они действовали в точности согласно его наказу. Закладывали под котёл дрова, разжигали огонь, а как только смола начинала закипать, гасили костёр и ложились спать на поленнице с дровами. Так они продержались дня два. На третий день пришёл прораб Лёва с бородой, как у библейского пророка и сказал, чтобы к обеду смола была готова. С перепуга они разложили такой костёр, что языки пламени доставали до верхней кромки котла. Прикрыв котёл крышкой и прихватив доски, друзья пошли к ближайшему пивному ларьку попить пивка.
Про доску на плече Майкл слышал от дедовского брата. Тот в своё время жил на германщине, в немецко-фашистском плену и, когда бежал из плена, днём передвигался с доской на плече. Немецкие полицейские его не останавливали. Правда, в советских лагерях это правило не срабатывало. Для передвижения по территории стройки это ноу-хау вполне годилось. Надо было только вовремя скинуть доску за границей стройки, иначе встречные менты вполне могли обвинить в расхищении социалистической собственности.
Когда они возвращались обратно, внимание их привлёк густой, чёрный дым, поднимающийся над стройкой. Вместе с запахом гудрона возникла тревога. По мере приближения сомнения рассеивались. Битум загорелся и в любой момент огонь мог перекинуться на соседние здания. Майкл побежал к бригадиру.
- Там, кажется, пожар!
- Ну так тушите, песок рядом, - спокойно ответил бригадир.
Друзья схватили лопаты и принялись кидать песок в котёл. С перепугу они накидали столько песка, что котёл доверху наполнился затвердевшей битумно-песочной смесью, которую можно было взять только отбойным молотком.
После этого случая их больше не трогали. Родители у Вади уехали отдыхать на юг, и приятели из общаги переехали к Ваде домой. У них появились общие интересы, а ничто так не сближает, как совместные девушки. К тому же появился вкус к качественным и количественным экспериментам в области пола.
У Вади было безошибочное чутьё на противоположный пол. Он точно определял каким-то звериным чутьём девушек находящихся в состоянии ожидания. Он подходил к барышням, и сразу, не давая опомниться, говорил именно то, что от него ждали, то есть не слишком умно, но и не слишком глупо, говорил о них самих. Приём безотказно действовал на всех, от пэтэушниц до циничных интеллектуалок, а Майкл тут же подхватывал, благо набор афоризмов от Ильфа и Петрова был всегда наготове.
Они хорошо дополняли друг друга, так как внутренне были похожи, хотя внешне, совершенно различны. Майкл имел внешность своего парня и внутренность чужой девчонки, а Вадя обладал обаянием кота. По этому поводу у Майкла даже родился афоризм: "у каждого Иванова должен быть свой Рабинович". Обычно они играли классическую комбинацию плохого и хорошего парня. Таким образом, они познакомились с двумя хохлушками, которые приехали в Питер из города Урюпинска поступать в институт целлюлозно-бумажной промышленности, но так и не поступили, зато весело провели время.
Потом появилась несовершеннолетняя Алёнка. Как-то раз на утро Алёнка, уходя домой, нарочито долго рыская по квартире в поисках авоськи, с которой мама послала её вечером за хлебом, обронила загадочную фразу: "А вы знаете, что бывает с теми, кто делает это с несовершеннолетними?"… Алёнка была большой шутницей, и потому её словам не предали особого значения, однако осадок остался.
Проводив подружку, друзья отправились к пивному ларьку слегка поправить голову. Одеты они были в студенческие стройотрядовские куртки с эмблемой, на которой был изображён пароходик, а внизу подпись "Ермак". Как только тётка в окошке выдала им по кружке холодного напитка, и они тут же отошли в сторону. Тут к ним подошёл мужик. Мужик им сразу же не понравился. Был он какой-то вертлявый, а главное, фразы строил в скверной манере младшего офицерского состава милиции. Друзья переглянулись и одновременно вспомнили загадочную Алёнкину фразу про несовершеннолетних. "Когда же она успела их сдать?» - одновременно подумали друзья. Мужик продолжал куражиться: "Ребята, а как ваш стройотряд называется - "Ермак"? Да? А моя фамилия, - мужик, как бы растягивая произведённый эффект, полез во внутренний карман пиджака. "Точно, мент",-засвербело в головах приятелей.
- Моя фамилия Е-рма - ков", - закончил мужик, дико заржав и обнажая в оскале гнилые зубы.
- Идиот,- бросил Вадя, недопив пиво, подхватил оцепеневшего Майкла за руку и повёл его в сторону дома.
Все эти похождения не лучшим образом сказывались на академической успеваемости. Особенно плохо дела обстояли с математикой, сопроматом и вычислительной техникой. Обычно на первую лекцию они не ходили, а вместо этого собирались на небольшом квадрате между лестницей и гардеробом, называемом «биржа». Здесь собирались институтские лодыри, студенческая богема, которая предпочитала науке светскую жизнь. Обсуждались последние новости в области английской рок-культуры. Происходил обмен и продажа пластинок. Потом они шли в пивбар "Мутный глас", где собирались в основном деклассированные элементы и студенты. Пивбар находился по соседству с домом Майкла и ,естественно, после пива они набирали портвейна и шли к Майклу слушать диски, а потом, если было настроение ходили в зоопарк смотреть на фаллос тапира.
С наступлением осенних холодов тапир исчез. Майкла чрезвычайно волновал вопрос: «Куда же он всё-таки делся? Может, за ним приехал грузовик и увёз в тёплые края? »
Поздней осенью решили взяться за учёбу. Начать решили с самого простого- вычислительной техники. Для сдачи зачёта необходимо было сначала сдать курсовую, которая состояла из программы на языке "Фортран". У Вади был готовый план сдачи курсового проекта. Дело в том, что существовало несколько вариантов задач, которые периодически повторялись. Достаточно было найти свой готовый вариант перфокарт в вычислительном центре, заменить первую перфокарту с чужой фамилией на карту со своей.
Через знакомых ещё по вечернему отделению девочек Вадя провернул всю операцию. Осталось только защитить программу. Ни на одной лекции друзья не были, но на семинарах иногда появлялись. Ребята они были не совсем пустые. Перед зачётом зашли на кафедру вычислительной техники, узнали фамилию, научное звание заведующего кафедрой, который читал у них курс лекций и должен был принимать зачёты. На доске, у кафедры висело объявление: "Имеющие хвост, не сдавшие язык, будут вывешены у деканата". Им повезло - профессора на месте не было, вместо него зачёты в аудитории принимал ассистент, который вёл у них семинары. Вадя довольно быстро сдал ему зачёт. Следующим был Майкл. Только он сел к ассистенту, в аудиторию вошёл маленький, невзрачный мужичонка. Ассистент оживился, уступая мужичку место за столом, а тот, обращаясь к ассистенту сказал:
- Вас на кафедру вызывают.
- Хорошо, хорошо, вот зачёт пока у бойца не примете?
- Конечно, приму.
Мужичонка что-то спросил Майкла, но он не ответил. Тогда экзаменатор задал еще вопрос. В ответ - опять тишина.
- А кто у вас читает курс лекций? - искренне заинтересовался мужичок.
- Да профессор Резников, заведующий кафедрой, - почему-то с гордостью сообщил Майкл, будто он сам являлся профессором и заведующим кафедрой.
- Резников, Резников, что-то не припоминаю такого.
Возмущению Майкла не было предела. Он всем своим видом как бы давал понять: "Ну раз ты Резникова не знаешь, тогда о чём с тобой вообще говорить! Сам то ты, кто такой будешь?"
А вслух Майкл сказал:
- Ну как же, его там все знают!
- Да нет на кафедре такого, - спокойно возражал мужик.
Майкл уже было подумал, что он с Вадей что-то напутал, однако, уже не так уверенно, продолжил спор:
- Да как же нет, он у них там самый главный!
За этими препирательствами он не заметил, что вся аудитория лежит в буквальном смысле в покатухе, и только Вадя за спиной препода, отчаянно жестикулируя, кивает в сторону мужичка. Тут Майкла осенило. Он мгновенно преобразился и, придав свирепому от природы лицу, по возможности радостное выражение, с пафосом воскликнул:
- Так это ж вы - Резников!
При этом у него был такой вид, словно он после долгой разлуки обрёл отца родного. Резников, едва сдерживая смех, молча свернул простыню программы и вручив Майклу, пытаясь придать лицу суровое выражение, сказал:
- Я думаю, зачёт вы у меня нескоро получите.
И профессор вышел из аудитории, чтоб хорошенько просмеяться.
Всю ночь Майкл просидел за методичками, изучая функции операторов. Утром он пошёл сдавать зачёт повторно. Резников, увидев бедолагу, отвернулся к окну, и, давясь от беззвучного смеха, с трудом произнёс:
- А-а, стыдобушка, пришёл, преподов нужно знать в лицо. Ну, давай зачётку.
Потом эту историю Майкл неоднократно слышал в виде студенческой байки в курилке. Майклу льстило, что он попал в студенческий фольклор.
Сдачу зачёта бурно отметили. На следующий день решили посетить лекции. Первой была лекция по марксистско-ленинской философии. Читала профессор Ломова. Майкл как-то, в прошлом семестре сдавал ей экзамен. Глянув на её гигантскую ногу, он забыл всю философию. Напоследок она сказала:
- Вы не признаёте марксистко-ленинскую философию.
- А зачем мне её знать, - подумал Майкл, - если у меня своя философия. Экзамен Ломовой он так и не сдал, но вовремя подсуетился и пошёл сдавать экзамен профессору Оленькину.
Оленькин слыл бессеребрянником. Ходил в стоптанных башмаках с вечно развязанными шнурками, из кармана местами лоснящегося пиджака торчал завернутый бутерброд. Сам он объяснял свой аскетизм тем, что не может шиковать, пока дети Африки голодают. Майкл вытянул билет и, сев на место в небольшой аудитории, достал толстый кирпич марксистско-ленинской философии. Оленькин даже не глянув на то, что Майкл написал на листке, спросил:
- Каким образом происходит диалектическое развитие социалистического общества?
- По кругу, - не задумываясь, ответил Майкл.
- Вы уверены? - Оленькин поверх очков с большой диоптрией, с интересом глянул на него.
- Абсолютно, - подтвердил Майкл.
- То есть это ваше искреннее убеждение?
- Так точно, – чётко, по- военному доложил Майкл.
- Но между тем марксистско-ленинская философия утверждает спиралеобразное развитие.
Майкл решил стоять до конца.
- Значит, я считаю, что марксистско-ленинская философия пребывает в заблуждении.
- Сдаётся мне, молодой человек, вы заблудились, а заблудившиеся, как говорил Блаженный Августин, ходят по кругу.
Лекция по философии была первой парой. Зайдя в аудиторию, Вадя с Майклом расположились на самом верхнем ярусе. Аудитория была обустроена в виде Колизея. Вадя решил немножко поспать и расположился на стульях за последним рядом кафедры. В конце лекции Ломова устроила перекличку. Вадю срочно растолкали, и как раз в момент пробуждения прозвучала его фамилия. Он машинально вскочил, на ходу застёгивая олимпийку на волосатой груди. Бегло глянув на Вадю, Ломовой стало ясно, что экзамен он никогда не сдаст. И действительно, как Вадя не искал обходные пути, как не штудировал, даже по ночам не расставаясь с кирпичом марксистско-ленинской философии, ничего не помогало. Сначала он ушёл в академический отпуск, а потом и в армию.
Два года приятели вели регулярную переписку. Судя по письмам, у Вади даже в армии не переводились девушки.
После армии Вадя сразу же женился. Свидетелем на свадьбе был, конечно же, Майкл. В самый разгар свадебного веселья Майкла попросили что-нибудь спеть. Честно говоря, Майкл был совсем не готов к такому повороту событий, но тут, без всякой задней мысли на ум ему пришла одна песня из раннего Гребенщикова. Он её недавно выучил. Ему нравилась красивая мелодия, а главное необычные кривые, джазовые аккорды, которые придавали песне интересную окраску, о словах он даже не задумывался. Стараясь не перепутать аккорды и не переврать мелодию, Майкл затянул: "Зачем меня ты продинамил, не уж ли ты забыл о том, как мы с тобой в помойной яме одним делились костерком…» Гости, большая часть которых состояла из Вадиных родственников по отцовской линии, начала беспокойно переглядываться, а женская часть ещё и подхихикивать.
Дело в том, что Борис Гребенщиков после скандала на рок фестивале «Тбилиси 80» стойко ассоциировался в некоторых кругах, как певец голубого движения.
Когда Майкл закончил последнюю фразу: "Зачем ломы вогнал мне в спину и крюк вонзил в мой рыжий ус…,», мужчины встали и вышли на перекур. Майкл вышел вместе со всеми в коридор. Тут он услышал голос Вадиной сестры, доносящийся из комнаты: "Это он нарочно спел…".
Майкл вспомнил, что однажды Вадя рассказывал, как сестра поехала в дом отдыха с молодым человеком и застукала его в номере с мальчиком. Так что тема была больная. На Вадю с Майклом их беспокойные мамы поначалу, когда они ходили вместе, как попугаи-неразлучники, тоже косовато смотрели, но после того как друзья переехали в общежитие и пустились в смелые эксперименты с противоположным полом, мамы успокоились.
Во время перекура к Майклу подошёл дядя Вади Артур и спросил:
- Тебя как зовут?
- Мойша, - ответил Майкл.
- Понятно, - кивнул Артур.
Приблизительно через год после Вади Майкл тоже женился. У него должен был родится сын. То, что это будет сын, он почему-то не сомневался. Двадцать девятого сентября Майкл пригласил Вадю в гости. Мама Майкла рассчитала, что ребёнок должен появиться в начале октября, и Майкл решил, что надо бы встретиться напоследок, а то потом будет не до этого.
Денёк выдался прекрасный, один из последних солнечных дней на излёте бабьего лета. Вадик принёс с собой мальца, так друзья называли литровку водки, и у Майкла был ещё ликёр. Жена пошла на улицу собирать коробки из-под окорочков для второго тома "Графа Монте-Кристо». Когда она вернулась, литровка была на исходе. В ход пошёл ликёр.
Проснувшись рано утром, Майкл не обнаружил рядом с собой жены. Пошарив по квартире, он нашёл только спящего Вадю. Зазвонил телефон. Звонила жена Вади:
- Миша, у нас девочка родилась! - радостно сообщила она.
- Как назвали-то? - поинтересовался Майкл.
- Да у тебя девочка родилась в Пушкине!
Оказалось вечером, когда допили ликёр, Майкл уснул прямо за столом. Жена сообщила Вади, что сейчас будет рожать.
Вадя позвонил своей жене. Та посоветовала срочно идти в роддом, благо он находился через дорогу. Вадя пошёл провожать жену Майкла, но роддом оказался закрыт на карантин. Ближайший, дежурный приёмный покой для рожениц находился в городе Пушкине. Вадя всё порывался ехать в Пушкин, но врач «скорой» категорически его отверг.
Свидетельство о публикации №210021300362