19 июня 1942 г. под Ржевом

   Здравствуйте!
   Наконец-то начал получать письма от вас и от других моих товарищей. Должен вам сказать, что вы ответили мне позже, чем другие адресаты. Очевидно, сказывается традиция несколько задерживаться с ответами, проявления которой я заметил во время пребывания дома. Получаю письма, на удивление товарищам, буквально каждый день, начиная с 7 мая, иногда даже сразу два. Мне завидуют, а я получаю от каждого письма большое удовольствие. Особенно радуют письма, получаемые от вас. Огромное значение, оказывается, имеют мелочи, восстанавливающие в уме полную картину домашней жизни. Думаю, что если и я буду писать письма, включающие мелкие детали, то и вы сможете полностью представить себе мою жизнь здесь.
    Сегодня я в наряде - разводящим и, имея уйму свободного времени, решил закатить вам письмо побольше.
    Как вы уже наверно знаете, я нахожусь сейчас в истребительной роте при штабе дивизии в роли помощника командира противотанкового взвода и командира отделения гранатометчиков. С первого взгляда это покажется странной специальностью, но ничего угрожающего моей жизни в этом нет. Во-первых, немцы уже потеряли охоту высаживать десанты, во-вторых, если они и высадят его где-нибудь здесь в расположении дивизии, то мы прибудем на место уже к развязке, т.к. здесь все забито войсками:  во всякой деревне, в каждой роще и лесу стоят части, находящиеся на отдыхе, и части резерва; в-третьих, десанты с танками высаживаются редко, и дело до гранат может дойти только в исключительном случае. Поэтому можно рассматривать  такое положение как «теплое место», из которого нас скоро изъять пока не собираются. Не хочу предсказывать что-нибудь, т.к. не имею для этого никаких привходящих сведений, но ходят слухи, что получили мы минометы и  после некоторого периода учебы пойдем на передовую еще не скоро. Все это благополучие, конечно, до поры до времени. Если на этом участке фронта начнутся крупные действия, то события пойдут не по «нормальному» пути  и превращение в минометчики произойдет быстро. Ну, о положении хватит. О жизни.
    Живем в лесу в шалашах. Периодически жалеем, что родились на свет -  это происходит во время больших дождей, которые бывают здесь раз в неделю. Приходится ходить в караул, причем дождь начинается почему-то именно тогда, когда  наша очередь идти в караул. Разводим в шалаше костер и все свободное время сушимся у него. Так проходит ночь, днем дождь идет с перерывами, и сушимся на улице. Вообще же, не считая этого, жизнь в шалаше даже приятна. Обычный день таков: поднимаемся в 6 ч., зарядка, умываемся у вырытого возле шалаша колодца (мылом не снабжают), утренний осмотр (огорчение номер один), политинформация на какую-либо тему. Завтрак, и на занятия с 9 до 16 ч (строевой подготовки теперь уже нет, часто ходим на стрельбу и практические гранатометания). Водят на тактику - это самые надоедающие занятия. Содержание их: наступление перебежками, ползком и пр. Это уже всем надоело. Командиру взвода тоже. Большее время «маскируемся». Заходим в лес и сидим у костра. Разговоры на военные темы. Приходим на обед. После опять два часа занятий. Остальное время не регламентировано. Много времени уходит на чистку оружия. Чистка уже превратилась в культ. Скандал из-за малейшего пятнышка ржавчины. Перед сном перекличка, и в 10 укладываемся. Подобным образом проходит половина всех дней. Остальные дни заняты караулом, работой и учениями. Работаем на оборудовании штаба дивизии, на починке дорог. Когда еще не были в истребительной роте и были поближе к передовой, ходили копать окопы.
    Что я здесь испытал впервые? Уже два раза ходил в деревенскую баню и парился веником. Недоумеваю, зачем же все-таки применяют веники. Никакого дополнительного эффекта не заметил. Страшная жара, не дающая мыться больше 10 минут. Отмываешься главным образом собственным потом. Пришлось испытать бритье головы тупой бритвой. Ощущения сильные. Двое суток после этого нельзя было дотронуться до головы. Пилотку приходилось осторожно снимать, отдирая ее по краям. Эту операцию приходилось повторять каждые полчаса, т.к. под действием собственного веса она осаживалась, и чтобы не дать ей опуститься без надежды снять, приходилось все время следить за ней. Испытал и прелести передовой: повели на тактику во время очередного дождя (шел до этого момента сутки и после этого тоже сутки). Четыре часа переползаний, перебежек, окапываний и пр.  Получили представление об окопной жизни. Читал об этом у Барбюса. Действительность не уступает тому, что написано у него.
    Стояли мы дней 10 вдали от передовой (примерно 30 км). Позавчера перешли вместе со штабом дивизии поближе (примерно 6 км) к передовой. Идти было тяжело: тащили по 150 патронов, по 2 ручных и по 2 противотанковых гранаты. Кроме того, наш взвод пулеметчиков, будучи не в состоянии самим тащить все свои магазины, спихнул 9 штук нашему отделению. По дороге видели в некотором роде парад: обгоняя нас, двигалось несметное количество артиллерии, «Катюш», танков всех родов и пр. Последние километры шли под аккомпанемент наших батарей, начавших «утреннею зарядку», и под треск зенитных пулеметов. Здесь самолетов видно больше, чем на старом месте. Через каждые полчаса объявляется воздушная тревога. Наши истребители патрулируют непрерывно. Чуть только немецкий самолет приближается, начинают работать пулеметы. За вчерашний день сбито два бомбардировщика. Стрельба поднимается такая, что даже не слышно свиста бомб, при котором бросаемся в щели, вырытые в 2 метрах от шалашей. Щели эти все время заливаются водой. Приходится все время откачивать ее котелками. Вокруг стоят дальнобойные батареи. Вздрагивает воздух, и слышен шум удаляющегося снаряда. Разрыв не слышен. Немцы по нам (по нашему лесу) не стреляют, но по городу, находящемуся в 5 км от нас, делают огневые налеты. Лес, в котором стоим мы сейчас, лиственный, с редко встречающимися елями. Больше всего берез, затем идут осина, дуб, липа. Лес веселый – не то,  что наши сосново-еловые леса.
    Такой курорт, как сейчас, может быть (по последним слухам), скоро кончится. Вполне возможно, что здесь захотят поставить «компресс» вроде харьковского. В этом случае на передовую мы не попадем, а так и будем, не получив обещанных минометов, на охране штаба дивизии. Народ у нас постепенно разбирают в штат обслуживания штаба. Может быть, и меня заберут куда-нибудь.
    Сейчас тот казарменный, не фронтовой образ жизни, какой я описывал в начале письма, кончился. Нет уже занятий, мы теперь полностью стали «пожарниками»! Вот и сейчас, пишу письмо, нарушая все уставы, на посту. Только мы легли спать, как раздалась команда: «Дивизион в ружье!!!». Вскочили, навьючились, навесили на пояс гирлянду гранат, набили карманы патронами и отправились. Вышли во чисто поле, сгрудились и нам шепотом объявили, что на нас возлагается ответственная задача по приемке одной из десантных армий, выходящей из рейда, продолжавшегося несколько  месяцев (отдельные дивизии гуляли у немцев до 9 мес.).  Рано утром показались передовые конники, потом густо пошла пехота. Вид у всех довольно экзотичный. Вооружение самое разнообразное: от немецких пулеметов до наших противотанковых «макаронных трубок». Сейчас поток прекратился. Привезли обед и письма. Мне пришло сразу 3 (одно из них от Юрки). Все авторы их требуют немедленного ответа. Подхлестнутый этим, дописываю, наконец, и это письмо (писалось около недели).
     Рейдовики говорят, что немец в тылу (своем) очень слаб, не имеет ни резервов, ни укрепленных линий. Даже сама линия фронта состоит из одних автоматчиков, сидящих в окопчиках, малого количества пулеметчиков и «кукушек» на деревьях. Уговаривают нас прорвать фронт и толкануть немцев километров на 300.
    Писать можно еще очень о многом (о сегодняшнем ночном обстреле, о впечатлениях жителей от немцев, о том, что сегодня я выпил уже  2 л. молока (20 р. за 1 л и т.д.), но не хватает бумаги и времени. Извините за задержку с письмом. Вы, наверное, основательно переволновались за меня.
    Пишите. Привет!