Остров Джошуа

Сейчас здесь было тепло. Впрочем, как и всегда. Море, песок под ногами. Люди, их смуглые лица и белозубые улыбки. Все дышало летом, единственным и вечным в здешних местах временем года.
Яна остановилась. Краснеющий над поверхностью моря солнечный диск привычно слепил глаза. Зеленоватые с едва проступавшими барашками волны вальяжно выкатывались на усыпанный ракушечной крошкой пляж. Прикрыв глаза рукой, она взглянула на городок, расположившийся на противоположном краю бухты. Разбросанные по склонам старой, заросшей зеленью горы дома, старые церкви с зубчатыми башнями колоколен, частый лес мачт у причалов.  Узкие, местами не мощеные, улочки, словно ручейки, сбегали к самому подножию, вливаясь в шумный цветастый поток пестрящей пляжами набережной. Даже отсюда, невооруженным глазом можно было заметить кипящую там жизнь – поток людей, автомобилей, повозок. Если у этого города и было сердце, то именно там, на двух с половиной километрах прорубленной в прибрежных скалах дороги его биение чувствовалось лучше всего. 
Густая россыпь черепичных крыш укрывала подножье. Взбиралась вверх по пологим склонам, редея, уступая место одиноко стоящим виллам, коттеджам и виноградникам. Где-то там был и ее маленький домик. Отсюда его не было видно, но Яна очень ясно представляла как стены, выложенные из белоснежного ракушечника, привычно наливаются красным. Как шершавая пористая поверхность камня вбирает в себя последний теплый взгляд засыпающего солнца, прощаясь еще на одну ночь. Ждать оставалось совсем недолго. Скоро на лужайку у дома, исчерченную длинными тенями пальмовых стволов, опустится прохлада кроткого южного вечера, а в соседнем саду затянут свои песни цикады.
Когда она вернется, будет уже темно. В городе зажгутся огни ресторанчиков. Из распахнутых дверей многочисленных кафе и баров, завлекающих туристов нехитрым морским антуражем, польется игривая и терпкая музыка. Город наполнит жизнь. Другая. Ей будут чужды неторопливость и умиротворение жаркого тропического полудня. Ее пульс, разливаемый в воздухе сотнями мощных динамиков,  отобьется дрожанием оконных стекол в каждом доме, вторгнувшись в сознание каждого, заставит сердца бешено стучать в унисон. И так всю ночь. Не смолкая, не зная ни сна, ни покоя. Попав сюда, начинаешь чувствовать себя застрявшим во времени. Живущим в непрерывном, богатом контрастами цикле. В котором, жаркий, ленивый день сменяется непривычной суетой карнавальной ночи. Проживая этот цикл снова и снова, порою ощущаешь в этой простодушной и местами вульгарной ночной лихорадке нечто более глубокое. Какое-то едва различимое настроение, витающее в воздухе над  танцевальными площадками ночных клубов, устроенными прямо под открытым небом. Оно проскальзывает на лицах молоденьких девушек, плывущих в медленном танце с едва знакомыми кавалерами, и застывает крошечными, едва заметными слезинками в глазах дам постарше, сидящих за столиками неподвижно, словно статуи, не в силах оторвать взгляды от танцующих пар. И это что-то, эта смесь грез и едва прикрытой страсти с горьким привкусом воспоминаний, по-детски беззаботно и неряшливо проливалась в душу, пьяня и заставляя трепетать в ожидании чуда - момента, события несущего за собой новую жизнь более яркую и полную. Это был сильнейший из всех известных наркотиков. Он не давал побочных эффектов, галлюцинаций, навязчивой эйфории. Он добавлял сил, дарил надежду.

+  +  +

Дом хранил тепло дня и запах свежих цветов. Комната выглядела такой же, какой Яна оставила ее этим утром. В углу черной тенью теснилась громадина платяного шкафа. У самого окна стояла залитая бледным светом луны мягкая кушетка, а чуть дальше, у стены, проступали из темноты изящные очертания старого трюмо. Рядом должен был стоять маленький журнальный столик с книгами. Яна застыла на месте. Она всматривалась в растревоженный лунным светом полумрак. Что-то здесь было не так. Столик. На нем что-то лежало. Какой-то совершенно незнакомый предмет. Аккуратно, боясь нарушить царящую в комнате тишину, Яна провела рукой по стене в поисках выключателя. Грудь сдавило липкое и тяжелое чувство страха. Лежавший на столике предмет казался чужим и даже враждебным. Ее пальцы наконец-то нащупали то, что искали. Сухо щелкнул выключатель – комнату залил непривычно яркий желтоватый свет.
На журнальном столике по соседству со стопкой книг, смятой оберткой от шоколада и пустой коньячной рюмкой пристроился обычный стационарный телефонный аппарат. Вернее, конечно же, не совсем обычный. Это был роскошный экземпляр, выполненный в стиле ретро, с позолотой на трубке. Диск аппарата поблескивал тонкой линией выгравированного, видимо, все тем же презренным металлом, орнамента, цифры на белом фарфоровом корпусе были исполнены со множеством декоративных излишеств и завитушек. Яна обошла вокруг столика…. В этом аппарате, помимо всего прочего, было что-то странное. И …Да – Яна вдруг поняла, что именно. От телефона не шло никакого провода. Хотя чему тут удивляться? Наверняка этот аппарат лишь искусная копия какой-нибудь из старых моделей, нашпигованная по самое «не хочу» современной электроникой. Да и «позолота» на трубке, скорее всего, представляла собой относительно дешевое современное декоративное покрытие. Загадкой оставалось само появление аппарата. Впрочем, Яна вдруг вспомнила, как сдававшая домик полнотелая островитянка Жоель лепетала что-то о своих намерениях оснастить жилье телефоном. Достаточно неожиданно, но в каком-то смысле даже приятно. Яну смущало только то, что кто-то в ее отсутствие хозяйничал в комнате. Хотя, зная простодушный и, местами беспардонный, нрав местных жителей, удивляться здесь было нечему. Она сняла трубку и приложила к уху - гудков слышно не было.
+ + +
На набережной было многолюдно. Еще не успели закрыться многочисленные сувенирные лавочки и разбросанные вдоль берега торговые палатки. Прохладный неоновый свет залил вывески ресторанов и ночных клубов. Гостеприимно распахнулись двери увеселительных заведений, источая в пропитанный морской солью воздух причудливый букет из знакомых чуть ли не с самого раннего детства латиноамериканских мотивов и современной электронщины. Здесь почти везде пахло едой, как правило, чем-то жаренным или копченым. Из попадавшихся на пути фаст-фуд палаток слышалось сердитое шипение кипящего масла, шелест фольги и оберточной бумаги. На голодный желудок от всего этого безобразия можно было попросту сойти с ума. Даже привычный и вездесущий дух морского побережья пасовал перед нехитрой, крепко сдобренной пряностями, стряпней уличных «шефов». Казалось, море вообще потеряло запах и обозначало свое присутствие лишь едва различимым, на фоне несмолкающего гомона набережной, шепотом прибоя.
Яна шла по вымощенной гладким булыжником набережной, поминутно ныряя в пеструю толпу туристов лениво и даже растерянно болтавшихся повсюду в поисках способа времяпрепровождения. Многие из них приезжали сюда исключительно ради экзотики. Такие, как правило, с первых же часов пребывания на острове усиленно «сливались» с местным колоритом. Результат этого процесса был слабо предсказуемым. В большинстве случаев все сводилось пищевыми отравлениями и приобретению огромного количества амулетов, каменных статуэток, изображавших древних островитянских божков и, конечно же, ароматических мешочков с травой или морской солью. Все эти «сокровища» старательно упаковывались в, и без того неподъемные, сумки и отправлялись за океан, где через год-другой оказывались выброшенными на свалку ввиду полной своей бесполезности.
В отличии от шумного дилетанствующего большинства, закаленные годами скитаний по океанским курортам, завсегдатаи тропического рая, не мудрствуя лукаво, искали привычного комфорта и более простых развлечений. Для тех и для других здесь было много возможностей. К примеру, помимо огромного количества забегаловок весьма настоятельно предлагающих знакомство с местной кухней, в городе можно было отыскать заведения, хранящие традиции классического кулинарного искусства многих европейских стран. В частности имелось несколько итальянских пиццерий, один большой французский ресторан и штук пять пабов с претензией на ирландское, английское и даже баварское происхождение.
Сегодня все здесь было как-то по-другому. Яна с некоторой долей растерянности осматривалась по сторонам, пытаясь понять, откуда взялось такое ощущение. Казалось, в беззаботной и веселой атмосфере ночного курортного городка возникла какая-то совершенно неестественная напряженность. В толпе то и дело мелькали болотного цвета мундиры с блестящими кубарями на погонах. Местные блюстители порядка сегодня работали особенно рьяно. Неожиданно прямо перед Яной из толпы вынырнула огромная туша, облаченная в пресловутый болотный мундир с погонами сержанта полиции. Знакомое толстощекое лицо с комично маленьким ротиком, картофельным носом и крошечными свиными глазками хранило выражение крайней озабоченности. Гладко выбритая макушка была покрыта испариной.
- Анхель! – Яна окликнула сержанта. Тот, завертев лысой башкой, наконец-то обернулся и увидел ее.
-Госпожа Яна- сержант расплылся в простодушной улыбке.  – Как поживаете? –
- Лучше всех – Яна лукаво прищурилась – Я вижу у вас тут оживление. Что-то приключилось?-
- Да все в порядке … - он вдруг осекся и потупил взгляд. Яна безмолвствовала поглядывая на сержанта так, будто ждала от него какого-нибудь сногсшибательного откровения. Наконец Анхель осмотрелся по сторонам и приблизившись едва слышно спросил
- Вы уже слышали про маньяка? –
- Маньяка?!- Яна чуть не вскрикнула от удивления.
- Тсс…- Анхель прижал указательный палец к пухлым губкам – Только никому ни слова. Власти не хотят сеять панику среди туристов.-
«Вот тебе и откровение»
- Вот тебе…дожились - Яна деланно вздохнула – Только думаешь отдохнуть, понимаешь, вечером, а тут очередной потрошитель нарисовался.
- Неее этот хитрее – Анхель снова заговорщицки огляделся и заговорил, чуть ли не шепотом –  Говорят, подмешивает яд в выпивку, а сам может сидеть рядом за соседним столиком и наблюдать, как мучается жертва. Иногда может подойти и держать за руку или там делает вид, что помочь пытается. –

- Господь с вами, Анхель – Яна состроила испуганную гримаску – Страсти то какие –
- В прошлом году, говорят, за морем орудовал – лицо сержанта обильно потело, видимо от осознания исключительности ситуации – Теперь у нас всплыл. Тогда, на Гаити, ему даже прозвище дали – Анхель сделал паузу дабы подчеркнуть важность момента – Черный Плакальщик – он произнес так, будто это было заклинание вызывающее демонов с того света. …
- Ну что же, удачи вам – Яна еще раз улыбнулась – Надеюсь, скоро он будет плакать за решеткой –
-Так точно мэм. Берегите себя – Анхель козырнул на прощанье и снова нырнул в толпу.

+ + +
Пирс стоял особняком от, казалось бы, вездесущего вечернего оживления. Повседневная возня рыбачащей части местного населения и активных в эту пору яхтсменов к вечеру заметно утихала, а единственным увеселительным заведением здесь была «Посейдон» - небольшой ресторанчик на плавучей понтонной площадке. «Классическая европейская кухня и непринужденная джазовая атмосфера – сущий Ад для среднестатистического туриста.» Квартет смуглокожих музыкантов и немолодая уже островитянка в старомодном вечернем платье. Её голос, задумчивый и немного подсевший рисовал на лицах посетителей печальные и светлые улыбки. Ласковый, мелодичный смех наполняющего бокалы вина сливался с неискаженным глубоким дыханием моря. Сюда она часто приходила по вечерам выпить чашку глинтвейна. У здешнего бармена он получался особенно удачным. И просто насладиться относительным спокойствием и уютом затерявшегося среди серых и однотипных припортовых построек, кабачка.
Уже устроившись за любимым столиком у большого полупрозрачного окна, Яна вдруг осознала, что повседневная беззаботная и ностальгическая атмосфера заведения заметно нарушилась. Подавляющее большинство клиентов «Посейдона» были постоянными. Как правило, этот своеобразный «костяк» составляли люди разного возраста и достатка, но весьма специфичного рода деятельности. Все они в некотором смысле творили историю. Нет, они не ворочали миллиардными капиталами и уж точно не плели глобальных политических интриг. Их вполне устраивала возможность запечатлевать отдельные моменты этой самой жизни, создавая тем самым живую, собранную по красочным лоскуткам, историю. Делали это они различными способами, зачастую предпочитая обычную фотографию. «Посейдон» же служила им чем-то вроде точки сбора. Нейтральная территория, здесь частенько собирались старатели фотографического искусства из разных стран. Большинство из них знали друг друга уже достаточно давно и сборы для них были замечательной возможностью поделиться впечатлениями от очередных фото-туров и, конечно же, продемонстрировать братьям по оружию собранный «материал». К слову, материал этот собирался исключительно оптическими аппаратами и предоставлялся на суд почтенной публики в виде слайдов. Цифровой электроники здесь не признавали, а в одном из уголков обеденного зала даже имелся небольшой экран и место для проектора. Собрания и просмотры, по словам завсегдатаев, проводились раз в несколько месяцев. Признанные лучшими снимки, с молчаливого согласия владельца, находили свое место  в интерьере заведения. Это была одна из неотъемлемых составляющих атмосферы ресторана. Пробежавшись взглядом по стенам можно было заглянуть через объективы десятков камер в разные уголки мира, открыть новое в человеческой природе, пережить счастье и горе вместе с другими, не знакомыми и не досягаемыми, но все равно, в какой-то степени родными людьми. Ведь впустив в себя даже малую толику радости или отчаяния другого, пусть даже незнакомого человека тяжело оставаться ему чужим.
Помимо фотографов сюда захаживали и иные представители заезжей богемы. Видимо в поисках вдохновения, либо же просто, желая насладиться относительной тишиной и почти что домашним уютом.
Не взирая на весьма своеобразную клиентуру, в «Посейдона» действовало что-то вроде негласного дресс-кода. Здесь редко можно было встретить мужчину в шортах и гавайке или же дам в простецких обтягивающих джинсах. Ожидать появления публики во фраках и шикарных вечерних туалетах также не стоило, но определенный минимум как то скромное летнее платьице для дам или, скажем, рубашка и брюки для джентльменов, имел место быть. Конечно же, такой глупости как охрана или швейцары на входе здесь не было, и войти в ресторан свободно мог любой желающий. Только вот «нарушители» зачастую ощущали определенный дискомфорт, ловя на себе множество пристальных взглядов. Вследствие чего, в большинстве своем предпочитали удалиться. Такой достаточно жестокий, но корректный способ позволял сохранять уникальную атмосферу заведения. И эффективность его до этого момента не вызывала у Яны ни малейших сомнений. Теперь же драгоценное равновесие пошатнулось. Что-то чужеродное проникло в это, можно сказать, святилище, не то чтобы осквернив его, но все же внося определенный сумбур в повседневный ритуал. Яна несколько раз пробежалась взглядом по залу, выискивая источник возмущения.
 Он сидел у барной стойки. Внешний вид мужчины действительно пребывал в кричащем диссонансе с окружающим. Темные с проседью волосы спадали до самых плеч. На нем были бледновато кремовые бриджи и цветастая рубашка с традиционными островитянскими узорами - на зеленом фоне красовались грубо намалеванные белые кольца и яркие оранжевые кляксы, отдаленно походившие контурами  морских звезд. Рисунки своей небрежностью очень напоминали наскальную живопись. Местные жители частенько щеголяли в таких нарядах во время традиционных языческих праздников, а приезжие, набивали ими свои чемоданы скупая десятками в сувенирных лавках. Яна огляделась. Странно, но никто из постоянных посетителей не обратил на это вторжение ровным счетом никакого внимания. Мужчина меж тем все так же сидел за стойкой и растерянно разглядывал себя в зеркальной стене бара. Перед ним стоял стакан, наполненный на три четверти виски. У самого дна стакана застыли два кусочка льда. Огромный и черный как ночь бармен невозмутимо стоял рядом привычным движением протирая и без того блестящий безукоризненной чистотой бокал. Время от времени он поглядывал на странного посетителя со смесью жалости и подозрения во взгляде. Было что-то любопытное в этом человеке. Что-то, выделяющее его из общей массы отдыхающих. Нет, он явно не являл собой эталон мужской красоты, хотя и уродом его назвать было никак нельзя. Зеркало отражало узковатое лицо с заостренными чертами -  тонкий нос с едва заметной горбинкой чуть ниже переносицы, острый подбородок, выдающиеся скулы.  Возможно взгляд. Да, именно взгляд, уж очень неоднозначное впечатление он оставлял. Непривычно тяжелый и в то же время какой-то по-своему сердечный. Могло показаться, что человек этот совсем недавно пережил большую утрату, наверное потерял кого-то из близких и теперь, переживая это, старался не растерять кусочки себя прежнего. Бережно хранил остатки душевного тепла вместо того, чтобы замкнуться в себе и тихо ненавидеть весь мир…
Накативший, словно большая океанская волна, приступ дистанционного сострадания потихоньку отступал и Яне вдруг вспомнились наполнявшие город слухи о неком маньяке, якобы вовсю орудующем на острове и якобы охотившимся исключительно за доверчивыми туристами. Она еще раз внимательно оглядела незнакомца. Одинокий, явно не от мира сего и явно приехавший сюда не ради достопримечательностей или пляжных романчиков. Здесь было о чем призадуматься, во всяком случае, типаж был вполне подходящим, хотя… Типаж типажом, но если сидящий за стойкой мужчина и был маньяком-убийцей, то, нужно признать, не особенно удачным. По крайней мере, сливаться с толпой он явно не умел. Да и глаза его … ммм…черт. Это определенно были глаза человека. Причем адекватного. Возможно не очень счастливого, хотя. Яна еще какое-то время всматривалась в этого странного человека, гадая о возможных причинах его столь очевидной депрессии. Все это время внутри нее осторожность отчаянно боролась с бесстыдным и легкомысленным любопытством. Победителем совершенно прогнозируемо вышло последнее.
-« Маргариту» – Яна опустилась на один из пустующих стульев возле незнакомца. Её голос словно привел в действие огромную черную машину. Бармен поднял руку с пустым бокалом и внимательно разглядел его на свет. После этого бокал занял свое место в длинном ряду собратьев как один сверкающих кристальной чистотой. Огромные ручища бармена задвигались с неожиданной легкостью. Едва уловимыми движениями снимал он с полок бара нужные емкости и, словно невзначай, ронял в стакан их содержимое, умудряясь, при этом, не пролить мимо ни капли. Не прошло и минуты, как на стойке перед Яной появился водруженный на белую салфетку бокал с одиноко застывшей на его стенке долькой лайма. Сидевший рядом мужчина не обратил на происходящее ровным счетом никакого внимания. Казалось, сейчас он только и занят был тем, что пытался загипнотизировать свое собственное отражение, не считая нужным уделять внимания ни чему более.
- Не боитесь дырку просмотреть – Яна повернула лицо к незнакомцу и растянула губы в игривой полуулыбке.
- …Простите… – мужчина словно очнулся от глубокого сна. – Вы что-то хотели спросить?- Он впервые за весь вечер оторвал взгляд от зеркала.
- Говорю, вы так дырку просмотрите в зеркале. Амброз вам этого не простит – она слегка приподняла брови, указывая взглядом на бармена.
- А ха-ха! Извините, дружище, я право же и понятия не имел о том насколько у вас здесь все хрупко – мужчина приветственно кивнул бармену и улыбнулся, но в голосе его все еще чувствовался горьковатый осадок. Амброз ответил дежурной улыбкой, обнажив два ряда сахарно белых зубов, и вернулся к протиранию стаканов.
- Ну что же вы…- Яна не без доли самодовольства чувствовала, что ей все-таки понемногу удается втянуть незнакомца в разговор  – Это как-никак увеселительное заведение. Здесь мало что выдержит такой взгляд.
Ее собеседник, похоже, окончательно проснулся. От былой окаменелости на лице оставалось все меньше и меньше.
- Спешу вас успокоить – в этот раз он улыбался вполне тепло и дружелюбно – Пожалуй из всех обитателей этого заведения вы менее всего рискуете поймать его на себе. – он взял со стойки свой стакан и символически приподнял его в воздухе.
- За вас.
Яна ответила незнакомцу взаимностью. «Маргарита» была изумительной…
                +  +  +
Город уснул. Трудно было поверить, но даже такое неугомонное и суетливое существо нуждалось в отдыхе. Хотя бы на час…
…Час до рассвета. Они шли по обезлюдевшей набережной, слушая голос ночного моря, вдыхая его соль и искренне радуясь царящему вокруг умиротворению. В полицейской будке, понурив седую голову, мирно похрапывал пожилой сержант. Луна бледным полукругом застыла на усеянном звездами черном бархате неба, готовая в любой момент раствориться в свете нового дня.
Они свернули с набережной на узкую мощеную булыжником улочку, взбиравшуюся вверх по склону старой горы.
На лице Джошуа поселилась задумчивое отстраненное выражение.
Яна первой нарушила молчание тянувшееся, как  ей показалось, чуть меньше чем целую вечность.
- И давно ты в этом «раю»?
Джош, как будто вновь вспомнив о ней, вдруг встрепенулся и, сменив гримасу творческих мук на привычную теплую улыбку, заговорил.
- Ой, да я уже и годы то считать перестал. Так что можно сказать, что я местный.
- Если честно, не очень то ты похож на уроженца острова – Яна прищурилась, искоса поглядывая на собеседника
- Есть немного. Родился то я не здесь.
- И где же?
- Нуу, собственно говоря, это не имеет значения. Можешь считать, что Я родом из прошлой жизни. Хотя звучит, по-моему, как-то убого.
-Здесь наверное много таких?
-О да! Но, в отличии от них, я менее всего жажду возвращения на родину.- Яна сама не понимала, почему эти слова вызвали у нее смех.
- Я сказал что-то смешное? – на лице Джоша читалась смесь недоумения и любопытства.
- Скорее непатриотичное. – Яне наконец удалось наконец побороть приступ беспричинного смеха.
- Выходит, что так.- Джош снова улыбнулся - Здесь я, можно сказать, второй раз родился, обрел новую жизнь. Потому и считаю себя местным.

- Хм. И чем же занимается в своей новой жизни мистер …
- Да не мистер, а просто Джош. А сейчас я занимаюсь тем, что м… - он сделал паузу в несколько секунд  - В своей новой жизни я, можно сказать, творю, хотя многие мои старые друзья заявили бы, что я просто перевожу попусту холсты и краски. – Джош зевнул, прикрыв ладонью рот. - Честно говоря, никогда не пытался влиять на подобного рода мнения.
- Почему же? Вы не цените мнения друзей?
- Ценю. Только творю я для себя, в основном для себя, и получаю от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Если же я брошусь угождать каждому, кто считает себя вправе оценивать мои работы, а таких, поверьте, попадается ой как немало, то от удовольствия не останется и следа.
- Вы рисуете пейзажи?
- Мы же договорились, что перейдем на «ты»
- Извини, Джош
- Пейзажи, природу, людей, дома, улицы…тебя. Если хочешь, конечно.
- Меня?
- Ну да.
- Я подумаю.  – из-за поворота показался аккуратный  белый домик с двориком, обсаженным по периметру невысокими молодыми кипарисами - Ну что же, вот мы и пришли. Пойду-ка я вздремну часок – другой.
- Да, Яна, и обязательно подумай. Мой дом стоит на берегу у самого входа в бухту. Вы найдете его легко. На острове не так уж много осталось домов гранитной кладки. Буду рад видеть.
- Доброй ночи
- Доброй

Едва зайдя в свою комнату, она почувствовала, что воздух в ней успел пропитаться ночной прохладой. Занавеска лениво парила над окном. Яна разулась. Только сейчас она поняла насколько долгой и утомительной выдалась вечерняя прогулка. Ноги были словно не свои, да и голова порядком гудела от выпитого. Яна разделась и, откинув застилавшее кушетку одеяло, скользнула под него. Уткнувшись щекой в прохладную, пахнущую шампунем, ткань наволочки, она блаженно улыбнулась про себя готовая вот-вот нырнуть в призрачный мир сновидений. За окном затихала негромкая перекличка ночной фауны. Шум ветра в пальмовой листве уже начинал казаться едва различимым шепотом. Уставшее за день сознание в предвкушении покоя отгораживалось от внешнего мира призрачной стеной. С первого взгляда она казалась довольно хрупкой, но с каждой секундой, с каждым вдохом и выдохом стена становилась все более и более непроницаемой. В какой-то момент даже возникло ощущение, что мира за пределами ее никогда и не существовало, а вся вереница событий, запечатленная в памяти как «жизнь», рождались исключительно в пределах ее разума. И вот, совершенно неожиданно, стена эта рухнула. Что-то разнесло ее по кирпичику. Какой-то резкий и холодный, совершенно чуждый царящей вокруг безмятежности звук. Яну словно рывком бросило из тихой и вязкой бездны обратно на мягкую кушетку в ее комнате, в теплые объятия одеяла. Она подняла голову, высматривая сквозь тающие остатки сна источник творящегося безобразия. Телефон. Причудливый аппарат звенел что было мочи, разрывая уютную ночную тишину противным дребезжащим голосом. Яна потянулась к столику и, нащупав аппарат, сняла трубку.
- Алло! Слушаю вас! – сквозь треск в трубке невозможно было что-либо разобрать – Алло!
В какой-то момент ей показалось, что на том конце провода послышался чей-то голос. Изорванный и скрипучий, он словно на один короткий миг прорвался сквозь плотную пелену белого шума, стараясь что-то ей сказать, но, так и не выдав чего-то членораздельного, растаял в треске помех. Подождав с минуту, Яна положила трубку на рычаг и снова уронила голову на подушку.
«Телефон. Откуда он все-таки здесь появился? Это странно. Более чем…» - мысли лениво проплывали, все больше и больше увязая в густой сладкой, словно патока, дреме. Веки налились тяжестью и сомкнулись. Реальный мир послушно таял, уступая место снам.
                + + +
Штиль. Солнце, поднявшись высоко над горизонтом, методично доводило дневной воздух до кипения. Тишина. Лишь изредка задумчиво парящие над непривычно гладкой поверхностью океана чайки оглашали побережье своими криками. Купавшиеся в лучах полуденного солнца  стены домика Джошуа все еще дышали ночной прохладой. Пепельно-серые камни чередовались в кладке с темными и красными.  Выходящая к морю терасса, лишенная навеса, была залита солнцем и более всего походила на один большой солярий. Джошуа, голый по пояс, в одних белых брюках возлежал на деревянном шезлонге, закинув руки за голову. Телосложение выдавало в нем человека некогда активно занимавшегося собой. Тем не менее, его нынешняя жизнь, очевидно, сделала свой вклад в виде жирка на животе и боках. По левую руку от Джоша стоял еще один шезлонг, а между ними втиснулся маленький плетеный столик. На столике пристроился небольшой глиняный кувшин и две чашки без ручек.
- Ты кого-то ждал?
-Да, и, судя по всему, дождался – Джош не то прищурился, не то подмигнул ей и указал кивком головы на пустой шезлонг – Ты все-таки решилась?
Яна аккуратно опустилась на скрипучие доски – Еще думаю. Хотела вот посмотреть твои работы. Думаю, так будет проще.
- Ну что же все верно. Так действительно будет проще. – он улыбнулся, глядя перед собой.
- Вина? – Джошуа, приподнявшись взял со стола кувшин, наполнил обе чашки и протянул одну из них Яне. Отметив про себя оригинальность «фужеров», Яна вдруг заметила одну любопытную деталь. Часы на левом запястье Джоша. Старые армейские часы со звездочкой на циферблате. Они стояли, показывая одно и то же время – без четверти десять. «Что это, обычная лень или очередной каприз самобытной островитянской богемы?» - этот вопрос Яна так и не решилась задать. Она приняла чашку из его руки и поднесла к губам. Сделав глоток Яна, с некоторым удивлением, обнаружила, что «вино» по вкусу более всего напоминает простую родниковую воду. Осушив всю чашку, она вернула ее на законное место подле кувшина и, уже было хотела выдать какую-нибудь остроту по поводу чрезмерной крепости напитка, как вдруг язык ее потяжелел и перестал слушаться. Неожиданно навалившаяся на тело усталость не давала пошевелиться. Руки и ноги налились свинцом. Свет в глазах начал постепенно меркнуть. Не в силах что-либо сказать или даже подумать Яна опустилась на шезлонг. Поток мыслей замер. Разум наотрез отказывался реагировать и оценивать происходящее. Сознание погрузилось во тьму… но не надолго… Маленький лучик, словно кто-то проколол тонкой иголочкой застилавший взор темный занавес. Прошло время. Если здесь вообще можно было говорить о времени. Света становилось все больше. Дыра в занавесе ширилась, впуская все больше и больше лучей, пожиравших редеющий мрак. Солнце. Она смотрела на него впервые в жизни, не щурясь и не моргая. Идеальное, изменчивое, играющее радужными палитрами оно двигалось к Яне, разрасталось, заполнив собой все обозримое пространство.
- Хлоп! – внезапно пробудившееся сознание четко уловило это. То ли звук, то ли вспышка. Свет погас. Словно лопнул гигантский светящийся мыльный пузырь. Разлетелся на миллионы маленьких капелек. Крошечных частиц света, повисших в «воздухе» словно туман.
Гладь. Она простерлась далеко, за самые пределы зримого. Темная, безжизненная, холодная – словно поверхность гигантского зеркала, словно призрачная грань между двумя ассиметричными мирами. Частички света, беззаботно паря в воздухе, спускались навстречу своим двойникам из призрачного зазеркалья. Стоило какой-либо из них, прочертив во тьме замысловатую кривую, коснуться темной поверхности и Гладь оживала, приходила в движение, приобретала знакомые контуры и оттенки. Мириады огоньков один за другим падали вниз разбиваясь о малахитово зеленые волны с тонкими белыми прожилками пенных барашков. На короткий миг вся поверхность моря оказалась освещенной их потоком, и можно было разглядеть, что совсем недалеко из-под воды выступают точеные ветром утесы скалистого берега. На почтенном возвышении над ревущей новорожденной стихией высились серые остроконечные силуэты башен. По высоким берегам скалистого острова частой россыпью светили окна многочисленных домишек, лачуг, особняков. Город безмолвствовал. Гордо взирая на шумные истерики ветра и угрожающий грохот волн, он стоял здесь уже, казалось, целую вечность и готов был выстоять еще столько же в ожидании какого-то особенного момента, события, действия.
Возможно, он ждал не зря и что-то все-таки должно произойти. Что-то важное. То, что изменит все. Запустит снова неумолимые колеса времени и начнет с нуля его отсчет. Отмеряв всему сущему свой срок, положит конец безмолвию.
Стало заметно темнеть. Потоки света стремительно истощались, и вскоре в воздухе не осталось больше ни одной светлой точки, ни единой частички взорвавшегося солнца. Мрак сгустился, и в нем еще четче выделилась длинная гирлянда огней вечно дремлющего Города. Он был один в темноте. Один во всем мире. А может это мир вдруг сжался до размеров маленького острова. Город был полон предвкушения. Его горящие глаза нетерпеливо всматривались в темноту, тщась уловить тот долгожданный и бесконечно короткий момент, который потом назовут просто – «начало». Начало? Когда стрелки часов покажут ноль и тотчас же сорвутся в сумасшедшую круговерть дней, годов, столетий. Когда улицы его наполнятся болью, радостью, счастьем, слезами, любовью, завистью… Когда он придумает своего Бога, свой Рай и Ад, грешников и праведников, Рождество и Страстную Пятницу. Он был готов. Готов проснуться. Оставалось совсем немного «считанные мгновения до начала времени». Море застыло, ветер замолчал. Воздух судорожно сжался в спазме, вода словно снова превратилась в стекло. Казалось, весь мир сдавила огромная невидимая рука.
Огненной бороздой рассек сгустившуюся тьму горизонт. Кроваво красные отблески играли на ожившей поверхности моря. Алые лучи жадно впились в небосвод, цепляясь за размазанные ветром облака. Воздух, казалось, стал легче, но ненадолго. Его снова что-то сжало. На этот раз еще крепче и безжалостней. Море кипело. А над горизонтом вдруг показался край горящего красным диска. Таким было оно. Новое Светило. Оно рождалось. Восходило впервые, отмечая наступление первого дня и освещая первые мгновения Нового Времени. Его первые лучи устремились к застывшему над кипящим морем Городу словно сигнал, условный знак, звонок…

…Да это определенно было похоже на звонок. Яна открыла глаза, она лежала у себя дома на кушетке прикрытая одеялом. Солнечный лучик пробился сквозь щель в плотной ткани штор и теперь вовсю атаковал ее левый глаз. Комнату наполнял знакомый уже нахальный трезвон.
«Опять этот чертов телефон» - Яна перевернулась на спину и села на кушетке, спустив ноги на ковер. От чего-то ей вдруг стало не по себе. Телефон! Его не было. Точнее был, но это был уже не тот роскошный аппарат с позолотой и закосами под антиквариат. Вместо него на столе стояло «чудо» в пластмассовом корпусе ярко красного цвета. Трубка аппарата по середине была перемотана синей изолентой. На старой затертой клавиатуре едва угадывались контуры цифр. Единственное, чем этот аппарат походил на своего предшественника, был противный раздражающих «голос».
Яна застыла на кушетке как статуя сфинкса, боясь пошевелиться. Дыхание ее замерло. Страх холодной струйкой стекал вниз по спине, парализуя конечности и подстегивая сердце, словно жокей беговую лошадь.
«Здесь кто-то был» - Яна тяжело и медленно, словно боясь издать малейший звук, выдохнула. Пульс отдавался толчками в висках. – «Кто-то был здесь, в ее комнате, пока она спала».
«Черт…» - Яна начала судорожно перебирать в памяти события последнего вечера. Ей вдруг вспомнилась озабоченная мина толстяка Анхеля и их вчерашний разговор.
«Этот, как его там…Черный Плакальщик. Неужели он пробрался сюда?» - от этой мысли Яну бросило в дрожь. Потихоньку начали отниматься ноги. – «Стоп. Погодите. Анхель ведь говорил, что Плакальщик убивает исключительно в ресторанах, кабаках и прочих увеселительных заведениях…» - на мгновение, сковавший тело страх отступил под напором просыпающегося разума – «…тогда, спрашивается, чего ему делать здесь?»
«А может полиция чего-то не знает? Может отравления – только часть ритуала и это никакой не плакальщик, а обычный упырь с огромным ножом, которому вообще наплевать на все эти глупости» - очередная волна паники казалось вот-вот накроет сознание, но тут ей на глаза снова попался телефон – «Госсподи, да что ж я сижу-то. Нужно звать на помощь, звонить куда-нибудь. Стоп. Телефон. Он ведь уже звонит. Может это из полиции…» - странно, но в этот момент даже такая нелепость показалась спасительной соломинкой. Судорожно сглотнув, Яна, преодолевая оцепенение, потянулась к аппарату и сняла трубку.
-Слушаю -  как ни странно голос ее не дрожал, хотя и звучал достаточно бледно. На фоне знакомого уже треска помех вдруг возник достаточно молодой мужской голос.
-Алло! Вы меня слышите?-
-Да. Я слушаю вас внимательно-
- Алло! Девушка, вы слышите меня? Вам нужно …- окончание фразы утонуло в помехах
- Что!? Не слышно! Повторите!- забыв об опасности Яна чуть ли не кричала в трубку.
- Вам нужно … Прошу вас, пожалуйста …те! – усилившиеся шумы вырывали из фраз целые слова.
- Алло! Я не слышу вас. – голос в трубке замолчал. Связь оборвалась.
+ + +
Рай – так, кажется, назывался этот остров. По-другому и быть не могло. Небесный град, раскинувшийся у подножия старой горы, пребывал в повседневном ленивом блаженстве.
Вечерний бриз гонял по небу крикливые стаи чаек. Его бесстыжие прохладные пальчики трепали подол коротенького летнего платьица, проникая сквозь тонкую ткань, пробегали по голому телу.
Давно уже оборвалась прочерченная в скалах полоска набережной и под подошвами сандалий тихо скрежетала мокрая галька. Яна брела вдоль линии прибоя пробираясь меж здоровенных, покрытых солью и мелким водорослями, каменных валунов. Скалистый берег отражался в воде неровной черноватой тенью. Впереди виднелся огромный, поросший мхом и водорослями утес. От подножия его к самой вершине вели прорубленные в породе ступени. Вдоль лестницы спускался позеленевший от времени канат, очевидно заменявший собой перила.  Ухватившись за него рукой, Яна начала подъем, оставляя позади одну ступень за другой . В какой-то момент нога ее соскользнула с гладкой каменной поверхности и Яна чудом удержалась, намертво вцепившись пальцами в канат. Восстановив равновесие и оправившись от испуга, она скинула с ног сандалии и ступила босыми ногами на влажный и холодный камень. Она шла вверх, с каждым шагом ощущая, как прохлада из глубины громадного камня накатывает волнами, словно вторя прибою, и поднимается вверх по телу. От самых пяток к груди. Еще немного, всего несколько шагов, и она почувствовала ногами колючее и теплое прикосновение  мелкой, высушенной солнцем травы. Прямо перед Яной в каком-то десятке шагов стоял каменный домик Джошуа.

+ + +
Солнце давно миновало зенит и зависло над горизонтом готовое вот-вот сорваться вниз и погрузиться в холодную и темную океанскую бездну. Яна сидела на подоконнике, сбитом из коротких неструганных сосновых досок. Платье красное с большими ярко–желтыми цветами соскользнуло с плеч вниз и, собравшись волнами, опустилось на бедра. Сосредоточенный и напряженный взгляд Джоша не отрывался от загорелого торса, выискивая, высматривая в застывшем в оконном проеме силуэте что-то свое. То, чего не смог и не захотел бы увидеть ни один другой художник. Кисть непрерывно скользила по холсту. Яна закрыла глаза. Она подняла прикрывавшую грудь руку и, прогнувшись всем телом, подалась вперед словно отдавая себя в жаркие еще объятия последних солнечных лучей. Запах соли и сосны. Солнце, его лучи, все это было своим, родным, ее частью, ее убежищем. Они словно слились воедино. Поднялись вместе над игривым зеркалом моря, заставляя переливаться, сверкать, словно бисер, изрезанную волнами поверхность. Разукрасили землю призрачным узором теней. Ее взгляд, горячий, без преград проникающий всюду, устремился к маленькой точке, едва заметной крупинке суши в необъятных просторах океана. Клочок тверди на взволнованном покрывале соленых вод. Он ждал ее, ждал ее взгляда, устремленного в самое его сердце. В усыпанную разноцветной галькой бухту, где размеренное дыхание накатывало волнами на берег. Где на скалистом мысе у самого обрыва стоял хрупкий и легкий, словно призрачный дух, его дом. Тропинку к которому знал каждый, но не каждый пожелал ее помнить.
Дверь отворилась. На подоконнике сидела молодая женщина. Фигура ее, залитая красным, застыла в оконном проеме. Обнаженный торс, алое платье спущенное на бедра. Подавшееся вперед тело, закинутые за голову руки, собравшие в пучок длинные темные волосы. Она сидела неподвижно словно кукла. Ее тело излучало жар и неистовство. Кожа светилась красным, как раскаленные угли. Казалось, вот-вот все вокруг вспыхнет и обратится в пепел. В застывшем над поверхностью моря алом диске отразилось ее лицо.
- Алло! Девушка! Вы слышите меня? – трубка с оборванным проводом лежала на полу. Контуры ее были едва различимы на залитых алым светом досках. Не в силах оторвать взгляд от нарисованного на угасающем светиле лика, Яна, тем не менее, потянулась рукой вниз. В сознание ее все настойчивее стучался хрипловатый мужской голос. Она нащупала рукой удивительно холодный пластик и поднесла трубку к уху
- Слушаю …-
- Ты слышишь меня!? – в голосе мелькнули нотки бешенства – ты дол..жна.. , до…жна жить.
В ушах вдруг что-то щелкнуло. Послышался какой-то странный свист. С каждой секундой он становился все более пронзительным и громким. А когда свист оборвался, Яну вдруг резко рвануло назад. Словно огромная и всесильная невидимая рука в ничтожную долю секунды выволокла ее из дома, рванула вверх, оставляя внизу покрытые солью прибрежные скалы, и, что было силы, метнуло, как тряпичную куклу, обратно, вниз. Вода встретила ее бессчетным множеством острых иголочек впившихся, казалось в каждую клетку кожи. Боль прорвалась в сознание. Тело изогнулось дугой, захрустели суставы. Океан с шумом принял его.
                + + +
Не открывая глаз, Яна чувствовала, как ее медленно поднимает на поверхность. Голос в ушах становился все отчетливее и громче
- Вы меня слышите, девушка? –
Вода отступила и Яна даже с закрытыми глазами почувствовала яркий свет.
- Вы меня слышите? Очнитесь – голос звучал по-другому. Чистый, не искаженный. Так, словно его обладатель находился не на противоположном конце провода, а стоял здесь, рядом с ней. Яркий, слепивший глаза свет погас, и из темноты проступила картина окружающего мира. Черное ночное небо было усеяно яркими точками звезд. Бледный свет луны вырисовывал призрачные контуры облаков.
Лицо. Молодой мужчина. Он склонился над ней. Его губы шевелились, в глазах читалась тревога и усталость.
- Вы слышите меня?- да, это был именно тот голос, его голос – Скажите что-нибудь. Как вы себя чувствуете?
Не зная, что ответить, она попыталась повернуть голову и оглядеться. Рядом с ней стоял еще кто-то. Кто-то очень знакомый, родной. Она не видела, но чувствовала его присутствие. Слышала, как часто бьется его маленькое сердце. Чувствовала рядом его несмелое дыхание, нескрываемое и тихое отчаяние.
- Маам. Просыпайся мам. - Маленькая теплая ладошка легла ей на запястье. Грудь сдавило, дыхание на миг пресеклось.
-Сэмми…- губы зашевелились, словно сами собой, произнося это имя – самое важное имя в ее жизни.
-Сэмми, сынок- по щекам потекли слезы. Пальцы осторожно , словно боясь спугнуть это хрупкое наваждение, сжали руку мальчика.
Мужчина в форме парамедика устало вздохнул и, сняв с ее груди электроды, дал знак санитарам. Две пары рук аккуратно подняли и перенесли ее тело на носилки. Метрах в двадцати стояла, переливаясь, словно рождественская елка, разноцветными сигнальными огнями карета скорой помощи. На обочине, рядом с остывающим раскуроченным «Фордом» лежало прикрытое белой тканью тело. Из-под края ткани выглядывала кисть руки с растопыренными, вцепившимися в землю пальцами. На запястье поблескивал браслет старых армейских часов. Стрелки на циферблате показывали без четверти десять.