Шаг жизни

Давно ли, недавно ли – смотря с какого боку считать, в одном африканском царстве-государстве – пусть будет Чинганга, выросла деревушка. Откуда появились эти люди, пустившие в Чинганге корни – никто не знал. Одно лишь было ясно - не здешние. Очень уж они выделялись своим умом, образованностью и решительным видом. Пришли, осмотрели местность и, не спросивши ни у кого разрешения, закрепились. Построили постройки, соорудили сооружения. Словом, смонтировали вокруг себя подобие уюта. А землю расчертили на грядки, воткнули в почву съедобные корешки и семена, чудом добыли грунтовую воду, окропили посадки, и всё воткнутое принялось бурно произрастать, притягивая соседнюю флору и фауну. Местные власти на стихийное поселение смотрели благодушно и против самозахвата не возражали, ибо земли все равно до поры никто не занимал. «Пусть-де обживают, - решили они, - а там видно будет». Тем более что обустраивались поселенцы с умом, прилагая к освоению пустой земли инженерно-технические знания, начитанность, смекалку и здравый смысл.

Скоро у них даже излишки продуктов завелись, которые сбывали за гроши соседям и правительству. И до того властям их затея со сбытом понравилась, что продало государство ухоженные участки пришельцам в вечное пользование, наказав кормить страну и дальше.

Но, как часто бывает, в разгар, казалось бы, счастья грянул гром. Пробивая в скале какую-то важную дырку, строители наткнулись на необычную породу, о чем сообщили в центр. Приехали эксперты и заключили: "медь". А вскоре в село нагрянула группа, назвавшая себя уполномоченными, и заявила, что землю государство изымает, каковое решение должно быть исполнено безоговорочно. Племя все же возразило, показав бумагу о землевладении. Но уполномоченных бумага не смутила, и они в свою очередь показали племени панги (прим. африканский увесистый нож). Сельчане вынесли свои заточки и другие острые предметы, но панги смотрелись внушительнее, и конфликт быстро погас. А чтобы он более не разгорался, жителей выдворили за сто первый километр, запретив переступать означенную черту.

Немного позже село получило солидно оформленный и снабженный высокими подписями документ о трех главах. В первой главе - поясняющей - пояснили, что-де прав у жителей в Чинганге сроду не было, ибо сие поселение чужеземное, ни в каких госбумагах и статистиках не зарегистрированное. Во второй главе - постановляющей - постановили, что деньги за землю племя взад не получит, потому как с самого начала не имело полномочий с землей никаких операций совершать. Сумма же, перечисленная государству, будет считаться штрафом за нарушение закона, запрещающего торговать чужим добром. Далее присовокуплялась справка о том, что земля – это в первую голову недра. А недра всегда государственные. Тем более, если в них ценность какая-нибудь залегает. И третья глава завершала бумагу дружеским советом: "остыньте, а не то вам тюрьма".

Остывалось на новом месте легко. За сто первым километром лежала бесконечная полоса скалистых пород и песка, изредка напоминающего почву. Ничего съедобного окрест не было, поэтому сил не оставалась не то что на протесты, но даже на мелкие обиды. Не имея возможности культивировать землю, бедняги понаставили сооруженные из чего попало силки, манки и, потирая впавшие животы, принялись ждать, пока что-нибудь проползет или пролетит. Параллельно тренировали нюх, слух зрение и ловкость конечностей - то есть, сугубо животные свойства. При этом идейные комиссары - хранители интеллектуального наследия, зорко следили, чтобы население от голода и отчаянья не растеряло свой умственный актив. Терпеливо поднимали с четверенек малых детишек и духовно некрепких, кто охваченный животной страстью добыть еду, вставал на четыре точки и не торопился выпрямляться. «Держитесь, - ободряли они сельчан. - Не надо терять человеческий облик. Когда-нибудь наступят прежние времена». Даже огласили закон, разрешающий опираться на все конечности только при водопое, если прямо из ручья или лужицы, или при раскопках нор, где пряталась еда. Но и помимо закона сами подавали пример мужества и стойкости на двух ногах.

Однако голод продолжал свирепствовать. А если какая пища и появлялась, то ненадолго, следуя транзитом в другие точки. Задерживались только ящерицы. Древняя генетическая память гнала их на эти камни, но лишь на сезон размножения, совпадавший с муссонами. А потом, словно опомнившись, и они снимались и бежали подальше, откармливать себя и отпрысков.

Поскольку ящерица – единственная, кто не чурался здешних мест, более того, находила их благодатными для воспроизведения, она стала фетишем, символизируя сытость и благополучие. На ящерицу молились, ее вырезали из дерева, выдалбливали из камня и обкладывали цветами, задабривая, как бога. А над каждой отловленной особью совершали благоговейный обряд, после чего душили и съедали, ибо святое – всё равно протеин.

Раз в год Ящерице посвящали целый день. Его объявили национальным деревенским праздником, отменив остальные за ненадобностью, поскольку те не имели никакого отношения к желудку. Ждали праздник с нетерпением, отсчитывая месяцы, дни, недели, даже часы. Однако по бедности отмечали более чем скромно. Вся деревня выстраивалась вокруг большой деревянной ящерицы, выдолбленной из баобаба, и по команде вождя дружно три раза вздыхала, как бы озвучивая грядущее облегчение. После чего собравшиеся раскладывали принесенные с собой оставшиеся запасы еды и коллективно их поедали. Перед тем, как отправить кусок в рот, они ритуально поднимали его к небу, мол, сейчас при тебе, Кормилец, последнее доедим, а далее уповаем на твою божью милость в смысле пополнения. На «праздничный» стол выносилась прелая картошка от прошлого урожая, картошка молодая, величиной с голубиное яйцо, которую с голодухи вынужденно выкапывали раньше срока, сушеные личинки, вяленая саранча, мало-мало съедобная травка и корешки из прошлогодних «гербариев». В коллективном поедании последних запасов был известный риск. А ну как Бог не смилуется. Но пока обходилось без этой неприятности. К тому же хотя бы в светлый праздник хотелось, наконец, вволю насытиться, не думая о завтрашнем дне.

Однако сегодня поесть не получилось…

**************

- Берта, пойди, наковыряй скоренько картошки. К празднику не успеем.
Ну же! Иди, не замирай.

Берта с неохотой оторвалась от своих занятий, схватила лопатку и побежала за камень, где сиротливо рыжела заплата краснозема. Таких заплат были единицы, и каждая старательно охранялась и возделывалась для единственной «мясистой» культуры, которая приживалась в здешних местах. Картошки. Копнула под ботвой, вытащила пару клубней и… удивленно уставилась на них. Потрогала кожицу, понюхала и, отфыркиваясь, побежала в дом, брезгливо держа двумя пальчиками картофелину. Клубни были черными.

- Мамаааа, картоооошка ненормаааальная какая-то. И пахнет!

- Не говори глупости. Чем она может пахнуть? Картошкой и пахнет. Ну-ка… - мать вышла к ней на крыльцо.

- На. Вот. – Берта сунула матери картофелину.

Та повела носом, а потом прошла к грядке, вытянула еще несколько клубней. Все были черные. Она потерла их рукой.

- В самом деле, пахнет. И липкое что-то, к рукам пристает. Давай подождем папу.

- Что стряслось, о чем конференция? - раздался сзади веселый голос. То был отец.

- Мугабчик, ты вернулся?! А мы картошку копали, а тут…

- Посмотрите, какую я приправу нарыл. Танцуйте. Он вынул из сумочки пару придушенных ящериц.

Но они не реагировали, согнувшись над грядкой.

- Вы словно бы и не рады – в голосе Мугабе зазвучала обида, - я полдня по склонам лазил, вынюхивал, выслеживал этих дур, да простит меня бог за кощунственное слово в адрес кормилиц наших. Пока они осторожные. Это потом, когда в раж войдут, можно хоть руками снимать. Потому что им будет не до нас. У них любофф, - он игриво посмотрел на жену. - Да что вы там разглядываете так усердно? Личинок нашли?

- Там что-то… черное. И пахнет.

Мугабе присел на корточки, ковырнул пальцем землю, поднес к носу. Лицо его мгновенно стало серьезным. Он еще раз понюхал землю.

- Так. Стоп! Что-то я не понял юмора, - пробормотал он.

Затем схватил корягу и ткнул в землю, проделав ямку. Ямка медленно заполнялась черной жидкостью, которая сочилась из стенок. Он окунул палец в вязкую массу, поднес к губам и бросился в дом. Там нервно заходил из угла в угол, срывая дрожащими руками со стены солому. Потом кинулся на циновку лицом вниз и замер.

На террасу вбежали мама с дочкой.

- Папка, что с тобой? тебе плохо? Мам, что с папой? Он умер?

Мугабе не шевелился. Наконец, медленно поднял голову и деревянным голосом, глядя перед собой, произнес:

- Не трогайте меня!

- А что с картош…

- Да какая к черту картошка?! – гаркнул он, - там же… – Пулей слетел с циновки и, причитая: «господи, да что они несут!», бросился к огороду. Подхватил горсть земли, клубни и бегом в соседний хутор, к Ватуту.

Старик Ватуту был в деревне консультирующим мудрецом. Все, что творилось в природе непонятного, сообщали или показывали ему. А он выносил заключение. Но особый авторитет Ватуту завоевал себе после того, как изобрел уникальный способ отлова саранчи. Два раза в год через поселок проносились орды саранчи, которые летели к местам изобилия, для сельчан ныне закрытым. Саранчу ждали, как манну небесную, и сбивали, кто чем мог. Но Ватуту предложил способ воистину революционный. Перед подлетом саранчи на песке расстилали посадочную полосу в виде зеленого холста с нарисованными колосьями. Одураченная аппетитным пейзажем, стая садилась на ковер, который быстро закатывали. Вдобавок Ватуту знал обстановку, включая внешнюю. Откуда он черпал информацию – оставалось загадкой. Но из деликатности никто источниками его знаний не интересовался. К тому же вокруг информированности все же должна быть какая-то тайна. К нему ходили советоваться по всем вопросам, а его ответы бережно записывали и цитировали.

У дома Ватуту толпились взбудораженные селяне. В руках у некоторых Мугабе увидел такие же черные клубни. Он вошел в избу. Ватуту сидел за столом. Перед ним в ряд выстроились картофелины и куски земли, которые он старательно обнюхивал и сортировал по непонятным признакам.

- И ты принес? – он не отрывал глаз от стола. - Смотри, сколько натаскали. И на всех одна отметина.

- И какая?! Ну, же!! - глаза Мугабе горели от возбуждения, и от этого лицо казалось еще темнее.

- Что, «ну», антилопа Гну…. Все ясно без слов.

- Неужели…

- Да, мой смуглолицый брат, нефть… Страшно, но факт. Мы сидим на нефти. Кстати, на качественной. Без малейшей примеси серы. – Он еще раз понюхал картошку. – Везет, как утопленнику. Сначала медь под задницей лежала, а сейчас аж нефть. Любят нас природные ресурсы. Куда мы – туда они. Как за магнитом, за нами. – Он оторвался от стола и рассмеялся.

- Но откуда она... нефть? – Мугабе еле узнавал свой голос, дрожащий от возбуждения.

- Откуда? – старик задумался. – Хм... Ну, помнишь землетрясение на днях?

- Толчки? Помню.

- Вот и рассуждай. Значит, был нефтеносный пласт, который от смещения коры подвинулся ближе к поверхности. Вот нефть и повылазила изо всех дыр.

Мугабе слушал и не слышал. В голове фейерверком вспыхнули двадцать миллионов идей. Надо добраться до города, рассказать, растрезвонить, опубликовать… Они приедут, подтвердят, а потом… потом.. он запнулся, вообразив несметные богатства, которые обрушатся на его кудрявую голову…

- Не вздумай рассвистеть, - Ватуту мигом прочитал его мысли. – Заберут.

- Кого?!

- Не переживай, тебя тоже. Но сначала твой огород. Забыл медную сагу? Только на этот раз 101м километром не отделаешься. Это нефть, не забывай.…

- Да почему заберут-то? Почему?! Не посмеют. На каком основании?! - Мугабе захлебнулся от охватившего его гнева.

- Экий ты железобетонный. В прошлый раз посмели? Посмели. Притом легко. Это же Власть. А власть во все времена смела, смеет и будет сметь. Закуют и вовсе за болота загонят жабам на отраду.

- Да что же делается?! Никакой управы? А пожаловаться наверх? – Мугабе ткнул пальцем в потолок.

- Куда?! Ты думай, что говоришь. На кого и кому? На государство государству? Своему обидчику на него же? Ха! Гиенам на смех твоя жалоба.

- И что… и картошку тоже заберут?

- Ну, не мелочись ты, наконец! Тебе же объяснили - до клубней - твое. А после клубней идут эти... как их... "недра". Плохо объяснили? Ну, ты попроси, чтобы доходчивее. Они пояснят. Умеют…. Лично мне хорошо растолковали, - он потрогал шрам на лбу.

- И что же делать? – глаза у Мугабе сделались треугольными от грусти.

- Подумать надо. Ты вот что, ты пока ничего не трогай. А место не ковыряй больше. Он вышел на крыльцо и прокричал толпившемуся народу:

- И вы тоже ничего не ковыряйте. У кого что течет - заткнуть, закамуфлировать и лечь на дно. – Потом вошел в помещение, плотно закрыв за собой дверь. - Мы на совете старейшин обмозгуем. Второй раз в дураках не хотелось бы оставаться. Один раз сболтнули себе на голову, - он подошел к карте и всмотрелся в нарисованную даль. - Есть идейка. Если выгорит, двух ящериц одним кулаком прикончим.

- Что за идейка? - оживился Мугабе.

- В детали посвящать тебя не буду. Мысль пока сырая. - Ватуту покатал по столу картофелину. - В общем, Заступника пора выводить в игру. Даром что ли он свои бумажки с неба разбрасывал?

Тут следует сделать маленькое отступление. Вскоре после того, как случилась в жизни сельчан медь, перекосившая их судьбу, на деревню неожиданно свалилась масса листочков, сброшенных появившейся в небе рокочущей стальной птицей. На листках говорилось, что подобные возмутительные действия правительства не останутся безнаказанными, и в дальнейшем жители могут рассчитывать на помощь «Заступника» (таковым именем было подписано письмо). Пока сельчане гадали, кто этот неведомый Бог, решившийся взять их под защиту, он скоро явился сам в облике грузного мужчины с красным лицом. Тот представился посланником от некоей страны Незвалия, которая страстно хочет сблизиться с жителями. На вопрос, почему именно с ними, мужчина ничего не ответил и оставил брошюру, рекомендовав ознакомиться. Затем откланялся и произнес загадочную фразу: «скоро здесь будут наши». По тексту брошюры выходило, что Незвалия и туземцы – родная плоть и кровь, а значит - более не одиноки на белом свете. У них есть большой брат, который своих не оставит.

Краснолицый не пошутил. Скоро по соседству с деревней разместился клуб, который так и назывался "Наши". Посетителей знакомили с родственной культурой, выдавали разговорник незвалийского языка, с алфавитом и простейшей грамматикой. И презентовали две карты страны. Одну в деталях, а вторую в малом масштабе, чтобы сравнить с другими странами мира. Необъятные размеры "родственника" импонировали, и почти все жители изъявляли желание стать гражданами Незвалии. После чего им выписывали паспорта. Нерешительным и сомневающимся поясняли, что соединение двух родственных организмов в один - дело естественное, и нечего тут смущаться. Сомневаться же в родстве в высшей степени неумно, ибо хромосомное сходство двух народов просматривается сплошь и рядом, если не считать цвета кожи. Например, в умении выкручиваться в обстановке низкого уровня механизации. На агитплакатах, развешенных в клубе, наглядно демонстрировалось отсутствие достижений Незвалии в бытовой и высокой технологии, которое компенсировалось народной смекалкой, ведущей к производству плохого, но годного к употреблению эрзаца. Точно те же свойства сельчан, но в куда более широких масштабах, ибо страна против деревни была гигантом.

У выхода из клуба новообращенным выдавали памятку, где убедительно просили сообщать обо всех обидах, нанесенных незвалийскому национальному меньшинству коренным ненациональным большинством. Заодно просили сливать информацию о том, кто у них в земле роется и что еще интересного кроме меди извлекли. Ибо сами разведать не могут: предписано пока не вмешиваться. К тому же техника не позволяет. Землеройные машины уже появились, однако, глубоко копать не в силах. Вспахать еще могут кое-как, а ниже – нос не достает.

_______

Мугабе скрылся за дверью. А Ватуту открыл потайную крышку стола, придвинул себе телефонный справочник и задумался. Потом набрал номер. И, немного подождав, – другой.

…..

А Мугабе вернулся домой и начал нетерпеливо бдеть. Африканские ночи теплые, и он спал на матрасе, который положил прямо на грядку. К грядке же придвинул собачью конуру. «Если что – залает». Поскорее бы там, на Совете, с решением. Ведь утекает, зараза, а это деньги», - беспокоился он.

Время от времени поднимал голову с подушки и глядел на белую луну, сбрасывающую на грядку прохладный свет. «Луна – это правильно. Хорошо, что освещает. Сразу замечу, если кто подкрадется», - думал он и опять засыпал под пение цикад, ощущая под собой пласт черного золота, которому суждено сделать Мугабе и всю его деревню, наконец-то, богатыми.

Сны набегали приятные. Например, он плыл по черной, вязкой поверхности, и ветер нес его судно прямо к зданию биржи. А возвращался по сухому руслу, обремененный денежными знаками. Или другая картинка: он сдает напрокат нефтегрядку богатой стране, и они богатеют дальше, но уже вместе.

Но мелькали и тревожные сцены. Его пинками выгоняют с земли, он орёт: «Не тронь! Моё!». Потом темно, пауза, и вот он уже в наручниках сидит на стуле и через решетку внимает рассказчику, который терпеливо объясняет ему, что дескать, земля, разумеется, его, но не более чем на двадцать сантиметров в глубину, до того места, где залегает картошка. А что ниже - это недра, а они принадлежат стране, и особенно сильно ей принадлежат, если там ценное ископаемое обитает. И что всякие пререкания и сопротивления бесполезны. Лишь срок добавят.

В таком боевом, изнуряющем психику режиме он провел целую неделю. Ночью попеременно забывался и просыпался, а днем старательно следил, чтобы никто ничего не заметил. Даже на грядку водрузил кусты в качестве камуфляжа.

_______

Через неделю в калитку постучали, и вошел Ватуту. Он был одет в национальный африканский наряд, сохранившийся у него со старых времен. Оглядел Мугабе и нахмурился:

- Похудел ты, брат мой. Но сегодня наша худоба непоправима. Понимаю. А вот что поправимо, так это твой затрапезный вид. Приоденься и жди гостей. Скоро приедут.

- Кто? – впился в него взглядом Мугабе, - ты что, разболтал? Сам же говорил, что....

- Не разболтал, а уладил. Большая разница. Не надо вопросов. Лучше надень что-нибудь помимо набедренной повязки. Потом объясню.

В полдень к калитке подъехал джип. Оттуда вышли четыре человека в строгих пиджаках и с такими же лицами. У одного из них в руках был неизвестный прибор.

- Здравствуйте, Господа, мы вас заждались, копытами землю роем от нетерпения, – произнес Ватуту на чистейшем английском, до земли поклонившись гостям. Мугабе ошалело уставился на него. Он восхищался грамотностью старика, но не думал, что тот так изысканно изъясняется на белом наречии.

Но двое, казалось, не оценили литературности обращения. Слегка кивнув головой, они быстро прошли к указанному месту, где принялись копаться, что-то замерять, пробовать.

- Нахально себя держат, однако, – тихо бросил ему Мугабе.

- Погоди, - шепнул Ватуту, – сейчас увидят то, что увидят, глядишь, нахальства поубавится.

- Так, все же разболтал?!

- Ситуация под контролем, - не суетись. Пусть подтвердят. У них техника. А потом переправим эти сведения Заступнику. Запад нам поможет. Это первая из двух истин. А не Запад, так Восток. Вот тебе и вторая.

- Есть еще Север и Юг, забыл? - съехидничал Мугабе

- Север и Юг, дружище, - это части света. География. А Запад и Восток – политика. Уловил?

- Ну, допустим, уловил. А все же - Восток – это кто?

- Восток – Заступник.

- Прости, а не будет… как бы это поделикатнее выразиться... мясорубки?

- Поживем, увидим. Хуже не будет. Хуже, родной, не-ку-да! Но т-с-с-с-с, они приближаются.

Двое оторвались от грядки и подошли к ним. Старик был прав. Их будто подменили. Лица светились, улыбки во всю пасть:

- Мистер Мугабе, простите за некоторую резкость. Работа. Масло ваше надо проверить. Завтра позвоним.

- «Какое масло?»– чуть не воскликнул Мугабе, но потом подумал, что это эвфемизм, эзопов язык. Возможно за ними слежка, потому они и не называют ресурс своим прямым именем. «Шифруются, - подумал он, - что ж, их понятно. Тоже хотят без ведома, чтобы с властью не делиться. Но со мной все равно придется. Земля моя и точка!!»

- Постойте, - он подбежал к машине, - куда вы эту колбу? Зачем?

- На экспертизу, - спокойно ответил человек в сером, и джип растворился за горизонтом.

- Скажите, пожалуйста, для проверки, - скривил им лицо вслед Мугабе, но про себя был рад такой скорой реакции и, судя по всему, серьезному отношению к находке.

Ватуту стоял в стороне. Было видно, что он чем-то озадачен.

- Что ж, ход пешкой сделан. Далее будет ход конем.

- А в башку твой конь нам не отрикошетит? - голос Мугабе дрожал от волнения, - они же нас сдадут и глазом не моргнут.

- А тут мы и подсуетимся, - старик хитро поднял указательный палец. – Только надо поспешить. "Казус бели" подбросим. Сыграем на их алчности и напустим на правительство. А снюхаются с ним – кликнем «наших». Краснолицый брат в обиду не даст. Так у них записано, а я с детства в печатное слово безоговорочно вникаю. Оттого такой умный.

Мугабе промолчал, но почуял недоброе. И, несмотря на африканское лето, ему стало зябко.

________

- Уррррааааа! Едут!!! – рассек утреннюю тишину фальцет мальчишки. К деревне, вздымая клубы пыли, подкатывали три джипа. Они тормознули у главного дома, и оттуда вышла стройная группа, тоже во всем строгом, как в прошлый раз. Народ живенько высыпал на улицу.

- Милости просим, господа. Не угодно ли отведать наше фирменное… не побрезгуйте, - Ватуту кивнул девочкам, и те поднесли гостям блюдо, прикрытое полотенцем. Из-под него торчали ящерицыны хвостики.

- Нет, сэнкью. – пробурчал один из них, очевидно, главный, и отвернулся, поморщив нос. – Мы к подобному меню не привыкли.

- О-о-о-о! Если бы вы знали, мистер, как не привыкли к подобному меню МЫ! - не удержался Мугабе, но старик наступил ему на ногу, и тот затих.

- Давайте лучше к делу, - дипломатично сменил тему главный.

- К делу, так к делу.

Жители сгрудились у крыльца, усевшись, кто на что.

- Не знаем, как вы поймете.... Короче, наша геологоразведочная группа провела поисковые работы и выявила в вашем поселке близкие пласты нефти. Часть в жидком состоянии, а часть – нефтеносный песок. Общий объем, трудно сейчас сказать, лет на сто или на двести. Надо исследовать весь поселок. В связи с чем мы имеем до вас прямой интерес.

- Как не понять интерес? Очень даже понимаем! – воскликнул Ватуту. Но те не обратили внимания.

- Скажите, как вам здесь живется, в смысле достатка и прав человека?

В толпе наметилось волнение. Переход от нефтеносного слоя к правам и достатку показался неожиданным. Раздались отдельные реплики, но Ватуту жестом замолчал народ и поднялся с места.

- В плане достатка – то его у нас, как бы и вовсе нет. Даже не пахнет, - он шумно потянул носом. - Сами видите – одичали, ящериц поедаем, ну и все, что залетит, заползет в наши новые пенаты. Это насчет поесть. С правами – аналогично. Раньше ожидали этих самых прав буквально каждый день. Особенно по национальным праздникам. Но даже в праздники не выдавали. Потом подумал немного и добавил:

- А нарушать нарушают. Налоги какие-то ввели. А откуда их взять на новой-то земле?

- Об том и речь, что нарушают. Хорошо, что вы нас правильно поняли.

Делегация гуськом прошла к джипам.

- На днях пришлем вам машину с гуманитарной группой, пару правозащитников и овса. А через месяц, когда немного окрепнете, попробуем референдум провести о самоопределении до полного, можно сказать, отделения.

- Конечно, все сделаем, как вы скажете, включая референдум. Как назначите, так и проголосуем. Только просим вас - не тяните долго.

- С референдумом?

- Нет, с овсом.

- Пришлем незамедлительно. – И машина уехала, обдав пылью склонившихся в почтительной позе вождей.

- Кинут они нас, как пить дать, - сказал Мугабе. – договорятся с правительством, завалят их деньгами, натурой отстегнут. Вытянут концессию. И задавят. Что я - Запад не знаю?

- И я догадываюсь. Но вот тогда и Заступника позовем. - Ватуту лукаво глянул на него. - Прискачет в два счета. Как там…, - он пошевелил губами, пытаясь вспомнить, и пропел:

- "И зебры наши быстры". - и посмеявшись над спетой строкой, добавил:

- А силища у них огромная. Просто невероятно, какая огромная.

_______

Прошло две недели. За ними еще две. Овса не было. Сельчане организовали дежурство. Посменно выстаивали на холме даже по ночам, всматриваясь и вслушиваясь в темноту, чтобы не пропустить шум «гуманитарных» машин с долгожданным овсом. Но вокруг стояла тишина, прерываемая отдельными цикадами.

- Пора, - шепнул Ватуту, когда Мугабе подошел принимать ночную смену. – Овса не будет. Похоже, продали нас, иудовы дети. Ну, а коли так, то полный вперед!

И они двинулись в направлении клуба.

……

- И что, в самом деле, нашли? – удивился сидящий у костра краснолицый человек в мундире? С ним был еще один.

Угу, - с набитым ртом кивнул Мугабе, который давился печеной картошкой и гречневой кашей. – Во сколько. – Он расставил руки во всю ширину. На полтыщу лет. – Какое-то чувство подсказало, Мугабе, что лучше преувеличить запасы.

Краснолицые переглянулись.

- Сказали, еще приедут и что-то подпишут с нами, - добавил Ватуту.

- Ну, уж этого мы им не дадим, – решительно произнес "мундир". В его голосе зазвучала жесть. Скажи мой брат, а они вас обижали – ну, эти белые?

- Обижали, обижали, - Мугабе закивал головой, запихнув в рот очистки от картофеля. – Они…, в общем, обещали мешки с овсом, а не привезли. Две недели ждем. Слушаем машины и нюхаем воздух. Ни слуху, ни духу.

Двое краснолицых снова переглянулись.

- Мешки будут. Только сначала пусть еще раз приедут и закончат геологоразведочные работы. Нам нужно точнее знать, сколько там запасов. Как узнаем, тогда и начнем…

- Что именно... начнете? – осторожно поинтересовался Мугабе.

- Как?! Начнем не давать вас в обиду, – краснолицые вдруг загоготали.

Мугабе выждал, пока они успокоятся.

- А пораньше начать нельзя?

- Пораньше никак нельзя, родной. Мы ведь, если начнем, то так начнем, что земля задрожит, и вся геологическая разведгруппа разбежится, как тараканы. А нам нужна информация. – Они опять зашлись лошадиным гоготом. - Извини брат, - мужчина в мундире вытер выступившие от смеха слезы, - больно твой вопрос развеселил. - Лучше отпей вот это, - он протянул Мугабе стаканчик, рекомендовав после глотка задержать дыхание.

Содержимое обжигающим ветром пронеслось по пищеводу и согрело. Потом согрело еще раз...

_____

Оглянулся он на своей циновке. Над ним склонилась жена и дочка.

- Где я? Ах да… - он потер виски. Голова разламывалась.

- Папа, мы тебя нашли вон там – дочка показала на холм, – и перенесли.

- А что за окном?

Он, шатаясь, подошел к окну и ужаснулся. По деревушке разъезжали огромные бульдозеры и черпали землю. Его грядка была разворочена, кусты сиротливо валялись рядом, выкорчеванные с корнем. Слышалась английская речь вперемешку с отечественной. И Мугабе все понял.

"Надо срочно к Ватуту", - мелькнуло в мозгу.

Он потер лоб, зажевал перцем, и вышел из дому, стараясь не привлекать к себе внимания. Ватуту лежал на ковре, прямо на полу и от него шел густой запах вчерашнего дня. Видно, что и его угостили.

- Ватуту, дорогой, они все разнесли, - Мугабе отчаянно тряс его, - очнись!

- Не суетись, и без тебя голова болит от ихнего братского зелья, - простонал Ватуту, не размыкая глаз – Слышу. Вычисляют, сколько там ее внутри. Пусть замеряют. Все по плану.

- Но ведь все разворотили! Ты посмотри, КАК они замеряют и ЧЕМ?!

Ватуту приоткрыл глаз, глянул наружу. И заметно вздрогнул.

- Капитально грядки обрабатывают. Ладно, дождемся заката и в клуб. Хотя стоп! Прислушайся... Слышишь? Знакомый звук в небе.

В воздухе послышался рокот, подобный тому, какой издавала железная птица, разбрасывающая листочки. А потом увидели и саму. Да не одну. «Наши», - с радостным волнением прошептал Мугабе и сжал в кармане свой новенький паспорт, врученный Незвалией. Последнее время он с ним не расставался.


ЭПИЛОГ


- Ну как тебе на новом месте? – Ватуту смахнул со лба крупные капли пота. Они сидели под хлипкой акацией, на валуне в центре саванны. Сверху немилосердно жарило солнце. Воздух дрожал от зноя.

–Послушай, может, оторвешься от бумаги? Что ты там царапаешь? Некролог?

- Вроде того. - Мугабе продолжал что-то лихорадочно записывать в блокнот. - Потомкам послание. На случай, если зададутся вопросом, как здесь наши кости оказались. Надо последние события записать. Не люблю историков с археологами. Они гипотезы строят, а я им факты. Можешь прочитать.

Ватуту взял блокнот.

« Деревню заняли за ночь. Национальные силы и охнуть не успели, как утром над главной крышей развивался незвалийский флаг. Мы получили гречневую муку и сразу же вошли в состав Незвалии, что было делом естественным, ибо к этому времени паспорта получили уже все. Ко Дню Ящерицы прибавили еще один праздник – День Независимости. Нефтяные вышки были взяты под контроль, а жилища уплотнились, потому что к нам подселили солдат. Было тесно, но просили потерпеть. Тем более что на деревню сбрасывали муку и овес. Все грядки были разрыты до нефтяного основания.

Но потом к солдатам прибавились флотские, чтобы охранять деревню с моря. На наши вопросы – где они заметили море, моряки отвечали, что море будет, как только Незвалия прорубит коридор через соседнюю территорию. Она как раз к большой воде выходит. Жить стало совсем невыносимо. Армия много ела и запивала. Опять пошёл голод. Мы жаловались на голод и плохой запах от матросов и пехоты. И на вонь от нефти. Но «наши» отмахивались и делались все грубее. Пришлось сколотить народное ополчение. И вот…»

- А дальше?

- А что дальше? Дальше сами увидят. Наши скелеты.

– Мда..., – Ватуту почесал в затылке, - похоже на предсмертную записку. Потом хлопнул Мугабе по колену. - Да ладно тебе, - и обвел рукой местность. - Посмотри простор какой! И нефтью не воняет. Да и задница у нас удачливая. Где ни приземлимся, под нами ценный ресурс. Богатая все же страна.

- Богатая…, - вздохнул Мугабе. - потому и взяли нас под свое крыло. - Он ловко вывернул из паутины свежеубитого кузнечика, пожевал его и задумчиво добавил:

- Слушай, а вдруг на этот раз золото отроем?

- Ага, и алмазы заодно, – хмыкнул Ватуту. - Но учти, еще один сто первый не выдержим. Да где он? За углом соседняя граница. Считай, к стенке прижали. Но давай о злободневном. Как бы с трапезой сообразить? Я у новой вехи муравейник открыл. Если живой, там могут еще быть личинки. Пороемся?

У муравейника валялись чьи-то скелетики, до зеркального блеска надраенные обитателями. А рядом, как флаг, красовался столб с табличкой, «101 км».

Мугабе погладил столб.

- Ватуту, вот, ты мудрым слывешь. Саранчу придумал ловить. Скажи, что за магия в этих цифрах 101? Почему именно за сто первый отправляют?

Ватуту задумался.

- Почем я знаю? Видно, такова у жизни длина шага…на пути к…

- К деградации? – подсказал Мугабе.

- Для кого как, - Ватуту почесал бородку, – для нас, возможно, к деградации, а для власти – к новым подземным источникам благ. Ладно, хорош философствовать, – он резко поднялся с камня, - давай лучше муравейник работать. Вон, бабы и дети голодные ждут. Только аккуратно, а то опять что-нибудь из-под земли выползет нам на беду.

- Понял, - усмехнулся Мугабе, – недра не трогаем. Руки прочь от государственной собственности!

- Ишь ты, усвоил, - Ватуту ласково взглянул на него и улыбнулся.

21 августа, 2009г