Ангел-хранитель

1.
Над тёмными, заросшими густой зеленью, аллеями подмосковного пансионата "Сосновый бор" раскинулась чудесная майская ночь, озвученная несмолкающими трелями соловьёв и украшенная высыпавшими на небе мерцающими звёздами. А в сумрачном коридоре на третьем этаже нашего корпуса было пустынно и тихо. В его торцевое окно лились потоки яркого серебристого лунного света. И стоящая у окна моя спутница по имени Герда Ауст с её длинными распущенными русыми волосами была похожа в этом освещении на русалку. Мне даже захотелось потрогать её руками, дабы убедиться, что это не видение, не сон.
Было что-то завораживающее, магическое в этой женщине: в её редком имени и пронзительном взгляде, совершенной красоте лица и грациозности стройной фигуры. А наступившая ночь только усиливала впечатление её необыкновенности. Не мудрено, что именно в полнолуние вокруг нас витают неведомые колдовские силы, захватывая в плен наши слабые доверчивые души. И, отдаваясь на милость победителя, мы уже не сдерживаем своих эмоций. Несколько дней тому назад по приезде в пансионат мы с Гердой сразу заметили друг друга в толпе отдыхающих и, стремительно увлёкшись своим выбором, уже не отдавали себе отчёта. Да и не мудрено: два одиноких человека, которым уже под тридцать лет – есть от чего закружиться голове и помутиться рассудку. Как пишут в романах: они взглянули друг на друга и почувствовали, что между ними пробежала искра.
Но не всё так было просто, если не сказать, странно. Немногословная, почти ничего не рассказывавшая о себе и не позволявшая мне распускать свои руки к соблазнительным формам её тела, тем не менее, Герда влюбила меня в себя до беспамятства. Но эта была скорее старомодная рыцарская любовь с моей преданностью Даме и её благородством. Одним словом, романтика да и только. Всё это было бы прекрасно, но приходилось спускаться с высокого неба на грешную землю. Тревога за завтрашний день, за грядущую разборку и сведение счётов со своим старым знакомым, неведомо откуда свалившимся здесь на мою шею недругом и его верными "нукерами", омрачало всё настроение.
– Да, силы явно неравны, – говорил я своей собеседнице, – и идти мне одному супротив этой братии всё равно, что с шашкой наголо скакать против танка. Но что-то делать надо, и в моём положении будешь хвататься за соломинку. Если раньше я ни во что не верил – ни в Бога, ни в чёрта, ни в светлое будущее – то теперь, кажется, начинаю верить в предопределение, в фатум, в судьбу – в счастливую судьбу. А как иначе, если она меня хранила с детства в самых невероятных ситуациях от последнего шага на краю пропасти; даже тогда, когда я был самым младшим и далеко не самым ловким в нашей дворовой компании.
По бесшабашности мальчишеской натуры мы придумывали себе самые невероятные развлечения на грани здравого смысла, и для кого-то они порой заканчивались весьма печально, но почему-то только не для меня. Что за провидение выручало меня – не знаю, но, видно, выпало мне на роду счастливое везение. От того я даже сам частенько провоцировал эти ситуации, чтобы лишний раз проверить: а есть ли он на самом деле – мой неведомый ангел-хранитель, и за что же он так расположен ко мне?!
При этих словах мне показалось, что по губам у Герды пробежала лёгкая улыбка. Но тогда я не придал этому значения, а зря, как оказалось в последствие.
 – Когда слишком часто и немыслимо везёт, – продолжал я, – это тоже выглядит, по меньшей мере, странно – конец когда-нибудь этим везениям должен быть. Он мог бы быть однажды, лет пятнадцать назад, в прошлом веке, когда я как-то летом, будучи по делам в центре Москвы, зашёл по старой памяти в книжный магазин в старинном доме на перекрёстке Пушкинской улицы, ныне Большой Дмитровки, и проезда Художественного театра. Народу в зале было немного, сказывался летний отпускной сезон, а потому продавцы и кассиры скучали без дела, лениво переговариваясь между собой и обмахиваясь книжками от духоты в помещении. Потолкавшись у прилавков и выбрав себе кое-какую литературу, я достал кошелёк и направился к ближайшей кассе.
Но что-то вдруг внезапно остановило меня буквально в шаге от неё, и я замешкался, отсчитывая нужные деньги. В следующий миг на то пустое место перед кассой, где я уже должен был стоять, с потолка сорвался большой алебастровый кусок лепнины. Через секунду – грохот на весь зал, белая пыль засыпавшая прилавки и проходы, испуганные голоса покупателей и продавцов, а рядом со мной – в шоке бедная кассирша. Мне поначалу даже забавно стало, глядя на весь этот переполох и ещё не сознавая в полной мере, как мне повезло. Мысленно перекрестившись, я отряхнулся и не спеша пошёл на выход из магазина, ощущая на себе удивлённые моим спокойствием взгляды окружающих.
Или тем же летом могло закончиться моё везение, когда судьба ещё раз уберегла меня от беды. Как-то раз по дороге с работы домой, выйдя из метро, я долго ждал свой автобус. А тут лихо подкатила к остановке какая-то "левая" маршрутка. Я открыл переднюю дверь и уже занёс было ногу, чтобы сесть рядом с водителем, как вдруг заколебался: опять в самый последний момент что-то остановило меня.
– Ну, что – едем или стоять будем? – спросил меня нетерпеливый молодой шофёр.
Я махнул ему рукой, увидел подходивший мой автобус и пошёл к нему. Менее, чем через четверть часа мы тронулись вслед за умчавшейся перед нами вперёд маршруткой и на первом же перекрёстке увидели аварию: грузовик и в бок ему влепившийся знакомый микроавтобус, возле которого уже хлопотали милиция и скорая помощь. Мне оставалось снова мысленно перекреститься, но забавно уже не было...
Я увлечённо рассказывал, Герда внимательно слушала слегка кивала головой, а мой внутренний голос подсказывал:
– Мели, Емеля – твоя неделя! Всё это, конечно, интересно, но есть у тебя такие везения, которыми ты вслух не поделишься. Вспоминать не хочется, а не забывается.
И тут же мысленно припоминая тот давний случай, получивший неожиданное продолжение здесь, в подмосковном пансионате "Сосновый бор", у меня зачесался левый глаз. Когда-то, много лет назад, во время службы в армии, он был чернее ночи.

2.
На летних батальонных учениях, после выброски десанта и многокилометрового марш-броска, завершающим этапом их предстояли ночные стрельбы из БМД неподалёку от расположения части. Отстреляли своё автоматчики и пулемётчики из экипажей боевых машин, и все застыли в ожидании последнего аккорда учений. Вот уже на горизонте показались подсвеченные мишени, и понеслись торопливые команды старших отделений, корректировавших огонь своим операторам-наводчикам, сидящим в башнях машин. Вскоре дружно загрохотали орудийные залпы из полутора десятка стволов, прошивая движущиеся цели.
И только одна из БМДешек молчала, несмотря на свирепые крики по рации её командира старшего сержанта Васина. А внутри машины отчаянно бился с заклинившей боевой гранатой в стволе орудия солдат-первогодок Сергей Макаров, в кровь раздирая руки о фиксирующий замок и рискуя остаться без пальцев. Наконец, граната была послана в ствол, замок встал на место, и Сергей изготовился к стрельбе, прильнув к окулярам прибора ночного видения. Но время было безвозвратно упущено, мишени уже спрятались, и по рациям прозвучала общая команда покинуть машины и построиться по экипажам.
Едва Сергей выбрался из башни и спрыгнул на землю, как к нему подлетел взбешённый старший сержант, замкомвзвода или в просторечии замкомпоморде, и сходу нанёс точный удар кулаком в глаз своему подчинённому. Бедный солдат почувствовал, как от удара посыпались искры из глаз, глухо зашумело в голове, а подбитое место наливается опухолью. Он уже плохо воспринимал то, как в ярости грозил ему Васин, что жизни лишит за неудовлетворительную оценку всему взводу из-за его неудачной стрельбы, пока сержанта не отвлёк командир взвода лейтенант Зверев, чтобы решить с ним какие-то вопросы.
Кто-то из ребят вернул Сергею его автомат, отданный им на время, пока он был в машине. А скоро прозвучала команда ротного собрать матбазу и трогаться в путь, чтобы успеть ещё на ужин в столовую. Сергею Макарову, как провинившемуся, досталось нести на себе в часть сорокакилограмовый ящик с патронами. И бедный солдат, как сомнамбула передвигая ноги, шёл со всеми в строю, равнодушно выслушивая плоские шутки сослуживцев по поводу больно сильной отдачи орудия, угодившей ему прямо в почерневший от удара глаз.
Через час в расположении роты усталым солдатам скомандовали “Отбой!”, а через пять минут подняли ещё не успевшего заснуть рядового Макарова. Оказалось, что при проверке боевого оружия в ружпарке не было на месте его автомата. С минуту Сергей мучительно соображал, вспоминая, где же он мог его забыть, как вдруг в каком-то озарении сорвался с места и бегом покинул казарму. Он стремительно бежал на стрельбище, к тому месту, где, по его раскладу, взвалив на себя ящик с патронами, он и мог оставить свой автомат. Бежал, одновременно надеясь на счастливую находку и боясь себе представить, что его нет на месте, и что его ждёт в этом случае – без автомата он просто не имел права возвращаться в роту.
На стрельбище не было ни огонька, но полная луна освещала окрестности, помогая солдату в его поисках. Невероятно, но через несколько минут дрожащие в нервном ознобе руки солдата нащупали на земле, на том же самом месте, своё оружие. Только мысленно перекрестившись и стараясь не думать о грозивших последствиях его потери, Сергей снова бегом вернулся в роту и представил автомат дежурному офицеру. Сам бледный от тревожного ожидания офицер и желал бы разнести молодого солдата, выкинувшего такой номер, но, посмотрев на его несчастный вид с внушительным фингалом под глазом, лишь слегка отчитал его и отправил поскорее спать.
А через полгода, в серый промозглый октябрьский день, над тем же полигоном висела облачная холодная морось, пробирая до костей промозглой сыростью собравшихся здесь военнослужащих. Надо было им всего-то успешно отстрелять из разнокалиберного боевого оружия по учебным мишеням, а командованию – отчитаться за прошедший полугодовой период обучения. Словом, горячая (не в пример погоде) осенняя пора. Вот и рычали моторами боевые машины, занимая исходные позиции на танкодроме, разбегались по траншеям и окопам солдаты со своим табельным оружием, а командиры подразделений, надрывая глотки, раздавали последние команды.
– Учти, Макар, – говорил ещё утром по дороге на стрельбище старший сержант Васин, – если сегодня не отстреляешь на “отлично”, то я тебе устрою на обратном пути ускоренный курс молодого бойца – бегом, ползком и на карачках. Шести километров до части вполне хватит для того, чтобы ты меня на всю жизнь запомнил. Будешь носом землю рыть за то, что всё лето "сачковал", а я от начальства лишний раз выслушивал – какое в моём взводе хорошее молодое пополнение. Так что: хочешь жить – умей вертеться!
– Если в прошлый раз обошлось, – думал про себя в ответ Сергей, вспоминая недавние события, – то дважды снаряд в одну и ту же яму не ложится. Придётся постараться.
И он выложился полностью на все свои “сто” да так, что при объявлении результатов стрельбы командир роты капитан Воронцов даже отметил его:
– Молодец, Макаров, уже есть явные сдвиги к лучшему. Если дело так и дальше пойдёт, глядишь, зимой снайпером будешь, а пока на “хорошо” отстрелялся.
При том, что отличных показателей было мало, друзья поздравляли Сергея с его маленькой победой – это было началом всех его дальнейших побед в нелёгком ратном деле. Но, глядя со стороны на удручённое лицо солдата, можно было подумать, что все его патроны из спаренного пулемёта ушли в очередное “молоко”. А в данном случае для Сергея это было равноценно, и означало исполнение Васиным своей недвусмысленной угрозы.
На стрельбище уже спускались ранние сумерки короткого осеннего дня. Солдаты собирали своё имущество, строились по-взводно и готовились в обратный путь, предвкушая запоздалый обед и долгожданный отдых в казарме. Только у Сергея ёкнуло внутри, когда к нему подошёл старший сержант Васин.
– Ну, Макар, готовься, я тебя предупреждал! – злорадно сказал он, – Вот уж душу отведу напоследок!
Подхватив давно знакомый ящик с патронами, Сергей тоскливо огляделся по сторонам, ища сочувственные взгляды друзей, но ребята прятали глаза, представляя: ох, как несладко будет Макарову! Стал накрапывать дождь, под ногами хлюпала грязь в раскисших колеях дороги, по которой ещё не каждая машина проедет, а им шлёпать не один километр до части. Вот уже Васин скомандовал: “Шаго-о-ом...”, и у Сергея неприятно засосало под ложечкой, как вдруг впереди показалась мощная фигура комбата, и послышался его зычный голос:
– Товарищ сержант, а вы куда?
– Как куда, товарищ майор, к себе в роту.
– Пожалейте своих орлов, сержант, а то они у вас больше на мокрых куриц похожи. Сейчас от наблюдательного пункта пойдёт машина в часть – идите туда скорее и грузитесь! Чтобы через десять минут все в машине сидели, вояки! – проворчал майор Барсуков и пошёл дальше по своим делам.
– Есть! – недовольно отозвался Васин и скомандовал явно повеселевшим солдатам – куда им идти, а сам со злобой бросил в лицо проходившему мимо Сергею Макарову:
– Везучий ты, Макар, ох, везучий! Твоё счастье, что всё так обернулось, а то бы я тебя сегодня точно по дороге кончил!
Но Сергей от перенесённого волненья и усталости уже не реагировал на его слова.

3.
...Я помолчал немного, мысленно переживая очередное воспоминание. Герда выжидающе смотрела на меня. Только вдруг показалось, что она читает мои мысли своим проницательным взглядом, магнетизм которого я буквально ощутил в ту минуту. И всё, что я мысленно вспоминал перед этим, она знает до мелочей и ничему не удивляется. Одним словом, фантастика, да и только.
– Да мне всю жизнь везло, хотя и доставалось тоже, – произнёс я, – Но теперь я сам готов просить моего неведомого ангела-хранителя не только за себя, а уберечь от беды всё то, что стало для меня отныне дорогим и близким. Не о завтрашнем дне болит душа: как-нибудь отобьюсь – не впервые махать кулаками. А знать бы наперёд, что ждёт нас с вами в будущем, чтобы самим поберечься от неверного шага и не надеяться на кого-то свыше.
– Серёжа, милый, успокойтесь: всё будет хорошо, всё образуется! – отвечала Герда, – Хотите, я буду вашим ангелом-хранителем – небесным и земным?!
Я молча кивнул, поднял на неё свой взгляд и утонул в омуте её зелёных глаз.
– Спите спокойно и не переживайте ни о чём – утро вечера мудренее! – добавила она, едва прикоснувшись к моему лицу своими тонкими горячими пальцами, от которых шло какое-то лёгкое покалывание, словно неведомые искорки пробегали между нами.
В тот момент она и вправду показалась мне ангелом-хранителем с её русалочьими волосами и взглядом цыганки-гадалки, не хватало только сложенных ангельских крыльев за спиной. Но для чего-то появилась эта странная женщина именно здесь и в эти дни, когда сама судьба, наверное, потребовала логического завершения беспокойного прошлого, много лет спустя не на шутку столкнув лбами меня и моего бывшего армейского командира?!
Сегодня вечером на танцплощадке я вернул ему свой старый должок, подвесив Васину "фонарь" под левым глазом после того, как он стал приставать к Герде, которая явно симпатизировала мне, а не ему. Мы сцепились с Васиным, но нас быстро разняли. И мы с ним разошлись по разным сторонам: я пошёл провожать Герду, а он подался к себе. Только до этого я выслушал немало угроз разобраться назавтра со мною от ставшего "крутым" за прошедшие годы Васина и его "братков".
Вся эта история походила бы на банальный детектив, если бы не её загадочный финал. В эту звёздную майскую полночь Герда смогла успокоить меня настолько, что я проспал всю ночь буквально сном младенца до полудня следующего дня. А когда вышел в коридор, убиравшаяся в соседнем номере напротив горничная огорошила меня новостью: моя таинственная подруга сегодняшним утром уехала, а в холле внизу меня давно ожидает какой-то мужчина.
Спустившись на первый этаж, я увидел Васина с почерневшим и опухшим от удара левым глазом – как говорится, око за око. Но был он отнюдь не агрессивный в своих вчерашних угрозах и один, без своих "братанов". Васин предложил мне пройти в местное кафе и посидеть с ним в баре – для разговора. Там, распечатав за столиком фляжку коньяка, он и поведал о той метаморфозе, случившейся с ним. О том, как накануне, после нашей стычки на танцплощадке, он уже был готов там же "замочить" меня, как неожиданно нарвался на странный взгляд той женщины, за которой хотел приударить, и почувствовал, что "поплыл".
Был в этом взгляде, неестественном, пронзительном, как молния, и невольно подчиняющем себе, молчаливый приказ – не приближаться! И ему, здоровому, "крутому" мужику, вдруг стало страшно! Как пьяный, он вернулся в свой номер и впал в какое-то забытьё. А на рассвете – то ли наяву, то ли во сне – снова явилась к нему эта странная женщина, вся в белом, словно привидение, но уже не страшная, а необыкновенно красивая. Явилась и сказала, что жил он до сих пор, как свинья, но ещё есть надежда сделать из него человека. А, значит, всё теперь пойдёт по-другому. Очнулся он и так всё утро просидел у открытого окна в номере. О чём он только не передумал, пока, наконец, не понял, что ничего уже плохого мне не сделает. Вот и вся сказка.
Так мы с Васиным за час и усидели свой коньяк, гадая, кто же всё-таки такая эта Герда: психолог, гипнотизёр, экстрасенс или действительно мой неведомый ангел-хранитель, принявший земной облик и так круто изменивший ситуацию, да и самих людей, её определявших. А потом, кого бы мы ни спрашивали, так и осталось загадкой, откуда взялась и куда так неожиданно уехала эта странная женщина по имени Герда Ауст. Даже в администрации пансионата нам ничего вразумительного не сказали о ней.
В детстве я любил сказки, но по мере взросления менялось и моё отношение к ним. Случившееся в "Сосновом бору" тоже могло бы сойти за взрослую сказку с той же героиней, что и в "Снежной королеве", если бы всё это не случилось на моих глазах. Не верится, но ведь было же, было. Правда, после этого, кажется, лимит моих везений был исчерпан, и в жизни моей наступила полоса невезений – впрочем, не очень болезненных. И – слава Богу!