Вице-адмирал Иван Григорьевич Руднев

РУДНЕВ Иван Григорьевич командир пароходо-фрегата «Херсонес»»,
градоначальник Севастополя

Идя навстречу 155-летию героической обороны Севастополя и 225-летию Черноморского флота, мы рассазываем об очередном герое Крымской войны Иване Григорьевиче Рудневе.
Город, который в борьбе за честь и достоинство России дважды был залит кровью лучших ее сынов, достоин того, чтобы о его подвигах помнили в веках.
С верой и надеждой на национальное и духовное возрождение, на восстановление условий для поддержания исторической памяти, мы продолжаем знакомить читателя с биографиями не столько малоизвестных, сколько изрядно подзабытых героев первой обороны Севастополя. Вашему вниманию предлагается описание боевой деятельности адмирала Ивана Григорьевича Руднева, командовавшего во время обороны Севастополя пароходо-фрегатом «Херсонес», во время войны с Турцией 1877-1878 годах, по своей должности старшего флагмана Черноморской флотилии, руководившего Очаковским оборонительным районом и закончившим свою многолетнюю и многотрудную службу в должности Севастопольского градоначальника.

Служба на кораблях с 1837 по 1853 гг.

Иван Григорьевич Руднев родился 5-го января 1820 года в семье потомственного дворянина, помещика Горбатовского уезда Нижегородской губернии, Григория Ивановича Руднева.
В прошении на «высочайшее имя», о зачислении десятилетнего сына кандидатом для поступления в Морской кадетский корпус, Григорий Иванович именует себя «потомственным дворянином, не имеющим чина», при этом упоминает о родственнике Дмитрии Семеновиче Рудневе, штаб-лекаре морского ведомства, и ссылается на свое родство с адмиралом Рудневым Даниилом Владимировичем, участником русско-шведских войн 1788-1790 и 1808-1809, командовавшим отрядом гвардейских десантных судов, а на момент подачи прошения, – командира 1-й бригады 1-й Балтийской дивизии. При всем желании найти хоть какие-то признаки прямого родства между тульскими Рудневыми и нижегородскими, нам не удалось.
В 1829 году Иван Григорьевич был оформлен кандидатом, а 3 января в 1830 года был зачислен для Обучения и воспитания в Морской кадетский корпус. Директором Морского корпуса в те годы был знаменитый адмирал Иван Федорович Крузенштерн. Отличный моряк и ученый, он знал и любил морское дело; понимал, что рост флота, усложнение техники, появление паровой машины на кораблях требуют коренной перестройки всего процесса подготовки морских офицеров. Большая заслуга Крузенштерна как директора корпуса заключалась в том, что он пригласил в качестве преподавателей многих крупных ученых: математиков Остроградского и Буняковского, химиков Соловьева и Гесса; физиков Купфера и Ленца, астронома Тарханова, артиллериста Дядина. То были лучшие умы отечественной науки той поры, ее гордость и слава. Большинство из них являлись членами Петербургской академии наук. Приглашенные Крузенштерном академики расширили и углубили курсы своих предметов применительно к специальной деятельности будущих морских офицеров. Их программы оказались настолько обширными, что дали повод известному немецкому естествоиспытателю Александру Гумбольту, посетившему Россию в 1829 году, сказать полушутя-полусерьезно: «Как счастлив я был бы, если бы мог знать все, что знает русский морской кадет».
За шесть лет обучения в корпусе, Иван Григорьевич изучил основы навигации, астрономии, морской тактики, морской практики, начертательной геометрии, геодезии, теории кораблестроения, фортификации, корабельной архитектуры, теоретической механики. В курс обучения морских кадетов входило изучение иностранных языков, отечественной и иностранной истории, русской словесности и литературы и прочих общеобразовательных дисциплин. То обстоятельство, что учебный план предусматривал новые в то время науки – начертательную геометрию, теорию кораблестроения, корабельную архитектуру и теоретическую механику, говорит о том, что Морской корпус готовил своих питомцев не только к корабельной и строевой службе, но и давал инженерные знания и навыки.
В 1836 году Иван Руднев произведен в корабельные гардемарины. В 1836 и 1837 годах плавал на кораблях «Императрица Александра» и «Память Азова» в Балтийском море. В 1837 году Иван Руднев произведен в мичманы с назначением на Черноморский флот. С присвоением первого офицерского звания, он к своей фамилии получил приставку – Руднев 5-й. Это означало, что во флотских структурах к этому времени уже служили Рудневы: надворный советник Департамента корабельных лесов Морского ведомства Феофан Данилович (1803-1888) за №1; лейтенант Павел Данилович (1805-1866) за №2; лейтенант Федор Николаевич (1807-1857) за №3; поручик ластовых экипажей Роман Данилович (1812-1850) за №4. Все однофамильцы Ивана Григорьевича, как уже говорилось, принадлежали к роду адмирала Руднева Даниила Владимировича, потомка знатной боярской рязанской фамилии Сидоровых-Рудаков, отселившихся на жительство под Тулу в конце семнадцатого века. К этой семье принадлежит и контр-адмирал Руднев Всеволод Федорович (1855-1913), в 1904 г. – командир легендарного крейсера «Варяг».
В 1838 году на корабле «Султан Махмуд» и фрегате «Браилов» мичман Руднев крейсировал у абхазских берегов и участвовал в высадках десанта в поддержку наших войск, действовавших на кавказской береговой линии против чеченцев. В составе высадочной партии с корабля участвовал в высадке десанта в районе Туапсе, Шапсухо и Новороссийска.
В январе 1838 года, по представлению генерала Вельяминова, была учреждена должность начальника Кавказской береговой линии, и для исполнения этой должности назначен был генерал-майор Раевский, сын известного героя войны 1812 года. Ему было разрешено занимать, по своему усмотрению, береговые пункты с привлечением сил флота. Сборным пунктом войск, состоявших под командованием Раевского, была назначена Анапа, куда и прибыли корабли Черноморского флота под начальством адмирала М.П. Лазарева.
12 мая была произведена высадка войск у реки Туапсе и там устроено укрепление Вельяминовское. Потом был занят берег у реки Шапсухо, и там устроено укрепление Тенгинское. В обеих высадках, при захвате участков берега и удалении от него горцев, участвовал сводный флотский батальон, командиром которого был капитан 2 ранга Путятин – будущий руководитель обороны Петропавловска-Камчатского при нападении английского флота во время Крымской войны. Участвуя в этих десантных высадках, отличился мичман Руднев, получив за это знаки отличия ордена Св. Анны 4 ст. на кортик с надписью «за храбрость».
В этом же году десантным отрядом генерал-майора Симборского со стороны Абхазии, занята была местность у реки Сочи и там построено укрепление Новагинское. Затем отрядом генерала Раевского построено укрепление в Суджунской бухте, на северо-западном берегу реки Цемес, названное Новороссийском. В высадках десантов в этих пунктах также принимал участие мичман Иван Руднев.
В 1839 году был построен форт Раевский у реки Мессаге, на сообщении Анапы с Новороссийском, а на береговой линии, при содействии флота, возведены укрепления: у реки Субаши форт Головинский, а у реки Псезуапе форт Лазарев. При занятии указанных мест нашими войсками, в составе групп высадки, принимал участие и Иван Руднев, за что был отмечен командованием флота. Этими операциями было закончено занятие береговой линии нашими войсками. Вся береговая линия была разделена на три отделения, а с присоединением к ней Самурзакани и Гурии было учреждено в 1843 году четвертое отделение Кавказской оборонительной линии.
В кампаниях 1843-1845 годов мичман Руднев служил на фрегате «Мессемврия», при выполнении им задач у абхазских берегов. Чтобы представить себе специфику службы на кораблях Черноморского флота, обеспечивавших действия наших войск на Кавказе, достаточно только ознакомиться с хроникой борьбы моряков со стихией.
Самая ужасная бора (сильный северо-западный ветер, осенью и зимой иногда превращается в разрушительный ураган) случилась в Новороссийске 12 января 1838 года. На рейде находились суда: «Мидия» под флагом контр-адмирала Юрьева, командир – капитан 1 ранга Касторф; корвет «Пилад», командир – капитан 2 ранга Юрковский; бриг «Паламед», командир – капитан-лейтенант Вердеман; шхуна «Смерч», командир – лейтенант Колчак; тендер «Струя», командир – капитан-лейтенант Леонов; транспорт «Гастогай», командир – лейтенант Щеглов; пароход «Боец», командир – лейтенант Дандри. В этот день с утра начали проявляться признаки боры; затем ветер начал усиливаться. В половине второго часа дня на корвет «Пилад» набежал смерч, силой которого корвет накренило в левую сторону, причем лопнули одна за другой обе цепи от бриделя. Суда стремительно обрастали снаружи толстой массой льда, отрывавшиеся с рангоута и снастей льдины падали на работавших на палубе людей, которые обдаваемые брызгами, замерзавшими на них, коченели от стужи, а непрерывное напряжение всех сил истощало их. Сильным волнением у брига «Паламед» выбило погонный борт, он начал дрейфовать, а через час ударился кормой об отмель. Ветер, усиливаясь, превратился в настоящий ураган, при -20°С; густой мрак, несущаяся по воздуху ледяная пыль в виде тончайших иголок, треск, свист и гул, все смешивалось в хаос. Такое состояние продолжалось около трех суток без ослабления. Все офицеры и большая часть команды брига, свезенные местными жителями на берег, поступили в госпиталь с обмороженными руками и ногами. Примерно такая же участь постигла и другие корабли. Более печально сложилась судьба экипажа тендера «Струя». 14 января, когда мрак стал несколько проясняться, все увидели, что над местом, где стоял тендер, возвышалась верхушка его мачты, которая символизировала собой крест над влажной могилой 52 человек экипажа. В числе погибших были: командир – капитан-лейтенант Леонов, мичманы Обольянинов и Ковалевский, корпуса штурманов прапорщик Скогорев. Из служивших на тендере, в живых остались только мичман Данилевский и с ним четверо матросов, посланные на берег и остававшиеся там из-за начавшегося шторма.
В 1838 году, 30 мая по всему восточному побережью Черного моря разразилась аналогичная, ужасная буря. В это время на рейде Туапсе находились: пароход «Язон» под командованием капитан-лейтенанта Хомутова, бриг «Фемистокл» под командой капитан-лейтенанта Панфилова и «Скорый» под командой лейтенанта Кислинского, транспорт «Ланжерон» под командой лейтенанта Моцениго и восемь коммерческих судов, доставивших разные грузы для войск отряда, занимавшего местность и строивших укрепления. При совершенном безветрии, парусные суда не могли выйти в море, а пароход опоздал, сдавая доставленный груз. С полудня задул сильный ветер, который скоро превратился в жестокий шторм от юго-запада. На пароходе были немедленно подняты пары, и у всех судов были отданы вторые якоря. Ветер и волнение моря достигли таких размеров, что судно продрейфовало к берегу вместе с якорями. Австрийское судно, стоявшее ближе других к берегу, предвидя неминуемую гибель, обрубило якорные канаты и выбросилось на берег. Экипаж его спасся кроме одного матроса, раздавленного другим навалившим на него судном. Затем началось выбрасывание на берег остальных судов, сначала коммерческих, а потом военных.
Тендер «Скорый» успел «срубить» мачту и был выброшен против устья реки Туапсе. Из остальных судов «Язон», на котором залило топку, «Ланжерон» и все коммерческие суда были выброшены внутри расположения нашего лагеря, а «Фемистокл» и «Луч» – в 150 саженях от наших аванпостов, под горой. Из всех пострадавших судов оказалось возможным снять с мели и исправить только пароход «Язон» и тендер «Луч». Из служивших на пароходе «Язон» утонули: лейтенанты Данков и Бефани, мичман Гораненко, кондуктор Басов и 37 матросов, а два матроса умерли от ушибов. На бриге «Фемистокл» утонул прапорщик корпуса штурманов Бедан и один унтер-офицер. На тендере «Луч» убит черкесами один матрос, ранено четыре, утонуло два и травмировано четверо. В тоже время у Сочи были выброшены на берег: фрегат «Варна» под командой капитана 2 ранга Тишевского и корвет «Мессемврия» под командой капитан-лейтенанта Бутакова. На корвете погибло 12 человек, и взяты горцами в плен лейтенант Зорин, штурманский офицер Горюшкин, юнкер Филатов и девять человек команды. Кстати, именно на этом корвете и предстояло служить ближайшие пять лет Ивану Рудневу.
Мы позволили себе несколько подробно остановиться на сложностях борьбы с морской стихией, чтобы читателю стало понятней, в каком суровом подвижничестве проходила служба на кораблях у негостеприимного восточного берега Черного моря. В разное время, до Крымской войны, потерпело крушение у этих берегов 23 военных судна разных рангов, не считая тех, которые после крушения могли быть исправлены для дальнейшего использования. Такое неприглядное положение осложнялось еще и другими тяжкими обстоятельствами. Так, отсутствие рынков по всей этой линии лишало моряков возможности иметь свежую провизию; а пополнение запасов пресной воды производилось под военным прикрытием, и приходилось иногда брать воду с боем у враждебных горцев. Летом сильная жара, особенно при полнейшем безветрии, с неутолимой жаждой от солонины, без достаточного движения по палубе, притупляла мысль, располагая к полной апатии, а между тем, требовалась зоркая наблюдательность за обстановкой.
Но особенно тяжело было в зимние месяцы, когда преимущественно господствуют сильные бури с дождем и туманом, вследствие чего на кораблях не было места и возможности просушиться после утомительной вахты в промокшей одежде, так как в то время не было дождевиков, а течь из иллюминаторов превращала койку в сырое ложе. Только твердая уверенность в необходимости своей деятельности придавала силы терпеливо и безропотно выносить такое опасное для здоровья, безотрадное положение. Моряки пребывали в постоянной борьбе за целость рангоута и самого судна, а равно и за собственное существование, в уверенности, что в случае крушения спасение на берегу могло быть иногда хуже смерти, потому что легко было попасть к враждебным горцам, под гнет дикого рабовладельца.
Насколько такое крейсерство нарушало сообщение горцев с Турцией, препятствуя доставке оружия и боевых припасов, до сих пор сказать сложно. Английский агент Бель, в своем дневнике (Морской сборник. Шавров) сообщал, что в продолжение 17 дней он видел только один раз два русских крейсера, находившихся вдали от берега; тем не менее, принадлежавшая Белю шхуна «Виксен» была задержана бригом «Меркурий» под командой капитан-лейтенанта Вульфа. Однако следует признать, что деятельность английских агентов была настолько успешна, что позволила горцам разгромить укрепления приморской береговой линии с помощью оружия, привезенного англичанами. Горцы настолько хорошо были вооружены и обеспечены, что позволяли себе состязаться с нашими боевыми судами. В 1846 году корвет «Пилад» и бриг «Паламед», встретив несколько шхун горцев, атаковали их своими вооруженными гребными судами; но шхуны противника не только вступили с ними в бой, но повели его настолько успешно, что заставили русские суда выпустить все свои огнестрельные снаряды, причем на них были убиты один офицер и несколько матросов, после чего шхуны горцев свободно пристали к берегу у Вардана. Впрочем, нельзя и ожидать многого от морской блокады, обеспечиваемой семью парусными судами, выходившими поочередно для обхода участков береговой линии на протяжении более трехсот миль, особенно при тех тяжких обстоятельствах, в какие были поставлены корабли, участвовавшие в блокадных действиях. С другой стороны, такая крейсерская служба представляла превосходную школу для молодых черноморцев. После нескольких таких кампаний, освоив привычку, выносить хладнокровно все суровые невзгоды в тягостном испытании их стойкости и самообладания, они представляли собой особый тип бывалых людей, готовых ко всякому отчаянному предприятию, неустрашимых в опасности, находчивых в непредвиденных ситуациях. Некоторые из молодых офицеров так заражались потребностью сильных ощущений в плаваниях на восточной береговой линии, что, списавшись с одного оканчивавшего плавание судна на другое командируемое, по несколько лет не жили на берегу. Именно к такому типу моряков принадлежал и герой нашего повествования – мичман Иван Руднев. Кстати, 11 апреля 1843 года Ивану Рудневу было присвоено очередное звание «лейтенант». Фрегат «Мессемврия», на котором служил лейтенант Руднев, исключительно активно использовался командованием флота для решения широкого спектра задач.
Теперь, когда получено представление о специфике службы на кораблях Черноморского флота в 30-40-х годах XIX столетия, более емкими и многозначащими становятся строки послужного списка Ивана Руднева. Так, в 1846 году лейтенант Руднев на бриге «Фемистокл» крейсировал в Черном море. В том же 1846 году, но уже на шхуне «Вестник», выполнял задачи по недопущению контрабанды оружия на кавказское побережье.
Здесь своевременно будет заметить, что именно при адмирале Лазареве, впервые в практике Российского военно-морского флота, корабли выполняли задачи в море в осенне-зимний период. Именно практика службы на кораблях при выполнении ими задач у кавказского побережья в осенне-зимний период формировали особую категорию морских офицеров, так называемой, «лазаревской школы». Непосредственно, к ученикам школы адмирала Лазарева относились адмиралы: Корнилов, Нахимов, Истомин, Новосильский, Панфилов, Путятин, Станюкович, Юхарин, Рогуля, Кутров, Кислинский, Зарин. Наиболее даровитые из учеников адмирала Лазарева, адмиралы Корнилов и Нахимов, подготовили свою, не менее достойную смену.
В нее вошли, прежде всего: Протопопов П.Д., Коцебу М.М., Барановский П.И., Ключников А.А., Ставраки М.И., Винк А.Х., Спицин А.П., Скоробогатов А.Н., Микрюков, Ергомышев, Юрковский, Попандопуло, Никонов, Керн. В эту категорию вошли командиры линейных кораблей, фрегатов. Следом за ними шла группа капитан-лейтенантов; командиров корветов, шхун, тендеров. Авангард этой группы составляли: Андреев А.Н., Бирилев Н.А., Бутаков Г.И., князь В.И. Барятинский, П.В. Воеводский, Волоцкий, Д.В. Ильинский, П.И. Купреянов, П.Ф. Лихачев, Лесли, Ивков, А.А. Попов, Серебряков, Стеценко, Орлов, граф Эдуард Наленч-Рачинский, Шестаков, Швенднер 3-й. К этой группе с полным на то основанием относился и герой нашего повествования, – Иван Григорьевич Руднев.
Как мы уже отмечали, специфика, и условия службы в то время способствовали исключительно жесткому отбору кандидатов на командные должности на кораблях. Перечисленные нами офицеры вполне соответствовали самым высоким требованиям по своим профессиональным, морским и моральным качествам. Мы перечислили в последней группе только офицеров – ровесников Ивана Руднева, 1818-1822 годов рождения. К началу Крымской войны эти офицеры прослужили на флоте по 16-18 лет, пройдя в полном объеме курс подготовки под руководством адмиралов Корнилова и Нахимова. Боевая биография каждого из этих офицеров заслуживает отдельного исследования и описания. Герой же нашего повествования, Иван Руднев, был равным среди достойных. Каждый офицер этой группы являл собой сплав несгибаемой воли, холодного рассудка, хорошей морской практики и исключительной работоспособности. В этом не было ничего удивительного. Даже внешностью они чем-то неуловимо напоминали друг друга. Их послужные списки можно было бы перепечатывать под копирку, меняя только названия кораблей, на которых они служили. Даже очередные звания и ордена они получали обычно в составе своей «команды». Это был поистине золотой фонд для дальнейшего развития флота. Но судьбе было угодно распорядиться так, что головы свои многие из них сложили не в морском бою, а на опаленных солнцем и залитых кровью бастионах Севастополя.
Стараясь дать хорошую морскую практику молодым офицерам, адмирал Лазарев оставлял для плавания в осенне-зимний период небольшие корабли: шхуны, тендеры, фрегаты, – плавание на которых особенно результативно способствовало росту морского мастерства у командиров и офицеров кораблей, давало хорошую практику командам.
Для сравнения: 1831 г. – по ходатайству адмирала Лазарева лейтенант Корнилов получил в командование тендер «Лебедь»; 1835 г. – капитан-лейтенант Корнилов – командир построенного в Николаеве брига «Фемистокл»; 1842 г. – капитан 2 ранга Корнилов командует 120-пушечным кораблем «Двенадцать Апостолов». Рассмотрим аналогичный период службы Ивана Руднева. В 1846-1847 годах лейтенант Руднев служил на бриге «Фемистокл»; в 1849-1851 гг. проходил службу на корабле «Двенадцать Апостолов», – то есть на кораблях, где вся организация службы была поставлена Корниловым. Правда, в эти же годы, лейтенант Руднев крейсирует на шхуне «Веста» в кампании 1847 года; в 1848 году на корвете «Калипсо» Руднев участвовал в переходе из Одессы в Севастополь, а из Севастополя в Архипелаг и обратно. После продолжительных плаваний на корабле «Двенадцать Апостолов», в 1851 году, лейтенант Руднев награжден орденом Св. Анны 3 ст. Период становления молодого офицера переходит в новую фазу, – в период кампании 1852 года, командуя пароходом «Инкерман», Руднев выполнял рейсы между Таганрогом и Ростовом. В кампанию 1853 года, командуя шхуной «Забияка» и пароходом «Дунай», Руднев ходил по реке Буг и Днепровскому лиману, – району чрезвычайно сложному в навигационном отношении.
Ивану Рудневу, в известной степени, повезло: имея хорошую теоретическую подготовку, полученную в Морском корпусе, основательную морскую практику службы на парусных кораблях, он уже имел значительный опыт плавания на паровых судах. Видимо, это и сыграло немаловажную роль в его дальнейшей карьере. 3 февраля 1854 года Ивану Рудневу было присвоено очередное звание «капитан-лейтенант».
К началу Крымской войны, Черноморский флот был в своей основе парусным флотом, располагая небольшим отрядом паровых судов. В составе флота имелись следующие паровые корабли – пароходо-фрегаты: «Владимир» (мощность машины 400 л.с.); «Крым» (270 л.с.); «Херсонес»,«Громоносец», «Одесса», «Бессарабия» и «Эльбрус» (по 260 л.с.); «Туман» (180 л.с.); «Дунай» и «Турок» (по 100 л.с). Следует сказать, что эти пароходы были отмобилизованы для Черноморского флота.
Предписание командования Черноморского флота М.Н. Станюковичу о мерах по обеспечению боевой готовности флота. 5 октября 1853 года, секретно.
 … На пароходо-фрегаты Константинопольского сообщения, поступающие в состав военного флота, поставить предназначенную им артиллерию и снабдить командами и всем вообще по военному положению, причем иметь в виду, что пароходо-фрегат «Херсонес» получит дополнительную команду из 43-го флотского экипажа и что на пароходах этих надлежит иметь котлы в камбузе по новому числу команд, имея притом в расчет перевозку на них войск…
И.д. Главного командира Черноморского флота и портов адмирал Берх.
 Начальник штаба генерал-адъютант Корнилов.
 РГА ВМФ. – ф. 13. – Оп. 4. – д. 352. – л. 43.
Донесение А.С. Меншикова Николаю I с изложением известий, полученных из Турции и доставленных на пароходе «Крым» 8 октября 1853 г.
… С открытием военных действий… «Херсонес» уже вооружился…
Князь Меншиков
РГА ВМФ. – ф. 19. – оп. 4. – д. 114. – л. 160-161.
Выписка из вахтенного журнала 84-пушечного корабля «Императрица Мария»18-19 ноября 1853 г.
В период Синопского сражения…
В 1/4 сего часа фрегат «Кулевчи» стал на якорь… В это время присоединились к эскадре пароход: «Одесса», «Крым» и «Херсонес». Они показались в море при начале сражения и погнались за уходившим из Синопа турецким пароходом, но безуспешно.
Список офицеров, отличившихся в Синопском сражении и представленных П.С. Нахимовым к награждению 29 ноября 1853 г.
… Пароход «Херсонес». Представляются:
Командир капитан-лейтенант К. Штофреген к ордену Св. Анны 2 ст. «За храбрость во время сражения с неприятельским пароходом, за содействие при окончательном истреблении неприятельских судов и за деятельность при выводе своих поврежденных кораблей в море».
Лейтенант А. Львов к ордену Св. Владимира 4 ст. с бантом «Старшего офицера на пароходе; за храбрость и быструю распорядительность во время действий этого парохода».
Мичманы: Н. Ильин, П. Обезьянинов, Р. Альтман к ордену Св. Анны 4 ст., с надписью «За храбрость» «За точное выполнение распоряжений командира с отличным присутствием духа.
 Мичман А. Польской «К монаршему благоволению» «За точное выполнение распоряжений командира».
Подпоручик корпуса морской артиллерии А. Зенников к ордену Св. Анны 4 ст. с надписью «За храбрость» «За приведение артиллерии в должный порядок и за точное выполнение распоряжений командира с отличным присутствием духа».
 Вице-адмирал Нахимов 1-й.
РГА ВМФ. – ф. 283. – Оп. 3. – д. 4540. – л. 43-54.

В начале 1854 года капитан-лейтенант Руднев назначается командиром пароходо-фрегата «Херсонес». По мощности машин, по вооружению, по уровню подготовки экипажа, «Херсонес», в планах командования, все чаще следовал за пароходо-фрегатом «Владимир», по праву являвшимся флагманом отряда пароходов. Для капитан-лейтенанта Руднева назначение командиром «Херсонеса» после слабосильного парохода «Дунай» было значительным повышением по службе. Одновременно с Рудневым паровыми судами Черноморского флота командуют: капитан-лейтенант Бутаков Григорий Иванович – пароходо-фрегатом «Владимир», капитан-лейтенант Попов Андрей Александрович – пароходом «Эльбрус»; капитан-лейтенант Протопопов Павел Дмитриевич – пароходо-фрегатом «Крым». Их имена в скором времени услышит вся Россия и они впишут героические страницы в ее морскую историю…
Использование военных пароходов и пароходо-фрегатов вплоть до событий Крымской войны имело свои плюсы и минусы. Паровые корабли с трудом, но настойчиво завоевывали свое место в строю боевых кораблей. Первоначально их функции рассматривались как вспомогательные при эскадрах парусных кораблей. Становление их было сложно, прежде всего, потому, что любая техническая новинка требует опыта эксплуатации, в том числе и боевого. Да и психология командиров-«парусников», укоренившаяся во флотах всего мира за столетия, продолжала господствовать среди старых моряков. При всем нашем глубочайшем уважении памяти П.С. Нахимова, последний, иначе как «самоварами», военные пароходы не называл и с видимым сожалением относился к морякам, служившим на паровых кораблях. Прямо противоположную позицию по этой проблеме занимал начальник штаба Черноморского флота, адмирал Корнилов, признанный авторитет парусного флота, но при этом, – убежденный сторонник парового флота. Кстати, и у Нахимова, и у Корнилова были весьма веские основания по отстаиванию своих позиций. Возьмем, к примеру, бой российского парусного корабля, фрегата «Флора», с тремя турецкими пароходо-фрегатами. Фрегат «Флора» под командованием капитан-лейтенанта Скоробогатова, идя из Севастополя в Сухуми, встретил три турецких парохода, с которыми имел бой. Во время боя, притягивая к себе внимание турецких кораблей и отвлекая их от шхуны «Дротик», оказавшейся по стечению обстоятельств поблизости, не допуская артиллерию турецких кораблей действовать продольно, он во все время боя заставлял их держаться соединенно, что позволяло ему наносить туркам наибольший вред.
Во время боя командир фрегата приказал целить преимущественно в турецкий корабль под адмиральским флагом, и с удовольствием отметил, что этот пароход был поврежден более других, а потому, отойдя от фрегата на довольно большое расстояние, этот пароход был взят на буксир другими пароходами. Через час, не выдержав напряженного боя, турки постыдно бежали на запад, оставя поле сражения парусному фрегату, получившему от них только две надводные пробоины. К сожалению, пример этого боя, явился серьезным аргументом в пользу рьяных парусников, в противовес сторонникам паровых кораблей.
После начала войны с Турцией, суда Черноморского флота, в том числе и пароходы, начали активно действовать на коммуникациях противника. Так, в ноябре 1853 года пароходо-фрегат «Бессарабия» у Анатолийского побережья захватил и привел в Севастополь турецкий коммерческий пароход. «Меджари-Теджарей» (у нас получил название «Турок»), а пароходо-фрегат «Владимир» под командованием Г.И. Бутакова в результате успешного боя с турецким военным пароходом «Перваз-Бахри», захватил его и привел в Севастополь.
Особый интерес представляют крейсерства пароходов «Эльбрус» и «Тамань» в 1854 году, в период господства на Черном море англо-французского флота. «Эльбрус» 6-го июня пришел из Николаева в Севастополь, а 30 июня вышел оттуда в крейсерство к турецким берегам. Пароход был в 15 милях от Босфора; он уничтожил два турецких брига и захватил кочерму, на которую высадил взятых в плен турок.
3-го июля «Эльбрус» благополучно возвратился в Севастополь, а 7 августа вновь вышел в крейсерство вдоль Анатолийского берега. Хотя «Эльбрус» не дошел до Босфора из-за плохого качества угля, но успел уничтожить турецкий коммерческий бриг, шедший с грузом угля в Константинополь. Все эти походы совершались под общим командованием капитан-лейтенанта А.А. Попова, впоследствии знаменитого адмирала, конструктора и судостроителя.
В коротком крейсерстве побывал пароход «Тамань». После установки на него новых котлов в Николаеве, 31 июля он прибыл в Севастополь, а 1-2 августа находился в крейсерстве. 9 августа пароход пришел из Севастополя в Одессу. Эти походы осуществлялись также под общим командованием А.А. Попова. Следует иметь в виду, что последний переход происходил уже после высадки союзников в Евпатории.
Бывали случаи, когда пароходы не обеспечивали стоящих перед ними задач. 31 марта 1854 года неприятельский пароход приблизился к Севастополю. В 5 часов утра, при отступающем тумане, он был замечен на телеграфных постах. На флагманском корабле «Великий князь Константин» были подняты сигналы: «пароходу «Херсонес» развести пары, фрегатам «Кулевчи» и «Коварна» приготовиться к походу, брандвахте развести бон». Неприятельский пароход имел австрийский флаг и шел от NW, мимо Качи и Бельбека, миновав последний в 6 часов 15 минут, он лег на NW для перехвата русского купеческого судна «Св. Александр Невский», идущего в Евпаторию. В это время адмирал Корнилов заметил, что выделенные для перехвата фрегаты, поставив паруса, ожидают освобождения им дороги пароходом «Херсонес», и приказал поднять сигнал: «адмирал требует скорого исполнения», выражая этим свое неудовольствие задержкой движения. Между тем, неприятельский пароход навалил на купеческое судно, взял его на буксир, заворотил кливером к W, дал ход, подняв английский флаг. В 7 часов фрегат «Коварна» вышел из-за Константиновской батареи, неприятель тут же обрубил буксир, спустил флаг и поспешил в море. Наши суда преследовали его некоторое время, но безуспешно, – время было упущено.
Как уже говорилось, вице-адмирал Корнилов, придавал большое значение пароходам. Согласно составленной им 18 марта 1854 года инструкции, в случае нападения на Севастополь с моря, пароходы должны были активно участвовать в отражении неприятельского десанта, действовать по брандерам, оказывать помощь своим кораблям и т.п. В некоторых ситуациях пароходы были незаменимы. Это были и транспортные перевозки по внутреннему рейду, и перемещение линейных кораблей по рейду в безветрие, и буксировка по выводу кораблей на внешний рейд. Пароходы принимали участие во многих ответственных перевозках флота, причем, часто в штормовых условиях. Так, например, в сентябре 1853 года из Севастополя на Кавказ была перевезена 13-я пехотная дивизия (16000 человек с лошадьми и орудиями), а в марте 1854 года с помощью пароходов сняли гарнизоны укреплений Черноморской оборонительной линии.


Участие в обороне Севастополя

В послужном списке будущего адмирала одиннадцатимесячная севастопольская эпопея уместилась в две емкие строчки: «В 1854-1855 годах командовал пароходо-фрегатом «Херсонес» на Севастопольском рейде. Награжден орденом Св. Владимира 4 ст. с мечами». Немного сказано, особенно если представить себе одиннадцать месяцев постоянной смертельной опасности в ходе выполнения боевых задач.
Манифестом от 9 февраля 1854 года была объявлена «возможность войны» с Англией и Францией. Вследствие этого, было принято решение о немедленном снятии гарнизонов из укреплений, расположенных на восточном берегу Черного моря.
Для этого было послано четыре парохода под начальством контр-адмирала Панфилова, которые под прикрытием эскадры парусных кораблей контр-адмирала Вукотича, сняли все гарнизоны, после чего кавказские крейсеры были отозваны в Севастополь. В числе отличившихся в ходе операции было отмечено имя командира «Херсонеса» капитан-лейтенанта Руднева.
10 апреля 1854 года союзный флот бомбардировал Одессу, а 15 числа показался в видимости Севастополя, в числе 18 кораблей и семи пароходов. В другой раз союзный флот показался в числе 27 судов, шедших в трех колоннах. В полдень этот флот лег в дрейф, и от него отделился пароход, который, подойдя к Севастополю, держался от него в пяти милях. Потом, корабль под адмиральским флагом подходил на три мили ко входу на Севастопольский рейд. Утром пароход «Владимир», выйдя на рекогносцировку, видел корпуса восемнадцати кораблей и шести пароходов.
Английский пароход «Тигр», 30 апреля при густом тумане, сел на мель в шести верстах от Одессы, под крутым берегом. К этому месту прибыли два орудия и две роты Днепровского полка. Орудия своими меткими выстрелами повредили пароход во многих местах. Пароход, не имея возможности сняться с мели, спустил флаг, а команда его съехала на берег и была пленена. Два неприятельских парохода, державшиеся до этого момента на прямой видимости от места крушения, направились к пароходу «Тигр», но прибывшие к тому времени наши полевые орудия успели зажечь неприятельский пароход калеными ядрами и он взлетел на воздух. Через несколько дней все 19 орудий с «Тигра» были подняты и оказались вполне годными к использованию. Была так же предпринята попытка использовать энергетическую установку с английского парохода для установки на наш пароход, ремонтирующийся в Николаеве.
При каждом появлении перед Севастополем неприятельских пароходов наши пароходы выходили им навстречу и открывали огонь. Как уже говорилось, если 31 марта наши корабли задержались с выходом, то уже 3 июня «Херсонес» в группе с четырьмя пароходами участвовал в погоне и в артиллерийской дуэли с тремя неприятельскими пароходами, подошедшими к Севастополю. Проблема в использовании пароходов состояла прежде всего в том, что приготовление к походу паровой установки занимало как минимум два часа, а держать пароходы, что называется, «под парами» представлялось не только неэкономичным но и грозило многочисленными поломками и чрезмерным износом механизмов.
Первого сентября 1854 года союзный флот в составе 389 вымпелов появился у Крымских берегов, и в течение трех суток в районе Евпатории производилась высадка крупнейшего десанта англо-французских и турецких войск численностью свыше 60 тысяч человек. Отсюда объединенная союзная армия двинулась к Севастополю. Попытка главнокомандующего русскими вооруженными силами в Крыму, князя А.С.Меншикова, задержать 8 сентября союзников в сражении у деревни Бурлюк на реке Альме закончилась неудачей для наших войск, насчитывающих всего 34 тысячи человек. Сказалось вооружение французов и англичан нарезными ружьями и превосходством их в численности. Противник занял Балаклаву и Камышевую бухту, превратив их в основные пункты базирования флотов и базы для снабжения армии и флота.
Три дня спустя, 11 сентября, основные части русской сухопутной армии ушли из Севастополя, для сохранения коммуникаций с Россией. Командующий эскадрой вице-адмирал Нахимов и начальник штаба флота вице-адмирал Корнилов приняли на себя руководство Севастопольской обороной. Гарнизон к этому времени насчитывал 7000 человек. На рейде находились основные силы Черноморского флота: 16 линейных парусных кораблей, 4 парусных и 6 паровых фрегата, – всего 24500 человек личного состава. Этими силами предстояло обороняться от 67 тысяч союзных войск, в том числе: 41 тысяча французских войск во главе с генералом Ф. Конробером, 20 тысяч англичан под командованием генерала Ф. Дж. Раглана и 6 тысяч турок, а также союзного флота в составе 34 линейных кораблей и 55 фрегатов, из которых четыре линкора и 50 фрегатов имели паровые механические установки.
Со стороны моря город и рейд прикрывали тринадцать береговых стационарных батарей с 611 орудиями. Оборона с сухопутного направления не была закончена, имелись старые и незаконченные постройкой укрепления, на которых было установлено 145 орудий. В день ухода сухопутных войск из Севастополя, рано утром, по решению созванного адмиралом Корниловым совета, в целях недопущения прорыва на рейд кораблей противника, между Константиновской и Александровской батареями были затоплены экипажами пять старых кораблей.
Через двое суток, 13 сентября в Севастополе было объявлено осадное положение. Началась почти двенадцатимесячная героическая оборона главной базы и ключевой русской крепости на Черном море от превосходящих сил крупнейших европейских держав и Турции.
С оставшихся в строю кораблей, сняли часть орудий для последующей установки на береговых укреплениях. Из матросов и офицеров, сошедших на берег, сформировали 22 батальона, которые составили костяк обороны крепости. Часть судов, где оставались орудия и экипажи, вывели из Южной бухты и расставили в удобных местах внутреннего рейда для участия в обороне крепости.
В создавшихся условиях, наиболее мобильный отряд кораблей составили пароходо-фрегаты, в их числе «Херсонес» под командованием Ивана Руднева. В гарнизоне крепости были широко развернуты работы по дальнейшему оборудованию ранее построенных крепостных сооружений и завершению строительства новых бастионов и редутов. Этим важнейшим делом, а также боевым использованием инженерных частей руководил талантливый тридцатишестилетний военный инженер подполковник Эдуард Тотлебен. За первые три недели работ под его руководством севастопольцы построили 90 различных укреплений, а численность артиллерии на Южной стороне довели до 341 орудия, в том числе 118 тяжелых.
5 октября союзные войска произвели первую жестокую бомбардировку Севастополя. Кроме осадных батарей, город громили 50 кораблей противника из 1340 орудий. В течение пяти часов корабли обстреливали береговые укрепления и город. И только после серьезных повреждений от ответного огня русской артиллерии, вражеские суда прекратили обстрел и отошли. В этот день, с утра, пароходо-фрегат «Херсонес» совместно с «Владимиром» из Килен-бухты обстреливали английские батареи, которые вели огонь по Малахову кургану – ключевой позиции обороны крепости. Действия в этот день пароходо-фрегатов особо отмечено командованием крепости.
Впервые в истории Российского флота боевым кораблям в качестве основной была поставлена задача – оказывать огневое содействие сухопутному гарнизону осажденной крепости. Специальным приказом начальника штаба флота командиры пароходов обязывались:
• выбрать наиболее удобные места для стоянки кораблей и войти в сношение с начальниками ближайших к их позициям сухопутных войск для лучшего согласования своих действий с береговыми распоряжениями;
• ставить на берегу сигнальные шесты для направления огня судовой артиллерии по тем объектам, которые скрыты от них высотами;
• оказывать взаимную поддержку друг другу и быть готовыми переменить свои позиции с изменением обстановки;
• помимо огневой поддержки сухопутному гарнизону, быть в постоянной готовности перебрасывать войсковые резервы с одного берега бухты на другой.
В развитие этих указаний и планировали свою боевую работу командиры пароходо-фрегатов. Из состава экипажа парохода выделялся артиллерийский унтер-офицер и два матроса под командование офицера. Эта группа, (ранний предшественник современных корректировочных постов) находясь в контакте с командиром редута или бастиона, подавала специальные условные сигналы о месте появления войск противника. Для передачи информации в темное время суток сигналы подавались специальным сигнальным фонарем. В системе подготовительных мероприятий особое место отводилось четкой организации взаимодействия пароходов с сухопутными частями гарнизона. Взаимопониманию способствовало прежде всего то, что артиллерией укреплений командовали морские офицеры.
24 ноября 1854 года по распоряжению вице-адмирала Нахимова против неприятельских работ была предпринята морская вылазка.
Рапорт П.С. Нахимова М.Н. Станюковичу о вылазке пароходов «Владимир» и «Херсонес» 24 ноября 1854 г.
Вследствие разрешения его светлости князя Александра Меншикова сего дня в 1 час пополудни я отделил от вверенной мне эскадры пароходы «Владимир» и «Херсонес». Поручив их в ведение командира первого из них капитана 2 ранга Бутакова, я предписал ему атаковать железный винтовой пароход, стоявший на фарватере против Песочной бухты для наблюдения за движениями наших судов на рейде. Капитан 2 ранга Бутаков взял на себя атаку этого парохода, предоставив командиру парохода «Херсонес» капитан-лейтенанту Рудневу наблюдение и действие по Стрелецкой бухте, где в глубине залива стояли на швартовых два неприятельских парохода. Выбежав из-за бонов, «Владимир» полным ходом следовал к своему противнику, на пути приветствовал несколькими меткими выстрелами неприятельский лагерь, расположенный по восточному склону Стрелецкой бухты, и пароходы, в ней находящиеся.
Заметив намерение «Владимира», винтовой пароход сделал сигнал флоту и спешил поднять пары; бросив несколько неудачных ядер по «Владимиру», он выпустил цепь, торопясь укрыться под выстрелами кораблей, расположенных у Камышевой бухты; «Владимир» преследовал его за Песочную бухту, действуя по нем двумя носовыми орудиями. Видя безуспешность погони и уже почти под выстрелами кораблей, он положил лево руля и продолжал огонь по бежавшему всеми орудиями левого борта до тех пор, покуда выстрелы его были действительны; тогда, поворотив к Стрелецкой бухте, «Владимир» присоединился к «Херсонесу», с живостью бросившему бомбы по лагерю и пароходам; чтобы не помешать выстрелам «Владимира», идя контргалсом, «Херсонес» также поворотил и продолжал действие с правой стороны так же, как и первый. Быстрый и меткий огонь двух пароходов произвел большое смятение как на берегу, так и в бухте, отчего выстрелы неприятельских пароходов и нескольких полевых орудий, выдвинутых ими к берегу, были недействительны. На одном из первых, показавшийся из-под палубы в большом количестве пар дает право заключить, что у него был пробит паровой котел.
Между тем, еще по первому сигналу винтового беглеца все паровые суда флота, не исключая даже кораблей, задымились; бывшие же незадолго пред тем в движении два английских парохода, а за ними и один французский под вице-адмиральским флагом вскоре стали приближаться к нашим пароходам. В то же время пароход, находившийся у реки Качи для работ у выброшенных судов, снялся с якоря, а потому, чтобы не быть атакованными превосходным неприятелем, пароходы наши начали подвигаться к Севастополю. Передовой английский пароход, приблизясь, открыл огонь; ядра его, ложась между нашими пароходами, не причинили никакого вреда, «Владимир», следуя в кильватер «Херсонеса», отстреливался из кормовых орудий. Убитых и раненых на наших пароходах нет; на «Владимире» неприятельское ядро попало в фок-мачту у чиксы, отбив 1/6 диаметра мачты, причем перебило несколько снастей.
Присутствие английской эскадры у Качи, а французской у Камышевой бухты, вселило самоуверенность о безнаказанности позиции винтового парохода в виду нашего разоруженного флота. Молодецкая вылазка наших пароходов напомнила неприятелям, что, суда наши, хотя разоружены, но по первому приказу закипят жизнью, что, метко стреляя на бастионах, мы не отвыкли от стрельбы на качке, что, составляя стройные батальоны для защиты Севастополя, мы ждем только случая показать, как твердо помним уроки покойного Лазарева, и что каждый из нас жаждет доказать, как государь справедлив, почтив память Корнилова.
 Вице-адмирал Нахимов
РГА ВМФ. – ф. 217. – оп. 1. – д. 33. – л. 16-18.
В вылазку выделялись пароходы «Владимир» и «Херсонес» под командованием капитана 2 ранга Бутакова. После известного боя пароходо-фрегата «Владимир» с турецким военным пароходом «Перваз-Бахри», в ходе которого турок был поврежден и пленен «Владимиром», Бутаков был исключительно щедро награжден. Григорий Иванович получил звание капитан 2 ранга, стал кавалером ордена Св. Георгия 4 ст. и в довершение этого награжден золотой саблей с надписью «за храбрость» и пожалован званием флигель-адъютанта.
Вот с каким заслуженным офицером сподобился дружить и воевать, что называется «борт о борт» капитан-лейтенант Иван Руднев. Поэтому, вполне естественно, что старшим в группе пароходов был назначен капитан 2 ранга Бутаков. Сам Бутаков принял на себя атаку французского пароходо-фрегата «Мегеры», стоявшего на фарватере против Песочной бухты для наблюдения за нашими судами на рейде, а капитан-лейтенанту Рудневу с пароходом «Херсонес» поручено было наблюдать за двумя пароходами «Котоном» и «Коршуном», стоявшими в Стрелецкой бухте. Выйдя из-за бонового ограждения Севастопольской бухты, «Владимир» полным ходом устремился к винтовому пароходу и сделал несколько метких выстрелов по неприятельскому лагерю, расположенному на восточном берегу Стрелецкой бухты, и по находившимся в ней пароходам. Винтовой пароход, подав сигнал союзному флоту о неожиданном нападении, поспешил уйти под защиту судов, расположенных в Камышовой и Казачьей бухтах, а «Владимир», проводив его выстрелами, стал совместно с «Херсонесом» обстреливать бомбами два парохода и лагерь противника у Стрелецкой бухты. Между тем, несколько вражеских пароходов, успев развести пары, снялись с якорей; а потому, чтобы не оказаться отрезанными от входа в бухту, Бутаков приказал прекратить бой и возвращаться в Севастополь. Потерь в людях наши пароходы не имели.
В середине октября наши войска успешно атаковали позиции союзной армии под Балаклавой, в конце месяца ввязались в сражение при Инкермане. Эти сражения не облегчили положение защитников Севастополя, а только ожесточили блокаду крепости союзными войсками. В апреле 1855 года к Англии, Франции и Турции примкнуло Сардинское королевство, вообразившее себя наследницей Генуи, владевшей в средневековые времена участками побережья в Крыму. Севастополь жил своей напряженной, боевой страдой. Его защитники стояли насмерть на бастионах, изумляя своей стойкостью, отвагой и жертвенностью весь мир. Большую поддержку защитникам бастионов продолжали оказывать пароходо-фрегаты. По плану обороны было задействовано шесть пароходов. Три парохода и отряд гребных судов постоянно обеспечивали внутренние сообщения через Северную бухту.
В ночь на 9 февраля пароход «Херсонес», «Владимир», «Громоносец», встав на якорь у Килен-бухты, обеспечивали непрерывность проведения работ по возведению Волынского, Селенгинского редутов и Камчатского люнета.
Рапорт П.С. Нахимова М.Н. Станюковичу об обстреле неприятельской батареей парохода «Херсонес» 22 февраля 1855 г.
Неприятель, в эту ночь поставив на батарею, построенную им на приморской высоте подле устья Черной речки, три орудия, сего числа в 6,5 часов утра открыл огонь по пароходу «Херсонес», стоящему вблизи сухарного завода.
Отвечая ему своим бортом, «Херсонес», для сбережения машины подался на швартовых к южной стороне бухты и тем вышел из-под неприятельского огня. Пароход «Громоносец» и наши батареи северного берега бухты немедленно открыли огонь по неприятельской батарее, которая к 7,5 часам прекратила свой огонь.
На пароходе «Херсонес» убитых- 44-го флотского экипажа вольные матросы Петр Демский, Михаил Гребенюк, раненых – Яков Белый и 43-го экипажа матрос 1-й статьи Иван Лебединский. Пробоин в пароходе: противу машины в подводную часть – 3, в кают-компанию выше ватерлинии– 1, в ватервейс ютовый – 1, в кожуховую каюту с правой стороны – 1.
О чем вашему превосходительству имею честь донести.
Вице-адмирал Нахимов 1-й.
РГА ВМФ. – ф. 920. – оп. 9. – д. 50. – л. 12.
13 февраля 1855 года, по приказу Меншикова, для усиления заграждения входа в гавань между Николаевской и Михайловской батареями дополнительно затопили еще три линейных корабля и два фрегата. Через две с небольшим недели, 2 марта, вице-адмирал Нахимов был назначен командиром Севастопольского порта и военным губернатором города-крепости, а через 26 дней ему было присвоено звание полного адмирала. Бомбардировки Севастополя продолжались. 7 марта погиб начальник укреплений Малахова кургана, соратник и ближайший помощник Нахимова, контр-адмирал В.И. Истомин, бессменно возглавлявший ключевой участок обороны.
К 11 мая 1855 года союзники увеличили свой осадный корпус до 175 тысяч человек, и перешли к более решительным действиям. Потери защитников Севастополя беспрерывно росли; в апреле они составили 10000 человек, а в мае достигли 17000. Двенадцатого мая 1855 года 80 английских и французских кораблей с десантом подошли ко входу в Керченский пролив. Высадив десант в Камыш-Буруне, они заняли Керчь. Перед занятием города неприятелем, стоявшие в порту пароходы: «Могучий», находившийся в ремонте, и «Донец» были уничтожены своими экипажами. Пароход «Бердянск» с архивами и денежными суммами города успел уйти из Керчи, но преследуемый судами противника, также был уничтожен своим экипажем, не пожелав сдаться врагу. Отряд русских военных судов в Керченском проливе под командованием контр-адмирала Вульфа в составе пароходов «Боец», «Молодец», «Колхида» и винтовой шхуны «Аргонавт» после занятия англо-французами Керчи ушел в Бердянск, где 13 мая, ввиду возможности захвата противником, корабли были уничтожены своими командами. Отраден уже тот факт, что до соединения с основным отрядом пароход «Аргонавт» выдержал успешный бой с английским пароходом.
В конце мая месяца врагу удалось захватить передовые Селенгинский, Волынский редуты и Камчатский люнет, а менее чем через две недели, 5-6 июня, город подвергся новой жестокой бомбардировке и первому общему штурму по всему фронту. Противостояли англо-французам в Крыму всего 85000 русских воинов, в том числе 43000 защитников Севастополя. После продолжительной бомбардировки союзники приступили к решительному штурму укреплений Севастополя. В воспаленном воображении французского императора созрел план, по которому предполагалось в сражении 6 июня под Севастополем «переиграть» трагическое для династии Наполеонов сражение при Ватерлоо, в исправленном издании и с другим исходом. Вместо этого происходит первое серьезное поражение англо-французской армии. Причем, такую оценку события дал К. Маркс, внимательно и с пристрастием следивший за военными сводками (Маркс К. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2, стр. 338). В этот день пароходо-фрегаты: «Крым», «Одесса», «Бессарабия» и «Херсонес», встав у устья Килен-Бухты, вели интенсивный огонь по наступающим войскам противника и их резервам и помогли отбить штурм. В секторе стрельбы пароходов наступали войска дивизии генерала Майрана и два батальона 1-го полка гвардейских стрелков. Первая колонна состояла из бригады полковника Сореня в составе 4,5 батальонов и наступала на 1-й бастион. Вторая колонна из бригады Де-Фальи, в составе 4,5 батальонов двинулась на второй бастион. Из войск дивизии Д.-Отмара, бригада Николя в составе 5 батальонов направилась против правого фаса Малахова кургана и стрельба по ней орудий пароходов требовала дополнительной корректировки. Наступление войск генерала Майрана, предпринятое на четверть часа ранее установленного времени, не застало врасплох команды пароходов, вышедших на позиции для стрельбы накануне вечером. Пароходо-фрегат «Херсонес» после распределения целей для стрельбы с другими пароходами, открыл усиленную стрельбу по наступающим колоннам французов.
Войска Майрана понесли очень большие потери от перекрестного огня бастионов и пароходов. Французы в беспорядке отступили, буквально завалив своими телами крутые склоны Килен-балки. Не меньший урон понесла колонна Фальи на штурме второго бастиона, обороняемого Владимирцами под командованием отважного полковника Де-Жерве. Полковники Мольгер и Будвиль, множество штаб и обер-офицеров, нижних чинов, полегли, едва успев достичь волчьих ям впереди бастионов. Сам Майран, тяжело раненый картечью в локоть, был поражен вторично и унесен замертво с поля битвы. Наши пароходы и батареи Северной стороны нанесли огромный вред неприятелю и много содействовали отражению штурма 6 июня 1855 года. По тому, как корабельная артиллерия неоднократно переходила на стрельбу картечью, уже можно судить о напряженности боя.
Орудия на пароходо-фрегатах имели различные максимальные углы возвышения в пределах от 7 до 18 градусов. Чтобы добиться увеличения дальнобойности, принципиально не меняя материальной части орудий, капитан-лейтенант Руднев предложил увеличивать крен парохода на борт, противоположный направлению стрельбы. В результате такого нехитрого приема, максимальный угол возвышения орудий значительно увеличивался, позволяя на максимально возможных дистанциях обстреливать укрепления и живую силу противника.
28 июня на Малаховом кургане был смертельно ранен пулей в голову П.С. Нахимов, а через два дня его не стало. Весть об этой невосполнимой потере для обороны Севастополя с большой болью встретили все его защитники. После смерти П.С. Нахимова руководство обороной было возложено на шестидесятипятилетнего командира 4-го пехотного корпуса, генерал-адъютанта, генерала от кавалерии, графа Дмитрия Ерофеевича Остен-Сакена. Помощником начальника гарнизона крепости и командиром Севастопольского порта стал один из ближайших соратников Нахимова, контр-адмирал Александр Иванович Панфилов (1807-1874 гг.).
С начала осады Панфилов возглавлял 3-е отделение оборонительной линии и до самого конца героической обороны оставался на боевом посту. Если принять во внимание, что кроме геройски погибших Корнилова, Нахимова и Истомина руководителями такого уровня и значения оставались адмиралы Новосильский и Панфилов, и при этом учесть, что к концу обороны, вице-адмирал Новосильский, истощенный физически и психически, занимал второстепенные должности, становится понятным значение Панфилова на последнем этапе обороны Севастополя.
27 июля 1855 года «за отличие в боевых действиях» Панфилову присвоено звание вице-адмирала.
4 августа на Черной речке наши сухопутные войска во главе с назначенным в феврале 1855 года новым главнокомандующим генералом Михаилом Горчаковым, атаковали союзные войска, – произошло кровопролитное сражение. Для русской стороны, потерявшей около 20 тысяч человек, оно закончилось поражением и еще больше осложнило и без того трудное положение Севастополя. На протяжении всего августа неприятель беспрерывно бомбардировал город и штурмовал отдельные бастионы и редуты. С 24 августа, в течение трех дней, союзники провели самую мощную за весь период осады артиллерийскую бомбардировку, в ходе которой выпустили 150 000 снарядов. В эти дни князь Горчаков принял окончательное решение о переводе частей Севастопольского гарнизона на Северную сторону по заранее приготовленному наплавному мосту.
Решение это созревало давно, еще в июне, когда окончательно определилось явное преимущество союзников в тяжелой артиллерии, особенно в мортирах большого калибра. Это преимущество делало дальнейшее боевое состязание безнадежным для гарнизона Севастополя. Последняя надежда на изменение ситуации исчезла после поражения нашей армии на Черной речке. До сих пор существует мнение, что не все имевшиеся средства были использованы для продления обороны Севастополя. До конца своей жизни князь Горчаков нес на себе огромный моральный груз за принятое им судьбоносное решение по оставлению Севастополя. Адмирал Нахимов до своей смертной минуты был убежден в необходимости отстаивать Севастополь до последней возможности и это мнение разделяло подавляющее число моряков. Как можно было установить эту последнюю, крайнюю черту? Уже в июне и в июле потери войск гарнизона превышали ежемесячно 15 тысяч человек. Война превращалась в бойню, и вполне предсказуем был возможный результат – потеря Севастополя. События 27 августа только ускорили претворение в жизнь плана эвакуации войск гарнизона на Северную сторону бухты.
В эти трудные дни обороны в начале 1855 года пароходо-фрегаты опять заняли свои, ставшие уже привычными, позиции у Килен-Бухты и включились в активную артиллерийскую дуэль с батареями противника. В эти дни, впервые в боевых условиях, для заделки подводных пробоин в бортах пароходов применялись водолазы, использовавшие специальное снаряжение. Это давало возможность пароходо-фрегатам восстанавливать свою боеспособность без постановки в док и, более того, не покидая боевой позиции. В этот же период, на последнем этапе борьбы за Севастополь, предпринимались меры по блиндированию бортов пароходо-фрегатов, для большей их прочности под воздействием артиллерии противника.
Для защиты экипажей пароходов от пуль и осколков разрывных снарядов использовались мешки с углем, устанавливаемые вдоль бортов, подверженных воздействию оружия противника. Опираясь на значительный боевой опыт, выявлялись проблемы, появлялись замыслы, которым суждено было претвориться в жизнь в ходе дальнейшей боевой деятельности парового, броненосного русского флота под командой будущих адмиралов: Бутакова, Попова, Руднева…
Для описания дальнейших событий, приближающих нас к критической обстановке в обороне Севастополя, я воспользуюсь воспоминаниями непосредственного участника событий, Павла Дмитриевича Протопопова. Для нас, его свидетельства особенно важны и тем, что в ходе борьбы за Севастополь он командовал пароходо-фрегатом «Крым», боевым собратом парохода «Херсонес», т.е. был где-то рядом с нашим героем, капитан-лейтенантом Иваном Григорьевичем Рудневым.
22 августа, союзные главнокомандующие, – Пелисье и Симпсон,- созвали общий совет, составленный только из высших начальников. На нем было решено произвести штурм укреплений Севастополя, как действие самое выгодное для союзников, так как дальнейшее ведение и оборудование подступов представляло для них почти непреодолимые препятствия, с учетом исключительно успешных подземных акций русских саперов. Днем штурма был назначен день 27 августа. Для обеспечения гарантированного успеха, решено было открыть с 24 августа самое усиленное бомбардирование и притом так, чтобы, после нескольких часов самого учащенного огня, вдруг прекращать его на некоторое время. Это имело целью заставить русское командование предположить готовящейся штурм, и придвинуть резервы и тем подвергать их эффективному, уничтожительному огню. Подобным бомбардированием, то, усиливая огонь, то, прекращая его, союзники справедливо надеялись создать нервозную обстановку, максимально ослабить гарнизон, и поставить его в недоумение относительно фактического времени, назначенного штурма.
И так, 24-го августа в 5 часов утра началось шестое бомбардирование Севастополя, превосходившее силой все прежние. Неприятель использовал 698 орудий, с наших позиций им отвечали 540. Весь Севастополь покрылся густым облаком дыма, которое трое суток висело над осажденной крепостью. Громовые, потрясающие всю окрестность, залпы сменялись беспрерывным, ровным гулом орудий. Сперва огонь был обращен на 4-й и 5-й бастионы. В 2 часа дня он был перенесен на Малахов курган и 2-й бастион. Это был ад, пожиравший защитников кургана в продолжение двух часов. В 4 часа снова огонь был сосредоточен против Городской стороны, а с 6-ти часов против Корабельной. Против Малахова кургана было сосредоточено 110 орудий.
Но более всего пострадал 2-й бастион, уже полуразрушенный предыдущим бомбардированием. В процессе артиллерийской дуэли, из наших наиболее удачно действовали 1-й и 3-й бастионы. На этот раз неприятель не ограничился бомбардированием укреплений, он громил также город, все бухты и Северную сторону. В городе произошло несколько пожаров. В 6 часов вечера загорелся военный транспорт «Березань», от упавшей на него бомбы. Все усилия матросов потушить его, были напрасны. Когда же транспорт, унесенный волной, угрожал мосту, то решено было потопить его выстрелами с ближайших пароходов. Пожар продолжался до утра, освещая бухту и оба берега, чем и пользовался неприятель направляя свою ночную стрельбу. Не смотря на сокрушительный огонь артиллерии союзников, продолжавшийся всю ночь, наши рабочие команды успели не только исправить главные повреждения на пороховых погребах и амбразурах Малахова кургана и 2-го бастиона, но и насыпали несколько барбетов для полевых орудий в промежутках между амбразурами морских орудий. В эти сутки неприятель выпустил до 40 тысяч снарядов, наши батареи до 20-ти. Наши потери составили до 2-х тысяч, неприятеля до 300 человек. 25-го августа через час после рассвета Малахов курган и 2-й бастион принуждены были замолчать. Бруствер первого был почти срыт и ров местами засыпан. Пожары туровой основы, амбразур и пороховых погребов были постоянны. Все они были потушены, не смотря на то, что, на означенные пункты неприятель сосредоточивал особенно страшный огонь. Из прочих опорных пунктов наиболее пострадали 4-й и 5-й бастионы. На вторые сутки неприятель выпустил до 52 тысяч снарядов, мы до 20 тысяч. Выбыло из строя: у нас более 2500, у неприятеля около 300.
26-го августа, предполагая, что французы захотят обозначить годовщину Бородинской битвы, с особым нетерпением ожидали штурма. Но неприятель только продолжил интенсивную бомбардировку. В этот день неприятель кроме ядер и бомб активно использовал ракеты и бочонки с порохом, выбрасываемые на наши позиции с помощью специальных фугасов направленного действия. Корниловский бастион, не смотря на энергию своего временного командира, капитан-лейтенанта Карпова, почти прекратил стрельбу.
Но люди, уцелевшие на нем от истребления, оставались, непоколебимы среди груды убитых и раненых товарищей. В такое-то время несколько матросок отважились посетить своих раненых мужей и даже привели детей – принять отеческое благословение. Большая часть их заплатила жизнью. На 2-м бастионе осталось только шесть целых орудий, к которым были поставлены ратники Курского ополчения, так как вся прислуга была перебита. На 2-й бастион в течение всех трех дней невозможно было принести ни одного ведра воды, что крайне увеличивало страдания раненых, остававшихся на месте до наступления ночи. Недостаток воды был также тягостен для прислуги при орудиях и рабочих, изнуренных непрерывным трудом при палящем зное. С нашей стороны наиболее успешно действовал в этот день 3-й бастион. В Севастополе его прозвали «честным».
В 3-м часу дня от бомбы загорелся фрегат «Коварна» с 200 бочками спирта. Он горел до рассвета, а в 11 часов ночи у Графской пристани взлетела от ракеты одна из шаланд, нагруженная 200 пудов пороха, другая же от сотрясения затонула. В эти третьи сутки неприятель выпустил более 50 тысяч снарядов, с нашей стороны – 15 тысяч. Урон: у нас более 3 тысяч, у неприятеля около 230 человек.
26-го августа, накануне последнего дня обороны Севастополя, город, за весьма небольшими исключениями, представлял груду обгорелых развалин. Оставался флот – последняя жертва. Дальнейшая оборона была безнадежна.
Исправление по ночам поврежденных укреплений было напрасным трудом: камни и сухая земля, разбитые снарядами, легко рассыпались, от вновь сыпавшихся снарядов. Гранатная же картечь и ружейные пули довершали истребление гарнизона. Активное мужество севастопольцев обратилось в пассивную готовность – умереть. Уже разрушены были укрепления, но еще стояли незыблемо стены его защитников.
Составление проекта штурма на военном совете 22-го августа было поручено Боске, почему он 26-го августа созвал начальников дивизий и бригад своего корпуса и изложил общий план штурма. Касательно времени его, он приказал соблюсти глубочайшую тайну. Главная атака была назначена против Малахова кургана. Штурм был назначен в полдень, а не на рассеете, потому, чтобы атаковать нас в такое время, когда мы не ожидали нападения. К тому-же, союзники опасались диверсии со стороны нашей армии, действовавшей в поле. При штурме на рассвете, она успела бы в тот же час прийти на Черную (речку – Б.Н.) и атаковать союзников с тыла, при штурме же в полдень, она могла собраться только к сумеркам, а, следовательно, вынуждена была бы отложить нападение до следующего утра. Наконец, чтобы избежать ошибки, которая случилась 6 июня, решено было не подавать никакого сигнала для начала штурма, а начать его ровно в полдень, для чего все начальники поставили свои часы по часам Пелисье утром 27-го августа. Для атаки укрепления Корабельной стороны было назначено 38720 штыков. Весь наш гарнизон насчитывал до 49 тысяч.
В 8 часов утра, французские войска были выстроены в траншеях к бою, и прочитан был им приказ Боске, в котором он, напоминая взятие наших передовых укреплений 26-го мая и победу на Черной 4-го августа, но умолчивая об отбитом штурме 6-го июня, вызывал солдат нанести последний, смертельный удар Севастополю.
В продолжении ночи на 27-е августа, наши секреты доносили о сборе значительных сил в неприятельских траншеях. Вследствие этого, для отражения штурма у нас сделали все приготовления: орудия зарядили картечью, банкеты заняли пехотой, а резервы поставили вблизи укреплений. Но прошло уже несколько часов, а неприятель не производил штурма, а продолжал истреблять наши войска адским огнем, что заставило нас отвести назад резервы, оставив на банкетах и при орудиях только необходимое число людей.
В 10 часов Боске прибыл в 6-ю параллель под сильнейшим громом батарей. В исходе 12-го Пелисье прибыл на редут Брансион (б. Камчатский люнет Б.Н.) с генералами: Ниелем, Тири, Мортимир и с офицерами для рассылки его приказаний.
На Малаховом кургане, около полудня, люди обедали, укрывшись, по возможности, за траверсами и под разбитыми блиндажами, от пуль и бомб, падавших во множестве. На банкетах оставалось лишь несколько штуцерных, а при орудиях не было почти никого. Генерал Буссау готовился раздавать георгиевские кресты нижним чинам, которые стояли выстроенными. Капитан-лейтенант Карпов находился в блиндаже. Вдруг раздался крик: «Французы!». В миг дивизия Мак-Магона (10 тысяч) устремилась на штурм с оглушающим криком: «Vive I Empereur!». Артиллерия кургана успела сделать только шесть выстрелов. Зуавы взлетели на бруствер раньше, нежели батальон Модлинского полка успел занять банкеты. Мгновение и модлинцы дружно кинулись на встречу зуавам. Отчаянный рукопашный бой завязался внутри бастиона. Наши дрались штыками, банниками, камнями. Буссау был взят в плен, но тотчас же упал, пораженный пулею. Подавленные превосходством, модлинцы подались назад. Карпов, собрав наскоро матросов и ратников, покушался отбить бастион, но почти все его люди пали в неравном бою, а сам он замертво был отнесен модлинцами в блиндаж, откуда взят в плен.
По овладению батареей влево от башни, французы оттеснили стоявшие там 2 роты Пражского полка и пробрались в тыл ретраншемента. Завидя их появление за горжею бастиона, полковник Фрейнд, командир Пражского полка, собрал несколько своих рот и выбил неприятеля с батареи, но сам при этом был убит. Мак-Магон поддержал свои передовые войска, оттеснил пражцев и выставил свои знамена на Корниловском бастионе и на соседних батареях.
Французы, преследуя пражцев и модлинцев, открыли по ним сильный огонь. Вслед затем отступил и Замосцский полк, после чего люди трех полков продолжали обороняться, стреляя из-за горжи ретраншемента и сражаясь в рукопашную на последней площадке перед горжей. Солдаты прозвали ее Чортовою площадкой.
В половине первого французы занимали уже почти весь Малахов курган. Немногие из наших, не успевшие отступить к ретраншементу, ушли в блиндажи, завалили входы и били оттуда в упор. Особенно наделали хлопот французам 30 солдат Модлинского полка, запершихся в башне с тремя офицерами: поручиком Юнием, подпоручиками Данильченко и Богдановичем и двумя кондукторами морской артиллерии, Дубининым и Венецким. Они завалили вход в башню турами и фашинами и сквозь ружейные бойницы выстрелами очищали площадку от французов.
По занятии Корнилова бастиона, французы обратились влево и ударили во фланг батареи Жерве и вытеснили из нее Казанский полк во вторую линию. Здесь неприятель был остановлен Костромским и Галицким полками, подошедшими к этому времени с Городской стороны. Одновременно с Малаховым курганом, французы штурмовали 2-й бастион и куртину.
На 2-й бастион двинулась дивизия Дюлака в числе до 5 тысяч человек. Бригада Сен-Поля ворвалась в бастион и опрокинула бежавшие в рассыпную на встречу олонецкие батальоны, но, в свою очередь, была выброшена из бастиона назад подоспевшим резервом. Собашинский тотчас занял банкеты, открыл огонь по бегущим французам. Картечь двух единорогов, которых неприятель не успел заклепать, довершила расстройство бригады Сен-Поля. Другая же бригада, Биссона, состоявшая из войск большей частью не бывавших в огне, оставалась в траншеях.
Атака на куртину между бастионами 2-м и Корнилова была проведена позже дивизией де-Ламотт-Ружа (4 тысячи). Сам он и бригадные командиры – Пикар и Бурбаки устремились к голове французов. Несмотря на картечный и ружейный огонь, французы ворвались на куртину и опрокинули наши малочисленные батальоны Муромского и Олонецкого полков. Бригада Бурбаки прорвалась через нашу вторую линию, захватила полевые олрудия и достигла Корабельной слободки, но успех ее был непродолжителен. Сюда прискакали из Аполлоновой балки 4 орудия 5-й легкой батареи 11-й артиллерийской бригады и осыпали картечью, занятую неприятелем батарею Геннериха, а вслед за тем, по приказанию генерала Хрулева, три батальона Шлиссельбургского и Севского полков опрокинули неприятеля с части второй линии, примыкавшей к горже Малахова кургана. К этому времени Сабашинский, по отбитии штурма на 2-й бастион, вышел во фланг французам с Черниговским и Кременчугским полками, вышедшими из Ушаковой балки и одним Полтавским батальоном, прибывшим с Лабораторной батареи. Сабашинский выбросил французов в ближайшие их траншеи. Но едва лишь была отражена эта атака, как французы снова пошли на штурм 2-го бастиона и куртины, успели взойти на бруствер бастиона и прорваться через куртину. Но, расстроенные огнем Парижской и Лабораторной батарей, они были встречены Сабашинским и понесли большой урон. Канонада с пароходов: «Херсонес», «Владимир», и «Одесса», под начальством капитанов: Руднева, Бутакова и Попандопуло, довершила их поражение...
Критически настроенный читатель, знакомый с событиями последних дней обороны Южной стороны Севастополя, вполне вправе заметить авторам, что, обозначив героем своей публикации командира парохода «Херсонес», можно было бы ограничиться исключительно боевыми эпизодами, с ним связанными. В этой связи, вынуждены заметить, что, исключая боевую «вылазку» пароходов «Владимир» и «Херсонес» в район Стрелецкой и Камышевых бухт, о которой мы уже с вами вели речь, все остальные боевые задачи пароходов в Севастополе были направлены на огневую поддержку наших войск на бастионах и выполнение транспортных функций внутри гавани по перевозке войск, снаряжения и боеприпасов. А вести речь об огневой поддержке пароходами войск на бастионах, не оговорив сути конкретных событий, на наш взгляд несерьезно. Есть еще немаловажная причина, по которой мы уже в который раз говорим о событиях 24-28 августа 1855 года. Сколько источников, – столько и версий одних и тех же событий. И версия, предлагаемая сейчас читателю, особенно важна тем, что она принадлежит непосредственному участнику боев, бывшему штаб-ротмистру Протопопову Ивану Николаевичу, секретарю комиссии по восстановлению памятников обороны Севастополя, искреннему патриоту нашего города… Другого случая ознакомиться со страницами его очерка, изданного в Одессе в 1885 году может быть и не предвидится… По этому, приглашаем вас опять обратиться к боевой обстановке дня 27 августа на позициях между 2-м бастионом и горжей Малахова кургана…
…Трудно сказать, сколько пало французов у 2-го бастиона. Никогда, говорят, не было на таком пространстве столько убитых и раненых. Сен-Поль был убит, а Биссон тяжело ранен. Двукратная неудача нападения на куртину заставила Пелисье поддержать пехоту огнем артиллерии, – но все ее усилия выехать на позицию были напрасны. Батарее Дешана не удалось сделать ни одного выстрела: большая часть прислуги пала, а из 96 лошадей осталось всего 3-4. Сам Боске, стоявший за бруствером передней параллели и распоряжавшийся с обычным хладнокровием, был поражен в бок осколком гранаты.
Французы оставили 4 орудия, они оставили бы и остальные, если бы их не спасло действие осадных батарей против куртины. Эта канонада вместе с ружейным огнем, направленным с левого фронта Малахова кургана во фланг и тыл нашим, оборонявшим куртину, нанесла нам огромные потери. В течение получаса наши воины, отделенные от неприятеля только толщей бруствера, перестреливались в упор и дрались камнями. Наконец Сабашинский, видя, что Малахов курган все еще оставался в руках французов, только в 3-м часу оставил куртину.
Атака на 2-й бастион бригады Мароля была отбита Сабашинским, двинувшим людей на бруствер для встречи штыками французов, уже перешедших ров, не смотря на картечь и ружейный огонь в упор. Ужасный бой продолжался только несколько минут. Французы не только очистили бастион, но бежали в ближайший из своих плацдармов. Потери их были огромны. Ров бастиона и все пространство впереди его были заполнены телами французов. В числе убитых были генералы Мароль и Понтеве.
В продолжение трехчасового боя на 2-м бастионе и куртине неприятель ввел в дело 41 батальон, всего до 18 тысяч штыков, с нашей стороны участвовал 21 батальон, числом до 7 тысяч. И, не смотря на такую несоразмерность, все штурмы французов были отбиты. В их руках осталась только часть куртины, ближайшая к Малахову кургану. Как только англичане заметили на Малаховом кургане трехцветное знамя, Кодрангтон повел войска на штурм 3-го бастиона (до 11-ти тысяч). Наших войск на 3-м бастионе и смежных батареях было до 7500 человек под общим начальством генерал-лейтенанта Павлова. Англичане должны были пробежать 300 шагов, чтобы достигнуть конт-эскарпа и понесли от нашего огня большие потери. Не смотря на это, правая колонна полковника Виндгама, пользуясь полуразрушенным состоянием бастиона, ворвалась в него. Начальник 3-го отделения капитан 1 ранга Перелешин 1-й попытался остановить их первыми попавшимися солдатами Владимирского полка, но был ранен и сдал командование капитану 1 ранга Никонову. Владимирцы были отведены за вторую линию, где их начал устраивать командир полка, полковник Венцель. Англичане не пошли дальше, они занялись заклепкой орудий и открыли по владимирцам ружейный огонь. В это время к владимирцам прибежали с батарей Никонова, Яновского и Будищева части Камчатского, Суздальского и Якутского полков. Все они ударили в штыки, и войска Виндгама частью бежали в свои траншеи, частью залегли в ложбинах и продолжали стрелять по бастиону. С прибытием резервов, англичане двинулись на бастион вторично, но к этому времени и Павлов успел пододвинуть два батальона Селенгинского полка. Англичане были отражены ружейным огнем и картечью нескольких орудий, которых неприятель не успел заклепать. Только небольшой кучке англичан удалось вскочить в ров, но прапорщик Дубровин с охотниками Владимирского полка спустился туда и частью истребил их, частью забрал в плен. Атаки батарей, смежных с 3-м бастионом, небольшими колоннами были также везде отражены.
Пароходы: «Владимир», «Одесса» и «Херсонес» поражали своими залпами неприятеля, накапливавшегося для атаки в Килен-Балке. Особенно ощутимый ущерб противнику наносили «Владимир» своими бомбическими 68-фунтовыми орудиями и «Херсонес», позиция которого позволяла перейти на стрельбу картечью по наступающим колоннам неприятеля. Не будет преувеличением сказать, что, благодаря эффективной артиллерийской поддержке пароходов, в очередной раз удалось отстоять 2-й бастион. И только из-за трудностей с корректурой огня и сложностями с обзором противника, штурмовавшего Малахов курган, артиллерия пароходов не смогла оказать столь же действенную помощь его защитникам.
В 2 часа Павлов приказал обратить огонь левофланговых батарей 3-го отделения на Малахов курган, занятый французами. Еще в час по полудни Пелисье подал условленный сигнал несколькими ракетами к нападению на Городскую сторону, но де-Саль, долженствующий руководить этой атакой, не мог достоверно различить сигнала. Пока он посылал осведомиться и получил ответ, уже было 2 часа. Для атаки Городской стороны де-Саль имел 18500 человек, для обороны же ее мы имели до 15 тысяч под общим начальством генерал-лейтенанта Семякина. Ровно в 2 часа дивизия Левальяна (4300 человек) устремилась бегом на штурм: бригада Трошю на исходный угол 5-го бастиона и на люнет Белкина, а бригада Кустона на редут Шварца. Едва наши успели сделать несколько картечных выстрелов, как французы ворвались через амбразуры на правый фас редута и оттеснили занимавший его Житомирский батальон (500 человек) в Городской овраг. Здесь французы были остановлены картечью и ружейным огнем 5-го бастиона, на котором штурм уже тогда был отбит. Французы два раза были опрокидываемы в ров, первый раз полковником Жерве с житомирцами, а второй раз подполковником Веревкиным с екатеринбуржцами. Окончательно французы были выбиты из редута Хрущевым с Минским полком. При этом они оставили в наших руках 90 пленных с подполковником Ле-Баннер. Отбитию штурма на редут Шварца много содействовал также картечный огонь с редута Белкина. Одну из колонн, штурмовавших это последнее укрепление, повел сам Трошю, но был тяжело ранен в ногу. Не смотря на страшный урон, французы прошли глубокой лощиной мимо 5-го бастиона и залегли на обрыве в 40 шагах от люнета. Как только они столпились на этом пункте, то были взорваны 3 камнеметных фугаса, заложенных здесь еще весной. Устрашенные неожиданным взрывом и поражаемые картечью с 5-го бастиона, французы укрылись во рву люнета. Отсюда они были выбиты подпоручиком Банковским с ротой Подольского полка и поручиком морской артиллерии Назаровым с 6-ю матросами. При этом нам сдалось в плен 6 офицеров и 78 нижних чинов.
Атака на 5-й бастион велась довольно вяло, так как французы опасались конт-мин. Здесь французы, дойдя до вала исходящего угла, завязали перестрелку. В это время на бастионе загорелась туровая одежда внутренней крутости. Сводный батальон Белостокского и один из батальонов Подольского полков, под начальством полковника Аленникова, бросились через огонь и обратили французов в бегство. Отбитые на всех пунктах своей левой атаки, французы решились возобновить штурм 5-го бастиона частью войск, назначенных для действий против 4-го бастиона. Но едва эти полки тронулись из ближайшей траншеи, как были отброшены в беспорядке назад в траншею картечным огнем. Здесь пали генералы Риве и Бритон, а генерал Кустон сильно контужен.
Пелисье, не будучи уверен в том, что занятие Малахова кургана повлечет за собой падение Севастополя, приказал спросить генерала Симпсона, – сможет ли он немедленно штурмовать 3-й бастион снова. Симпсон отвечал, что он будет готов к тому не ранее следующего дня. Поэтому, Пелисье послал приказание де-Салю не возобновлять атак, а ограничиться канонадой.
Таким образом, неприятель, штурмуя разрушенные укрепления на пространстве от 2-го до 5-го бастиона и притом обороняемые недостаточным числом войск, успел овладеть только Малаховым курганом. Но его занятие обошлось неприятелю дорого. При отступлении гарнизона Корниловского бастиона на последнюю площадку кургана, прибыл, по распоряжению Хрулева, генерал Лысенко с частью полков Орловского, Елецкого и Брянского. Через несколько минут прискакал сам Хрулев, а за ним прибежал Ладожский полк. Хрулев повел этот отряд в шестирядной колонне через проход, оставленный в горже бастиона. Не смотря на огонь алжирских стрелков, занимавших траверсы и блиндажи, Хрулев подвел войска шагов на 30 к траверсу, за которым были французы. Еще несколько моментов и штыковой бой решил бы дело, но в это время Хрулев был ранен пулей, оторвавшей ему большой палец на левой руке, а затем контужен в голову. Вследствие потери сил, он оставил место побоища. Войска наши остановились, а затем подались назад и укрылись частью за траверсами позади горжи, частью за развалинами строений на северном склоне кургана. Сменивший Хрулева Лысенко повел отряд вперед, но был отбит, а сам он смертельно ранен. Место его занял генерал Юферов. Он устроил два раза опрокинутые войска, дорвался до французов и вступил в рукопашный бой, также был опрокинут. При этом сам он, сражаясь впереди, был окружен французами, и на предложение сдаться отвечал сабельными ударами. Он пал геройской смертью. Капитан-лейтенант Ильинский, по смерти Юферова, как будто заговоренный от пуль, разъезжал на своей казачьей лошадке и напрасно покушался атаковать неприятеля со стороны куртины.
Французы окончательно оттеснили наших, заняли горжу и начали заделывать оставленный в ней проход. Горчаков, узнав о ране Хрулева, послал генерал-лейтенанта Мартинау с Азовским и Одесским полками и поручил ему команду над всеми войсками в Корабельной. Он повел азовцев и одессцев на штурм Малахова кургана. Без выстрела, с барабанным боем двинулись через горжу эти малочисленные, но закаленные в боях, полки. Но на этот раз все усилия их остались безуспешны. Мартинау был тяжело ранен и послал доложить Горчакову, что войска на Корабельной остались без начальника. И действительно, почти все офицеры выбыли из фронта. Несколько раз, за недостатком патронов, их собирали у убитых и раненых, которыми было устлано все пространство между курганом и Корабельной слободкой. И в таком безвыходном положении, солдаты не допускали мысли, чтобы курган остался в руках французов. «Давайте патронов!», «Ведите нас!» раздавались их крики. Инженер-полковник Геннерих с 2-мя ротами сапер и Ильинский с командой матросов и частью 49-й курской дружины кинулись в атаку на горжу. Эта небольшая колонна была отбита. Вторичная атака сапер также успеха не имела. Затем было еще несколько попыток отбить Курган. Но что могли сделать остатки полков, совершенно расстроенных, толпившихся в беспорядке? Неприятель поставил на кургане несколько небольших мортир и действовал, как по войскам, так и по Корабельной слободке.
Около 5-ти часов князь Горчаков прибыл на вторую линию, против кургана и оставался более получаса у дома Тулубьева под страшным огнем, подвергаясь опасности наравне с солдатами. Видя Малахов курган почти занятым французами, он окончательно решил очистить Севастополь. Генерал-лейтенанту Шепелеву он приказал не предпринимать нападения на Малахов курган, а удерживать, во что бы то ни стало, напор неприятеля и не допускать его в Корабельную слободку. Шевелев расположил скрытно на улицах Корабельной Азовский и Одесский полки, составлявшие наш единственный резерв на этом пункте, к ним он присоединил остатки 9-й и 15-й дивизий.
Французы захватили в плен на Малаховом кургане в минах (подземных галереях – Б.Н.) до 200 человек сапер и рабочих от Люблинского и Орловского полков, а также несколько офицеров и нижних чинов не успевших отступить, которые оборонялись в блиндажах, надеясь на выручку. Всего, считая и раненых, было взято в плен на Малаховом кургане до 600 человек.
После занятия Малахова кургана французами, мы направили на него огонь, с пароходов. Именно в эти минуты был взорван пороховой погреб на куртине между Корниловым и 2-м бастионами. Множество солдат и офицеров противника взлетело на воздух. Вследствие неожиданности взрыва, французы отвели значительную часть войск, собранных на кургане, назад в свои траншеи, не исключая взрыв мины. Это время было очень удобным для нашей атаки, но у нас против Малахова кургана, кроме совершенно расстроенных войск, как уже говорилось, оставалось только два полка.
В 6 часов вечера князь Горчаков отдал приказ об отступлении на Северную сторону. Союзники, отраженные на всех пунктах, кроме Малахова кургана, не предполагали, что мы тотчас покинем Севастополь. 4-й бастион союзники считали одним из самых грозных укреплений нашей оборонительной линии, почему и не рискнули даже его атаковать. Пелисье предполагал, что все дома города приспособлены к обороне, что все улицы минированы, и что во второй линии находятся сильные форты. Поэтому он имел намерение, утвердившись на Малаховом кургане, штурмовать прочие укрепления постепенно. На следующий день делались приготовления для штурма 2-го бастиона французами и 3-го англичанами.
Защитники Севастополя, изнуренные непомерными трудами, обрегшие себя на гибель, были поражены молвою об оставлении Севастополя. В особенности моряки не могли свыкнуться с мыслью – уступить неприятелю свой город.
Отступление наших войск началось в седьмом часу вечера 27 августа и длилось всю ночь. Для поддержки пальбы, имевшей целью скрыть наше отступление, были оставлены охотники от пехоты и артиллерии, а для порчи орудий и взрыва погребов – команды моряков и сапер. Отступление прикрывали: на Городской стороне Хрущев с тремя полками, на Корабельной Шепелев, также с тремя полками. По сигналу ракетой, пущенной с Малого бульвара, войска Городской стороны стягивались на Николаевскую площадь, а отсюда переходили на Северную сторону по мосту. С Корабельной же частью переправлялись на пароходах и гребных судах, частью переходили в город по малому мосту через Южную бухту, а отсюда на Северную сторону вместе с войсками Городской стороны.
Потеря Малахова кургана ускорила принятие окончательного решения об оставлении Южной части города и переводе гарнизона на Северную сторону по заранее подготовленному наплавному мосту. Сам понтонный мост представлял собой замечательное инженерное сооружение длиной 916 метров, шириной 6,4 метра. Состоял мост из шести участков по 14 деревянных плотов в каждом и был наведен от Николаевской батареи до Михайловской. Мост был сооружен в труднейших условиях осажденного города в исключительно короткие сроки. Сорок саперов и шестьдесят помогавших им солдат под руководством инженер – полковника В.П.Ползикова за две недели соорудили мост, по которому с 15 августа было организовано бесперебойное движение в обоих направлениях.
После  оставления нашими войсками Южной стороны Севастополя, с утра 28 и, фактически, до 11 часов 29 августа малыми пароходами и гребными плавсредствами продолжалась эвакуация групп заграждения и раненых, подлежащих эвакуации с причалов Николаевского и Павловского мысов. Последняя группа раненых была эвакуирована утром 29 числа командой, возглавляемой капитан-лейтенантом Ильинским. Эта же команда произвела подготовку и осуществила подрыв Павловского форта.
 После оставления нашими войсками Южной стороны Севастополя, 30 августа пароходо-фрегаты «Крым», «Одесса», «Бессарабия» и пароход «Эльбрус» были затоплены в Северной бухте. Затоплением судов руководили их командиры. В официальных документах, в том числе и в архивных, среди затопленных пароходов упоминается и «Херсонес». Но эта информация не совсем верна. В действительности же «Херсонес» оставался в полузатопленном положении на отмели в районе Сухарной балки. А.Ф. Гейрат писал, что «Херсонес» «каким-то счастливым случаем избежал общей участи; он как бы не хотел пойти ко дну и, прибившись к берегу, защищенному от неприятельских выстрелов, уцелел» (Гейрат А.Ф. Описание Восточной войны. С.-Пб. 1872 г. с. 498).
О том, каким образом «Херсонес», притопленный в районе Сухарной балки, оказался в 1856 году на осушке в районе 22-й батареи, еще пойдет речь.
Как уже говорилось, командир парохода-фрегата «Херсонес», капитан-лейтенант Иван Руднев, пройдя через все военные испытания на мостике боевого корабля, был награжден орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами. Награда боевая, почетная, но достаточно скромная, по сравнению с теми наградами, которыми были отмечены его коллеги-командиры, уже и не говоря о Григории Бутакове. Князь Меншиков, командуя Крымской армией, был очень скуп на награды и очень ревниво относился к представлениям на награждения, идущие от флотского командования. Тем не менее, после Синопского сражения все участники его были очень щедро награждены. Офицеры парохода-фрегата «Херсонес» не составили исключения. Предшественник Руднева на посту командира, капитан-лейтенант Кондратий Штофеген был награжден орденом Святой Анны 2-й степени с бантом. Старший офицер, лейтенант Алексей Львов награжден орденом Святого Владимира 4 степени с бантом. Мичманы: Николай Ильин, Петр Обезъянинов, Рафаил Альтман были награждены знаком ордена Святой Анны 4 степени с надписью «за храбрость». Такой же награды был удостоен поручик морской артиллерии Аполлон Зенцов. И это при том, что «Херсонес» в числе прочих пароходов, запоздав к моменту начала сражения, находился на внешнем рейде Синопа, и фактически в сражении не участвовал. Более того, наши пароходы не смогли перехватить английский пароход «Таиф» на котором спешно покидал сражающуюся и гибнущую турецкую эскадру коммодор Слэйд.
Еще более высокие награды и звания Иван Руднев заслужит боевой деятельностью, напряженной и многолетней службой. Ну а пока, Ивану Григорьевичу предстояло служить и участвовать в боевых действиях в составе группировки русских войск Северной стороны Севастополя.
С оставлением нашими войсками Южной стороны Севастополя, боевые действия в Крыму не завершились. Более того, развивались они весьма сложно, напряженно и совсем не так, как первоначально планировали их союзники.
Именно в эти дни капитан-лейтенант Руднев принял дела командира группы батарей с №№ 35-37. Обратите внимание на карту, эта группа батарей противостояла английским батареям, расположенным на северных отрогах Киленбалочного плато. В их числе, недоброй памяти, форт Канробера, «Черные редуты» и пр.
Опять начались суровые военные будни, с их опасностями и заботами. Это проверка и приемка боезапаса, посменный ремонт артиллерии, и все прочие заботы по обеспечению боевой и повседневной деятельности батарей на ответственном боевом участке. Именно со стороны Киленбалочного плато, вдоль дороги через Инкерманский мост реальнее всего было ожидать вылазок и наступлений противника. В этот угрожаемый период укрепляются позиции нашего левого фланга, – возводятся батареи с №№ 41 по 43. И, надо полагать, что именно активность и эффективность огня наших батарей отбили у союзников всякое желание предпринять наступление с этого направления.
 Интенсивность и эффективность продолжающейся артиллерийской дуэли можно оценить по тому, что, реально определившись с обстановкой, союзники, до конца своего присутствия в Крыму, так и не разместили свои войска в разоренном и сожженном Севастополе, а остались на своих позициях, на высотах, окружающих Севастополь, в районах своих баз,- Балаклавы и Камышевой бухты и пр. В черте же непосредственно Севастополя, они, как уже говорилось, оборудовали и обслуживали артиллерийские батареи, обстреливающие наши позиции на Северной стороне. Примечателен такой факт, что в оставшихся частично целыми строениях в центральной части Севастополя, союзники чувствовали себя в постоянной опасности,- все оконные проемы и двери с северного направления были забаррикадированы, заделаны камнем что, однако, не спасало от наших бомб и ядер. Приводится пример, когда в ходе совещания союзного командования в помещении бывшей Николаевской батареи, ядро, пущенное из нашего орудия с батареи Северной стороны, пробило стену в соседнем помещении…
Французский протестантский священник, во время своего пребывания в Крыму, написал ряд писем на родину, в одном из которых он описывает свой переезд верхом из лагеря в Камышевой бухте во французский лагерь в районе Георгиевского монастыря. Кроме прочих своих впечатлений, он вспоминает о своих ощущениях при пролете бомб, пущенных с русских батарей Северной стороны. …Автор писем описывает события января, февраля 1856 года. Это авторитетное свидетельство того, что русская артиллерия простреливала вдоль и поперек позиции союзников, напоминая им постоянно, о том, кто в Крыму фактический хозяин.
 По-прежнему наращивала свои силы и боевые средства Крымская армия. В ее состав в первые месяцы 1856 года были включены новые кадровые дивизии, подошедшие из центральной России, ополченские дружины многих губерний России. И это происходило при том, что Англия, в судорожных попытках изыскать пополнения для своих войск в Крыму, оголяла свои гарнизоны на Мальте и в далекой Индии, Франция направила в Крым батальоны гвардии и очередные подразделения иностранного легиона… Для военных наблюдателей и аналитиков, было очевидно, что после исключительно кровопролитных боев по захвату Малахова кургана и безуспешных попыток ворваться на позиции Третьего бастиона, французская и английская армии надорвались физически и морально. При изобилии технических средств и вооружений, у союзников не было ни достаточного количества войск, ни должного боевого духа для активного ведения маневренной войны с русской армией, как того требовали их правительства. Да и о какой маневренной войне могла идти речь, при наличии солидной группировки русских войск на Мекензиевых высотах, а главное, – мощнейшего укрепленного района на Северной стороне.
Чтобы хоть как-то оправдать свое дальнейшее присутствие в Крыму, союзники предпринимают неуспешную и совершенно бесперспективную экспедицию в Азовское море, сметают артиллерийским огнем тысяч корабельных орудий крошечное и практически беззащитное укрепление Кинбурна, устраивают демонстративные маневры своего парового флота в видимости входа в Днепро-Бугский лиман.
Литература о Крымской войне и обороне Севастополя насчитывает свыше четырех тысяч наименований книг, статей, подборок документов. Удивительно, но факт, – публикаций и основательных исследований, посвященных Крымской войне значительно больше на Западе, чем в России. И в тех, и в других публикациях, большая часть авторов, описывая ход войны в Крыму, останавливаются на ночи с 27 на 28 августа 1855 года – дате оставления русскими войсками Южной стороны Севастополя. О том, что перемирие было заключено только 17 февраля 1856 года сообщается как бы, между прочим, спеша закрыть тему Крымской войны. О том, что военные действия продолжались, хоть и со значительно меньшим накалом страстей, если и упоминается, то лишь мимоходом, чтобы заполнить упомянутый временной промежуток. Для объективной оценки событий, скажем откровенно, военные действия фактически продолжались в течение полугода. И период этот заслуживает подробного изучения, так как в течение его враждующие армии не просто «стояли друг против друга», «колеса военной машины еще крутились, но движение их уже замирало». Более, чем очевидно, что англо-французские войска предпринимали активные попытки перейти к маневренной войне и наступать в центр Крыма, а русская армия вполне успешно препятствовала им и на отдельных участках переходила в наступление. То что Крым продолжал оставаться главным театром войны, ни у кого не вызывало сомнения. И тот факт, что Александр Второй 29 октября 1855 года лично посетил позиции русских войск в Крыму, подтверждает значимость этого театра военных действий в масштабе всей войны.
В последние годы появились работы, в которых была сделана решительная попытка заняться исследованием последнего периода Крымской войны. Кстати. Не обошлось без явных перегибов. Н.И. Циммер в статье «О судьбе Севастополя на заключительном этапе войны 1853-1856 годов», пытается убедить нас в том, что оборона Севастополя не закончилась 27 августа, а продолжилась в ходе военного состязания Северной и Южной сторон. Сама концепция представляется весьма сомнительной, но она «приподняла» важный вопрос, обратила наше внимание на недостаточную изученность последнего этапа войны в Крыму и, прежде всего, в окрестностях Севастополя. По концепции Н. Циммера, военные действия на правом фланге русских войск рассматриваются как осада союзниками Северной стороны Севастополя. Мы не станем оспаривать концепцию Циммера, признавая лишь тот факт, что в изучении отдельных этапов Крымской войны, события на других, явно второстепенных, театрах военных действий стали в свое время предметом тщательного изучения и осмысливания, а этот, основной рубеж обороны, остался в тени и у авторов мемуаров и у исследователей.
В этой связи, хочется добрым словом вспомнить Евгения Васильевича Веникеева. Именно он в ряде своих публикаций усиленно пытался привлечь внимание историков и краеведов к последнему, малоизученному периоду Крымской войны. Что касается авторов многочисленных воспоминаний о Крымской войны и обороне Севастополя, то, вполне естественно, что события сентября 1855 – февраля 1856 годов ни в какое сравнение не шли с героическими и трагическими испытаниями первых одиннадцати месяцев обороны Севастополя, и то, что они не были удостоены сколь-нибудь серьезного анализа и описания с их стороны, вполне объяснимо. А позднейшим исследователям с лихвой хватало материала по периоду обороны Южной стороны Севастополя, до Северной стороны у них «руки не доходили»…
Так, что происходило в Крыму с 28 августа 1855 года по 19 июля 1856 года?
После оставления Южной стороны Севастополя в Крыму находилась 170-тысячная армия союзников. Ей противостояла 134-тысячная русская армия. Русские войска контролировали пути снабжения своей группировки от Перекопа до Северной стороны, надежно прикрывали Николаев и Херсон от возможных покушений союзников.
Наполеон III и английский кабинет требовали от своих главнокомандующих решительных, наступательных действий и ведения маневренной войны, с перспективой наступления на Симферополь и Перекоп. В окрестностях Симферополя предполагалось навязать русской армии решительное сражение.
Русские войска находились на Инкерманских высотах, опираясь правым флангом на береговые форты и укрепления Северной стороны. Центр русской позиции располагался в районе хутора Меккензи и развалин крепости Каламита в Инкермане. Левый фланг проходил по высотам на правом берегу реки Черной над селением Чоргунь и далее до Верхнего Бельбека. На возвышенностях, отделяющих Байдарскую долину, занятую французами, от Южного берега Крыма, находились русские и французские посты.
Армии союзников, по-прежнему, располагались в окрестностях Севастополя, сильные союзные отряды занимали Керчь и Евпаторию.
Слабость русской позиции (в целом очень сильной и энергично укрепляемой) была в реальной возможности ее обхода со стороны Евпатория – Бельбек, и труднореализуемой, но теоретически возможной атакой с направления Шули – Каракоба. Для защиты нашей позиции с этих направлений, с первых же дней после оставления нами Южной стороны, князь М. Горчаков сосредоточил около 33 тысяч воинов и дал указание на всемерное укрепление нашей позиции Северной стороны с бельбекского и байдарского направлений. Реально, союзники могли наступать на центр русской позиции с двух направлений: Через Трактирный мост и вдоль Каралезского ущелья (Чоргунь-Шули-Бахчисарай). Но эти направления были блокированы русскими войсками. Оставался вариант наступления в обход флангов русской позиции, от Евпатории на Симферополь, или из Байдарской долины в направлении на Бахчисарай и Симферополь. Разумеется, движение по одному их последних направлений обязательно должно было сопровождаться демонстративными действиями по другому. Оставался еще вариант высадки значительного десантного отряда на Южном берегу, например в Алуште, с последующим наступлением на Симферополь, на данный период этот план не рассматривался из-за сложностей в преодолении горных перевалов.
В штабах союзников реально оценивали боевую устойчивость русской позиции, кроме того, отсутствие до сих пор организованного войскового обоза (подвижного тыла) у английской армии лишало ее возможности предпринимать наступательные действия на значительные расстояния от баз обеспечения. По вышеизложенным причинам, союзники придерживались оборонительной тактики, предпринимая периодически рекогносцировки крупными силами по вариантам возможных наступлений. Важное, крупное сражение этого периода – «дело полковника Оклобжио» было результатом русской инициативы, но о нем несколько позже.
В сентябре 1855 года в Евпатории был сосредоточен 35-тысячный отряд франко-англо-турецких войск. Его действия контролировал примерно равный по численности русский отряд. 17 сентября неприятельским войскам удалось неожиданно напасть на русский отряд в районе деревень Курулу-Кегенез-Кангыл и нанести ему серьезное поражение. Русские потеряли 230 человек убитыми, ранеными, взятыми в плен и 6 орудий. Больше неприятелю не удалось добиться подобного успеха, хотя он неоднократно выступал из города значительными силами.
10 октября союзные войска вышли из Евпатории. Одна колонна двинулась вдоль западного берега озера Сассык, другая – по узкому перешейку между озером и морем в сторону города Саки. Обе колонны встретились в Саках 11 октября вечером. Первая колонна удалилась от Евпатории на тридцать километров и дважды вступала в соприкосновение с русскими войсками, которые избегали столкновения, ограничивались артиллерийской перестрелкой. Не имея запасов воды и не обнаружив колодцев и источников, неприятельские войска, жестоко страдая от жажды, вынуждены, были 12 октября вернуться в Евпаторию. Их отступление прикрывало два военных корабля.
15-17 октября вылазка из Евпатории была повторена уже большими силами. Двинувшись тремя колоннами, союзники к вечеру первого дня прибыли в Саки. Невдалеке от этого города находился на укрепленных позициях наш отряд. После часовой артиллерийской перестрелки неприятельские войска заночевали в Саках, там же провели и следующие сутки. К вечеру 16 октября взятые в поход запасы воды закончились. На следующий день отряд вернулся в Евпаторию, потеряв около 40 человек.
Целью этих рейдов, в которых участвовало со стороны неприятеля свыше 10 тысяч человек, была демонстрация наступления на Симферополь или Перекоп и оценка реальной возможности такой акции. Результат был весьма впечатляющий, – уже на расстоянии 30 километров от исходного пункта союзные войска оказывались в опасности окружения русскими войсками и, начиная со второго дня похода испытывали острый недостаток в воде. И поэтому, «… убедившись в том, что князь Горчаков принял надлежащие меры против нападений с этой стороны… союзники решили ограничиться пассивной обороной Евпатории». Вплоть до заключения мира в этом районе боевое противостояние ограничивалось стычками патрульных групп и отрядов фуражиров.
Таким образом, пребывание 35-тысячной вражеской группировки в районе Евпатории ограничилось сковыванием примерно равной группировки русских сил
В сентябре 1855 года союзники убедились в том, что, несмотря на захват Керчи, Камыш-Буруна и Еникале, повлекший прекращение русского судоходства в Азовском море, подвоз продовольствия и фуража для армии в Крыму из прибрежных районов Азовского моря продолжался по Арабатской стреле и по дороге через Чонгарский мост. Керченская экспедиция союзников кроме актов дичайшей жестокости и мародерства не смогла сколько-нибудь нарушить русские коммуникации в этом районе. В Керчи, Еникале и Камыш-Буруне находилось более 20 тысяч английских, французских и турецких войск. Этой группировке противостоял генерал-лейтенант барон Врангель с 12-тысячным отрядом.
9 сентября 1855 г. произошел кавалерийский бой на расстоянии 25 км от Керчи. Африканские егеря и часть английского 10-го гусарского полка напали на небольшой казачий отряд, занятый сбором арб у местного населения. К казакам подошло подкрепление в 300 человек, англичане и французы понесли существенные потери и отступили в Керчь. Дальнейшие военные действия в этом районе ограничивались отдельными стычками при фуражировке.
Все лето 1855 года в Азовском море крейсировала англо-французская флотилия из малых пароходов и канонерских лодок. В сентябре-октябре она предприняла несколько нападений на отдельные пункты его восточного побережья с целью уничтожения запасов провизии и фуража, собранных в прибрежной зоне. Эти попытки имели определенный успех. Зато уничтожить более крупные склады на восточном побережье Крыма для неприятеля было нелегко, так как они находились на западном берегу Сиваша – обширного мелководного пространства, отделенного от Азовского моря узкой Арабатской стрелкой. Единственное нападение на русские склады в Крыму завершилось успехом. В ночь с 29 на 30 сентября небольшой отряд с парохода «Везер» пересек Арабатскую стрелку и Сиваш и сжег склад сена в устье реки Салгир. Эта, по сути дела, незначительная акция, была исключительно раздута в английских донесениях. 8 ноября с наступлением штормовой погоды и с появлением льда в устье Дона неприятельские суда закончили кампанию и укрылись в Керчи. Более они не предпринимали попыток к активной деятельности.
Но выводы все эти можно было сделать только по окончательному завершению боевых действий в Крыму. А пока… главным театром войны, по-прежнему, оставались окрестности Севастополя с плотно окружавшими их батареями и лагерями союзников.
Оказавшись хозяевами Южной стороны города, союзники поделили ее на сектора, назначив в каждом военного губернатора, военную полицию и прочие структуры. Англичанам досталась Корабельная сторона до Пересыпи, французам – все остальное. В каждый сектор был назначен гарнизон, подразделения которого на ночлег возвращались в свои лагеря на окраинах Севастополя. На позициях в черте города, кстати, так же как и при блокаде крепости, оставались только дежурные смены артиллеристов на батареях и патрули. К такому своеобразному режиму «оккупации» Севастополя союзников вынудил эффективный артиллерийский огонь русских батарей Северной стороны. Городские кварталы представляли собой сплошные развалины и изнежененным, жизнелюбивым французам и избалованным англичанам, мрачные, пропахшие трупным запахом развалины Севастополя внушали суеверный страх… Кроме того, русские батареи на Северной стороне непрерывно наращивали свою огневую мощь и к 4 октября 1855 года уже имели 649 орудий крупного калибра. Эти орудия ежедневно посылали на позиции неприятеля от 100 до 400 снарядов, которые достигали любого пункта Южной стороны от мыса Херсонес до Киленбалочных высот. Для состязания с русскими батареями союзники соорудили батареи мощных мортир и крупнокалиберных дальнобойных орудий, расположив их непосредственно вдоль береговой черты, от Карантинной бухты до высот в отрогах Киленбалки. До самого перемирия обе стороны энергично укрепляли свои позиции. Особенно эффективен был с обеих сторон огонь ракетных батарей…
Как уже говорилось, с оставлением Южной стороны Севастополя, боевая деятельность Ивана Григорьевича Руднева не прекратилась.
Начиная с сентября 1855 года, капитан – лейтенант Руднев поступил в распоряжение вице-адмирала Панфилова, командовавшего всеми «морскими командами Северной стороны». Фактически в его ведении был весь комплекс береговых батарей, включавший и батареи Второй оборонительной лини. Руднева назначили командиром группы батарей, состоящей из №№ 35, 36 и 37. Позиции этих трех батарей представляли собой замкнутое укрепление редутного типа, расположенное на возвышенности между Сухарной и Графской балками.
Дело в том, что Константиновский, Михайловский форты, и батареи прибрежной части от 16 до 24, включая и батарею у башни Волохова, предназначались исключительно для борьбы с кораблями противника, прорывающимися на внутренний рейд Севастополя. Для защиты Северной стороны со стороны Бельбека изначально могло использоваться только старое Северное укрепление. В этой связи, начиная с сентября 1854 года, и в течение всего периода обороны Севастополя, Северная сторона усиленно укреплялась. На всем протяжении Северной бухты, от дороги, ведущей на Инкерманский мост через реку Черную и до Константиновского форта, возводились мощные укрепления с морскими и крепостными орудиями, предназначавшимися для борьбы с войсками союзников, в случае их попыток атаковать Северную сторону со стороны Бельбека, а опасность такая реально существовала, о чем мы с вами уже говорили. Это была одна линия укреплений. В этот же период возводились мощные земляные батареи, фронт которых был направлен в сторону рейда и на Южную сторону города. Эти батареи первоначально предназначались для поддержки бастионов Южной стороны, в их борьбе с батареями союзников.
 В результате многомесячной напряженной работы саперов и экипажей кораблей, на Северной стороне было возведено порядка 20 батарей, располагавшихся в двух линиях, и представлявших собой мощный укрепленный район, со всеми средствами обеспечения.
Если взглянуть на карту укреплений Северной стороны в августе 1855 года, то на всем протяжении северного берега мы видим укрепления: Константиновский форт, батареи №16 и 19, Михайловский форт, батареи №22, 24, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43.
При этом, часть названных батарей, входила в так называемую Вторую оборонительную линию. Как уже говорилось, капитан-лейтенант Руднев получил в командование группу батарей из №35, 36, 37. Позиции этих батарей представляли собой замкнутое укрепление редутного типа, с секторами стрельбы в сторону рейда и в сторону Бельбекской долины. Батареи №41, 42 и 43 располагались уступом от позиции батарей Руднева и контролировали район Инкерманского моста, и Инкерманскую долину в районе устья реки Черной. Батарея №32 и Нагорные редуты №2 и 3 входили во вторую линию и также были предназначены для круговой обороны. Северный форт включал в себя несколько батарей, часть которых была сориентирована в сторону Бельбекской долины.
Мы перечислили основные, наиболее значимые укрепления Северной стороны, чтобы читатель представил себе насколько мощными, средствами борьбы располагали наши войска, укрепившиеся в этом районе. Мы уже не ведем здесь речь о полевых батареях, находящихся в готовности выдвижения на угрожаемых направлениях, о войсках, расположенных по всей линии движения наших транспортов в сторону Бельбека и далее на Бахчисарай…
А теперь представьте себе изменение ситуации на батареях Северной стороны, начиная с 28 августа 1855 года. После перехода наших войск на Северную сторону, большая часть их была отведена на плато Мекензиевых гор, и на позиции наших батарей Северной стороны обрушился весь тот град ядер и бомб с батарей союзников, который еще пару дней назад сокрушал наши укрепления на Южной стороне…
Начиная с 30 августа, союзники перенацелили все свои старые батареи в сторону наших позиций на Северной стороне, и приступили к установке новых батарей в районе Графской пристани, Хрустального мыса, Ушаковой балки, т.е приблизили их непосредственно к Южному берегу Северной бухты. Нетрудно себе представить интенсивность последовавшей артиллерийской дуэли…
Не зная конкретных обстоятельств назначения капитан-лейтенанта Руднева командиром группы батарей, имевших один из секторов обстрела в сторону Сухарной балки, будем считать счастливым совпадением то, что многострадальный «Херсонес», в полузатопленном состоянии находился как раз в зоне ответственности капитан-лейтенанта Руднева. И то, что экипаж парохода «Херсонес» пополнил личный состав указанных батарей, можно тоже считать случайностью. Хотя, укомплектование батарей экипажами кораблей во главе с их командирами уже было стойкой традицией в ходе обороны Севастополя. Перечисленные выше две «случайности» имели уже вполне закономерное следствие. Дело в том, что размеренная и сравнительно безопасная служба на береговых батареях Северной стороны, была не по душе морякам, привыкшим к смертельному риску в ходе выполнения боевых задач их кораблем. С негласного согласия командования, моряки пытались как то разнообразить свою деятельность. Так, для охраны «Херсонеса» ежесуточно выделялся дежурный баркас с вооруженной командой, в дневное время находящейся в готовности, а в ночные часы «промышлявшей» под берегом, контролировавшимся противником. Короче говоря, не ограничиваясь только сторожевой службой, моряки периодически совершали морские вылазки на южную сторону Северной бухты с целью разведки и совершения диверсий. Такие вылазки практиковались и с позиций других батарей, укомплектованных моряками, но именно в нашем случае вылазка в ночь с 16 на 17 января завершилась схваткой с французами. По официальной информации, французы на 4-х шлюпках пытались подойти в район «Херсонеса» с целью диверсии, а наши моряки вовремя разгадав дерзкий замысел врага, вышли им навстречу. Малые гребные суда были вооружены малокалиберными фальконетами, а экипажи их имели на вооружении абордажное оружие. Видимо, французы были вооружены в аналогичном варианте. В боевом столкновении участвовало с обеих сторон 9 малых гребных судов, от шлюпки до баркаса. В результате, схватка на воде переросла в активную артиллерийскую дуэль батарей. Она началась поздно вечером. По сигналу, данному со шлюпок, загремели наши батареи Северной стороны. Бомбы и ядра падали в бухте и в городе. Одна из французских шлюпок была потоплена, а остальные поспешно вернулись. Несколько часов гремела канонада, живо напоминавшая наблюдателям страшные бомбардировки времен осады.
После описанного боевого эпизода, опасаясь за сохранность и без того полузатопленного и порядком изувеченного, но по-прежнему «родного» корабля, моряки 36 и 37 батарей в течение трех последующих ночей, с большим трудом отбуксировали «Херсонес» к отмели в районе 22-й батареи, где ширина Северной бухты была максимальной, что хоть в малой степени способствовало сохранению корабля от возможных покушений противника и от артиллерийского огня. На месте новой своей «стоянки» «Херсонес» и был увековечен на фотографии в сентябре 1856 года.
Все перечисленные нами батареи и форты принимали самое деятельное участие в контр-батарейной борьбе с батареями союзников, особенно активизируя свою боевую деятельность в периоды бомбардирований и штурмов Севастополя. Их поддержка была весьма существенна, но было бы нелепо утверждать, что степень их участия в борьбе с батареями союзников могла сравниться с той, что выпала батареям Малахова кургана, и номерным бастионам с 1-го до 6-го. Здесь очень важно сохранить объективность. Основным условием эффективного использования артиллерии того периода, с учетом ее технических возможностей, было обязательное наблюдение результатов стрельбы. А это условие, по удаленности целей на Южной стороне, было выполнить весьма сложно. И, тем не менее, мы исключительно признательны экскурсоводам панорамы в тот момент, когда они, описывая события раннего утра 6 июня 1855 года, фиксируют внимание посетителей на вспышки выстрелов и пороховые облака над батареями Северной стороны, начавшими пальбу по пристрелянным позициям союзников на Южной стороне.
Все батареи Северной стороны были оснащены мощными морскими и крепостными орудиями, укомплектованы офицерами и матросами кораблей эскадры и крепостной артиллерии. Из их числа шла постоянная замена «боевой убыли» личного состава батарей на бастионах Южной стороны. Батареи левого фланга от 34 до 43 принимали самое активное участие в артиллерийской поддержке наших войск во время Инкерманского и особенно Чернореченского сражений. Личный состав этих батарей, также имел и боевые потери, – гибли и матросы и офицеры. Особенно доставалось батареям № 33, 34 и 38. Именно они поддерживали своим огнем Селенгинский и Волынским редуты, 1-й и 2-й бастионы. Лавры героев вполне заслуженно достались артиллеристам этих бастионов, в большинстве своем легшими костьми на своих позициях, но кто-то ведь должен вспомнить добрым словом матросов и офицеров, погибших на батареях Северной стороны. Официальные цифры потерь, указанные в отсчетах явно занижены. Считается, что ущерб, причиненный артиллерийским огнем противника батареям Северной стороны был невелик. С 6 по 24 октября 1855 года на Северной стороне было убито пять человек и ранено 110. Эти цифры не способствуют реальной оценке обстановки. Во-первых, приводится не самый «горячий» промежуток контрбатарейной борьбы; во-вторых, – кто сообщит, сколько осталось в живых от тех 110 раненых?, а в третьих, – и в период обороны Южной стороны Севастополя случались дни с подобной статистикой потерь.
Командир №24-й батареи капитан 2 ранга М. Коцебу погиб на позициях своей батареи в последний день борьбы за Южную сторону Севастополя 27 августа 1855 года. Ему ядром оторвало обе ноги, и он умер в страшных мучениях. И таких печальных примеров было предостаточно. Приходится признать, если бы о Коцебу не упомнил в своих «Летучих воспоминаниях» Дмитрий Ильинский, то по обстановке на здешних батареях непритязательный читатель продолжал бы судить по воспоминаниям поручика пешей артиллерии Льва Толстого. А Лев Николаевич, даже много лет спустя, с большим воодушевлением вспоминал о том, как здорово ему удалось поохотиться на жирных фазанов с моряком, командиром батареи… а, что этот симпатичный, гостеприимный моряк через два месяца умер от тифа, наш будущий уважаемый классик тоже вспоминал, но значительно реже, быть может, в связи с тем, что не с кем было поохотиться очередной раз… Да и Дмитрий Ильинский, – свидетель многих сотен смертей, Михаила Коцебу особо вспоминал потому, что был очень дружен с ним и смерть его была особо неожиданной, особенно, на Северной стороне, в последний день обороны Южной стороны. Коцебу был подающим большие надежды моряком; на момент смерти уже был капитаном 2 ранга, к тому же приходился родственником начальнику штаба Южной армии и всех сухопутных и морских сил в Крыму генералу Коцебу…
А кто вспомнит об «умершем от кровавого поносу» мичмане Мусине-Пушкине, служившим на одной из батарей Северной стороны? Ведь, даже фамилия его не внесена на мемориальные памятные плиты в храме-памятнике Святого Николая на Братском кладбище. Правда, особенно удивляться этому не приходится, если принять во внимание, что в этот список не попал и контр-адмирал Вукотич, отправленный в отставку накануне войны, но , тем не менее, добровольно исполнявший обязанности дежурного штаб-офицера при начальнике гарнизона и, умерший, как и наш несчастный мичман «от кровавого поносу».
Мы не станем развивать эту неприятную тему, и полемизировать о почетной и непочетной смерти на войне. Любые жертвы на войне, принесенные во имя победы, должны быть чтимы и святы… Ну, уж, коль разговор об этой проблеме возник, то необходимо отметить, что понятие «боевых» и «не боевых потерь» на войне не было четко определено. И соотношение этих потерь иногда бывает очень неожиданное. Исключительно показательным примером может служить распределение потерь экспедиционного корпуса Сардинского королевства под Севастополем. В период осады Севастополя сардинцы потеряли из 15-тысячного корпуса 2194 человека. При этом, убитыми только 12, умершими от ран – 16. Гораздо страшнее пуль и ядер оказались для итальянцев болезни. От них умерло 2166 человек. В июне 1855 года от холеры скончался старший брат командующего, командир второй пехотной дивизии генерал-лейтенант Александр Ла-Мармора. Болезни не щадили ни солдат, ни генералов. Главное сохранить о них память… Итальянцы, похоже, сделали для этого все возможное.
 Считается, что наибольшие потери за рассматриваемый нами период, понесли союзники не от артиллерийского огня, а от весьма досадного случая. 3 ноября 1855 года в три часа дня ужасный взрыв потряс воздух. Грохот взрыва превосходил все, что можно было слышать при бомбардировках и при предыдущих взрывах погребов.
На этот раз, взорвался французский артиллерийский парк в верховьях Килен-балки, содержащий 30 тонн пороха, 600 тысяч снаряженных патронов, 300 бомб и множество боевых ракет. Пожары и взрывы меньшей силы продолжались четыре часа. В результате было убито и ранено более 400 человек. Несмотря на эти происшествия, военные действия на территории непосредственно города состояли в орудийной перестрелке и часто повторяющимися разведывательными вылазками морских команд на баркасах и шлюпках. О последствиях одной из них, мы остановились особо.
В середине сентября французы поднялись на Хамильские высоты, отделяющие Байдарскую долину от Бельбекской. С этой позиции они предприняли несколько рекогносцировок в направлении села Шули (Терновка), выходя непосредственно во фланг нашей группировке на Мекензиевых высотах и батареям Северной стороны. Целью этих рекогносцировок было изучение местности и расположения русских войск для последующего наступления. Одновременно французы строили дорогу по направлению Биюк-Мускомья (Широкое) – Уркуста (Передовое) – перевал через Хамильские высоты. Эта стратегически важная дорога для наступления на Симферополь сохранилась до сих пор. При явном стремлении союзников наступать в сторону Симферополя, с последующим движением на Джанкой, первостепенной задачей для них становилась борьба за обеспечение своего тыла. В тылу у них оставалась группировка русских войск на Мекензиевом плато, правым флангом опирающаяся на форты и укрепления Северной стороны. Обстановка для группировки русских войск складывалась непростая. Но и задача перед союзниками стояла трудновыполнимая. Возникла тактическая пауза, которая была нарушена полковником Оклобжио с частью Верхне-Бельбекского отряда, состоящей из Смоленского полка в трехбатальоннном составе и кавалерийского отряда, всего около 4000 человек.
26 ноября 1855 года, передовая группа из отряда полковника Оклобжио, поднявшись ранним утром на Хамильские высоты, без выстрела пленила французские посты и уже весь отряд неожиданно обрушился на неприятеля, находящегося в деревнях Уркуста (Передовое) и Бага (Ново-Бобровское). После короткого боя французы были выбиты из этих пунктов и отброшены к реке Черной. Паника распространилась среди французских войск по всей Байдарской долине. Собрав значительный по силе отряд, усиленный кавалерией и артиллерией, французский главнокомандующий направил его к перевалу. Увидев, что к занятым русскими войсками деревням приближаются превосходящие силы неприятеля, полковник Оклобжио дал приказ отступать и благополучно перевел свой отряд обратно через перевал. Французы не преследовали его. Ко времени боя горы были покрыты снегом, и тем неожиданнее для французов показалось появление русских воинов, свалившихся на них с заснеженного перевала. «Дело Оклобжио» было последним крупным столкновением враждующих армий на земле Крыма. Тем большее значение имеет тот факт, что оно закончилось победой русских войск.
Князь Горчаков не в полной мере оценил значение этого боя, может быть потому, что рейд Оклобжио был произведен не по его инициативе. Совсем иначе оценил его неприятель. Несмотря на то, что наши противники сильно преувеличивали героизм своих войск, «отбросивших сильнейшего врага» за перевал, но тем не менее, официально вынуждены были признать, что «моральный эффект этой попытки был на стороне врага. Она подбодрила русские войска демонстрацией активности, которая отсутствовала у союзников». В штабах же у союзников значительно поубавилось уверенности в успехе планирующихся наступательных операций.
Для нас же важен сам факт подтверждения реальной опасности защитникам Северной стороны, не только со стороны Бельбека, но и с направления Шули-Каракоба. С полным на то основанием, можно утверждать, что союзники объективно оценивали мощь и боевую устойчивость русских батарей Северной стороны, и реально исходящую от них опасность. Подтверждением того, что союзники основательно готовились к наступлению в глубь Крыма говорят и факты сосредоточения войск под Севастополем. В декабре большая часть английских и французских батальонов и эскадронов была вывезена морем из Керчи в Севастополь, их место заняли турки.
Было бы нелишне заранее извиниться перед читателем, за то, что приходится утомлять его внимание эпизодами из Крымской войны, напрямую не связанными с боевой деятельностью нашего героя. Основным поводом к тому является период боевой деятельности Ивана Руднева на батареях Северной стороны, сыгравших значительную роль в боевом противоборстве сторон, и откровенным желанием авторов познакомить читателя с малоизвестным и усиленно замалчиваемым периодом войны в Крыму. То, что союзникам этот период войны не принес победных лавров, – это более чем очевидно. Очевидно и то, что союзные войска в Крыму оказались в сложнейшем и глупейшем положении. Фактически вымирая от инфекций и простудных заболеваний, не способные на решительные, активные действия, решись они на третью зимовку в Крыму, они бы стали посмешищем для всего мира! Тот факт, что французские саперы в сложнейших условиях взялись пробивать трассу в горах между Биюк-Мускомья (Широкое) и Уркуста (Передовое) для последующего наступления на Симферополь, невольно заставляет усомниться в психической полноценности французского командующего. Более сложным маршрутом передвигались разве только Суворовские «орлы» в своем легендарном походе через Альпы. Русские войска на любом этапе подобного выдвижения смогли бы даже небольшими заслонами сорвать им переход. Разведочные рейды французских войск в направлении Шули-Каракоба так же несколько остудили их планы на маневренный вариант ведения боевых действий. В своем желании любыми средствами имитировать кипучую деятельность союзники не останавливались и перед актами мародерства. Горы, отделяющие Байдарскую долину от Южного берега Крыма, до известной степени служили границей занятой французами территории. Постепенно они стали просачиваться на юг. Еще 7 сентября 1855 года был сожжен помещичий дом в Мухалатке, 11 сентября – временно захвачен Кастрополь, 19 сентября – разграблены имения Кучук-Кой и Кикенеиз. Для борьбы с французскими мародерами был создан партизанский отряд под командованием майора Мусина-Пушкина. Он состоял из одной роты Алексапольского полка и части Балаклавского греческого батальона. Отряд базировался на Лимены (Кацивели). Этой меры вполне хватило на то, чтобы с конца сентября вылазки французов на Южный берег прекратились.
Крымская зима, какая бы ни была она мягкая, внесла и тут свои коррективы в планы союзников. Потери от простудных и инфекционных заболеваний в зимние месяцы 1855-1856 годов превысили прошлогодние, принеся неожиданно большие «небоевые» потери. Эта проблема остро стояла перед воюющими армиями весь период ведения боевых действий, в ходе Крымской кампании, но на фоне многочисленных боевых потерь, она не так болезненно воспринималась.
Не обошла стороной эта проблема и личный состав фортов и батарей Северной стороны. Источники воды на Северной стороне традиционно не удовлетворяли гигиеническим требованиям к питьевой воде. Вода же являлась основным источником кишечных и инфекционных заболеваний. Представьте себе лагеря русской армии на плато между Инкерманом и Бельбеком… Десятки тысяч воинов в сырых землянках, бараках, палатках; при слабом гигиеническом и медицинском обеспечении и недостаточном питании… Только среди дружин ополчения, прибывших из Нижегородской губернии, не участвовавших ни в одном бою, потери от болезней составили до 38% личного состава. Аналогичная картина была не только в ополченских дружинах, но и в кадровых дивизиях…
Мы немного отвлеклись от нашей основной темы. Хотя, теперь уже трудно определить, что важнее было для офицера, в заведовании которого были позиции батарей, 540 матросов, 76 офицеров, десятки укрытий, блиндажей, лазарет, полевые кухни, хлебопекарни, конюшни и прочее хозяйство.
Читаем очередную строку в послужном списке нашего героя: «За командование группой батарей во 2-й оборонительной линии награжден орденом Св. Анны 2-й степени с Императорской короной и мечами. 28 декабря 1855 года произведен «за отличие» в капитаны 2 ранга».
Между этими двумя емкими строками послужного списка многое просматривается. И бессонные ночи под обстрелом вражеских батарей, и бесконечные хозяйственные заботы по обеспечению батарей всеми видами довольствия. Несомненны заслуги Григория Ивановича как опытного офицера-артиллериста и как грамотного военного руководителя и администратора. Что же касается награждения орденом Св. Анны 2-й степени, то в большинстве случаев, этой наградой удостаивался штаб-офицер, награждавшийся этой степенью ордена «с мечами» за боевые заслуги, а уже отдельно и «за особые заслуги» к ордену «жаловалась» еще и Императорская корона. В нашем случае награждение было произведено одним приказом. Это уже о многом говорит. Показательно и то, что звание капитан 2 ранга Григорий Иванович получил не «в очередь», а опять таки, «за отличие».
В январе 1856 года между Россией и англо-французским блоком было заключено перемирие, а в конце февраля в Париже собрался конгресс под эгидой императора Наполеона III, который поручил графу Валевскому председательствовать на этом форуме. Русскую сторону представлял князь Алексей Федорович Орлов. Менее чем через месяц, 18 марта, Франция, Англия, Турция, Сардиния, Австрия, Пруссия и Россия подписали трактат, который получил наименование Парижского мира. Черное море объявлялось «нейтральным», обе черноморские державы потеряли право иметь на Черном море боевой флот и создавать военно-морские базы. Проход военных кораблей через Босфор и Дарданеллы запрещался для всех государств. Россия обязывалась возвратить Турции занятый нашими войсками крепость и город Карс, уступить Молдавскому княжеству устье Дуная и часть южной Бессарабии, отказаться от ранее завоеванных прав в покровительстве христианским подданным султана. Союзники покидали Севастополь и акваторию Черного моря. Состав русской Черноморской флотилии ограничивался шестью небольшими винтовыми корветами водоизмещением до 800 тонн, девятью транспортными паровыми судами и четырьмя колесными пароходами.
Читаем очередную строку в послужном списке Ивана Григорьевича: «18 марта 1856 года награжден орденом Св. Станислава 2-й степени с императорской короной и мечами». Эта награда не требует особых комментариев. Штаб-офицер, капитан 2 ранга, за успешное исполнение служебных обязанностей в боевых условиях, награждался очередным по статуту орденом. Эта награда лишь подтверждает значимость награждения предыдущим орденом, – более старшим и почетным, – Св. Анны 2-й степени.
18 марта 1856 года был заключен мирный трактат. Окончилась Крымская война, вызвавшая громадные вооружения, поглотившая несколько миллиардов золотых рублей, заставившая воевавшие народы облачиться в траур, вследствие гибели множества людей…


Между двумя войнами (1856-1877 гг.)

В 1857 году капитан 2 ранга Руднев был награжден Орденом Св. Георгия 4-й степени «за 18 морских кампаний», Самолюбие заслуженного моряка было частично удовлетворено, – наконец то он получил Георгиевскую награду.
В этой непростой ситуации, естественно, перед молодыми черноморскими офицерами остро встал вопрос о дальнейшей карьере. Но, если молодой поручик граф Толстой, получив заряд военных впечатлений на всю оставшуюся жизнь, поспешил сменить сырой блиндаж с крысами на Четвертом бастионе на уютные литературные гостиные Москвы и Санкт-Петербурга, то капитан 2 ранга Руднев приложил все усилия для того, чтобы остаться в морском строю. Положение усложнилось тем, что Морское министерство, в соответствии с условиями Парижского мирного договора, резко сократило штаты черноморских флотских и береговых рабочих экипажей. Вместо семи указанных подразделений было оставлено только одно в составе четырех рот (16 офицеров и 1088 матросов), при этом для Севастополя предназначалась всего одна рота.
Полузатопленный «Херсонес», единственный из пароходов, подлежал восстановлению и тем позволил «остаться на плаву» своему героическому командиру. В августе 1856 года «Херсонес» был снят с мели и на буксире парохода «Арго» Руднев привел своего многострадального ветерана в Николаев на ремонт и вооружение. Назначение Руднева командиром «Херсонеса» совпало по времени с созданием Российского общества пароходства и торговли (РОПиТ) По Высочайшему указу, подписанному 19 июня 1857 года, капитан 2  ранга Руднев увольнялся от службы для плавания на коммерческих судах.
О значении РОПиТ в деле становления парового морского судоходства сказано много и я не стану повторяться. Не маловажное значение этой организации в том, что она позволила сохранить для Российского военно-морского флота офицерские кадры, которые очень скоро опять были востребованы по своему основному предназначению, для службы на боевых кораблях. Исключительная роль в этом серьезнейшем деле принадлежала директору РОПиТ капитану 1 ранга Николаю Андреевичу Аркасу (1816-1881 гг.).
Николай Андреевич Аркас более двадцати лет проплавал на Балтийском, Черном и Средиземном морях, участвовал в боевых действиях против турок на Кавказском побережье, где командовал кораблями и отрядом паровых и парусных судов. Контролировал постройку парохода «Владимир» на английских верфях и несколько лет командовал этим пароходом. Для практического ознакомления с постановкой пароходного дела в западных странах Аркас выезжал в Бельгию, Англию, Францию, Германию, Голландию. Им написан ряд научных статей по иностранным флотам, напечатанных в «Морском сборнике». В 1860 году Аркас получил звание контр-адмирала, продолжая свою деятельность в РОПиТе, затем вернулся на действующий военно-морской флот.
В 1857 году, передав «Херсонес», находившийся в ремонте, своему помощнику, Руднев находился в плавании на коммерческих судах в Черном и Средиземном море. По ходатайству Аркаса уже 27 октября 1858 года капитан 2 ранга Руднев из резерва был переведен на действительную службу.
Оформив передачу «Херсонеса» своему преемнику, Руднев принял назначение командиром 29 флотского экипажа с местом службы в Николаеве.
Жизнь меж тем шла своим чередом. В метрической книге Адмиралтейского Николаевского собора за №382 появляется запись: 25 октября 1859 года у капитана 2 ранга и кавалера Руднева Ивана Григорьевича и Надежды Александровны – его жены родилась дочь – Мария. Свидетелями крещения дочери записаны: Генерал-адмирал Великий князь Константин Николаевич; его Императорское Высочество, Великий князь Николай Николаевич и заведующий Морской частью в Николаеве, Свиты Его Величества контр-адмирал Бутаков Григорий Иванович. При таких крестных отцах хорошо было бы родиться сыну – будущему моряку, но это еще все впереди.
Оставаясь командиром 29 флотского экипажа, в 1858-1860 годах, капитан 2 ранга Руднев, командуя винтовым пароходом «Зубр», плавал у восточных берегов Черного моря. В сентябре 1859 года Иван Руднев производится в капитаны 1 ранга. Жизнь не стоит на месте. Разрушенный и опустевший Севастополь начал понемногу оживать, – возникли предпосылки для восстановления порта. В марте 1860 года капитан 1 ранга Руднев назначен командиром 1-го сводного Черноморского экипажа. Этот период связан с возрождением Севастопольского порта. В 1861 году капитан 1 ранга Руднев награжден орденом Святого Владимира 3-й степени с мечами.
У читателя вполне закономерно может возникнуть вопрос, на каком основании в мирное время офицер награждается весьма значительным орденом «с мечами»? Правильнее было бы назвать эту награду Орденом Святого Владимира 3-й степени «с мечами над орденом». До 1870 года разрешалось, при получении более старшей награды, при условии, что младшая была получена за боевые заслуги, «мечи» переносить на верхний луч орденского креста и так же помещать «мечи» в верхней части орденской звезды. С 1870 года разрешено было боевые награды младших степеней носить после награждения более высокой степенью ордена и надобность в переносе мечей отпала.
В эти годы восстанавливается в Севастополе Большой Мортонов эллинг (Б.М.Э.), что было весьма значительным событием для порта и города. Под личным контролем капитана 1 ранга Руднева прошел первый испытательный подъем из воды 120-сильного парохода «Митридат», для ремонта и окраски подводной части. За 1861 год было поднято и отремонтировано 22 паровых судна, а в следующем 1862 году – 28 пароходов. В 1863 году докование и ремонт были выполнены на 40 судах. Примечателен тот факт, что построенное сразу после Крымской войны судоподъемное устройство продолжало действовать с высокой эффективностью в течение 80 лет, вплоть до эвакуации Севастопольского морского завода из Севастополя в 1941году. Восстановив сооружения, обеспечивающие докование и выполнение полного ремонта судов с паровыми установками мощностью до 400 л.с., а также создав условия для постройки новых паровых судов аналогичных размеров было выполнено одно из основных условий создания на базе Севастопольского порта корабельного соединения военно-морского флота. Параллельно с судоремонтной деятельностью, с 1868 года в Севастополе началось новое судостроение.
В связи с реорганизацией Севастопольского порта и изменением орг-штатной структуры капитан 1 ранга Руднев 1 января 1869 года производится в контр-адмиралы, с назначением «состоящим по Черноморской флотилии». В том же году, как напоминание о лихой молодости Руднев награжден «медалью за покорение Кавказа» и «Крестом за службу на Кавказе».

Младший флагман Балтийского флота

Командование Военно-морским флотом, оценив служебную деятельность контр-адмирала Руднева и, просчитав его возможные перспективы, отозвало его на Балтийский морской театр. Не лишне при этом заметить, что последние десять лет непосредственным начальником Руднева был его соратник по обороне Севастополя адмирал Бутаков, незадолго до этого переведенный с Черного моря командиром практической эскадры Балтийского флота. Так что, перевод Руднева на Балтику вполне закономерен. 10 февраля 1869 года контр-адмирал Руднев назначается младшим флагманом Балтийского флота.
Что же представлял в эти годы Балтийский флот? Появление броненосных паровых судов во флотах ведущих европейских морских держав весьма обеспокоило руководителей Морского ведомства России. Возглавлявший его с 1860 г. адмирал Краббе, заявил, что появление броненосцев свело к нулю боевую ценность построенного деревянного винтового флота, и «Россия стоит перед грозной опасностью нападения на ее жизненные центры с моря. Кронштадт в случае нападения с моря не может быть спасен». В связи с этим, в 1862-1863 гг. комитет под председательством вице-адмирала Румянцева принял решение превратить в броненосцы деревянные винтовые корветы «Севастополь», «Петропавловск» и строящийся «Аскольд», кроме того, рекомендовалось переделать в броненосцы винтовые линейные корабли «Император Николай I», «Синоп», «Цесаревич» и фрегат «Генерал-адмирал». Остальные деревянные линейные корабли с винтовыми двигателями предполагалось сохранить для плавания во внутренних водах.
Предпочтение руководителей Морского ведомства оборонительному флоту встретило возражение многих моряков. Они считали, что добровольный отказ от мореходного, океанского флота ставит Россию в крайне невыгодное положение и роняет ее престиж великой державы. А пока шла дискуссия, Морское министерство создало следующую тактическую организацию Балтийского флота. С 1857 по 1862 год все суда на Балтике были разделены на 3 разряда. К 1-му разряду относились суда готовые к плаванию. Ко 2-му относились суда, готовые к вооружению. К 3-му разряду относились суда, предназначенные для внутреннего плавания. Созданы были три эскадры кораблей 1 и 2 разряда: одна для защиты Петербурга, а две – для проведения стратегических акций в Атлантике и Тихом океане. В Атлантическую эскадру вошли 3 фрегата: «Александр Невский», «Ослябя», «Пересвет»; два корвета: «Витязь», «Алмаз» и один клипер. Командиром эскадры назначен контр-адмирал Лесовский. В эскадру Тихого океана вошли 3 корвета: «Богатырь», «Калевала», «Рында»; 2 клипера: «Абрек», «Гайдамак» и винтовая лодка «Морж». Командиром эскадры назначен контр-адмирал Попов. Кстати, появление Тихоокеанской эскадры у берегов Северной Америки в 1863 году, когда Англия и Франция помогали рабовладельческим штатам – было важнейшей политической услугой России – САСШ.
Первым броненосным железным кораблем, построенным отечественной промышленностью, была броненосная канонерская лодка «Опыт». Этот корабль, построенный в 1861 году, был первым железным броненосным кораблем в мире. Англия только в 1862 году построила свой первый железный броненосный корабль. В 1863 году был построен броненосец «Первенец», названный «плавучей батареей», в то время еще не была разработана классификация боевых броненосных кораблей. Корпус корабля был обшит 112 мм броневым поясом по всей ватерлинии. Его вооружение состояло из 14 – 203 мм нарезных и двух 152 мм орудий. Для обороны Кронштадта и берегов Финского залива были построены 11 броненосных металлических кораблей типа мониторов по проектам русских корабельных инженеров. Эти корабли водоизмещением 1400 – 1600 тонн, вооружались одним 361 мм. орудием в башне, замененной впоследствии двумя 229 мм. нарезными орудиями. Кроме того, построена броненосная батарея «Кремль», вооруженная 8 – 203 мм, 7 – 152 мм и 8 орудиями меньшего калибра.
С 1867 года русский флот уже стал снабжаться нарезными орудиями с продолговатыми снарядами. Еще в 1858 году в Кронштадте был построен завод для постройки корабельных машин и котлов, а также их ремонта. По новой судостроительной программе 1864 года было построено восемь броненосных кораблей разного типа: двухбашенные лодки «Чародейка» и «Русалка» (погибла в 1894 году во время шторма по пути из Ревеля в Гельсингфорс. Причиной гибели была весьма малая остойчивость, свойственная всем мониторам, при невысоком их борте); двухбашенные фрегаты «Адмирал Спиридов» и «Адмирал Чичагов»; трехбашенные фрегаты «Адмирал Грейг» и «Адмирал Лазарев». Броненосные рангоутные фрегаты: «Князь Пожарский» и «Минин». Указанные выше последние шесть кораблей представляли собой броненосцы береговой обороны, с расчетом на плавание в Финском заливе. Они были спущены на воду в 1867-1868 годах. Броненосные фрегаты явились следующим шагом в развитии броненосного флота. Для сравнения, в это время в Англии и США строились только мониторы водоизмещением до 1500 тонн.
Для прикрытия мелководных подступов к Кронштадту было построено девять мелкосидящих канонерских лодок типа «Ерш» с водоизмещением 360-450 т. со скоростью хода 7-9 узлов, вооруженных одним 280 мм орудием. Постройкой этих кораблей создание оборонительного флота на Балтике было завершено, что дало возможность перейти к строительству броненосного и крейсерского флота.
В 1869 году был разработан проект океанского крейсера. По этому проекту в 1870 году было заложено два крейсера «Генерал-адмирал» и «Герцог Эдинбургский» водоизмещением 4600 т., вооруженных 4-203 мм орудиями в бортовых выступах (спонсонах) и двумя 152 мм орудиями на поворотных платформах (по одному в носу и в корме). Проектная скорость хода кораблей составляла 13,6 узла. Таким образом, Россия первая приступила к строительству броненосных крейсеров, ее примеру последовала Англия.
Я подробно охарактеризовал обстановку на Балтийском флоте к моменту назначения контр-адмирала Руднева младшим флагманом флота. Кроме командно-административной деятельности Руднев постоянно на кораблях выходит в море. В 1870 году контр-адмирал Руднев находился в плавании на фрегате «Петропавловск». В кампании 1871 года Руднев держит свой флаг на фрегате «Громобой». В 1872 году младший флагман находился в море на борту фрегата «Князь Пожарский». Должно быть, название фрегата согревало душу адмиралу-нижегородцу. На верфях Петербурга были заложены восемь винтовых небронированных клиперов с парусным вооружением водоизмещением 1330 т. с проектной скоростью 11-13 узлов, вооруженных тремя 152 мм орудиями, расположенными на верхней палубе на поворотных платформах. Эти корабли создавались с целью борьбы с торговым мореплаванием противника на океанских просторах. Первые четыре клипера: «Джигит», «Разбойник», «Стрелок» и «Крейсер» – железные, без двойного дна, но с водонепроницаемыми переборками, – остальные: «Наездник», «Пластун», «Вестник», «Опричник», – имели корпус, построенный по композитной схеме, т.е. имели железный набор и деревянную обшивку. Для защиты от обрастания подводная часть клиперов обшивалась цинковыми листами. Корабли эти предназначались для усиления нашей корабельной группировки на Дальнем Востоке. Основным потенциальным противником России оставалась Англия, и увеличение флота происходило в предвидении возможной войны.
Четырехлетняя служба на Балтике, имела исключительно важное значение для подготовки контр-адмирала Руднева к самостоятельной деятельности флотского масштаба. Этот период службы отмечен награждением Руднева в 1871 году Орденом Святого Станислава 1-й степени. Это по всем меркам – серьезный рубеж, – адмиралу пошел шестой десяток.
Можно подвести и определенный житейский итог. Как уже говорилось, от первого брака у Ивана Григорьевича была дочь Мария, родившаяся 25 октября 1859 года. Вторым браком Иван Григорьевич был женат на Ждановой Марине Исаковне, дочери надворного советника. Во втором браке родились дочери: Евгения – 28 августа 1864 года; Зинаида – 2 августа 1865 года; София – 23 мая 1872 года; сыновья: Леонид – 3 августа 1863 года, Николай – 18 сентября 1870 года; Сергей – 23 февраля 1873 года, Владимир в 1879 году.
Основательность и упорство в достижении поставленной цели дали свои заметные результаты и в воспитании детей, – два сына Руднева стали морскими офицерами и пронесли семейную флотскую эстафету через две войны: Русско-японскую и Первую Мировую.
Меняется обстановка на юге России. Франко-прусская война привела к крушению Второй империи, выступавшей гарантом Парижского мирного договора. 31 октября 1870 года канцлер князь Горчаков поспешил объявить об отмене статей о «нейтрализации» Черного моря. В 1871 году в Лондоне собралась международная конференция по уточнению режима прохода судов Черноморскими проливами.
По поручению правительства, за несколько месяцев до начала совещания министр иностранных дел и государственный канцлер России Александр Михайлович Горчаков особым циркуляром от 19 октября 1870 года поставил в известность Англию, Францию, Турцию, Пруссию, Австрию и Сардинию об отказе в дальнейшем соблюдать статьи Парижского мирного договора, в том числе и в отношении военного флота на Черном море. Несмотря на сильное сопротивление стран-участниц и попытки Великобритании образовать коалицию против России, собравшиеся представители держав 1 марта подписали конвенцию о проливах Босфор и Дарданеллы, в которой указывались и положения циркуляра Горчакова. Дорога для строительства Черноморского флота была открыта.
1 ноября 1871 года Особое совещание под председательством генерал-адмирала Великого князя Константина признало целесообразным восстановить Севастополь как главную базу флота на Черном море, где должны быть сосредоточены средства содержания и ремонтирования судов.
Уже в 1871 году в Николаеве на адмиралтейской верфи заложены два первые корабля для восстанавливаемого Черноморского флота – броненосцы береговой обороны «Новгород» и «Киев», последний в октябре 1873 года переименован в «Вице-адмирал Попов». Они были спроектированы известным адмиралом и талантливым кораблестроителем Андреем Александровичем Поповым, одним из ближайших помощников адмиралов Корнилова и Нахимова в ходе обороны Севастополя. На броненосцах устанавливались 280 мм и 356 мм артиллерия главного калибра и бортовая броня толщиной 229 и 356 мм соответственно. Для «Новгорода» часть конструкций и механизмов изготавливалась в Петербурге, а сборка осуществлялась в Николаеве.
В 1872 году, наряду со сдачей паровой шхуны «Кача», севастопольские судостроители приступили к постройке своего первого военного корабля – железного 33,5-метрового парохода «Гальванер» и двух паровых судов «Запорожец» и «Посыльный».
Принятие решения сказалось и на процессе развития Севастополя. В шестидесятые годы восстановление города шло медленно, всюду оставалось много развалин и пустырей, население вместе со слободками насчитывало всего около 6000 человек, даже центральные улицы не были застроены. Положение заметно стало меняться в связи со строительством железной дороги. Постепенно город и порт, наряду с военным назначением, становятся крупным коммерческим и транспортным узлом, возрастает значение таможни, открытой еще в 1863 году.
16 июня 1873 года в Севастополе было учреждено градоначальство, объединяющее Севастополь и Балаклаву. 18 августа управляющим Морским министерством был издан приказ, утвердивший Проект временного штата Управления Севастопольского порта. 15 сентября 1875 года севастопольцы встречали первый поезд, прибывшей по законченной строительством железной дороге.
В 1873 году контр-адмирал Руднев назначается старшим в отряде судов, крейсировавших в Черном море. Свой флаг он держал на корветах «Ястреб» и «Львица».

Старший флагман Черноморского флота

1 января 1874 года контр-адмирал Руднев назначается старшим флагманом Черноморского флота.
Слабость флота на Черном море Россия компенсировала посылкой отрядов боевых кораблей в Средиземное море с Балтики. Так, присутствие в Средиземном море новейшего русского броненосца «Петр Великий» вызвало массу газетных публикаций в западной прессе.
Чем же они были вызваны? «Петр Великий» – первый башенно- брустверный броненосец. При водоизмещении 9665 т, он имел броневой пояс и бруствер толщиной брони 203-356 мм, 4 – 305 мм орудия в двух башнях, защищенных 305-356 мм броней; две паровые машины, два винта, обеспечивающие скорость хода 12,5 узла. Вступил в строй в 1875 году. Обладал хорошей остойчивостью и прекрасными мореходными качествами. Являлся в то время, по сути, самым сильным броненосным кораблем в мире – прототипом будущих эскадренных броненосцев. Честь разработки его конструкции принадлежала вице-адмиралу Попову.
Английский конструктор и журналист Рид писал в журнале «Таймс»: «Русские превзошли нас как в отношении боевой силы существующих судов, так и в отношении новых способов постройки их. Их «Петр Великий» совершенно свободно может идти в английские порты, так как представляет собой судно более сильное, чем всякий из собственных наших броненосцев». Эта выдержка из газетной публикации напоминает больше истерику чересчур впечатлительного журналиста, но, если учесть, что Рид являлся и известным конструктором, то можно представить фактическую суть дела.
По результатам боевой подготовки Черноморской флотилии старший флагман флота контр-адмирал Руднев был награжден орденом Св. Анны 1-й степени. 1 января 1875 года Иван Григорьевич становится вице-адмиралом.
В конце 1876 года резко обостряется обстановка в Европе, – Великобритания крайне болезненно реагирует на усиление внешнеполитической деятельности России. Остро встала проблема защиты черноморских берегов. Турция, идя на поводу у Англии, наращивает свои военно-морские силы. Турецким морским силам, располагавшим пятнадцатью броненосными кораблями, шестью мониторами на Дунае и значительным количеством других судов, наше командование могло противопоставить лишь два броненосца береговой обороны «Новгород» и «Вице-адмирал Попов», несколько старых винтовых корветов и небольших винтовых пароходов.
Для усиления флота правление РОПиТ передало флоту новые, крупные, быстроходные пароходы «Великий Князь Константин», «Веста», «Владимир», «Аргонавт» и семь малых паровых судов и катеров. Адмиралтейство развернуло в Севастополе работы по вооружению и дооборудованию указанных пароходов для несения крейсерской, сторожевой, разведывательной и других видов боевой службы.
Однако все эти меры далеко не уравняли силы с флотом потенциального противника. Нужно было решать, как и чем компенсировать неравенство в силах, обеспечить морские фланги наступающих сухопутных войск и защиту своего побережья в случае начала военных действий.

Участие в русско-турецкой войне
1877-1878 гг.

Об этой войне России с Турцией советская историография вспоминает очень редко, и то, больше в связи с исторической миссией России по освобождению от турецкого гнета братского болгарского народа. А если бы не серия всемирно известных картин Верещагина, посвященных событиям этой войны, то об участии флота в боевых действиях в этой войне против турок вспоминали бы только специалисты-историки. Имеется ряд причин, по которым по сей день об истинных истоках этой войны военные историки говорят с оглядкой на пресловутое «общественное мнение».
Балканская война 1877-1878 годов стала одиннадцатой по счету русско-турецкой войной и последним крупномасштабным военным конфликтом в Европе XIX века. В орбиту боевых действий с турецким флотом в той или иной степени попало все черноморское побережье России от Одессы до Сухума.
Несмотря на тяжелый финансовый кризис, вызванный Крымской войной, экономика России продолжала быстро развиваться. Имея серьезный экономический потенциал, правящие круги Российской империи даже после тяжелейших финансовых и экономических потрясений могли уже отстаивать свои позиции, несмотря на агрессивный натиск европейского финансового капитала. Однако то обстоятельство, что большинство представителей тогдашней российской элиты держали свои капиталы в крупнейших европейских банках, то есть в распоряжении европейских банкиров, делало немыслимым ведение серьезной борьбы с политикой обнаглевших банкиров.
Экономические реформы 60-70-х годов XIX века в России проводились не столько в интересах русской промышленности, сколько по требованию и в интересах евробанкиров. Конечной целью этого многоступенчатого реформирования предусматривалось создание в стране разветвленной системы частных банков, что дало бы евробанкирам активный инструмент контроля и управления над российскими финансами. Подготовка к созданию системы частных банков в России началась еще в 1859 году, когда возглавлявший группу российских либеральных экономистов М. Рейтерн, являвшийся доверенным лицом морского министра великого князя Константина Николаевича, бывшего министра иностранных дел Нессельроде и пр. взялся готовить закон о реформе банковской системы России. Сразу после занятия поста министра финансов Рейтерн выполнил первое условие евробанкиров, – добился у императора права ежегодно обнародовать государственный бюджет. Этой, так называемой «прозрачности» государственного бюджета давно, но до тех пор безуспешно, добивались европейские банки от России.
Одновременно с финансовым воздействием на Россию в 1863 году Ротшильды пытаются с помощью силового воздействия нарушить стабильную внутриполитическую обстановку в России. Наиболее подходящим местом для этого было признано «царство Польское», в котором в это время под влиянием либеральной политики Александра Второго бурно развивалось движение за независимость. После ожесточенных боев и столкновений, длившихся более года, русские войска к апрелю 1864 года полностью подавили восстание в Польше.
Решительное подавление польского восстания и то обстоятельство, что крах Петербургской биржи не вызвал общего финансового краха в России, заставили Ротшильдов на некоторое время уменьшить давление на Россию, тем более, что в этот период центр приложения их интересов резко переместился во Францию. На повестке дня банкирского дома Ротшильдов стоял вопрос об устранении режима «Второй империи» Наполеона Третьего, вдруг возомнившего себя независимым от мировой закулисы монархом, позабывшим о том, на чьи деньги и чьими стараниями он пришел к власти…
Но после того, как к середине 1871 года Ротшильды, наконец, установили полный контроль над Францией, они вновь обратили свое внимание на Россию.
Теперь инструментом воздействия на Россию была выбрана Турция. Провокацией этой войны должны были стать волнения славянских народов, находившихся под турецким господством, и традиционно рассчитывавших на поддержку России. Эти восстания вспыхнули сначала в Боснии в 1875 году, а затем в Болгарии в апреле 1876 года. Их организатором стал Болгарский революционный центральный комитет, тесно связанный с Европейским центральным демократическим комитетом во главе с масоном Мадзини. Это все тот же Мадзини, который на деньги Ротшильдов еще в 1850 году финансировал антироссийскую компанию накануне Крымской войны, оплачивал «текущие расходы» Герцена и Огарева… Денег Ротшильды не жалели, – в том же 1876 году инициирована война Сербии с Турцией. Сербское руководство умудрялось, находясь на российском иждивении, получать солидную финансовую поддержку и от агентов Ротшильда.
Когда к лету 1876 года восстание в Болгарии было подавлено, а сербская армия разгромлена, либеральная пресса России устроила разнузданную пропагандистскую кампанию, требуя немедленно начать войну с Турцией. Одновременно агенты влияния Ротшильдов в правящей элите Турции активно провоцировали геноцид славянского населения на Балканах и вызывающее поведение Турции по отношению к России. Этими совместными акциями 12 апреля 1877 года очередная русско-турецкая война была развязана…
Читатель вправе спросить, какая связь между кознями Ротшильдов, близорукой политикой российской дипломатии, авантюризмом ближайшего окружения Императора России и военной судьбой адмирала Ивана Руднева? В том то и вся суть, что, являясь одним из непосредственных руководителей обороны Черноморского побережья, совершенно не подготовленного к войне, адмирал Руднев стал заложником этой сложнейшей ситуации, и со своими старыми боевыми соратниками в полной мере разделил тяжелейшее бремя ответственности за честь и достоинство России на ее черноморских рубежах.
4 апреля 1877 года вице-адмирал Руднев назначается начальником морской и береговой обороны Очаковского укрепрайона, – расположенного в непосредственной близости от планируемого театра военных действий. Этим же приказом начальником Одесского укрепрайона назначен молодой и перспективный контр-адмирал Чихачев. На другие участки побережья так же были назначены ответственные начальники. Общее руководство боевой деятельностью частей флота и береговой обороны возглавил Главный командир Черноморского флота и портов вице-адмирал Аркас.
Как уже отмечалось, флот Турции многократно превосходил наши морские силы на Черноморском театре военных действий. Помимо шести броненосцев, турецкий флот имел в своем составе еще четыре пары броненосцев береговой обороны, построенных во Франции (типов «Ассари-Шевкет» и «Люфти-Джелиль»), Англии (типов «Авни-Иллах» и «Фетхи-Буленд»), а также броненосца австрийской постройки – «Иджалие». Разные по типам, они обладали довольно близкими боевыми характеристиками: водоизмещение 2000-2700 тонн, скорость хода 12-13 узлов, вооружение из 4-5 орудий калибром от 7 до 9 дюймов. В строю также были 2 двухбашенных монитора и 8 канонерских лодок. Кроме броненосного, имелись еще многочисленный паровой деревянный и, наконец, парусный флоты. В общей сложности, турки располагали 121 кораблем с 763 орудиями и 23 тысячами человек экипажа. На турецких кораблях служили 370 англичан, в том числе 70 офицеров.
Столь грозной броненосной эскадре противника мы могли противопоставить лишь две броненосные плавбатареи – «поповки», 4 деревянных винтовых корвета, 13 вооруженных шхун, 7 пароходов и колесную яхту «Ливадия».
Реально оценивая свои возможности, флотское командование на Черном море предпринимает ряд экстренных мер: на наиболее угрожаемых участках прибрежной зоны и перед черноморскими портами были выставлены оборонительные минные заграждения. Подобное мероприятие в таких масштабах проводилось впервые в практике военно-морских флотов мира. К примеру, перед Одессой было выставлено 610 гальванических мин в четырех линиях. Минная оборона была создана и при входе в Днепровско-Бугский лиман, в районе Очакова. Минные заграждения прикрывались огнем береговой артиллерии и броненосцев береговой обороны.
В непосредственном подчинении вице-адмирала Руднева были два броненосца береговой обороны «Новгород» и «Вице-адмирал Попов». При диаметре 30,8 м и осадке 3,8 м «поповка» имела водоизмещение 2670 тонн, была обшита 275 мм броневым поясом (229 мм плиты на толстой тиковой подкладке и 50 мм палубное покрытие), что соответствовало проектировочному заданию. Вооружение состояло из двух 305 мм нарезных орудий в барбетной установке. Она приводилась в движение шестью винтами и имела скорость 6-7 узла.
Единственным серьезным недостатком корабля, имевшего круглый корпус, была слабая устойчивость на курсе при стрельбе из орудий. Возникал момент вращения вокруг вертикальной оси корпуса, который вполне компенсировался натяжением якорных цепей при стрельбе с якорной стоянки. В остальном же, оба корабля, занимая назначенную позицию в лиманах, представляли исключительную опасность для кораблей противника своими новейшими 305 мм орудиями, т.е. вполне соответствовали своему назначению. Экипаж корабля состоял из 17 офицеров и 170 матросов.
Для противодействия противнику, который мог, маневрируя перед минным заграждением, вести огонь по портовым сооружениям, были оперативно построены «батарейные плоты», вооруженные 224 мм орудиями и 152 мм мортирами. Плоты были защищены броневыми брустверами. Это детище изобретательного военно-морского ума вполне соответствовало обстановке и если бы «кабинетные» критики «поповок» обнаружили в военных отчетах заявки на изготовление «батарейных плотов», то подвергли критике не самые «поповки» а малое их количество. Обслуживание и охранение минного заграждения осуществлялось мелкосидящими пароходами и портовыми катерами, имевшими кроме артиллерийского вооружения шестовые и буксируемые мины. Эти суда в светлое время суток выполняли задачи военно-лоцманской службы, а ночью выдвигались на внешнюю линию мин в качестве сторожевого охранения.
На передовых постах Очаковской крепости, по примеру Севастополя, для своевременного обнаружения кораблей противника в ночное время, поставили мощные прожекторы. Это было первое боевое применение прожекторов. Береговые батареи обеспечивались телеграфной связью, что тоже было новинкой в военном деле. Таким образом, оборонительные минные заграждения, поставленные перед Очаковом, Одессой, Севастополем и другими черноморскими портами России, явились составной частью минно-артиллерийских позиций, обеспечение и руководство которыми требовало высокого уровня подготовки.
Таким требованиям вполне удовлетворял вице-адмирал Руднев. Но годы непрерывной службы и старые ранения все больше напоминают о себе. К этому сроку подоспел Именной императорский указ, в котором среди прочих привилегий, Рудневу разрешалось «во всех случаях вместо шляпы, носить фуражку, по причине болей, происходящих от контузий, полученных в Крымской кампании». Несмотря на недомогания, Руднев активно управлял средствами обороны на порученном ему участке побережья. Неукоснительно выполняя график заступления в боевое дежурство береговых батарей и кораблей, постов связи и наблюдения, Очаковская база успешно функционировала в режиме военного времени.
Важное значение имели активные минные постановки. Минные заграждения, поставленные русскими моряками на Дунае, сыграли решающую роль в нейтрализации турецкой речной флотилии, в состав которой входили мониторы и другие броненосные корабли, расположенные так, чтобы противодействовать переправе русских войск через Дунай в ходе наступательной операции. Командование флота решило пресечь доступ кораблей противника из Черного моря в гирла Дуная, изолировать группировки его речных сил друг от друга и преградить им подход к местам наших переправ. При осуществлении этого замысла мины заграждения сыграли решающую роль. При осуществлении минных постановок в северо-западной части Черного моря, в качестве базы кораблей-постановщиков использовался Очаков, как база, ближайшая к району непосредственных боевых операций. Все вопросы планирования, подготовки и руководство операциями кораблей во фронтовой зоне осуществлялись штабом района, созданного на базе Очаковского участка береговой обороны с передовым командным пунктом в старом Кинбурнском укреплении.
Для минных постановок на Дунае использовались паровые минные катера, а также небольшие пароходы «Заграждение» и «Опыт», служившие минными транспортами, с которых катера-постановщики принимали мины. После постановки минных заграждений группы кораблей противника, расположенные у Виддина, Никополя, Рущука и Силистрии, практически оставались заблокированными, так как от пунктов своих стоянок они могли отходить лишь до ближайших линий заграждения.
Первые минные постановки были произведены группой катеров в районе наведения переправ наших войск у Зимницы и Рении-Браилова. Минные постановки обеспечивались заранее развернутыми на берегу артиллерийскими батареями и минными катерами.
Корабли турецкой Дунайской флотилии (8 мониторов, 5 канонерских лодок и 11 пароходов) неоднократно пытались помешать нашим минным постановкам и операциям по обеспечению переправы.
Так, 29 апреля 1877 года при попытке противника атаковать наши катера в районе Браилова, от меткого выстрела русской полевой мортиры взорвался и затонул броненосец «Люфти-Джалиль». Легкость, с которой он отправился на дно, продемонстрировала беззащитность броненосных кораблей турок против навесного огня и позволила сделать выводы о внедрении горизонтальной защиты – броневой палубы. Кстати, через 4 месяца после гибели «Люфти-Джалиля» вступил в строй первый в мире бронепалубный корабль – английский «Шеннон», но туркам от этого легче не стало.
Ночью 14 мая 1877 года минные катера «Царевич», «Ксения», «Джигит» и «Царевна» смело атаковали шестовыми минами в Мачинском рукаве Дуная стоявшие под парами турецкие суда – монитор, броненосную лодку и вооруженный пароход. Монитор «Сейфи» в ходе атаки был потоплен.
Обращаем внимание читателя на тот факт, что этот боевой эпизод в общей хронике событий, обычно дается без комментариев. И, только, в 2002 году в издании исторического очерка «Черноморский флот России» на стр. 98 читаем: «В ночь на 14 мая катера «Царевич» и «Ксения» под командованием лейтенантов Ф.В. Дубасова и А.П. Шестакова шестовыми минами уничтожили стоявший на якоре в Мачинском гирле Дуная турецкий монитор «Сейфи».
Дело в том, что лейтенант Ф. Дубасов командовал группой из четырех катеров. Именно катер Дубасова нанес удар шестовой миной в борт монитора «Сейфи» и повредил его. Применение мины, укрепленной на 8-метровом шесте, было опасным не столько для неприятели сколько для самих атакующих… В ходе атаки катер был поврежден, потерял ход, наполнялся водой. И тогда, под убийственным ружейным и артиллерийским огнем турок, второй удар нанес катер лейтенанта Шестакова. Получив две пробоины, монитор «Сейфи» быстро затонул. Казалось бы, скрыть подробности атаки было невозможно. Тем более, что на катере Дубасова, в качестве волонтера, принял участие в атаке художник Верещагин, получивший серьезное ранение в бедро шрапнельной пулей, и в критической ситуации взявший на себя управление поврежденным катером. И, именно за эту атаку, лейтенант Дубасов был награжден орденом Св. Георгия 4 ст. Но в дальнейшем с именем Дубасова, генерал-адъютанта и адмирала, непременно связывалась карательная экспедиция против беснующейся сельской босоты и решительные действия по подавлению Декабрьского (1905 года) восстания в Москве. В этой связи долгие годы имя отважного моряка старательно замалчивалось.
Мы позволили себе несколько отвлечься от хода боевых действий моряков-черноморцев с турецким флотом, но не вспомнить добрым словом лихих героев-лейтенантов Дубасова и Рожественского было бы просто стыдно. После подрыва турецкого военного парохода в Сулинском гирле, противник более не пытался проникнуть в Дунай со стороны Черного моря. В итоге, турецкая речная флотилия на Дунае прекратила активные военные действия и часть кораблей (броненосные канонерские лодки «Подгорице» и «Скорда») была захвачена нашими войсками при взятии Никополя. В числе паровых судов, использованных для постановок мин, находилось два военных парохода «Инкерман» и «Прут» и шесть принятых от РОПиТа «Крикун», «Матушка», «Родимый», «Цакни», «Внучек», «Аккерман» и паровой киллектор военного ведомства. Из них в Керчи находились 4 парохода, в Очакове – 3 и в Севастополе – 2. Из этого расклада можно сделать вывод о том значении, какое значение придавалось Очаковской базе в плане проведения минных постановок во фронтовой зоне.
Одновременно с минными постановками, проводились мероприятия по организации брандвахтенной службы для предупреждения капитанов своих судов о минной опасности и «для охраны мин от порчи их судами», – проблема защиты минных заграждений. Все эти мероприятия проводились под руководством начальников морской и береговой обороны участков побережья. Эти мероприятия предусматривали и активные боевые действия.
В этой связи наибольший интерес представляет инструкция по активной обороне портов, в которой сказано, что: «В Черноморском флоте и в Русском обществе пароходства и торговли могут быть взяты любые потребные плавсредства, причем, следует только гарантировать их целостность, т.е. в случае гибели какого-либо из них, правительство обязывалось вознаградить РОПиТ. в размерах определенных предварительно по соглашению главного командира Черноморского флота и портов и директора Русского общества пароходства и торговли. Правительство обязывалось принять за счет казны все расходы по содержанию этих судов в действии или готовности. Со времени объявления войны, пароходы, назначенные для активной обороны портов, вверялись опытным командирам из числа офицеров, состоящих на действительной службе.
Еще в 1876 году из Петербурга по железной дороге прибыли минные катера «Чесма», «Синоп», «Наварин» и «Минер», переоборудованные из судовых паровых катеров длиной около 9 метров, с паровыми машинами мощностью 5 л.с., обеспечивающим им ход 6 узлов. «Чесма» имела медный корпус и развивала ход 12 узлов. По предложению лейтенанта Степана Осиповича Макарова катера вооружались шестовыми или буксируемыми минами. Для доставки катеров к району атаки использовались дооборудованный для этой цели пароход «Великий Князь Константин». Лейтенант Макаров спроектировал специальные шлюп – балки, обеспечивающие возможность, как одновременного спуска, так и подъема всех четырех катеров на 6-ти узловом ходу судна всего за 7 минут.
Набеговые операции парохода, которым командовал С. Макаров, на стоянки турецких броненосцев в районе Сулина, Сухума и Батума строились по принципу скрытного перехода и внезапной атаки минными катерами. Атака производилась ночью, группами по 2-4 катера с одного или с двух направлений, с применением шестовых и буксируемых мин.
29 апреля 1877 года Макаров вышел в море на «Константине» для получения боевого опыта и для разведки обстановки. Встретившейся английский пароход был им принят за турецкий монитор, и «Константин» вышел в атаку с намерением потопить его шестовыми минами. Однако в последний момент судно окликнули, и, получив ответ, пришлось поспешно отваливать в сторону.
В начале мая было решено атаковать турецкие корабли на рейде Батума. Вперед послали «Чесму» под командованием лейтенанта Зацаренного. Обнаружив колесный турецкий пароход, Зацаренный вышел на него в атаку неудачно, – не сработали контакты подрыва мины. Между тем, турки подняли тревогу, а буксир мины, зацепившись, стал наматываться на колесо парохода. Катер поволокло к судну противника. Оставалось одно – рубить трос и уходить, отвлекая на себя внимание противника. В темноте «Чесма» не пошла к «Константину» и своим ходом добралась до Поти, где находился еще один отставший катер – «Синоп» лейтенанта Писаревского. Прямо скажем, не очень приятное начало.
Очередной боевой выход «Константина» 29 мая 1877 года обеспечивал начальник приморской обороны Одессы контр-адмирал Чихачев. Объектом атаки назначалась Сулина, где по сведениям разведки находилась турецкая эскадра. Чихачев отправил «Константина», усилив его двумя миноносками – более крупными по сравнению с минными катерами, носимыми на борту. «Константин» вышел в море, имея приданные миноноски на буксире, с целью экономии их моторесурса.
В 20 милях от острова Змеиный были спущены на воду катера, находившиеся на борту и отданы буксиры буксировавшихся миноносок. Противника сначала не обнаружили. Двинулись в самое логово врага – Сулинский порт. Маломощные катера с «Константина» с трудом преодолевали сильное течение Дуная. Обе миноноски и «Чесма» далеко вырвались вперед. Когда показались турецкие броненосцы, поджидать отставших не осталось времени. Турки уже утратили прежнее высокомерие к минным катерам. Броненосцы были окружены бревнами, скрепленными цепями, у скорострельных орудий бодрствовала прислуга. Первым вышел в атаку на монитор «Иджалие» все тот же Зацаренный. Но едва он вышел на линию атаки, как его мина-крылатка стала тонуть. Стараясь поддержать мину на поверхности, командир «Чесмы» резко повернул руль. Катер встал в нескольких десятках метров от турецкого броненосца, с буксиром, намотавшимся на винт. Из опасного положения удалось освободиться, но о продолжении атаки уже не приходилось думать. Несчастья, между тем, продолжались. В ожидании возвращения катеров, едва не погиб «Константин». Он сел на мель и снялся с нее только к утру, в виду приближающихся со стороны Сулина турецких кораблей. Разбилась во время атаки о заграждения и миноноска лейтенанта Пущина. Оставшихся в живых пятерых моряков пленили турки. Миноноска лейтенанта Зиновия Рожественского пробилась таки к борту «Иджалие» и взорвала шестовую мину. При этом сама едва не погибла: с изуродованной носовой частью, притопленная, без пара в машине, миноноска оказалась под огнем турок. Ускользнули моряки благодаря везению и собственной находчивости – подняли пар в котле, накидав в топку паклю с салом. При всем при том, сулинскую атаку начальство оценило высоко. Организатор и руководитель операции, лейтенант Макаров, получил орден Св. Владимира 4-й степени.
Среди командиров катеров-миноносцев мы назвали лейтенанта Зиновия Рожественского, но далеко не всякий читатель отождествляет героя-лейтенанта с командующим 2-й Тихоокеанской эскадрой, почти полностью уничтоженной японским флотом в Цусимском проливе. Для тех, кто изучал историю флота по роману «Цусима» Новикова-Прибоя и другим литературным, а не историческим произведениям, адмирал Рожественский – одна из самых одиозных фигур флотской администрации, жестокий, самоуверенный, бездарный адмирал, главный виновник боевого поражения эскадры. Преданный суду и уволенный в отставку после возвращения из японского плена, адмирал стал олицетворением цусимской трагедии, и всех флотских проблем, связанных с неудачной Японской войной. Совсем иным предстает адмирал Рожественский со слов участников грандиозного похода эскадры через три океана и Цусимского сражения.
Вот что писал В. Семенов в своих воспоминаниях, озаглавленных «Расплата»: «Адмирал, не пропускавший мимо ушей ни одного замечания, все помнивший, обо всем думающий, всецело отдавшийся мысли и заботе об успешном ходе военных действий, возбуждал симпатию, желание работать вместе с ним, помочь ему в его работе». Это заметки принадлежат ближайшему сотруднику адмирала, – офицеру его штаба.
Наглая ложь, что матросы ненавидели своего адмирала. Напротив, не смотря на трудность и изначальную обреченность похода, когда уже стало известно о падении Порт-Артура и гибели Первой Тихоокеанской эскадры, среди офицеров и особенно матросов сохранялось убеждение, что «наш не подведет, наш сделает!». Так, «наш» или «сам», звали за глаза Рожественского матросы. За время исключительно сложного и опасного похода он не утвердил ни одного смертного приговора, а когда его упрекали в излишней мягкости, резко отвечал: «Можно ли устрашить смертной казнью людей, которых я веду на смерть?». По приказанию адмирала всех арестованных на кораблях эскадры выпустят из карцеров и большинство из них в бою вели себя геройски.
О роли Рожественского в ходе Цусимского сражения, быть может, мы поговорим при случае, а сейчас приведем лишь один характеризующий адмирала пример. Уже в виду эскадры адмирала Того, Рожественский приказал поднять сигнал: «Команды имеют время обедать». Здесь уместно вспомнить Нахимова, приказавшего эскадре, входящей под жерла орудий Синопа, посменно принять пищу, как в мирной обстановке.
Оба командующих демонстрировали свою уверенность и спокойствие, судьба только не одинаково была к ним благосклонна…
Знавший лучше всех безнадежность положения, адмирал Рожественский не устранился от управления боем (в чем его упрекают и ныне). Все сигнальные фалы на мачтах были перебиты, осколки снарядов, свободно проникая через широкие смотровые прорези боевой рубки флагманского броненосца, вывели из строя все средства управления кораблем.
Раненый в голову, убедившись в полной невозможности более влиять на ход сражения, адмирал в окружении офицеров штаба спустился в центральный пост. Оглядевшись, он сказал: «Спасать здесь свою шкуру можно, но руководить боем нельзя!» и снова полез наверх…
Вопреки утверждению Новикова-Прибоя, Рожественский во время сдачи в плен спасавшего его миноносца находился в бессознательном состоянии. Известно, что адмиралу Рожественскому и офицерам, плененным в ходе боевых действий с японцами, было предложено дать честное слово о неучастии в дальнейших боевых действиях. При выполнении этого условия им предоставлялось право возвращения на Родину. «Что будет с матросами?» – задали они вопрос японцам. «Они останутся в плену». «В таком случае воинская честь не позволяет нам принять ваше предложение». Прошел путь военнопленного до конца войны и их адмирал.
…А тогда, в 1877 году, двадцатидевятилетний лейтенант Зиновий Рожественский был рядом с Макаровым. Шесть минных катеров в обеспечении парохода «Константин» атаковали турецкую эскадру на рейде Сулина и только катеру-миноносцу Рожественского удалось прорваться к неприятельскому броненосцу «Иджалие». Потом он был рядом с капитан-лейтенантом Барановым на борту «Весты», когда в густом тумане она «нарвалась» на турецкий броненосец «Фетхи-Буленд», о чем мы будем еще говорить…
Откройте любое издания книги «Краснознаменный Черноморский флот». Вы сможете прочесть о том, что русские моряки участвовали в создании и руководстве военно-морских сил Болгарии, но бесполезно искать информацию о первом командующем болгарским военно-морским флотом, потому как им был капитан-лейтенант Рожественский…


Защита Черноморского побережья
в ходе русско-турецкой войны

Как уже говорилось, турецкие боевые корабли представляли серьезную угрозу нашему слабому флоту и побережью. В соответствии с инструкцией по активной обороне побережья и портов, активизировалась деятельность начальников морской и береговой обороны участков побережья, в первую очередь Очаковского и Одесского, как прифронтовых. Для крейсерских операций на коммуникациях противника были выделены наиболее новые, мореходные и быстроходные пароходы. Пароходы «Веста», «Ливадия», «Константин» и «Владимир», дооборудованные, вооруженные и укомплектованные командами, были подготовлены к операциям на коммуникациях противника. Подготовка кораблей к боевой деятельности во все времена была процессом сложным. И, если представить себе обстановку Очаковского порта 1876-1877 годов, с крайне ограниченным запасом материальных средств, с нехваткой опытных, подготовленных специалистов, со слабой ремонтной базой и с фактическим отсутствием боевых кораблей, то становится понятной та роль, которая отводилась командиру военно-морской базы. Наверняка, если бы не годы и не старые раны, адмирал Руднев не устоял бы перед искушением выйти в море на одном из вооруженных пароходов. Но и без того, его вклад в процесс крейсерской деятельности наших кораблей несомненен.
Перейдем к конкретным фактам, – рассмотрим сухие строки боевых сводок: 30 декабря, в два часа пополудни, два турецких броненосца подошли к Евпатории и в 3 ч. 25 минут открыли бомбардировку залпами из всех орудий. В 6 ч. 30 минут бомбардировка прекратилась, и броненосцы ушли к западу. Неприятель пытался овладеть двумя купеческими бригами, стоявшими на рейде, но потерпел неудачу вследствие метких выстрелов нашей артиллерии. В город и по войскам выпущено 140 снарядов; ранено 8 нижних чинов; из жителей легко ранены две женщины и один мужчина; повреждено 25 домов.
1 января в 10 часов 15 минут утра к Феодосии подошли два больших турецких броненосца и открыли огонь по городу. Удачными выстрелами нашей полубатареи один из броненосцев получил такие повреждения, что вынужден был прекратить стрельбу и отойти на дальнюю дистанцию. Другой же броненосец продолжал бомбардировку до 12 часов 30 минут и в 4 часа пополудни ушел в направлении на запад. После 12 часов бомбардировка города не возобновлялась, а в седьмом часу и второй броненосец взял также курс на запад. Неприятелем выпущено 132 снаряда. Наши потери: один обозный убит и, кроме того, ранено 7 жителей, убито 3 лошади. Из строений повреждено 12 частных домов…
Имело место крейсерство турецкой эскадры и в районе Севастополя. Так, в перечне боевых действий по обороне Черноморского побережья с 15 июня по 1 июля отмечалось, что 19 июня, рано утром, неприятельская эскадра, в числе 19 судов, появилась в виду Очакова и Одессы, и не останавливаясь, взяла курс на Севастополь, Об этом было телеграфировано командиру 10-го армейского корпуса, начальнику Евпаторийского отряда и начальнику приморской обороны Севастополя. Командиром 10-го корпуса были приняты меры по усилению наблюдения за побережьем в районе Тарханкутского маяка и Ак-Мечети. Вечером 19 июня против Тарханкутского маяка показалось 10 неприятельских судов. В полночь эскадра эта остановилась в 10 милях от Тарханкутского маяка. С рассветом 20 июня половина судов эскадры ушла в море, а остальные взяли курс на Евпаторию. Не доходя до Евпаторийского маяка, суда повернули в море и скрылись.
26 июня в 5 часов утра эскадра в составе четырех паровых судов, появилась в виду Севастополя, но не предпринимая ничего, отошла в море, а 27 июня в 7 часов утра стала против Евпаторийского рейда. С 11 часов 45 минут утра до 2 часов 20 минут пополудни неприятель бомбардировал город, выпустив 62 снаряда... Городу не было причинено никакого существенного вреда. Неприятелю отвечала огнем полубатарея 2-й батареи 34-й артиллерийской бригады, которою было выпущено 36 гранат, из которых 6 разорвались удачно. К вечеру неприятельская эскадра удалилась в море и более не показывалась...
Эта ежесуточная информация убедительно подтверждала активность турецкого флота и необходимость активной борьбы с кораблями противника. Информации из фронтовой зоны, а все Черноморское побережье считалось зоной боевых действий, придавалось самое серьезное значение. Так, о бомбардировке Евпатории и Феодосии было подробно доложено Военному министру рапортом от 17 и 20 января №606 (Воен.-учен. архив, отд. 2, д. 4946, с. 32). Мы решили познакомить вас с этими казенными фразами донесений еще и потому, что о войне 1877-1878 годов читатель в основном судит по громким победам генерала Скобелева, по отважным рейдам генерала Гурко, по боям на Шипке. Но были еще боевые действия на Черном море, на Дунае, существовала вполне реальная опасность для наших приморских городов. Севастопольцы в полной мере ощущали себя жителями приморского города-крепости.
Большое значение в деле обороны побережья сыграли крейсерские действия наших военных судов. Так, в перечне распоряжений и действий по обороне Черноморского побережья с 25 мая по 15 июня говорится, что 8 мая пароходом «Великий князь Константин» с двумя быстроходными паровыми миноносными катерами, вышедшими из Одессы, было произведено нападение на неприятельские броненосцы, стоящие на Сулинском рейде. О нападении этом подробно доложено Военному министру 13 июня за №5405. Об этом «молодецком» нападении мы уже рассказывали… Кстати, прошу вас обратить внимание не некоторые расхождения в официальных отчетах и фактическом ходе событий. Потребность выдать неудачу за героический поступок часто сопровождает военные события.
Поиск наших судов с 15 июня по 1 июля (Военно-уч. архив, отд. 2, д. 4946, с. 32) когда же, после бомбардировки Евпатории, 27 июня, турецкий флот удалился в море и о нем не получалось никаких известий, то крейсерство возобновилось и 29 июня пароходы «Ливадия», «Веста, прошли из Очакова в Севастополь, а пароход «Владимир» – из Одессы в Севастополь. 3 июля пароходы «Веста», «Ливадия», «Константин» и «Владимир» вышли на крейсерство к Румелийским (Румынским) берегам. 6 июля все они возвратились в Одессу, не имев в море никаких боевых действий, а пароход «Ливадия» прошел прямо в Очаков…
Пункты межпоходовых стоянок кораблей назначались с учетом ремонтно-восстановительных возможностей баз и в зависимости от оперативной обстановки на театре военных действий.
…7 июля пароход «Аргонавт» был послан из Севастополя в крейсерство к Сулину. Пароход этот 8 июля, в 2 часа пополудни, подошел на пушечный выстрел к стоявшим у Сулина неприятельским броненосцам и открыл по ним огонь из мортиры. Неприятельские броненосцы немедленно снялись с якорей и погнались за «Аргонавтом», стреляя по нему и стараясь отрезать ему пути отхода. «Аргонавт» уходил, отстреливаясь, причем преследование его неприятелем было прекращено на высоте озера Киндука. 9 июля, на рассвете, «Аргонавт» благополучно прибыл в Очаков.
…10 июля, в 4 часа пополудни, пароход «Веста» вышел из Очакова на крейсерство к Румелийским берегам, 11июля, в 7 часов утра, в 35 милях от Кюстенджи (Констанцы) был усмотрен густой дым, а затем, и судно, оказавшееся по сближению с ним большим и сильным турецким броненосцем…выдержал с ним 5-часовой бой, заставил его отступить…
Попытаемся разобраться, что кроется за скупыми строчками боевого донесения … «Веста» – вооруженный пароход, построенный в 1858 году, водоизмещения 1800 тонн, скорость хода 12 узлов, вооружен 4 орудиями среднего и 12 малого калибра с экипажем 88 человек. Командир – капитан-лейтенант Баранов.
Турецкий броненосец – «Фетхи-Буленд», водоизмещение 2500 тонн, скорость хода 12-13 узлов, вооружение 5 орудий калибром 7 и 9 дюймов, не считая более мелких орудий; экипаж 130 человек. Командир – англичанин на турецкой службе фрегатен-кэптен Шакр.
Причиной столь неожиданной встречи противников послужил очень густой туман. Бой мощного броненосца с пароходом, не имевшим ни бортового, ни палубного бронирования, грозил перерасти в жестокое избиение последнего… Турецкий броненосец сделал по «Весте» выстрел, на который она ответила залпом из баковых орудий, и продолжила стрельбу на отходе… Началась погоня, в ходе которой, между «Вестой» и турецким броненосцем завязался жаркий бой, длившийся с перерывами с 8 часов утра до 1 часа 30 минут пополудни. Во время боя «Веста» сильно пострадала, но от удачных выстрелов из наших мортир неприятельский броненосец получил серьезные повреждения и вынужден был прекратить бой. После боя «Веста» перешла в Севастополь на рассвете 12 июля. Потери на «Весте» были следующие: убито 2 офицера и 9 матросов; ранено 6 офицеров, один из которых скончался от ран (Перелешин Михаил Платонович, лейтенант 2-го флотского Балтийского экипажа) и 16 матросов.
К сожалению, в таком уважаемом специалистами журнале как «Моделист-конструктор» за 1991 год, в одной из публикаций под редакцией адмирала Н. Амелько, автор В. Кофман, комментируя бой «Весты» с «Фетхи-Буленд», утверждает, что турецкий броненосец прекратил погоню, не достигнув ни одного попадания в наш корабль. Вероятно, автор не бывал на Северной стороне Севастополя и не читал надписей на памятнике погибшим в этом бою на «Весте» офицерам и матросам. И уж точно автор не знаком с творчеством Верещагина, иначе он бы не прошел мимо известного полотна, посвященного этому бою.
Командир «Весты» Николай Михайлович Баранов за умелое руководство боем и личное мужество был награжден Орденом Св. Георгия 4-й степени. Ему было присвоено очередное звание капитан 2 ранга. По достоинству были отмечены и многие члены экипажа «Весты».
Еще больший успех выпал на долю Баранова, который уже в звании капитана 2 ранга командуя вооруженным пароходом «Россия», 13 декабря 1877 года у Анатолийского побережья в районе Эрегли захватит в плен турецкий транспорт «Мерсина» с батальоном солдат на борту и приведет его в качестве «приза» в Севастополь. По другой информации, на борту «Мессины» был пленен табор Анатолийского низима, штаб-офицер, 25 обер-офицеров и захвачено значительное количество груза и провианта.
Капитан 2 ранга Баранов личность в высшей степени оригинальная и любопытная. Будучи в конце 1860-х годов незаметным морским офицером, он изобрел заряжавшееся с казенной части ружье, которое затем и было принято на русском флоте под именем «барановского ружья». Объективности ради, стоит уточнить, что так называемая винтовка «Альбини – Баранова» – улучшенная модификация бельгийской винтовки Альбини 1867 года, но это нисколько не умаляет конструкторских способностей Баранова. Предложение Баранова по оригинальному способу углубления морских фарватеров и несколько других создали Баранову известность в изобретательских кругах, но мало отразилось на его служебной карьере.
Более широкую популярность Баранов получил после войны 1877-1878 годов. По причине неуживчивого характера в скором времени Баранов сменил морской мундир на форму министерства внутренних дел. Сухопутная служба бравого и инициативного моряка началась после печально-известных событий марта 1881 года с должности Петербургского градоначальника. Но, видимо, полицейская деятельность не отвечала потребностям кипучей, но прямодушной натуре Баранова. Меньше чем через год, по его личной просьбе, Баранов был назначен Ковенским губернатором, затем переведен в Архангельск, а в середине 1882 года уже в чине генерал-лейтенанта вступил в должность нижегородского губернатора. Здесь в полной мере выявились свойства его живого темперамента, и не исчезали они в течение последующих 14 лет нахождения в должности. Одним из ценнейших качеств Баранова оказалось умение заражать своей энергией подчиненных, будь то борьба с холерой, или предотвращение погрома в Сормовских трущобах… Об этом самобытном и интересном человеке написал Д. Смирнов в журнале «Нижегородская старина» за 2006 год.
Ну, и в том знаменательном бою в составе экипажа «Весты», в качестве волонтера, сражался талантливейший инженер, изобретатель Степан Карлович Джевецкой. За этот бой он был награжден солдатским «Георгием». Характерен тот факт, что, получив впоследствии множество наград, в том числе и орден «Почетного легиона», Степан Карлович в торжественных случаях носил только эту, скромную, но почетную солдатскую награду.
В перечне действий по защите побережья с 10 ноября 1877 года по 19 января 1878 года находим: «Ввиду крайней необходимости снабдить Туапсе и Сочи провиантом и фуражом, из Севастополя были посланы 29 ноября пароходы «Константин» и «Владимир», которые, не смотря на весьма бурную погоду, исполнили это задание, взяв в Керчи и Новороссийске груз и перевезли его в Сочи и Туапсе. Затем, пароход «Владимир» отправился в Одессу, где пополнив свой запас угля, вернулся в Севастополь, а пароход «Константин», согласно данной ему инструкции, отправился в крейсерство и в ночь на 16 декабря атаковал на Батумском рейде двумя минными катерами турецкий броненосец. Пущенная с одного катера мина Уайтхеда, ударившись в середину судна, взорвалась; другая же мина, пущенная с другого катера, прошла под кормой без взрыва. Поднявшаяся на броненосце тревога заставила катера отступить к своему пароходу, который забрав их, благополучно вернулся в Севастополь 16 декабря. Убитых и раненых не было.
Пароход «Константин», посланный в крейсерство к Батуму, где стояла эскадра из семи больших судов, под начальством Гобарта-паши, в ночь на 14 января произвела нападение на стоявший на Батумском рейде сторожевой винтовой пароход, для чего были посланы два катера, вооруженные минами Уайтхеда, действием которых неприятельский пароход был потоплен. Обломки парохода покрывали море на большой площади, мешая спасению людей. Катера возвратились к «Константину», который, исполняя данную ему инструкцию, направился вдоль берега, и 16 декабря благополучно прибыл в Севастополь.
О сложности обстановки на театре военных действий говорит следующий факт. Весной 1878 года, несмотря на более чем успешное развитие событий на сухопутном фронте с турецкими войсками, возникла опасность англо-турецкого десанта. В этой связи появляются следующие документы: «Меры по обороне Черноморского побережья на случай англо-турецкого десанта»; «О необходимости усиленного наблюдения за крепостями Шумлою и Варной». Представляю в Главный штаб при отзыве командующего войсками Одесского военного округа от 23 января 1878 года №781. Получен в Главном штабе 31 января 1878 года. Сам стиль и методика разработки этих документов представляют интерес не только для исследователя – историка, но и для читателя. Поскольку, документы эти не получили дальнейшего развития, нет смысла приводить их подробно в настоящей публикации. Главное в документах – это подтверждение дипломатическими и агентурными источниками фактов исключительного обострения отношений между Великобританией и Россией, грозящих перерасти в военный конфликт по сценарию 1854 года. Большая, широкомасштабная война стояла у России на пороге. Более того, Главным штабом начата была разработка ряда документов на случай возможного разрыва отношений с Австро-Венгрией.
Штабы планировали, министры нервничали, а армия и флот продолжали активные боевые действия, направленные на достижение окончательной победы. В феврале 1878 года передовые отряды русской армии совершили бросок в направлении Константинополя. В эти же дни в Босфор вошла английская броненосная эскадра. В связи с отсутствием у России на Черноморском театре сильного броненосного флота, способного противостоять демонстративным действиям английских кораблей, и реально преградить им путь в Черное море, русское командование приняло решение минировать Босфор. По расчетам для заграждения пролива в районе, контролируемом нашими войсками, требовалось 300 ударных и 80 гальванических мин. На вооруженных пароходах «Великий князь Константин» и «Веста» срочно установили необходимое для постановки мин оборудование.
19 февраля (3 марта) 1878 года между Россией и Турцией в Сан-Стефано (пригород Константинополя) был заключен мир. Однако он не снял напряженности в отношениях России и Англии. Британский флот, остававшийся в Мраморном море, продолжал угрожать вторжением в Черное море. Поэтому русские моряки не прекращали приготовлений к массированным минным постановкам. Мины, ранее находившиеся в черноморских арсеналах, были уже использованы по планам обороны и нападения, поэтому теперь готовились мины, доставленные с Балтики. Тоже была задача не из легких. К середине марта приготовления к заграждению минами Босфора были завершены,- «Константин» и «Веста» с запасами мин перешли в район Босфора. Эта операция умышленно не держалась в тайне. Англичане, узнав об этом, заявили, что если русское командование не откажется от минирования пролива, то британский флот захватит Босфор. После согласования проблемы на самом высоком уровне, русскому командованию пришлось уступить. Несмотря на то, что намечаемая постановка мин в районе Босфора не состоялась, сам факт готовности к ней свидетельствует о способности и готовности русских моряков выполнить сложнейшую эту задачу.
Учитывая жесткие условия Парижского трактата, Россия была лишена возможности своевременно и качественно укрепить свое Черноморское побережье перед войной, и в условиях жесточайшего противодействия со стороны Англии, Франции, Австрии при крайнем дефиците средств и времени изыскала возможность грамотно спланировать и реализовать план обороны Черноморского побережья. Вице-адмирал Руднев был одним из тех, кто создавал этот план и фактически приводил его в действие.
Нам же остается кратко подвести итог по рассматриваемому периоду деятельности моряков-черноморцев под командованием адмиралов Аркаса, Чихачева и Руднева. На этот раз И.Г. Рудневу не пришлось под шквальным огнем неприятеля выводить на огневую позицию пароходо-фрегат, изыскивать средства для поддержания боевого корабля в постоянной боевой готовности. В последней войне, обязанности начальника береговой обороной ответственного участка, командира прифронтового морского порта, обеспечивающего планирование и выполнение боевых рейдов катеров и вспомогательных крейсеров – задача ответственная и сложная. Как уже нами отмечалось – опасность покушений и десантов, сначала со стороны турецкого, а затем и английского флотов не исключалась в любой момент...
В начале очерка, говоря о событиях первой обороны Севастополя, мы называли ровесников Руднева, – капитан-лейтенантов Бутакова, Ильинского, Кондогури, Ширинского-Шихматова, Шестакова, Попандопуло, – учениками суровой морской школы Корнилова и Нахимова. И это утверждение было настолько очевидно, что не требовало особых доказательств.
Теперь же, логично задать вопрос, а откуда появились герои последней войны, – капитан-лейтенанты Баранов и Макаров; лейтенанты Ф. Дубасов, А. Шестаков, Н. Скрыдлов, З. Рожественский? Они воспитывались и получали свои знания в экипажах, на флотилиях и эскадрах, которыми командовали адмиралы Григорий Бутаков, Иван Шестаков и Иван Руднев. Так что с полным на то правом, наш герой мог сказать, что воспитанная им смена с честью и славой выдержала испытания огнем в борьбе с сильным противником…
Родина по заслугам оценила ратный труд ветерана. В августе 1878 года адмирал Руднев награжден Орденом Св. Владимира 2 степени. Историческая справедливость торжествует – по наградам и по почету Руднев уверенно приближался к своему однокашнику, коллеге-соревнователю адмиралу Григорию Бутакову.
30 июня 1883 года Морское министерство и РОПИТ заключили договор на строительство двух однотипных эскадренных броненосцев «Чесма» и «Синоп». Наблюдающим за постройкой кораблей был назначен вице-адмирал Руднев. Это была почетная и приятная обязанность для старого моряка, на глазах которого и при непосредственном его участии возрождался Черноморский флот.
Проблемой было то, что Севастопольское адмиралтейство не располагало крупными стапелями для закладки кораблей свыше 10000 тонн. Министерство шло на большой риск, распределяя заказы, зная о проблемах севастопольских судостроителей.
Иван Григорьевич душой по-прежнему молод, в кампаниях 1881 и 1882 годов он – на мостиках боевых кораблей.
В 1882 году старший флагман Черноморского флота вице-адмирал Руднев поднял свой флаг на крейсере «Ярослав», при его крейсерстве по Черному морю. Но уже состояние здоровья да и годы не позволяли полноценно исполнять свои обязанности при активном росте флота и усложнении его структур.

Севастопольский градоначальник
(1882-1885 гг.)

30 августа 1882 года вице-адмирал Руднев принял должность Севастопольского градоначальника. Кстати, в этом же году, другой черноморец, бывший командир героического пароходо-фрегата «Веста», теперь уже генерал-лейтенант Баранов принял дела генерал-губернатора на родине Руднева, в Нижнем Новгороде. Вот оно – хитросплетение судеб. Но если пышущий здоровьем и энергией Баранов был на вершине своей карьеры, то Руднев выходил на свою финишную, ветеранскую дорожку. В этом же году он проводил в последний путь своего боевого соратника и друга юности адмирала Григория Бутакова.
25 сентября 1884 года в Севастополе состоялось знаменательное событие, связанное с закладкой на стапелях килевых оснований обоих броненосцев. На торжестве присутствовали: главный начальник Российского флота и Морского ведомства Великий князь Алексей Александрович, управляющий Морского министерства адмирал Шестаков, командующий Черноморским флотом адмирал Пещуров, директор РОПИТ вице-адмирал Чихачев, командир порта и градоначальник вице-адмирал Руднев, капитан над портом контр-адмирал Попандопуло и другие. Первый из заложенных броненосцев получил славное наименование «Чесма» и подлежал передаче флоту не позднее 30 ноября 1887 г., второй – «Синоп» – обязались сдать до 30 мая 1888 г.
В 1886 году 6 мая в Севастополе спущен на воду броненосный корабль «Чесма», в присутствии Их Величеств Государя Императора Александра Александровича, Государыни Императрицы Марии Федоровны и Его Императорского Высочества Великого Князя генерал-адмирала Алексея Александровича. Того же числа состоялся следующий приказ по Черноморскому флоту.
«Прошло тридцать лет, как Черноморский флот, совершив славные подвиги, принес себя в жертву для блага России и перенесся духом на памятные холмы Севастополя. Ныне флот этот возникает вновь на радость долго скорбевшего о нем Отечества.
Воля и помыслы мои направлены к мирному развитию народного благоденствия; но обстоятельства могут затруднить исполнение моих желаний и вынудить меня на вооруженную защиту государственного достоинства. Вы будете стоять со мною с преданностью и дивившею современников стойкостью, выказанными по зову деда моего вашими предшественниками. На водах, свидетелях их доблести, вверяю вам охрану чести и спокойствия России.
Александр».
Растет флот, активно восстанавливается город, в котором с 17 лет служил и жил Иван Григорьевич Руднев. С этим городом он породнился кровью своих ран и памятью павших на бастионах соратников. Этот город он помнил и цветущим, белокаменным, окруженным сетью величественных укреплений. Видел он его и в развалинах, горящим, заваленным трупами, залитым кровью. Ему посчастливилось дожить до времени возрождения своего любимого города и флота. Он вполне мог считать себя счастливым человеком. Суровая юность на палубах парусных кораблей, боевая зрелость на паровых судах, ранения, контузии, постоянное напряжение службы на ответственных должностях свело в могилу его соратников адмиралов Бутакова, Шестакова, Лесовского, Попова. Он окружен любовью четырех дочерей и четырех сыновей, уважением и почитанием севастопольцев. Адмирал давно не был на родине – в Горбатове. Даже сыновей и дочерей, родившихся от второго брака он «записал» в дворяне Херсонской губернии, по традиции черноморских офицеров, не имеющих за собой солидной недвижимости на родине… Это, кстати, внесло некоторую путаницу в попытки исследовать их родословную…
В столице помнят о севастопольском ветеране, в 1883 году вице-адмирал Руднев награжден орденом Белого Орла.
Из отчета Севастопольского градоначальника Руднева И.Г. Министерству Внутренних дел мы видим данные о жителях по состоянию на апрель 1885 год: жителей 28078 человек. Кроме того, в течение года проследовало переходящих низших чинов, новобранцев и запасных на кратковременное пребывание в городе 54083 человека. Фабричное и заводское производство выпустило продукцию на 3059477 рублей, что более против предыдущего года на 853252 руб. Точно также замечается значительное увеличение в сумме оборота кредитных учреждений, существующих в градоначальстве, на 3413 77 руб.

Почетная отставка

 27 мая 1885 года вышел указ о зачислении вице-адмирала Руднева «по флоту», что при его боевых заслугах и по положению о морском цензе означало почетную отставку. В 1887 году вице-адмирал Руднев пожалован подарком «по чину с вензелевым изображением Высочайшего имени», – если проще – бриллиантовым перстнем с императорским вензелем. Это было и своеобразным сигналом о том, что все возможные награды уже получены и пора подводить итоги.
В 1893 году старшая дочь адмирала, Анна Ивановна вышла с ходатайством перед Нижегородским Губернским дворянским собранием о присоединении ее к нижегородской родне. Поверенным в делах ее выступил коллежский асессор князь Голицын. Наверняка, на этот поступок Анну Ивановну благословил отец, не забывающий о своей родине. Душевно не порывая с Нижним Новгородом, старый адмирал, тем не менее, завещал похоронить себя среди своих друзей и соратников по обороне Севастополя, на Братском кладбище. Что и было выполнено после его смерти 2 декабря 1894 года.
От второго брака кроме дочерей Анны, Евгении, Зинаиды и Софии были сыновья Леонид, Сергей, Николай и Владимир. Николай и Владимир стали морскими офицерами и достойно служили Родине.
Владимир Иванович родился 3 ноября 1879 года. Закончил Морской кадетский корпус в 1900 году. В 1901-1902 гг. – офицер миноносца «Касатка». Во время войны с японцами служил на кораблях 1-й Тихоокеанской эскадры, командовал ротой десанта при обороне фортов Порт-Артура. Ранен штыком в рукопашной схватке с японцами. За участие в этих боях  награжден орденом Св. Анны 4-й ст. с надписью «За храбрость». Командовал батареей на одном из фортов крепости. Награжден орденом Св.Анны 3-й ст. с мечами и бантом и орденом Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом.
После возвращения из плена продолжил службу на кораблях Балтийского флота. В 1906-1908 гг. служил старшим минером на крейсере «Баян». В 1910 году закончил Минный офицерский класс, затем, с отличием, – Морскую академию. С 3 марта 1914 г. по 3 сентября 1916 г. командовал эскадренным миноносцем «Пограничник». К этому эсминцу неравнодушно относился командующий Балтийским флотом адмирал Эссен и часто «держал на нем свой флаг». В 1916 г. стал командиром новейшего миноносца «Изяслав», а зимой 1916-1917 гг. – флагманского корабля Балтийского флота крейсера «Рюрик». За участие в боевых действиях награжден орденом Св. Анны 2-й ст., «Золотым» Георгиевским оружием, мечами к ордену Св. Анны 2-й ст. Звание капитан 1 ранга получил «за отличие по службе» 6 декабря 1916 года. По всем признакам впереди просматривалась блестящая, адмиральская карьера. На 1916 год был женат, но детей не имел.
Много интересного прослеживается в послужном списке Владимира Ивановича Руднева. В 1904 и в 1914 годах он последовательно сменял Александра Васильевича Колчака в его должностях, принимая от него береговую батарею в Порт-Артуре и миноносец на Балтике. В 1918 году Владимир Иванович остался в Ревеле. Первые годы эмиграции провел в Эстонии. С 1932 года проживал во Франции. Умер 25 февраля 1966 года и похоронен на кладбище Пер-Лашез.
Николай Иванович Руднев родился 18 сентября 1869 года. Морской корпус окончил в 1891 году. Начал службу на Черноморском флоте, в 1885-1896 гг. находился в заграничном плавании на мореходной лодке «Донец». Продолжив службу на Балтике, в 1899-1900 годах исполнял обязанности старшего минного офицера на крейсере «Адмирал Корнилов». В 1901 г. принял участие в захвате морским десантом порта Цинандао в ходе восстания в Китае. Вернувшись в 1904 г. на Черное море, исполнял обязанности старшего офицера на учебном судне «Прут».
В ноябре 1905 г. на «Пруте» содержались государственные преступники, арестованные в связи с мятежом на броненосце «Потемкин», и освобожденные мятежниками. В результате провокационных действий отставного лейтенанта Петра Шмидта пострадали многие офицеры флота, в том числе, старший лейтенант  Руднев и вахтенный начальник лейтенант Викерст. По решению Правительственной комиссии, старший лейтенант Николай Руднев был переведен для службы в Сибирский флотский экипаж.
Ревностно выполняя служебные обязанности, в 1911 году старший лейтенант Руднев становится командиром речной канонерской лодки «Калмык». В 1911 г. ему присвоено очередное воинское звание – капитан 2 ранга. В 1912 г. Николай Руднев – командир канонерской лодки «Вихрь», награжден орденом Св. Станислава 2 ст. На момент отставки в сентябре 1917 года имел звание капитан 1 ранга. Уволен в отставку с присвоением воинского звания «генерал-майор по адмиралтейству». На 1916 год был женат, но детей не имел.
Данными о участии Николая Руднева в Первой мировой войне и войне гражданской мы не располагаем. В эмиграции он жил во Франции, умер 6 января 1936 года, похоронен на кладбище Тиэ, под Парижем.

 Послужной список И.Г. Руднева


Родился 5 января  1820 года.
1830 г., января 23.  Поступил в Морской корпус кадетом.
1836 г., июня 5. Произведен в гардемарины.
1836-1837 гг. на корабле «Императрица Александра» и «Память Азова» крейсировал у Дагерорда в Балтийском море.
1837 г., декабря 23. Произведен в мичмана, с назначением в Черноморский флот.
1838 г. на корабле «Султан-Махмуд» и фрегате «Браилов» крейсеровал у абхазских берегов и участвовал в десантных высадках при занятии местечек Туапсе, Шапсуха и Новороссийска.
1839 г. на том же фрегате участвовал при занятии местечек Субаши и Псезуапе, за что был награжден орденом Св. Анны 4-й ст. с надписью «за храбрость».
1840- 1845 гг. На том же фрегате и фрегате «Мессемврия» плавал у абхазских берегов, и потом при перевозке десанта между Севастополем и Одессою.
1843 г., апреле 11.  Произведен в лейтенанты.
1846-1847 гг. на бриге «Фемистокол» и шхуне «Вестник» крейсировал в Черном море.
1847-1848 гг. на крейсере «Калипсо» перешел из Одессы в Константинополь, а оттуда в Архипелаг и обратно.
1849- 1851 гг. на корабле «Двенадцать Апостолов» крейсеровал у восточного берега Черного моря.
1852 г. Награжден орденом Св. Анны 3 степени. Командуя пароходом «Инкерман», ходил между Таганрогом и Ростовом.
1853 г. Командовал шхуною «Забияка» в Черном море, потом, командуя пароходом «Дунай», ходил по реке Буг и Днепровскому лиману.
1854 г., февраля 3. Произведен в капитан-лейтенты.
1854-1855 гг. Командовал пароходо-фрегатом «Херсонес» на севастопольском рейде. Награжден орденом Св. Владимира 4 ст. с мечами.
1855 г. По затоплении судов, командовал на Северной стороне Севастополя  группой батарей 2-й оборонительной линиею, награжден орденом Св. Анны 2 степени с Императорскою короною и мечами. 28 декабря произведен за отличие в капитаны 2 рванга.
1856 г. За 18 морских кампаний награжден орденом Св. Георгия 4 класса. 19 июня уволен для службы на коммерческих судах. 27 октября принят на действительную службу.
1858- 1860 гг. Командовал винтовым корветом «Зубр» у восточного берега Черного моря.
1859 г., сентября 8. Произведен в капитаны 1 ранга.
1860 г, марта 7.  Назначен командиром 1-го сводного черноморского флотского экипажа.
1861 г. Награжден орденом Св. Владимира 3 ст. с мечами.
1866 г. Получил серебряную медаль за покорение западного Кавказа и крест за службу на Кавакзе.
1869 г., января 1.  Произведен в контр-адмиралы. 10 февраля Назначен младшим флагманом Балтийского флота.
1871 г. Награжден орденом Св. Станислава 1 степени. На фрегатах «Громобой», «Петропавловск» и «Князь Пожарский» плавал в Балтийском море.
1873 – 1875 гг. Был начальником судов, плавающих в Черном море, имея флаг на корвете «Ястреб» и «Львица».
1874 г, января 1. Назначен старшим флагманом Черноморского флота.  Награжден орденом Св. Анны 1 ст.
1875 г, января 1. Произведен в вице-адмиралы.
1877 г., апреля 4. Назначен начальником морской и береговой обороны г. Очакова. Разрешено носить во всех случаях, вместо шляпы, фуражку, вследствие полученной контузии в голову в Крымскую войну.
1878 г. Награжден орденом Св. Владимира 2 ст.
1882 г. На крейсере «Ярославль» плавал в Черном море. 30 августа Назначен Севастопольским градоначальником.
1883 г. Награжден орденом Белого Орла.
1885 г., мая 27.  Зачислен по флоту.
1887 г.  Пожалован подарком по чину с вензелевым изображением Высочайшего имени.
1894 г., декабря 26. Скончался. Похоронен на Братском кладбище в Севастополе.
___________________________________________
* Написано в соавторстве с Макареевым М.В.    


Рецензии