Прирождение

…Он продолжил и сказал: "Вот почему вы болеете и умираете, ибо вы [любите] то, что [ вас] обманывает. Тот, кто постигает, да постигает! Материя породила страсть, не имеющую подобия, которая произошла от чрезмерности. Тогда возникает смятение во всем теле.
Евангелие от Марии

В воскресенье под вечер он забрел на пустырь – парк неожиданно оборвался, и за деревьями засквозило многоэтажная недостройка, с чернеющими глазницами – вбок, поодаль…
Суббота началась скверно. У него пропали (вытащили) служебные ключи на переговорах. Вроде бы кто-то из своих. На удивление день был радостный, солнечный. Он надел весеннюю песочную куртку и оставил до осени тяжелую, предзимнюю, черную. Оттуда и пропала эта меленькая гроздь металла.
Ерунда, конечно. В парке апреля было сыро, дорожки хранили отпечатки льда.
В воскресенье попав на пустырь и колдобины обнаружил бумажки и кусочек сожженного портмоне. Сюда и обыватель не забредал. Не то что обретатель…
Совершать нужду на природе не то что в стенах обычного дома. Остатки являются чем-то совершенно ненужным и проваливаются в бездну. Запах немедленно уничтожается.
На траве – да и теперь на сухих листах и серой земле запах распространяется, словно его радостно принимают. У органической природы нету лишнего.
Все голоса здесь слышны.
Люди истончаются. Горят костерки, дымят. Обрезки бетонных труб, часто треснувшие или неровные лоскуты от них, как заусенцы... 
И само здание принимало разные формы – от чудовищно-длинной стены, уходящей за горизонт в сторону города с узкими бойницами, грязно-серо отражающими свет до миража… почти ажурного. Похожее на огромную гробницу – недостроенный роддом – в стране при ельцинизме (демократии большевиков) исчезли роженицы и строить стало не для кого, пространство завалили строительными отходами, похожими на скорлупу динозавра. Пахнуло елями. Несколько было повалено – для сидений бомжам.
А за парком – процветающий, заново облицованный розоватой и голубоватой сияющей плиткой перешедший в руки частников хоспис с раскидистым фонтаном с неоновой подсветкой.
Парки, тоже слегка позеленевшие, выглядывали из-за стволов.
Парк был неухожен, с мелкими точащими прутьями, кочками зеленой болотистой травки. Талая вода еще не сошла и стояла в грязных давно нечищеных канавках. О человеческом мусоре лучше умолчим.
Он чувствовал то боль отслаивающихся от костей тканей, то жар близкой преисподней. Кажется, вот-вот и на глаза уже брызнет кровавый пот…
Но внезапно стало почти прохладно.
А потом…. Небо расположилось вертикально.
Он почувствовал, как боль свела и прожгла не его, но мобильный телефон, часы, одежду…. Вещи умирали и не хотели его покидать… Вот они почти истлели.
Лента времени. Лодиуса? Хариуса? Он забыл, как завали того весельчака. Возможно где-то рядом он висельник. Парень с девушкой идут навстречу. Вон из пакета у них вилно горлышко бытылки вина. Ясно. Молодой расслабон. Смотри не промахнись, парень. Не попади в ржавую железку.

Время не кольцеобразно и не спирально. Оно постоянно огибает себя, соскакивая то в свет, то в темень. Бр-р.
Вросший в землю каркас недопроржавевшего вертолета. Интересно, когда он сюда мог упасть? Уже после него?! Времени тут не было. А ведь это вертолёт… восемнадцатого президента России! Но кого они принесли в жертву? Двойника или клона? Президент уже наверно телепортирован в другое измерение.
По другому одет. И вдруг он разглядел лоскуты времени. Оно словно оставляло куски и зияния, разрушаясь отказываясь накручиваться дальше – само солнце словно потускнело и чуть покраснело.
Идеи заслонили предметы и отказались от оболочки и видимой сущности но и так они были прекрасны. То ли небо приблизилось к земле…
Но что это? Почему он снова здесь? Идеи исчерпались? Он очень хотел пить.
Пыльное шоссе. Еще маячили в парке люди в комбинезонах, не замечаемые видимо пенсионерами…
Парк был непассионарен. А сколько хулиганья там было, как кишел он молодежью. Демократию способствует вымиранию коренного населения. Не зря сюда вторгаются инопланетяне.
Бельё белых ночей. А что с ним станет? Раздадут ли ангелам из нижних чинов?
Кому сказать об этом? Недалеко на шоссе Наставников огромная вывеска – рядом с казино: приемная депутата Пофигушина. Только вряд ли пуст его туда с такой идеей. Да и за что бороться, если сами люди станут другими?
Люди-каркасы. Вот парень с девушкой, шедшие перед ним на странный пикник, сплелись не как люди, но словно два клубка красных жил или проводов, словно внешний каркас, с истлевшей одеждой и плотью, по которым пролегали длинные красные искры – то ли бесконечной страсти, не то жизни…
Неужели это место так никто и не тронул? По прежнему торчал каркас или остов брошенного здания, похожий на рептилию, пережившую многие века… Осыпаясь с углов и сверху…
Бурые губки сменили травы. Колдобины слегка выровнялись. Город мерцал – то возносился голубыми иглами, то становился ниже. Вот он ушел под купол. Потом купол треснул на тысячи осколков и неоновое свечение исчезло.
То из шаров, то из переплетающихся шаров-лифтов, он возвращался в форме и терял её…
А власти? А земные ли они?
Этот пустырь за хосписом, над которым висел сияющий корабль.
Ландшафтный дождь. А язык… Он тоже почти истлел. Машинально он пробормотал:

Короткие, резкие фразы –
Зовущие в этот проем –
И плоть, и мгновенья, и разум,
И душу, забытую днем.

Такое щемящее: – Веруй! -
И столь отреченное:  – Здесь! -
Ты будешь последним и первым,
Вне-сущим, развеявшим весть.

Он все забыл. Ключи восстановят неумолимо.
Какой пафос! Но теперь это всамый раз, когда дымка всё уравнивающей материады рассеяна: – Эрос, фатум, братство, сера, парус, лотос, де люкс, демос, делос, сигма, эра, ноктос, факел, хаос, верос, верум, Аве, манна, мама (не единожды, с разной интонацией и особенно тревожаще) логос, текла, – кто-то словно беззвучно и жестко выделяя ударение на первом слоге, выкликивал слова на кривой латыни. И многие другие, смысл которых был так же смутен и сливался в одно металлическое эхо. И все же он смутно улавливал значения голосов прощания и возвращения, которые теперь были почти сами по себе…
Дом выгнулся как шар, словно творя нечто вокруг не только в округе, но и простирая на земшар и мир. Но лучи его были темны… А может так казалось человеческому глазу. В том лесу белесоватые стволы Выступали неожиданно из мглы. Це тата из Н.Гумилев.
Все почему-то оглядывались на него. Конечно, он запачкал ботинки и брюки. Прошлогодние сухие цепляющиеся семена трав и серые высохшие брызги грязи. Дома он увидел глаза в зеркале. Оно тихо екнуло, словно по темнеющей ряби скользнула судорога и едва не раскололось, почти отказываясь отражать увиденное себе... Хорошо еще, что окружающие не позвали постового, а тот не доложил по цепочке градоначальнику!
Как горит лицо. Наверное, из-за полупустого взгляда сплетшихся любовников, которые давно перестали быть людьми. Интересно, он вернулись сегодня уже домой.
Ключи от сейфов и материи не важны. Они  ничего не изменят. Ни для их владельцев, ни для случайно подобравших влажных и нервных рук.
Пустырь ждет нас. Где нет одиночества и пустоты, а ночь и день уже не вечны…
А скоро там проснется первая весенняя бабочка.
Перед Днем победы к нему вернулись ключи – их кто-то передал рабочим, делавшим ремонт в здании офиса. Хорошо это или плохо? Строителей поздравили с праздником. Но связка была уже бесполезной – все ключи заменили.
Потому что снова здесь, и это опять бессмысленно.

воскресенье, 6 апреля 2008 г.