Rainbows. В бассейне

Народу в раздевалке было немного, как всегда, если прийти вовремя. Больше всего женщин набивалось между сеансами плавания. Многие старались прийти за полчаса до или после указанного в абонементе времени, чтобы избежать массового скопления народу. Получалось наоборот. Так, автомобилисты стараются выезжать из области не в воскресенье вечером, а в понедельник утром, или приезжать на дачу не в пятницу вечером, а в субботу утром. И в итоге, все стоят в тех же пробках. Каждый думает, что он один все понял и придумал классный выход. Беда в том, что все всё давно поняли.
Положив ботинки в пакет, я вошла в царство голых грудей и мокрых волос. Сложив вещи в шкафчик, облачившись в плавательное обмундирование – купальник и шапочку – я проследовала в душевую. В душевой была парилка, естественно. Неестественно было то, что женщины, громко жалующиеся друг другу на «никудышные сосуды», умудрялись разводить такой пар и жар, что сам дъявол бы сбежал из-под их душа. Пенсионерка, рассказывая, как она «вчера чуть в обморок не упала от духоты», при этом выжимала из смесителя по максимуму, обливаясь практически кипятком. Даже дышать поначалу было затруднительно. О, этот странный преклонный возраст..
Наспех облившись прохладной водой, игнорируя убедительную просьбу «перед сеансом плавания мыться с мылом и мочалкой», я выскользнула из душа.
В нос втек приятный, теплый запах бассейна. Хлорка, вода, неспешность, спокойный кафель, размеренные движения.. Я взглянула на большие электронные часы, время было 10.19, я «опоздала» на четыре минуты. Никому не было до этого дела, даже мне. Просто интересно, когда-нибудь у меня получится прийти немножко пораньше, хотя бы минут на пять?  Вода обняла меня своей голубоватой прозрачностью, приглашая в себе раствориться. Я не сопротивлялась. Хотя, признаться, это было сложновато, учитывая количество таких же приглашенных. Первые три дорожки были предназначены для «представителей льготных категорий». Представители льготных категорий немножко игнорировали границы, и с потрясающей прытью рассеивались по всем дорожкам. Возраст дает некоторые привилегии, ты можешь не нравиться, но терпеть тебя обязаны. Никто не собьет старушку, переходящую дорогу в неположенном месте. Она это знает и переходит, где ей вздумается, не затрудняясь дойти до «зебры». Никто не прогонит старушку с дорожки «для абонементных групп» или «разовых билетов». Она это знает и плавает, где захочет.
Женщины и мужчины всех возрастов быстро, медленно, хорошо, плохо, красиво, смешно – рассекали приветливую, ласковую воду. Одни делали это с целью укрепления здоровья, другие – для удовольствия, третьи – чтобы приобрести или вернуть былую форму.. А были и такие, которые желали познакомиться. Мужчин этой направленности отличал кокетливый, изучающий взгляд. Женщин – макияж, задуманный как «естественный», и им приходилось туго. Сохранить на ресницах тушь, находясь в царстве брызг и плесканья, было непросто.
Я ходила в бассейн уже почти год, в одно и то же время, сеанс 10.15 – 11.00, и многие лица стали почти родными. Вот плывет пожилой мужчина с жалостливым лицом и артрозными пальцами; он предпочитает плавать на спине. Вот армянин в расцвете лет, у него волосатая спина и высокомерие во взгляде; он никогда не задерживается у бортиков, его руки постоянно в движении. Вот дама, сошедшая с полотен Рубенса, она с трудом проплывает дорожку в один конец и подолгу делает какие-то упражнения у бортика. Ее белые, мясистые бока по очереди показываются, сотрясаясь, из воды. А вон женщина с худым лицом, похожая на комара. У нее очки с темными стеклами, за которыми не видно глаз; ее голова все время повернута чуть влево, так что создается ощущение, что женщина постоянно на меня смотрит. Мне становится не по себе каждый раз, когда она плывет навстречу. У женщины-комара острые черты лица, узенькие губы и пунцовый рваный румянец на щеках. А вот юноша, который пару месяцев назад так лихо вынырнул из воды, что его  плавки за ним не успели; после этого юноша из воды выныривает осторожно.
«Плавать разрешается только в шапочках», гласил большой лист бумаги, приклеенный к кафельной стене. Уточнений не было, поэтому под «шапочками» каждый понимал, что хотел. Тут, конечно, были различные резиновые шапочки в ассортименте, всех цветов радуги; но также можно было увидеть вязаные, и даже прозрачные колпаки для душа. А лысые иногда игнорировали правило вообще. Зачем шапочка, если под ней ничего нет.
Мимо меня проплыл, разрезая водное пространство уверенными, широкими движениями, молодой человек. Когда-нибудь я научусь так же, если захочу. А пока мне нравилось просто не спеша плыть, общаться с водой на уровне любителя, а не профессионала. Профессионализм в некоторой степени убивает очарование.
Четыре дорожки были отведены для «арендующих организаций», там оттачивали мастерство будущие пловцы и пловчихи, а над ними возвышались грозные тренеры, покрикивая, показывая, ругая и хваля своих подопечных. На другой стороне был столик для работников бассейна, которые осуществляли наблюдение над происходящим в ванне и на бортиках. Женщина в спортивном костюме делала индивидуальные замечания плавающим в громкоговоритель. «Мужчина, освободите дорожку для арендующей организации. Для Вас дорожки номер семь, восемь и девять». «Девушка, избавьтесь от жевательной резинки, или покиньте ванну бассейна».
Или «Сеанс десять пятнадцать – одиннадцать ноль-ноль закончен. Пожалуйста, освободите ванну бассейна. Спасибо». Я всегда задерживалась минут на десять, пока посетители бассейна сменяли друг друга.
У бортика завязывались очередные романтические отношения, представительница льготной категории переваливалась через пластмассовый канат, отделяющий дорожки друг от друга; женщина внушительных размеров вполголоса возмущалась брызгам, которые поднимал высокомерный армянин; стайка молодых девушек, сбившись в кучу, ждала своего тренера на крайней дорожке..
«Женщина в халате, перестаньте ходить по воде».
Я проплыла еще несколько метров, прежде чем до меня дошел смысл сказанного в громкоговоритель. Интересно, как и по какой воде ходит женщина в халате. Мне стало весело. Каждый из нас, конечно, бог, но чтобы по воде ходить..
Я огляделась, но на бортиках никаких женщин в халате не было. Наверное, ушла. Периодически открывалась дверь в душевую, и оттуда вырывались клубы пара. Хорошо, что у меня утренний сеанс, к вечеру туда, наверное, зайти просто невозможно.
«Женщина в пестром халате, прекратите ходить по воде».
Я зацепилась за пластмассовый канат и, перебирая ногами, стала активно оглядываться вокруг. Женщины со сверхъестественными способностями нигде не было. Кафельный пол усеивали сланцы и шлепанцы, сновали туда-сюда тренеры, но ни намека на пестрый халат.
Судя по женщине, которая сделала такие странные замечания, она говорила серьезно. Ее лицо покрылось налетом раздражения, как бывало каждый раз, когда кто-нибудь нарушал правила. Она смотрела в определенную точку, отнимая ото рта громкоговоритель. Где-то за моей спиной. Оглянувшись, я никого особенного не увидела. Между тем, головы многих были повернуты в ту же сторону.
Я висела на канате и вглядывалась в разноцветные шапочки. Тренер-мужчина, присев на корточки рядом с подплывшим к нему учеником, глядя куда-то вправо, туда, куда смотрела блюстительница местного порядка, укоризненно покачал головой. Это что, массовая галлюцинация? Мне стало не по себе. Как это – ходить по воде? Если имеется в виду вода, разлитая по кафелю у края ванны, то почему по ней нельзя ходить? Но самое главное, где та, кто это делает?
Я внимательно вглядывалась в лица проплывающих мимо людей, пытаясь понять, какие эмоции вызывает у них невидимая женщина. Все были спокойны, замечание никого не удивило и не заинтересовало. Я подумала, что просто неправильно расслышала, а люди смотрели в одну и ту же точку по какой-то другой причине. Или мне вообще показалось.
Немного закружилась голова, но проплывающий мимо армянин фонтаном брызг привел меня в чувство, и я оторвалась от каната. В руках появилась непонятная тяжесть, и я подумала, что сегодня можно закончить плавать пораньше.
«Женщина в пестром халате! Женщина в пестром халате! Не надо ходить по воде. Прекратите ходить по воде!»
На этот раз почти все головы повернулись в одну, ту же самую сторону.
Там никого не было. Тяжесть в моих руках нарастала с такой катастрофической силой, что мне стало страшно. Я рывками догребла до поручня на трамплине, где рубенсовская дама делала свои упражнения. Ее бока методично колебали водную гладь, вздымаясь то один, то другой, белыми грудами над поверхностью. «Простите, к кому это обращаются в микрофон?» спросила я ее. «К женщине в пестром халате», ответила она, не поворачиваясь и не останавливаясь. «А Вы ее видите?» «Да». Как она могла ее видеть, если вся ванна бассейна за ее массивной спиной? Как, если она уже минут десять делает упражнения, глядя в стену прямо перед собой?
Я обернулась в поисках спасения, в надежде увидеть здравомыслящего человека. Ко мне как-то неестественно быстро приближалась женщина, похожая на комара. Ее голова была по обыкновению повернута влево так, будто она смотрела прямо на меня. С разорвавшимся пунцовым румянцем она подплывала ко мне, неподвижно держа голову над водой. Тяжесть в моих руках стала невыносимой, я не могла оторвать их от поручня, будто кто-то налил их свинцом. Женщина-комар быстро, как в ускоренном воспроизведении, работала всеми частями тела, и не остановилась даже, когда подплыв, начала задевать меня. Мной овладел дикий ужас, я вскрикнула и захлебнулась. В носу защипало, кашель жег грудь, на глазах выступили слезы.
«Сеанс десять девятнадцать – десять сорок две закончен. Пожалуйста, освободите ванну бассейна. Спасибо».
У меня кружилась голова. Большие электронные часы светились красными цифрами 10.42. Женщина-комар бултыхалась рядом со мной. Кашель душил меня; я давно откашляла всю воду, но остановиться не могла. Женщина-комар вдруг замерла. Она  больше не совершала телодвижений, и ни за что не держалась, ее голова оставалась неподвижной, когда она сняла свои темные очки и посмотрела прямо на меня. Ее глаза были белыми, как будто к обоим зрачкам прилипли бельма.
Чувство нереальности происходящего сменилось тягучей паникой, когда головы всех плавающих оборотились в мою сторону и замерли. Они просто застыли, прямо посередине бассейна и по его краям. Вода перестала колыхаться, последние брызги упали, все стихло. Как люди держались на плаву, я не знала. Все и всех сковала гробовая неподвижность. Только рубенсовская дама рядом со мной продолжала свои монотонные упражнения, но я больше не слышала плеска воды.
Помрачение обволакивало мои мысли.
«Сеанс десять девятнадцать – десять сорок три окончен. Пожалуйста, освободите ванну бассейна».
Не думая ни о чем, ничего не соображая, я с трудом оторвала руки от перекладины. Они тянули меня ко дну, я не могла плыть. Цепляясь за края ванны, я медленно пробиралась к лесенке. Налипшие на бортики люди не двигались, только поворачивали головы вслед за моим перемещением. Мне приходилось тереться прямо о них, чтобы только не отпускать рук.
«Сеанс десять девятнадцать – десять сорок четыре окончен. Пожалуйста, освободите ванну бассейна!» В голосе в громкоговорителе уже слышались нотки раздражения.
Я двигаюсь так быстро, как могу! Неужели она не видит, что вода, как застывающий цемент сковывает все мои движения. Плотность ее как будто увеличилась в десятки раз, все труднее обходить неподвижные, мягкие, невесомые тела.
«Сеанс десять девятнадцать – десять сорок пять окончен! Сеанс окончен! Освободите бассейн!!» Голос становился с каждым разом все громче и злее. Мне показалось, что мой мозг вот-вот взорвется. В голове было горячо.
 Я наконец схватилась за лесенку, оттолкнув неподвижно повисшую рядом представительницу льготной категории. Она поддалась толчку легко, как безвольный кусок мяса. Меня тошнило.
Задыхаясь, я выкарабкалась наверх и медленно повернула голову. Все по-прежнему смотрели на меня, только плотная дама смотрела перед собой и делала упражнения.
У меня совершенно не было сил. Держась за стену, забыв про свои шлёпки, я направлялась в душевую, сопровождаемая десятками глаз. Белый кафель стал казаться розоватого оттенка, тошнота колыхалась в районе горла. Я не смогу пройти через душевую, я задохнусь!
По воде пошла мелкая рябь. Висела мертвая тишина.
В лицо ударило облако горячего пара.