Глава 13. Одиночество

Трудно сказать, что произошло с Вороной в тот момент, когда она увидела рухнувшее вниз гнездо и Альбатроса, уходящего над озером за горизонт.  В её голове никак не укладывалось: что же случилось, почему все старания пошли насмарку? На земле валялись обломки, в которые превратилась мечта, только что – такая реальная… из глаз катились слезы, но, поскольку слез у Ворон не бывает, – никто их и не видел.

Проворочавшись всю ночь без сна, сделав множество всяких предположений (но, так и не поняв случившегося), с приходом утра она принялась строить новое гнездо. Делала его Ворона неторопливо  и тщательно: куда теперь спешить? Уложив все ветки, выстелив гнездо пёрышками, она прикинула, что получилось очень даже неплохо. Гнездо вышло большим и вместительным, и Альбатрос должен был, по её представлениям, очень удобно в нем разместиться.

- Его вполне хватит и на двоих, такое оно большое, - думала Ворона, пока старательно укрепляла и украшала его.

То что Альбатросы не сидят в гнездах, и что гнезда, вообще-то, предназначены лишь для высиживания птенцов (такими особами, как она сама) – ей не приходило в голову. Окончив труды и усевшись на ветке, чуть повыше гнезда, Ворона решила отдохнуть. То и дело, поглядывая на своё творение, она представляла: как, однажды вернувшись, Альбатрос захочет опять погреться на солнышке, увидит такое замечательное гнездо, и, конечно же, предпочтет его голой ветке. А потом они мило поболтают. Она расскажет ему, какое у них замечательное озеро, и тогда странник, наверняка, захочет остаться. Видимо, он просто не успел разглядеть всей прелести окружающего, потому и улетел, но он вернется. Он не может не вернуться… как же тогда гнездо?

Рассуждая день за днём в подобном духе, Ворона превратила свои предположения в полную уверенность, стала ощущать себя «при деле» и перестала чувствовать себя одинокой. Жизнь обрела смысл: Ворона ждала… ждала возвращения того, кто и не собирался возвращаться.

А Белый Сокол тем временем начал потихоньку приходить в себя. Переживания, по поводу случившегося с ним горя, стали тускнеть, отходить на второй план, потеряли остроту, и, оглядевшись однажды, он увидел перед собой прекрасное озеро. Ощутив солнечное тепло и прохладный ласковый ветерок, услышав щебетание множества птичек, Сокол обнаружил, что окружён соседями и что жизнь не остановилась, а знай себе идёт, как ни в чём не бывало.

На большой березе напротив он увидел Белую Ворону, сидящую рядом с большущим гнездом. Размеры гнезда впечатляли. Да и сама Белая Ворона увиделась Соколу настолько привлекательной, что он решил познакомиться с ней поближе.

- Привет, - сказал Сокол, опустившись на ветку рядом с ней.

Ворона оторопела. Чего-чего, а этого она никак не ожидала: Белый Сокол – предел её былых мечтаний – сидел рядом с ней, и сам, вот именно – сам(!), пытался с ней заговорить…

Наверно мир перевернулся… - подумала она, пока отвечала на его приветствие.

- Зачем тебе такое большое гнездо? – спросил Сокол.

- Как зачем?! Для Альбатроса! – ответила Ворона.

- Да… я видел однажды Альбатросиху… большая птица… пожалуй, что и подойдет.

- ...И при чем здесь Альбатросиха? – удивилась про себя Ворона и промолчала.

- Ты альтруистка что ли? – поинтересовался Сокол, глядя на Ворону с новым интересом.

Ворона не знала что такое «альтруистка», но на всякий случай ответила:

- Да.

- ...Я давно мечтал именно о такой, возвышенно-духовной подруге, - размышлял Сокол, вернувшись на свою сосну, - мне нравится склад её характера, нравится её желание помогать другим. Это, пожалуй, – как раз то, что так давно исчезло в этом жестоком мире.

Теперь Сокол не сводил с Вороны глаз. Дни начинались и заканчивались мыслями о ней. Но довольно долго он не решался предложить Вороне что-либо большее, чем просто знакомство. Через неделю после первого разговора, всё обдумав и хорошо всё взвесив, Белый Сокол отправился к Вороне, предлагать ей своё крыло и истерзанное жестоким миром сердце.

Не успев ещё открыть рта, Сокол понял, что получил отказ. Ворона сообщила, что она ждет Альбатроса, который обещал вернуться. Преисполнившись еще большим уважением к столь достойной птице, Белый Сокол не решился настаивать.

- Не судьба… а жаль… очень благородная дама… - по-прежнему не сводя с Вороны глаз, думал Сокол - я буду любить её, пусть и на расстоянии, – она достойна этого. Я буду её рыцарем, пусть даже «рыцарем печального образа». Просто находиться рядом, иногда (при возможности) оказывать ей услуги – это счастье!

Но надобности в рыцарских услугах всё не возникало: Ворона всё сидела и сидела у гнезда… Жизнь шла своим чередом, а эти двое – будто выпали из неё, и, похоже, не собирались возвращаться.

Вернуться к действительности их заставил Ястреб, однажды вновь появившийся на озере.

Оплакав свою «подругу», отдав должное восхищение её чувствительности, в какой то момент вояка почувствовал себя вполне реабилитированным. Теперь можно было вернуться, что Ястреб и сделал в скором времени после смерти Жар-птицы. Он многое мог бы рассказать озёрным жителям, да не просто «рассказать», а заткнуть все рты своим повествованием об удивительной птице, умершей от любви к нему.

Первой неожиданностью, свалившейся на голову Ястреба, стала Ворона, которая не просто была жива, но и сидела на краю гнезда, ожидая его! То, что ждала она его –  не вызывало у вояки никаких сомнений. У него даже мысли не возникло, что ждать можно и кого-нибудь другого. Рухнув с размаху на березу, Ястреб уставился на Ворону.

Ворона подпрыгнула от неожиданности, гнездо покачнулось и свалилось на землю. Ничего не соображая, понимая лишь, что гнездо разрушено, Ворона набросилась на виновника беды.

Это не ускользнуло от взгляда Белого Сокола, совершавшего облёт озера. Он камнем упал на место происшествия.

Все трое сцепившись, свалились на кучу, мгновение назад бывшую гнездом; запутались в ветках и, вывернувшись из них, стремглав разлетелись в разные стороны.

Ворона, слёзно жалея себя и с горечью осознавая, что всё придется начинать сызнова, вернулась на свою березу. Белый Сокол, гордясь проявленной отвагой и своевременностью помощи, оказанной даме своего сердца, – взлетел на сосну. А Ястреб улетел в соседний лес, на родную елку, покинутую им когда-то, а теперь вновь обретенную.

С тех пор, как ни старался Ястреб привлечь внимание Вороны, у него ничего не получалось: она не обращала на него внимания. Открытых действий вояка впредь не предпринимал, опасаясь нового конфликта (как-никак, Сокол был всегда на страже). Затаившись в своём лесу, Ястреб лишь поглядывал на Ворону издали, пользуясь тем, что зрение у него всегда было отменное.

А Ворона построила гнездо в третий раз, и теперь оно, доставшееся с таким трудом, стало драгоценным залогом её будущего счастья.

- Он вернется, - думала она про Альбатроса, - он же обещал… Вернется, и мы будем счастливы…

Тем временем Попугай, из последних сил дотянувший до озера, свалился в гнездо к Вороне. Бедняга лежал, распластавшись на дне гнезда, и не подавал признаков жизни. Ворона, занятая в это время добыванием завтрака, не заметила падения Попугая. Вернувшись к гнезду в полдень, она уселась на соседнюю ветку и впала в задумчивость. Вороне грезились холодные страны, ледяные просторы, студёная вода и Альбатрос, парящий над всей этой суровостью – отважный и такой же суровый, под стать окружающей природе. Ворона попробовала представить себя рядом с ним, но ничего не получилось: даже в грёзах она не смогла увидеть себя среди бесконечных снегов. И тогда она решила:

- Нет, …уж лучше я его здесь подожду…

И тут внимание мечтательницы привлёк шорох, донёсшийся из гнезда.

- Это что? – пронеслось в голове, и она взлетела, дабы выяснить, что там происходит: гнездо – размером с таз – не оглядеть с ветки. 

Присев на краешек оплота всех своих надежд и источника гордости, Ворона обнаружила на дне Попугая. Незваный гость в этот момент пришел в себя, но, не имея ещё сил пошевелиться, мысленно предавался проклятиям.

Попугай проклинал тот день и час, когда согласился «на спор» долететь до озера за один перелет, и тем самым доказать своё превосходство над воробьями, потерявшими к нему былое почтение. Какое-то время воробьи сопровождали спорщика, но покидать город сочли неразумным и над окраинами повернули обратно. Попугай продолжил путь в одиночестве, по дороге заблудился, пару ночей провел в глухом лесу, дрожа от страха и мучимый голодом. И вот теперь, завидев озеро, свалился в похожее на аэродром гнездо, так удобно расположенное на березе.

Не вслушиваясь в бормотание Попугая, вышедшая из меланхолии Ворона очень явственно представила, как обрадуется Цапля, увидев предмет своего обожания. Вороне стало даже немножко завидно.

- Мечты сбываются… Счастливая она, Цапля… хоть и дурочка набитая… - про себя думала Ворона, разглядывая незадачливого путешественника.

Попугай открыл глаза, увидел Ворону и протяжно (жалобно, как только мог) застонал.

- Ах, если бы это был Альбатрос… - Ворона снова погрузилась в свои грёзы, где измождённый гигант стонал в её гнезде, а она разрабатывала планы его спасения.

Попугай тем временем окончательно очухался, улегся на бок и, не переставая стонать, поглядывал на Ворону в ожидании реакции. Ничего не дождавшись и устав, теперь уже от стонов, он пропищал тоненьким голосом:

- Помогите… умираю…

Ворона не откликнулась. Она в этот момент залечивала раны воображаемого Альбатроса – до Попугая ли тут? – до какой-то малявки, попискивающей где-то там, на самом краю её сознания?

- Ооооооооо!!!! – взвыл Попугай, собрав последние силы.

Ворона вздрогнула, приходя в себя. Ещё додумывая мысль, что нужно будет понежнее обращаться с возвратившимся Альбатросом, она сорвалась с гнезда и направилась к Утке, чтобы разузнать, как ухаживать за больными (почему-то решив, что Утка в этом разбирается).

Попугай, утративший остатки мужества после исчезновения Вороны, впал в истерику. Шум, производимый им, разносился по озеру и долетел до Цапли. Подавившись лягушкой, которую как раз в этот момент она заглатывала, Цапля долго откашливалась, одновременно пытаясь сообразить, что же её так растревожило. Минут пять – узнав уже попугаев голос – она продолжала вертеть головой, в попытке понять: откуда же он доносится? И не найдя ответа, взлетела.

Сердце бешено колотилось в предчувствии долгожданной встречи.

Когда Цапля увидела СВОЕГО Попугая в вороньем гнезде… от гнева у неё потемнело в глазах. И ревнивица таранила воронье гнездо, круша его своим немаленьким телом. При этом Цапля умудрилась выхватить из обломков Попугая. Надёжно зажав «добычу» в клюве, она опустилась на берег озера. Спрятавшись в камышах, привычным движением закинув Попугая к себе под крыло, Цапля замерла, обдумывая происходящее.

- Надо же! - возмущенно думала она, -  Какая коварная, эта Ворона: притворяется ждущей Альбатроса, а на самом деле… Что «на самом деле…» – додумать Цапля не успела: Попугай зашевелился под крылом. Осторожно достав бедолагу, пристроив его на сухой кочке, спасительница отправилась ловить обожаемых Попугаем маленьких мошек. Накормив своего страдальца, всплакнув по поводу его изнуренного вида, Цапля опять спрятала  любимца под своё теплое мягкое крыло и успокоилась. Ворону она простила – что возьмешь с одинокой неприкаянной птицы… Но тут же возник новый вопрос: как объяснить Журавлю пребывание у неё под крылом Попугая, давнего её возлюбленного.

Переживая, по поводу предстоящего выяснения отношений, Цапля расхаживала по прибрежному мелководью, судорожно придумывая оправдания. В аккурат в тот момент, когда Журавль опустился рядом с Цаплей, Попугай высунул голову из-под её крыла, пытаясь выбраться оттуда. Пискнув от испуга, он спрятался обратно, но Журавль успел его заметить.

- У тебя новая игрушка? – спросил Журавль Цаплю.

Цапля приподняла крыло (понимая, что отпираться бесполезно), Попугай выпорхнул и бесцеремонно уселся на длинный клюв Журавля.

- Что ж, если она удовлетворится твоим клювом и не будет претендовать на мой, то может остаться, - промолвил Журавль, стряхивая Попугая с клюва.

Быстро оценив обстановку и тут же перебравшись на клюв Цапли, Попугай замер, понимая, что сейчас решается его судьба, и если он поведет себя правильно, то сытая, комфортная жизнь обеспечена ему надолго.

Ступая осторожно, так чтобы не потревожить своё сокровище, Цапля отправилась вдоль озера. Радости её не было предела: любимый вновь обретен, согласие на его присутствие получено, …остаётся лишь заслужить попугаево расположение. А в том, что ей это удастся, Цапля даже не сомневалась.

Журавль смотрел вслед подруге и думал:

- Какая же она у меня грациозная, да к тому же еще и добрая: подобрала бродяжку… Дамы, вообще, – народ тонкий, не всегда понятный… но, то что она добродетельна, у неё не отнимешь. Она понравится моей маме, когда мы будем зимовать во Франции…

Ворона, такая далёкая от всех этих перипетий, вернулась тем временем от Утки, и, обнаружив вместо гнезда на березе – кучу веток под ней, даже заплакать не смогла. Вместе с гнездом рухнули как-то разом и все её надежды на счастливую жизнь с Альбатросом.

 …Строить гнездо заново она не стала, решив: не судьба.

Погоревав еще немного, она подумала, что так уж, видимо, на роду ей написано: быть Белой Вороной.