Вовчик

- Скорей бы дембель… - молодой лопоухий солдатик вздохнул, бессильно уронив руку с зажатой в пальцах папиросой. – Домой хочется – ужас.

- Фигня война, Вовчик. – откликнулся стоящий возле двери туалета напарник, такой же молодой солдат, но имевший ярко выраженную азиатскую внешность. – Ну ты скоро там, нет? Подох, никак?

Из туалета торопливо выскочил человек в черной хлопчатобумажной робе и, на ходу подтягивая штаны, засеменил по коридору. Возле решетки он остановился, привычно поворачиваясь лицом к стене вагона. Конвоир открыл дверцу, и заключенный занял свое место в «купе» вагонзака.

- Есть еще желающие? – спросил начальник караула в пространство.

- С такой кормежки вряд ли, гражданин начальник… - ехидно заметил кто-то из обитателей камер.

- Закончить оправку. – спокойно приказал прапорщик, за годы службы привыкший не обращать внимания на подколки со стороны «спецконтингента».

Состав мчался сквозь зеленый океан тайги, по-летнему живописной. Зимой здесь было бы белым-бело и пустынно, а сейчас все цвело и радовалось жизни. Впрочем, совсем скоро должна начаться лесотундра, а за ней – ровная как стол северная пустыня.

- Вот скажи ты мне, Вовчик, а что ты дома делать будешь? – из «комнаты отдыха» вышел сержант Лавров, широколицый плотный сибиряк, дослуживавший последние месяцы.

Солдат виновато улыбнулся. Вообще-то, до дома ему оставалось еще больше полутора лет и думать о том, чем он займется после службы, пока что не полагалось. Но он все же ответил:

- Маму очень хочу увидеть, товарищ сержант. Соскучился я по ней сильно.

- Маааму, иди ты! – раздался чей-то молодой, но уже сильно прокуренный голос из-за решетки. – Знаем мы эту маму, небось первой встреченной биксе подол задерешь… Маму твою через контрабас в…

- А ну хавальник завали… - с угрозой перебил его второй голос. – Не по масти пасть разеваешь, Ведро. Мать – она у каждого мать, думай чего базлаешь, сявка!

Прапорщик, даже не подходя к решетке, словно бы видел этих двоих «зэка». Первый, «хулиган» из Таллина Санидис по кличке Ведро, молодой и наглый парень. Наверняка этот первый срок для него не будет последним. Таким тюрьма ума не добавляет. Впрочем, не исправит она и второго – вор-рецидивист Пакшин хоть и не был «вором в законе», но успел заработать известный авторитет среди уголовников. Таким лагерь – что дом родной.

Вовчик тем временем насупился и хотел что-то крикнуть в сторону решетки, но Лавров положил руку ему на плечо и тихо сказал:

- Не обращай внимания. Скучно им, развлекаются. Привыкнешь еще, тут такие спектакли бывают… У нас путь дальний, порой самому тоскливо бывает, а им каково? Главное, повода не давай и слабости не показывай. Этим только палец дай – сожрут всего целиком. И не расслабляйся на посту, понял?

Солдат кивнул головой. О бдительности ему напоминали ежедневно. Предупреждали о том, какая кара ждет допустившего побег бойца. Пугали страшными историями, как «в соседнем вагоне» выводной подошел близко к решетке, а его за одежду хвать, протащили голову сквозь решетку, глаза выкололи, оружие забрали и…». Что было за этим «и», Вовчик только догадывался. Впрочем, самые разговорчивые из старослужащих порой вскользь упоминали некоторых своих сослуживцев, не вернувшихся из очередного спецрейса. Как им пришлось умирать, молодой солдат боялся даже думать. Он и сейчас зябко передернул плечами и подтянул поближе к пряжке ремня тяжелую кобуру караульного ТТ. Видела бы его сейчас мама! Мама…

…Он пришел в себя от резкого толчка в бок. Над ним склонился Хасан, который должен был находиться на посту у камер.

- Что, смена уже? – дернулся Вовчик и вдруг заметил, что «комната отдыха» полна серого вонючего дыма. Его было уже достаточно много. Над лампочкой он клубился неровными кольцами.

- Горим! – крикнул Хасан. – В вагоне пожар! Не иначе, урки подожгли…

В конце вагона с огнетушителем в руках стоял Лавров. Струя пены била в потолок, по которому бегали быстрые и нестрашные на вид язычки пламени. Но погаснув в одном месте, огонь тут же вспыхивал в десятке других, и вскоре сержант с руганью отбросил опустевший железный цилиндр.

- Стоп-кран! – подбежавший со вторым баллоном прапорщик вступил в схватку с огнем. – Короткое замыкание, етит твою…

Из камер, полускрытых сизым облаком, высовывались руки заключенных, слышался кашель и громкий мат. Кто-то стучал металлической кружкой о сталь решетки.

- Начальники, открывайте двери, горим! – заорал кто-то из зэков. – Потолок горит, спасайте!

Вовчик дернулся было к двери, но Лавров перехватил его.

- Куда, салага?! Устав забыл?! Они только этого и ждут… Марш в оружейку, берешь автоматы, как только поезд встанет, выносишь их на улицу и охраняешь. Хасан! Бери «дела» и тоже на улицу. Дед, а Дед, бросай ты это дело, все равно не потушить уже – вон как горит. Валить надо, к начальнику состава надо!

Поезд остановился вдали от станций и полустанков. Вокруг был только лес, лес, лес – ничего кроме леса. Майор, начальник спецсостава, уже бежал от головы поезда. Следом за ним топали сапогами солдаты, вооруженные автоматами, и машинист с помощником. Из вентиляционных «грибков» валил уже не серый, а черный дым. В вагоне слышался крик и вой ужаса оказавшихся в ловушке заключенных. Начальнику хватило двух секунд, чтобы оценить ситуацию. Тайга. Глухомань. Полный состав «спецконтингента». Множество рецидивистов. Особый режим. Усиленный режим. Спецрежим.

- Надо расцепить вагоны. – обратился он к поездной бригаде. – Голову и хвост развести, растащить. Изолировать этот вагон.

- Товарищ майор, надо выводить зэка, пока они не задохнулись. – сказал прапорщик, нервно сжимая автомат.

- С ума сошел? – заорал на него майор. – Ты видишь – тайга кругом! У нас овчарок нет. Уйдут в леса в суматохе – ты отвечать будешь? Забыл правило – упустил голову зэка, своей ответишь? Оцепить вагон! Это приказ! Стрелять по всякому, кто попытается отойти от вагона. Стрелять на поражение сразу!

- Я этого приказа не выполню. – тихо и твердо сказал старый начкар и отошел в сторону.

Он знал, что после возвращения его ждет разбирательство и неизбежный вылет без пенсии. Но ему было все равно. Он уже понял, что сейчас должно произойти.

Майор бегал возле вагона, матом и толчками расставляя солдат. Он орал, чтобы не упустили ни одного направления, чтобы не пропустили ни одного беглеца. Изнутри вагона теперь доносились частые беспорядочные удары – потерявшие голову заключенные ломали горящие стенки «столыпина», пробивали пол. Внезапно в треске и грохоте вздыбилась крыша, оттуда рванулся столб дыма и искр. На крыше показалась фигура зэка, маленькая, сгорбленная. Грохнул выстрел, и заключенный вниз головой слетел с вагона.

- Стрелять! Огонь же! – бесновался майор, держа в руке наградной никелированный «вальтер». – Кто упустит – сядет, даю слово! Огонь!

- Так, ребята! – лениво обратился к солдатам один из сержантов. – Завалите урку – отпуск домой гарантирован, правильно, товарищ майор?

- Правильно, правильно. Огонь! Огонь, ребятушки!

Загрохотала первая очередь. Ей тут же ответила вторая. Неясная в дыму тень отшатнулась и пропала. Из-под вагона выбрался еще один зэк – видимо, проломил пол. Он протирал кулаками закопченное лицо, потом торопливо вскинул руки вверх. Лавров дал короткую очередь, перечеркнувшую лагерную робу наискосок. Тело свалилось на насыпь, не издав ни звука.

- Твари, мусора, портяночники позорные! – заорали из горящего вагона. – Чтобы ваши мамы…

Оглушительный вой человека, охваченного пламенем, перекрыл крики. Стенка вагона в передней его части прогорела, и наружу вывалился живой факел. Вовчик впервые видел, как горит человек. Бестолково размахивая руками, горящий зэк кинулся бежать с насыпи вниз, но наткнулся сразу на несколько очередей. Его разорвало пополам, и он свалился на землю, продолжая гореть. Крики заживо сгорающих и расстреливаемых в упор людей были невыносимы, и Вовчику захотелось зажать уши руками. Но в руках был автомат с все еще полным магазином.

Внезапно он заметил за соседним вагоном, в облаке дыма какую-то тень. Человек, низко пригнувшись, крался к кустам, находящимся в нескольких метрах от вагона. Его осторожным движениям мог бы позавидовать любой матерый хищник. Это был Пакшин. Как он ухитрился выбраться незамеченным? Вовчик, разумеется, не узнал рецидивиста. Он вскинул было оружие, но тут же опустил. Стрелять в человека…

- Стой, стрелять буду! – жалким ломающимся голосом крикнул он.

Не оглянувшись, но моментально выпрямившись, Пакшин рванулся в кусты, нырнул в их гущу и вновь показался уже за канавой в полосе отчуждения. По нему хлестнула чья-то короткая очередь, но стрелок промахнулся.

- Вали его, салабон! – заорал Лавров, лихорадочно пытающийся вставить трясущимися руками в автомат новый диск. – Вали, уйдет же, мать твою!

- Я не могу…

- Сам сядешь, дурак! Сам! Ты же домой хотел, недоумок, к маме! Забыл?! Стреляй, слабак, придурок! Огонь!

Мама… Вовчик на миг представил себе ее лицо, такое родное, знакомое до мельчайшей черточки. На секунду ему показалось, что его, уже не в зеленой солдатской форме, а в черной робе лагерника ведут по коридорам мрачные конвоиры. Он даже успел узнать в одном из них весельчака Хасана. А потом он вскинул тяжелый ППШ, привычно, как на занятиях по огневой подготовке ловя его снизу под магазин для устойчивости. И дал длинную отчаянную очередь. Беглец, успевший почти добраться до леса, вскинул вверх руки, дернулся всем телом и опрокинулся навзничь.

Со стороны догорающего вагона слышались отдельные выстрелы. Майор, все еще находящийся в каком-то остервенении, добивал тех, кого уже не надо было добивать…