Движение, дальше

Пацанский офис. Глубокая ночь, Арбат.

- Ничего, Бать, говорят в 2012-м году все дембельнёмся. Так шо готовьте парадный костюм. И фотоальбом, так сказать. - Леший встал.
- И передайте Гарри Потерному в камеру бритву, - сказал Батя. - Пока вертухаи прибегут, секунд пять пройдёт, - он кивнул на дверь. - Пусть будет мужчиной. Лезвие обожжёт горло предателя.
- Ты что? - изумился Ахпер. - Батя?! - он прикрыл рот рукой, задыхаясь. - Это же расстрел!!
- Dichtung und Wahrheit, - сказал Студент, сосредоточенно выстругивая из морковки мужскую гордость, предположительно, Француза. - "Dichtung und Wahrheit". "Поэзия и правда", Гёте.
Леший прервал его литературоведческий изыск. Он, по-видимому, был реалист.
- Да там у них вообще не турьма, - сказал Леший, отнимая у Студента игрушку. Тем же ножом  он сравнял все выпуклости в ноль и выбросил корень. - Совсем, - повторил он. - Совсем.
- Сидеть надо или на самом верхнем этаже - ближе к небу, или погребённым в недрах казематов. Ближе к земле, - высморкался в шёлковый платок Манерный. (Платок белоснежный, в центре вышита буква "М". Потом туда же выхаркнул из лёгких мокроту. - Тубик. - Пояснил он. - Если к небу - поглощаешь энергию неба, подпитываешься ей, если к земле, земли. И сидится тогда весело и легко, на одной ноге, так сказать. А у них там, вообще, - Манерный поправил шейный платок, покачал головой. - Говорят - мы крутые. А крутой ты или нет, до пересылки нельзя сказать. Что там - СИЗО? Так, курорт. А они все мутные, Бать, устрицы такие, поверь мне. Братва-ботва. Зачем им валить друг друга? Пусть живут. - Он с ненавистью посмотрел на Садовое кольцо. - Пассажиры эти.
- Ну тогда, - сказал Батя, качая круглой головой, - готовь письмо. Надо будет их там всех немного поднапрячь. Мол, понятия, и-всё-то-же.
- А если они - нас?! - опять искренне изумился Ахпер. Рукой он теперь помахал в воздухе, словно символизируя что-то в воздухе, рисуя какой-то знак. - Выйдут, запомнят, всех нас, эли, и - понеслось. Не поймёшь, как. Сейчас, - он закатил наверх глаза, зацокал языком. - Беспредел. Все - гангстеры, все - пацаны. Все - сидели.

- Беспредел? Здорово, мудрецы, объемлющие пустоту! - улыбаясь, в комнату входит Игорь. Кругло выбритая на японский дзен-буддийский манер голова отражает свет. - Всем привет, бродяги! - первому пожимает руку Бате. - Батя, как сами?
- Нормалёк, - Батя слегка морщится. Игорь в руках гнёт пятак от московского метро, он знает, правда, покрываясь потом. А ещё может опустить свой нефрит в молоко, тёплое, втянуть в себя и пеной выбросить обратно в стакан, научил один индус, йог. Обещал научить Француза, но тот безалаберен, а для этого теста нужна ежедневная тренировка. Сейчас Игорь подбрасывает вверх и вниз лежащий у него на ладони маленький макет Вселенной, красно-белый амулет Инь и Ян.
- И то верно. - Руководитель крошечной ОПГ - Батя - внимательно смотрит на этот даосский амулет. (Вопросительно, к пацанам):
- Тогда...Ну их всех, что ли. Надоело! Все живут люди, как юди, только мы одни грузимся. Поехали обедать, у "Бурчо" сейчас хаш. Уже 4 утра. Готовят отменно - бульон прозрачный, словн жидкий горный хрусталь. Горячий такой. Ставят те, кто проиграл в нарды в воскресенье.
- А армяне, что - мусульмане? - задорно говорит Леший, видно, как начинают сверкать его зелёные глаза. Ахпер, сжав кулаки, сразу встаёт.
- Не, мы - чурбаны, - щурясь, говорит он. - Это хуже мусульман, намного. - Он повторяет, глядя на Игоря. - Чурки мы.
Игорь мякго, на носочках подходит к нему, обнимает его в борцовский захват, упираясь лбом, добро, но решительно отводит в сторону.
- Армения была крещена раньше Византии, - говорит он он. - Бог - един, и добро - едино. Если это только можно назвать Богом, как там у вас?
- Воистину - хаш, - говорит Француз, засовывая за пояс наган. (Предварительно он крутанул барабан, посмотрел на маслины, щёлкнул.) - Дамы и господа.
- А ребёнок у меня плакал всю ночь, - говорит Бита. Он  устал - бессонная ночь. - Ходишь с ним по комнате, молчит. Кладёшь - плачет. Так и мерял комнату шагами, всю ночь, по очереди с женой. Да, поесть бы. Напитать, - он показывает на грудь, - органон.
- Ты лучше покажи на живот, - смеясь, говорит Игорь. - Воин всегда должен быть голодным. Не дай бог перед боем поешь, ранят, перитонит - точно. Нет, на улицу выходить надо только натощак.
- И всё же - поедем, - говорит Батя. - Покушаем ночью. - Он звонит вниз, Аре, тот заводит на роллсе мотор. Всем:
- Поехали к Бурчо. Сколько ещё жить нам, кто скажет. - Вождь смотрит на потолок. - Без нас решается это всё, без нас.
- Ну почему без нас, - говорит Ига-сан. - Карма. Своими, как говорится, руками. Ара, - он быстро поворачивается к Ахперу, - а почему - Бурчо?
Ахпер, кажется, всё ещё смотрит на Лешего.
- Потому что - кучерявый, - хмуро говорит тот.
- Эх, кто бы меня жить научил, - говорит Кент. - Я б ему руку отдал. Как жить сейчас? На те три штуки, что даёте вы? В Москве?
- Молча, - говорит Андрей, - молча. Живи на триста, всё будет хорошо. - Он смеётся.
- Ты сам-то понял, что щас сказал? - говорит Кент. Его опять лихорадит, нужен завод. Как бывший крадун - угонщик автомобилей, он без стресса жить не может. Его от покоя просто разорвёт. Какой уж тут - дзен.
- Ты меня на понял не бери, - говорит Андрей. - Я в Кузне в пять лет уже всё понял, понял? - Леший красиво. почти как Манерный, поворачивается в сторону кавказского пацана. - Ладно, ара, я пошутил, опять. Просто я - сибиряк. Поехали есть ваш суп, поехали.
- Не опять, а снова, - в тон ему, смеясь, отвечает армянин.
- А в Австралии сейчас лето, - мечтательно говорит Студент. - Хочу туда.
- Перехочешь, - строго говорит Батя.
- Ибо в целом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки, а великая гора Тайшань мала. Никто не прожил больше умершего младенца, а долгожитель Пэнцзу умер в юном возрасте, - говорит ему Игорь. Он делает иронический полупоклон. - Небо и Земля, дорогой, живут вместе с тобой, и вся тьма вещей составляет с тобой - одно. Да и даже тебя, в сущности, не существует. - Игорь хитро смотрит на всех, улыбается. - Ежели разобраться.
- Ё, - кривит губы Манерный. - Шнурки забыл погладить на ботиках. Ё!
- Пусть это будет самой большой твоей проблемой, - отвечает ему Француз. У него руке - новый номер журнала "Вог".
Почти все, привыкшие к подобным цитатам из ниоткуда Игоря-Карате, жеманству Манерного, космополитизму Француза и выходкам Студента, снова смеются, при этом Леший борзо, Ахпер деланно, он ещё не отошёл после шутки, Батя властно, а Студент - нервно, потом все - выходят. Перед этим не смеявшийся ни на миг Кент несколько раз смотрит в окно, вниз. Подходы к офису  просматриваются хорошо, за исключением, конечно, подъезда. Но подъезд - это Бог. Тут уж - как повезёт.

конец эпизода