Вишневая косточка и... Курская дуга

- А я еду в гости к дедушке с бабушкой в Тамбов! У меня теперь три дедушки и три бабушки! – докладывала всем соседям - пассажирам вагона Иришка, заглядывая в открытые двери. – Мы будем с бабушкой варить вишневое варенье с косточками. С косточками вкуснее!

- А тебя как зовут? – умиляясь общительности маленькой черноглазой девчушки,  спрашивали разомлевшие от жары пассажиры.

- Иришенька- вишенька! Меня так мой папа зовет. У меня давно уже есть папа! – хвасталась Иринка. А мой новый дедушка - танкист! Он в танке горел, когда война была, на него немцы напали!

***

Дмитрий Иванович, единственный вернувшийся с войны житель деревни Добрянка, и до сих пор был главным авторитетом и гордостью для односельчан. Он и без того всегда отличался умом и рассудительностью. А еще – голосом. Если бы был верующим, самое место ему было бы в храме службы петь. Голос у него от рождения был громким, хорошо поставленным. А за то время, пока от последствий контузии избавлялся, окончательно его отточил, до совершенства.

Именно голос помогал долгие годы успешно председательствовать. Он до трех не считал, один раз гаркнет - и всё исполнено!

Седина, заработанная на Курской дуге, прибавляла солидности молодому парню, которому поручили руководить огромным хозяйством, вконец  разоренным войной.

О  ней, войне, о том, как выбрался из горящего плавящегося танка, поседев мгновенно, словно  лунь,  говорить не любил. О своей довоенной,  черной, как смоль, пышной шевелюре забыл вспоминать… И, вообще, ни на какие сантименты энергии не тратил. Было, да прошло.

Единственным, перед чем душа его плавилась, радовалась по-детски, распахивалась, не стесняясь нежности своей, был вишневый сад. В его огромном, размером с гектар, саду, другие деревья не росли.  Только кудрявые красавицы, вокруг которых  с ранней весны и до конца лета дышал, переливался прозрачным золотом и жужжал какой-то спокойной, без надрыва,  симфонической мелодией,  нимб из пчел.

Все свое свободное время Дмитрий Иванович проводил в саду. И летом и не летом, он что-то мастерил, занимался многочисленными ульями, непременно там, среди своих красавиц вишен. То он их белил, то подрезал ненужные дикие веточки, перенося лестницу от одного дерева к другому, то подкармливал удобрениями, а то и просто лежал в высокой траве, глядя на мир сквозь паутину тонких вишневых веточек.

Весной деревья, как невесты, были украшены бело-розовыми цветами, к лету - крупными сочными красными ягодами. Зимой вишни были не менее красивы.  Поскольку,  весь урожай никогда до конца за ненадобностью не собирался, теперь уже пышные,  в кружевном колючем инее,  ветви,  словно перламутровыми выпуклыми бордовыми пуговичками, были покрыты несобранными с лета ягодами. Обнаглевшие и разжиревшие птицы мороженой вишни не хотели, летом еще наелись до тошноты.

Сколько раз ни предлагала Антонина Васильевна вырубить хоть половину сада, да посадить, как все нормальные люди,  картошку или свеклу, Дмитрий Иванович и слышать такую крамолу отказывался наотрез.

- Иваныч, добрый денёк!- выползла соседка откуда-то из малинника. – Слыхала, Николай твой с новой женой в отпуск едет?! Радость-то какая!

- А тебе что за радость, не понял? Не к тебе ж едет… Едет, слава Богу, едет. Три года уж не виделись, занятый он у нас очень. Начальник серьезный, сама знаешь… Ждем, вот…

- Ох, хорошо-то как! Наконец, внучат и вы дождались! Слава Богу, слава Богу!

- Не дождались еще, не сглазь! Ждем только. Рожать им еще не скоро, под Новый год…

- Здрасьте! Так у его ж жены новой, вроде как, дочка имеется, балакали наши… Или без нее едут?

- Слышь, Семеновна, ты чё мне тут допрос, что ли устроила, не понял? Ну, с ею едут, с девчонкой, так что она мне, внучка, что ли? Дожил до смертных лет уже без внуков, так теперь кого попало во внуки-правнуки запишу?

- Дед, поди-ка сюды! – позвала Антонина Васильевна, со скрипом приоткрыв тяжеленную дверь веранды. – Здоров, Семеновна! Иди в хату, иди сюда, говорю! – приказным тоном позвала мужа со двора.

- Дед, ты чё такое говоришь, да еще этой сороке бесхвостой, едрить ее через коромысло, заразу! – Вталкивая мужа в дом, ворчала Васильевна. – Ща по всей деревне растреплет, что ты про Оксанкину девчонку плохо обзываешься…

- Ну, и пускай! А что мне до этой байстрючки? – возмутился Дмитрий Иванович. – Кто она мне? Пусть спасибо скажут, что приняли. Другие б…

- Приняли! Глянь-ка ты на него! А кто у тебя разрешения спрашивал-то?! Коля у нас самостоятельный. И порядочный. Другой бы с бездетной женой столько лет не мучился… В таком-то возрасте развестись, да детей не иметь… На стороне не завел, видишь… Порядочный. А Оксанкину девку любить придется, какая-никакая, а все ж будет сестрой младшей  внучке нашей. Им всю жизнь дружить надо будет.  Коля, все-таки, пожилой уже наш, не пацан. А Оксанка - девка молодая. Глядишь, еще сто раз может найти нового, богатого, если что… Она за Кольку-то нашего ухватилась чего, не догадываешься?

- Хватит! Договоришься щас у меня! Заглохни! И чтоб при Николае ни-ни, ни словом, ни взглядом своим змеиным. Какую привел, та и наша. Поняла, ведьмино отродье?

- Cам дурак старый…

***

Николай Дмитриевич со своею супругой прожил спокойно и безмятежно почти тридцать лет. Конфликт случился, когда она вдруг решила уехать к состарившимся родителям в Германию. Те уже давно, воспользовавшись немецким гостеприимством и тем, что носили с рождения немецкие же фамилии, переехали из Казахстана в Германию. Теперь за ними нужен был уход.  Форсмажор, непреодолимые препятствия, встали железобетонной стеной между супругами. Николай Дмитриевич, успешный преподаватель столичного университета, не хотел быть никем в чужой стране. Его супруге надоело быть никем в этой. Спокойно рассудив о сложившейся ситуации, спокойно же и разошлись. Детей у них не родилось по причине бесплодия супруги, так что делить было, в общем-то, нечего…

Оксана в жизни Николая Дмитриевича появилась спокойно и закономерно. Просто случилась любовь. Настоящая, независимая. Независимая потому, что к тому времени, когда они это поняли, Оксана уже была выпускницей. Материальной заинтересованности она никакой не имела – ее родители были людьми весьма состоятельными, нормальными, достойными и независтливыми до чужого барахла. Про Оксану и говорить нечего – женщина высшей пробы. Ее гражданский брак с однокурсником закончился на глазах у всего курса и на его, Николая Дмитриевича, глазах. Закончился рождением симпатичной черноглазой Иришки.

И вот уже три года вместе, семья. И сейчас Николай не уверен, кого из своих девчонок он боготворит больше: супругу или их дочурку Ирочку.

Недавно они официально зарегистрировали брак, и теперь уж никак нельзя упустить возможность навестить совсем стареньких родителей. Успеть нужно и с женой познакомить и успокоить  стариков тем, что, наконец, и они стали дедушкой-бабушкой. И скоро будут даже дваджы этим званием отмечены - должна родиться еще одна дочка у их единственного сына Николая Дмитриевича.

Оксана понимала, что стараться понравиться совсем уже пожилым свекру и свекрови бесполезно, да и не очень нужно. Приехали на месяц подышать свежим воздухом, беременность поберечь, да стариков проведать, не более. Муж предупредил сразу, что у родителей его характер – не подарок, да уже и возраст не тот, чтобы друг под друга подстраиваться. Поэтому сказанное Антониной Васильевной прямо при ней за столом в первый же совместный ужин «Господи, ну, и жена! Совсем еще соплячка!» она просто пропустила мимо ушей.

Николай погрозил матери с укором, но довольно ласково и снисходительно пальцем, подмигнул Оксане, и, как ни в чем не бывало, продолжал разговаривать с отцом. За три года разговоров накопилось.

На Иришу старики не обращали внимания ровно настолько, насколько это было возможно. Николай, войдя в дом и расцеловавшись со стариками, выдвинул вперед перед собой девочку, представив: « А вот и ваша первая внучка - красавица, Иришенька- вишенька! Смотрите, какие у нас глаза черные и большие, как вишни в дедушкином саду!»

- При чем тут вишни? И в кого глаза-то у нас черные? – Отрезал дед.

- Проходи, девочка, вон туды в комнату, телевизор смотри… - максимум вежливых слов выдавила из себя Васильевна.

Дети чувствуют  все в сто раз тоньше взрослых. Потому Иринка бегала хвостиком за родителями повсюду, только бы не оставаться наедине со стариками.

Николай попытался на третий уже день провести ликбез поочередно с матерью и с отцом, но поняв, что это абсолютно бесполезно, и сам решил и Оксану настроил на то, что отпуск необходимо просто перетерпеть, просто гулять, просто дышать воздухом. Долг родителям отдать нужно по любому. Кто знает, как там будет дальше, и когда состоится следующий визит в родные края.

Через неделю отдых уже стал напрягать не только Оксану. Мало того, что она себя плохо чувствовала, Иринка вдруг стала бояться выходить на улицу. Ее ужалила пчела, потом еще одна, на следующий день еще… И хотя старик - танкист доказывал, что  его пчелы не кусаются, а если кусают, то это необычайно полезно для организма, девочка понять такое не соглашалась. Она шарахалась не только от пчел, но и от новоиспеченного деда, боялась его, как огня. А того, кажется, такое положение дел даже веселило.

- Нарванную ягоду бери, не надо по деревьям-то лазить! – как только Оксана получила такую инструкцию от свекра, она напрочь отказалась есть вишню, и даже малышка перестала говорить про вишневое варенье без косточек…

Однажды отпускники все втроем собрались на речку, и уже на самой околице Оксана вспомнила, что оставила на стуле у входа Иришкин купальник. Николай с дочкой пошли фотографироваться в пшеничном поле, а она вернулась домой.

Еще у порога услышала случайно, а потом и специально прижалась ухом к приоткрытой двери.

- Ну, скажи ты, Димка, чего тебя черти-то носят? Девчонка-то причем? Чего ее пчелы-то кусают?! Чего тебе не имется-то, козел ты старый!

- А я тут при чем? Пчелы, видишь ли, кусают! Нече по вишням лазить! Только с порога сойдут, и – сразу! Рвут, рвут… Нарванной вон сколько в тазу стоит, бери - ешь! Нет, лезут, ветки тянут, тянут…

- Тебе что, вишни жалко? Да, на кой им вишня твоя нужна?! Ну, немчуру нашу ненавидели всю жизнь, ну это понятно было… Поехала к своим Паульсам, так поехала…  Скатертью дорога. Все равно пустая, бездетная была, толку от нее, только Кольку нашего  на веревке столько лет держала, зараза… А эта, вроде, нормальная ж…

- Какая нормальная?! Подстилка малолетняя! И девка губошлепая,  не наша. Вот и покусали…  Чужая, потому что! И еще неизвестно, на кого следующая похожа будет, может, Колька тут ни при чем?!

- О! Договорился ты уж совсем! Что он, дурак какой! А малую не трогай, сам уже в фашиста превратился… Ты че ей пчел подсаживаешь?

- Каких таких… подсаживаю?

- Видала, видала… Шел, и девчонке под платьюшко –раз! И тут же гляжу – бежит, рыдает, что пчела укусила… Э-эх, дурак ты, дурак… А ишо председатель бывший! « Дмитрий Иванович у нас добрый, смелый, в танке горел…» Тьфу! И я, глядя на тебя, совсем злыдней стала, дура…

 

Оксана резко открыла дверь, цапнула Ирин купальник и пошла, заливаясь прозрачными, незаметными слезами, в сторону реки, туда, где ее ждали в пшенице Николай с дочкой.

 

***

- Коля, мне что-то совсем нехорошо. Токсикоз замучил… Мы как долго еще будем в деревне? Может, раньше можно вернуться в город? Что-то мне кажется, было бы не лишним находиться  под наблюдением врача, мало ли что… Да, и Иришке что-то тут не в радость отдых, может климат слишком жаркий для нее, да еще пчелы… Она все время заплаканная такая, может на вишню аллергия… Бывает такое, как думаешь?

- Ну, ты столько наговорила, что отвечать уже нечего, милая. Скажи, если считаешь нужным уехать раньше, уедем.

- Коля, ну я же – не дурочка. Понимаю, как важно тебе пообщаться с родителями. Ты сам решай.

- Давай ты подумаешь до конца недели и скажешь. В твоем положении покапризничать  даже положено. Захочешь - поедем раньше.

На следующее утро Николай с Ириной пошли гулять по деревне, а Оксана, надев резиновые перчатки,  отправилась за штакетник нарвать крапивы, чтобы запарить к вечеру в бане и подлечить волосы и себе и дочке.

Она слышала, как вернулся муж с Иришкой, как прошли мимо нее в глубь сада. Николай растянулся, прилег под вишней, а Иришка с сачком бегала за бабочками-капустницами. В дальнем углу сада у улья возился дед. Иришка увидела лестницу, прислоненную к высокой раскидистой вишне, усыпанной спелыми ягодами так, что издалека дерево казалось больше красным, чем зеленым. Смешно пыхтя и хватаясь за перекошенную уже на один бок лестницу, поднялась на несколько перекладин.

- Ну, что, байстрючка, вишенку захотела? А где мама? – опасливо как-то оглядываясь по сторонам и не видя никого, спросил дед.- Ах, ты говнючка! А ну слезай! – опять зашипел Дмитрий Иваныч.-  Иди отсюдава, чужака!

- Сьто, деда? – оборачиваясь в сторону шипящего на нее приглушенно старика, спросила Ирина. – Сьто? Мама… дома…

Оксана вся напряглась, привстала в высокой траве, но, опешив, от этой сцены, словно окаменела и не двигалась. То ли любопытство, что же он скажет дальше, то ли ожидание реакции мужа, который тоже привстал на локоть под вишней и наблюдал теперь за своим отцом и за Иринкой, а, может, и то, и другое,  держали ее в бездействии.

Вдруг дед быстрым шагом, все озираясь по сторонам, крадучись, но спеша, подошел в девочке со спины и дернул ее за платьице. Иринка испугалась, прижалась к лестнице, ойкнула и, развернувшись неуклюже на лестнице,  протянула ручки к старику испуганно. Он  тут же отпрянул,  отошел, зацепив ногой лестницу. Он сделал это специально, так делают, шутя,  подставляя резкую подножку пробегающему мимо человеку. Лестница закачалась и стала  медленно сползать с гладкого ствола, роняя впереди себя девчушку. В одно мгновение убегающий по-молодецки быстро дед, оказался в другом конце сада.

Глаза Оксаны встретились с перепуганными глазами мужа. Они одновременно бросились к дочке. И в эту же секунду с криком «Что ту случилось?!» рядом оказался дед.

Иришка не плакала, она не ударилась больно, это видели и Оксана и Николай, но она как-то резко посинела и задыхалась. Широко открытые глаза со страхом смотрели, не двигаясь, не моргая… Девочка теряла сознание. Николай схватил ее на руки и стремглав понесся в дом, на ходу крикнув Оксане: «Скорую»! Срочно «скорую» вызывай!»

-Пусти! Пусти! – гаркнул Дмитрий Иванович, забегая в хату и  вырывая девочку из рук сына.- Тонька, водку, водку мне срочно! Полей на руки! Да, быстрей ты, задохнется малая!

Похлопав со всей силы по щечкам Иру, дед положил ее лицом вниз на колени и стал своими пальцами, не обращая внимания на перепуганных и бегающих в панике вокруг, сына с невесткой, вызывать у ребенка рвоту. Он сам перепугался так, как, пожалуй, на той войне, в том, горящем танке…

Маленькая вишневая косточка звонко упала на крашеный деревянный пол, и, словно враз утихшая буря, стихли все звуки в доме.

И старики, и откашлявшаяся заплаканная Иришка, и Николай с Оксаной, молча смотрели на такую малюсенькую костяшку, которая могла бы стать причиной большой беды.

 Если бы не дедушка…

Отпуск решили не урезать, старики очень просили…

- Ну, что, Иришенька- вишенька, пойдем с дедушкой пчелок кормить?

- Пойдем, дедуня! – весело отвечала Иринка.

- Подружилися, слава Богу… - шептала, выглядывая через занавеску в вишневый сад, Антонина Васильевна.