Спи,... Джульетта

Ей тринадцать, а она  уже... - "Джульетта"!
Она ...страшно признаться, если только "про себя" и то шепотом, и обязательно прижав ладони к пылающим щекам,- влюблена!

Момент, в который это произошло, остался за гранью ее понимания.
Любящим бабушкам удалось, ловя ее по очереди в свои мягкие руки, воспитать ее в традиции ожидания любви с первого взгляда.
Потом, пытаясь анализировать, она уверилась, что все так  и было.
С первым кадром фильма, с первым звуком его голоса все и случилось.
Случилась любовь с первого взгляда.

Это не удивило ее и не напугало, просто подбросило ее сердечко куда-то очень высоко, а потом, с таким ускорением вернуло его на место, что она должна была бы испугаться за его сохранность, но,… не успела. Неопытная еще.

С экрана звучали иностранные слова песни, которые, благодаря сладкому голосу певца, а еще более его темным красивым глазам, смотревшим в ее сердце, туда же и попадали, там же и таяли сахарной пеной.

Что-то такое  томительное было во всем происходящем на экране и происходящим в ней. Она даже не была полностью уверена - дышит она или нет. Если бы она знала что такое паралич, то с полной уверенностью утверждала бы , что с ней случился паралич. Но она не знала что такое паралич, и ей как-то было стыдно проверять, в такой момент, на месте ли ее руки и ноги. Она чувствовала себя... единственной.
Полный зал кинотеатра, рядом, казалось, не существовал вовсе.

С героем на экране у нее был свой диалог, и никто в целом мире не имел к этому отношения.
Понимал ли ее герой? Такая постановка вопроса была кощунственной. Тут нечего было объяснять тому, кто мог задать такой вопрос. Это были в ее представлении  слепоглухонемые душевные инвалиды. Им не стоило лезть в это.

А другие... Других она не допустит "туда" никогда, она уже знает это наперед, до того как в зале начнет зажигаться свет и на экране появится надпись:" Конец фильма", влекущая за собой неизбежное  расставание до завтра , в этот же час, а может и раньше,- это если она прогуляет школу.
А она ее прогуляет. Никто даже ничего не поймет. Такая примерная девочка не приходит в школу только по уважительной причине.

Фильм в этом кинотеатре будет еще  шесть дней.
Не слишком ли сразу она  так рациональна? Что потом?
Все это, одномоментно, помещается у нее в голове, где-то сзади, в области шеи, под туго заплетенной косичкой.

Нечего загадывать, потом будет видно.
Все как-то обязательно устроится.

Правда есть еще музыкальная школа. Тут не прогуляешь. Урок, да еще дорога, это сколько же сеансов придется пропустить?
Наверное, два. Два из шести в день. Остается четыре.

"Четыре"- в Японии это число смерти. Зачем она это знает? Она родилась четвертого числа. И остается четыре сеанса. Значит это не просто так. А что число смерти, так это перевертыш, решает она. Если  в значении "плохо", то сбудется - "хорошо".

Дальше мысль не развивалась, да она и не подгоняла ее.
Потом все обязательно устроится.
Так всегда бывает.
Ну... или не всегда, но так должно быть в идеале.
А в том, что она столкнулась с идеалом, она нисколько не сомневается.

Экран  потух. Все закончилось. Но не для нее.
Для нее все только начиналось!
Она присоединилась к выходящим из зала зрителям, представляющим сейчас из  себя какую-то аморфную массу покачивающуюся как объевшаяся сороконожка.

Выйдя на улицу, она очутилась сзади кинотеатра. Она никогда не задумывалась над этим, но сейчас это  оскорбило ее: словно выставили из волшебного мира звуков и ярких картинок через заднюю дверь.
Двери закрылись. Все, все осталось там, за этими дверьми...

Она повернула голову в сторону входа в кинотеатр. Оттуда раздавался гул голосов. Конечно же! Туда собирались зрители, спешили опаздывающие, раздавались оклики по имени, видимо какого-то знакомых, звучал смех. Там была жизнь! Но, главное, там, все, что она только что увидела, и чего лишилась с окончанием фильма, там все это было впереди!
" Они сами не знают, какие они счастливые!",- подумала она.

За время, проведенное в кинотеатре, стемнело. Но это еще была не ночь, а какое-то унылое время предвечерья, когда начинали смазываться очертания окрестных домов; фонари горели еще совсем тускло, и все вокруг было жалким, пыльным, безжизненным и совсем не походило на сочную красивую  картинку из кино.

Ей стало ужасно жаль себя. Что она делает здесь, в этом безрадостном сумраке?
Буд-то кто-то злой отнял у нее  яркую экранную реальность и поместил во все это, словно в наказание.
Она всматривалась в окна домов. Даже дома  здесь совсем не такие, как там.
Серые, одинаковые, их называют" типовые",- она про это в школе делала доклад.

Там, в этих маленьких типовых квартирах, жили типовые люди, так ее теперь думалось,  с их типовым счастьем, таим же маленьким как их квартиры.
 День за днем, они смотрели из своей унылой жизни на эту унылую улицу, ходили на свою унылую работу и возвращались к своим унылым женам и мужьям, ели унылый ужин, приготовленный из продуктов, добытых в унылых очередях, и вели унылые разговоры в своих унылых кухнях.

Надо было идти домой, а не хотелось. Она пошла к  входу кинотеатра. Прошла мимо, замедлив шаг, но не останавливаясь. Ей казалось, что если она остановится, то взрослые непременно догадаются о мыслях в ее голове, и станут осуждать ее за них.

Она завидовала этим обычным, в сущности, людям, сейчас, временно, то  есть совсем не навсегда, получившим статус зрителей, благодаря билетам, которые одни из них держали в руках,  а другие вынимали  изящным жестом фокусника, перед носом контролерши.
Она им завидовала.

Сейчас они войдут в зал, зажжется экран, и они увидят "его".
Он будет петь, улыбаться и что-то говорить им с экрана. Он будет делать это для них.
"Он же вынужден это делать, это же его профессия",- подумала она, прекрасно осознавая, впрочем, что это лишь однажды заснятое на пленку действие.

Он будет делать это для них, так или  иначе, но,... он не будет им принадлежать. Он принадлежит ей. Конечно, он сам этого  пока не знает. Тут она улыбнулась, и тут же забеспокоившись, как бы ее улыбку не заметили эти люди, опустила скорей голову.

Да, принадлежит. Эта мысль была такой прекрасной и радостной, что в груди ее что-то перевернулось и стало разливаться теплой субстанцией  по всему ее телу. Она даже прижала руки к груди, и тут же ухватилась за воротник плаща, стискивая его туго, словно желая удержать, сохранить, сберечь это что-то, жившее сейчас внутри нее.
Все. Надо идти домой.
Она забирает" его" с собой, а всем другим зрителям она оставит лишь его экранное изображение.

Около дома соседские девчонки, младше ее на год-два, прыгают в резиночку. "Будешь?",- слышит она обращенный к ней вопрос, в действительности дань вежливости,  по неписанным  правилам "дворового этикета".
Она отказывается.
Все, что происходило с ней, и внутри нее, во время сеанса в кинотеатре, вдруг  каким -то непонятным образом сразу отдаляет ее от этой детской компании. Она будто узнала секрет, и ни за что не хотела им делиться. Прежние детские забавы уже не манят ее, как было еще вчера.

Дверь открыла мама. Запахло домом и ужином.
- Где ты так долго? Кушать садись,… руки,- все это мама проговаривает на ходу в кухню, в которой, когда она не на работе, проводит большую часть времени,- Ты уроки сделала?
Она отвечает, что не совсем, то есть сделала, но не все. И это конечно полное вранье. Потому что единственное, что она сделала - это выложила учебники из портфеля на стол. Но, сейчас ее заботят совершенно другие вещи.

Поедая свои любимые сосисочки, достающиеся ей после ненавистного все душой и жирного( как любит мама) супа, она воображает , что вовсе она и не дома, а там где-то, в " его " жизни, которая безусловно похожа, как две капли воды, на экранную.

Выпрямившись ( причем, безо всяких напоминаний), она ест чинно и аккуратно, будто он сидит с ней рядом и смотрит на нее.
Позднее, совершая какие-то движения по квартире, и проходя через гостиную в свою комнату, она все так же двигается красиво, грациозно, представляя себя со стороны очень изящной.

Во всякую минуту ей кажется, что он наблюдает за ней, так, как он мог бы взглянуть на нее в окно. Она ощущает это физически и даже глядит в сторону окна, ничуть не смущаясь тем, что живет на одиннадцатом этаже.

Что беспокоиться об этом.
Ничто не может быть преградой между нею  и " им",- ни расстояния, ни высота.
Все это обязательно случится, не сейчас, так потом.
Но, она должна быть готова, чтобы это (счастливое и ослепительное) мгновение не застало ее врасплох.

Ей очень хочется позвонить подруге и сказать ей о том " что" она потеряла, не пойдя с ней в кино. Но она не может этого сделать. Мама дома, уроки не сделаны,- "болтовня" по телефону исключается.

Она усаживается за письменный стол и пытается сосредоточиться на учебниках. Все тщетно.
Прямо перед ее глазами расплывается "его" улыбка. Сердечко ее замирает. Она решительно ничего не может с собой сделать.

Она берет листок и начинает писать цифры, высчитывать, сколько же часов остается до следующего долгожданного сеанса - " свидания". Потом она представляет, после какого урока уйдет из школы, как удивятся этому девчонки из класса, пойдет ли с ней Ленка.

" Ах, я же забыла про пластинки. Точно! Должны же быть " его" пластинки, ну хоть одна должна же быть"!- она быстренько рвет бумагу, на которой только что писала цифры. Ей кажется, что если эту бумажку увидит мама, она сразу все поймет и...

Затем она  вскакивает к книжному шкафу, на котором стоит  копилка, вытаскивает из нее резиновую пробочку,  и стараясь как можно меньше шуметь, придерживая сыплющиеся монеты ладошками, насколько возможно медленно, высыпает всю копилку на стол...
(Сколько теперь стоит счастливое время стандартных цен - время ее юности?)

Она... - "Джульетта", ей - тринадцать!
Ее Ромео, тот, который с экрана, явно старше возрастом, положенного Ромео , но это не важно.
Тут она вспоминает старшеклассника, в которого она была влюблена, да совершенно и не влюблена, а так, слегка увлечена была им в начале года, и это заставляет ее ужаснуться: как могла бы она ошибиться, как непростительно она могла бы ошибиться!

От ужаса не содеянного, но возможного предательства с ее стороны, на ее глаза набегают слезы. Но в голову быстро приходит важная книжная истина: вот оно!
Наверное, это было испытание!
Ведь всегда настоящую любовь преследуют какие-нибудь испытания.
Да, испытания еще будут. Но, она тверда. Ей предстоит преодолеть много... она еще толком и не знает чего.
Ее Ромео  живет в другой стране, говорит на другом языке, и, главное, он - знаменитость,- это ли не испытание?
Бедная девочка! Еще не  вкусив прелести плодов любви, она уж готова страдать за нее...

Уже позже, не сделав толком ни одного урока на завтра, она лежит в постели, в своей узенькой, подростковой постели, вытянув руки в пижамных рукавах поверх одеяла, вдоль своего  юного, девичьего тела.
Глаза ее закрыты, зато ротик приоткрыт в улыбке. Темно. Никто не увидит ее радости. Никто из взрослых не скажет, что у нее глупейшее выражение лица, что надо быть серьезнее. Никто не может видеть у нее на лице то, что она неосторожно, по неопытности, может выпустить из своего сердца.

Спи, Джульетта! У сна нет повторных сеансов. Радуйся его каждому мгновению.
Судьба не будет к тебе благосклонна.