Невыдуманные истории. Подпольщики

    
В конце июля 1984-го я остался без работы, отвергнув ультиматум руководства Комбината торговой рекламы, обязывающий меня стать исправным винтиком этой махины. Отверг с негодованием, ибо мне, свободному художнику, попытались вменить в обязанность на 8 часов в сутки приковывать себя виригами дисциплины в их пыльных, вонючих мастерских. Это летом-то! в жару! Нет, не в силах я был пожертвовать увлекательным царством Свободы, Солнца и Спортивного азарта, а также Друзей, Пива и Девушек. Располагался этот волшебный мир на пляже песчаного острова, соединённого с набережной реки Оки пантонным мостом, всего в двух сотнях шагов от комбината, и прожить без него хотя бы день не имелось никакой возможности. Короче, по собственному. На вольные хлеба.

Но в сентябре лето неожиданно закончилось. И вдруг понадобились деньги на пропитание и прочие забытые мелочи. Пришлось искать работу. Сыскалась таковая быстро: художником в кинотеатре, расположенном на главном тусовочном пятаке Горького – улице Свердлова. Свободный режим, как бы, гарантировался -- мастерская, расположенная в подвале под кинозалом, обладала отдельным входом, и дирекцию не интересовал график рабочего дня, только результат. Но эта "свобода" свелась, практически, к нулю, так как темп работы оказался чудовищным: детские сеансы, взрослые сеансы, фильмы идут всего по два-три дня, а афиши, обязаловка, все рисованные. Поэтому разрешалось торчать в мастерской хоть круглые сутки. На эту круглосуточность я и клюнул: семейные отношения перед тем сильно натянулись из-за того же долгого пляжно-волейбольного сезона.

В нагрузку к тёплому (в буквальном смысле) месту мне достался довесок: вся свердловочная богема. Непризнанные художники, поэты, местные хиппи-яппи. Пока я, весь в мыле, грунтовал огромные щиты, размечал и малевал, эти бездельники часами трепались о всякой всячине, в том числе лестно-завистливо отзываясь о загнивании забугорной культуры. Причём литрами жрали дешёвый вермут. Мне, конечно, десятина полагалась, как закон, иначе такое просто не вытерпеть. Все эти бездельники на моей жилплощади так освоилась, что порой, когда появлялась Света, знакомая абитуриентка-волейболистка (я готовил её к экзамену по-русскому), приходилось просто пинками их выпроваживать. А, в целом, прикипел я к этому сброду сердцем.

Вот однажды, из озорства и на потеху сотоварищам, в кратком анонсе к какому-то фильму о подвигах советского разведчика в логове империализма, я письменно обозвал героя «агентом». Мелкий такой шрифт, который никто не читает. По-русски раскинул: авось, сойдёт. Не сошло. В семь утра афишу на улицу повесил, а в девять по ступеням спустились трое в штатском. К этому времени вся лихая компашка уже оказалась в сборе. Прибывшие мужчины хмуро глянули на растерявшийся молодняк, всех построили и досконально переписали. Глянули по углам, нашли наш шутовской «Манифест символистов» и, хмурясь, ушли. Правда, перед тем выдали каждому по приглашению на чистосердечное собеседование.

Вот на тех собеседованиях и выяснилось, что я – главарь подпольного, идеологически незрелого кружка. Веду скрытую агитацию против отважных работников вражеского тыла, насмехаюсь над их самоотверженностью, и мало пригоден к работе с общественной рекламой.

Пришлось, от греха подальше, новую жизнь начать, в самый дальний угол области архитектором завербоваться. Там и Перестройку с Чернобылем встретил. А подозрения с меня, похоже, снялись, когда я памятник В.И.Ленину на центральной площади Лукояновки помог установить. Не заметил никто, что лицом он на Ближний Восток обращён оказался. То ли к Мекке, то ли к Земле Обетованной. Точно не разобрать: четырехэтажная глыба районной администрации мешала.