Крылышки

                Крылышки   


     Живу, хожу, дышу, возмущен. Чего-то  определенно  мне не хватает.  Встаю, пью  чай,  кушаю  салатик и вот через  минуту-две  готов к  труду и обороне.  Целый день впереди в  запасе, еще один из бесконечной  обоймы  дней.  Все  продумано в этой  обойме, все расписано, что, когда, где и сколько. Надо это, надо и еще чуток осталось  недоделанного.  Не успеваю. 

     Не успеваю многое. Оставлю некоторые дела на  остаток  осени, на зиму,  на весну.   Странно мир  устроен. Нет в нем  легких  проторенных дорог, путей.  То тут, то там надо сверхусилия, волноваться,  потеть, нервничать. Как это иногда это порой надоедает.  Это   пыхтение, потуги  словно при родах. Пытаешься, скрипишь, затрат   на рубль, а  успехов на  гроши.

     И всюду  надо нервничать, волноваться, и  некогда отдохнуть,  расслабиться. Иногда  глянешь на себя  со  стороны  и смешно  становится.  Зайчик-побегайчик да  и только.  Ношусь, кручусь, верчусь и почти без толку. Человечек   суетится, что-то хочет от жизни  успеть достичь, старается, о чем то мечтает, волнуется.  А  чего  суетиться,  спешить? Чего  ради?   Ради  хлеба?   Или тарелки  горячих  щей? Или еще  для  чего–то особенного? 
   
     Мы  выплываем, мы  барахтаемся, держимся  на плаву, как  что-то  в проруби, извините. И я   стараюсь  в  своей жизни, пытаюсь, что-то  придумываю,  пишу,  стараюсь.
 
     Ведь  помню, однажды   любовь  была,  была кажись.   Помню обжигающая  была,  сумасшедшая,   ураганная. Сногсшибательная, как  шторм  в  Балтийском   море.  Ну  и что?  Да  была. Не  скрою. Прошла. И осталась  в  прошлом.  У  всех  остается в прошлом. Не  у  одного меня, то ли  на горе, то  ли на радость. Не разберешь, как к  ней  относится. То  ли  как к  благодати,  то ли  как к  наказанью  божьему.

     Любовь почти как респираторное очередное  заразное заболевание. Да, была любовь, как  эпидемия. Да,  ушла, зараза,  оставив  досаду  или радость  на  душе, или   разочарование  и остатки мгновений  в памяти.  Была. Погостила,  удалилась, чисто  по-английски, прикрыв двери за  собой. Надолго ли, не знаю?
    
     Понравилось мне  мое сумасшествие.  Помню, ходил  без  вина  пьяный,  забыв  о притяжении  Земли. Ходил, витал  в  облаках, и  вот прошла она и я  приземлился. Остепенился, осмотрелся,  и уже нет  божественных крыльев за спиной, увяли невидимые крылышки  и  я  почти падший ангел.

     Хожу  брожу  по  земле  неприкаянно, как  поет  одна очень  уставшая  женщина, (которая  поет)  и  не знаю,  чего  хочу.  Иногда  хожу  на работу, иногда сплю, ем,  иногда читаю газеты - всё  как у всех,  но  признаюсь  серовато  и  однообразно.  Нет особого  задора, огонька на  душе нет.  Нет праздника, есть  борьба, есть пыхтенье, сопенье, кряхтенье  и прочее. А   хочется  чего-то особенного, весеннего, ошеломляющего, яркого. Хочется  сумасшествия,  такого,  что бы скакать  было приятно по  крышам, подобно мартовскому  коту.  Хвост  трубой и  давай  как он  голосить,  издавать  звуки  мяу  ночью, разводить  рулады, вызывая  негодование сонных   жителей  окрестных мест. 
    
     О, любовь...  О,  напиток  богов...  Пою я  оду  тебе, как  могу, как  умею.  Мой  Пережиток прошлого и возможно будущего.  Услада  поэтов, желанная  цель и пища романтиков. Это как свет от лампады в ночи,  и  мы  летим    на  ее пламя и нет  ничего  главнее  этого.  Это  солнечный  свет  на   заре.  Это глоток воздуха свежего,  чистого после  долгого душного   подземелья и  прочее.

     И  вот  сегодня  с утра я крупно  возмущен. Возмущен на  всех  и вся. Я   просто негодую. Душа  восстала, воспряла ото сна,  возмутилась, взбунтовалась. Возмущен, что осень настала и  уже  заканчивается бездарно и  просто,  что зима   подкралась незаметно и не сегодня, так завтра  белым  снегом  покроются желтые листья.  Что лето промчалось,  на  удивление  быстро и  незаметно.  Возмущаюсь, что  не  "новый  русский",  что живу не на  Гавайях  и не ем  бананы, возможно, даже  с  фрикадельками.
    
     Где  моя  автомашина  Вольво!? - восклицаю я.  Мерседес мой  где? Я   спрашиваю,  конкретно, себя, то есть.   Где мой  счет  в банке  на крупную сумму? Что? Не слышу?  Где  просторная  квартира, солнечная, крупногабаритная,  с  балконом,  с евроремонтом, я  спрашиваю? Тю-тю,  значит?  Нет, значит.  Так-так. Сказать нечего, один  детский лепет.
   
     Но  есть еще  руки, господа, есть  шарики-ролики  в  голове  и голос внутренний.  А  это  что-то. Это даже очень  что-то. Это даже  ого-го, как  много  для  одного. Он, голос внутренний,  ворчит,  иногда возмущается. Он  иногда  смешной и озорной.   С  ним   не скучно, с ним  весело.
 
     Я   знаю, если  по-серьезному, что  это смешно,  когда нет  любви.  Можно сетовать, или  смеяться,  или  плакать  от этого. Однозначно, третьего не дано. Нет любви,  даже  какой-нибудь  завалящей, скромненькой, серенькой,  блестящей  в некоторых  местах, поношенной и миниатюрной. И  правильно, что  голос ворчит во  мне, правильно ставит вопросы ребром. Я солидарен с ним. Одобряю.  Он прав.
 
     Была  любовь, отзвучала.  Может  быть проворонил  её?  Не знаю. Не уберег, не уверен. Была  она.  Оставила  сердце и  не  сказала  слова на прощание.  Не  сказала,  когда  придет вновь,  может быть утром, может вечером, а может во сне. Не  пообещала.  Я не в  обиде  на  неё. Так, чуть–чуть  досадно только.  Заскучает, придет. Придет, притащится, и я конечно  приму  её,  прощу, бедолагу. Приму  её  такой,  какая есть.
    
     И  еще,  у  меня  есть  творчество, вернее  муза.  Это  вернее дама, солидная  тетя, в ситцевом платье в  горошек. Подкрадется она  сзади и стоит за спиной и пыхтит, дышит мне в затылок. Что-то шепчет мне, советует и затем замолкает. С  нею  мне не скучно. С нею есть о чем поговорить, поговорить о  погоде, о  дождике, и даже о любви.  Вот  я  и доложил ей  о  том,  что  возмущаюсь с утра  сегодня. Она мне в  ответ, мол, все пройдет парень, «как с белых яблонь дым».  Не беда, все образуется, устаканится, не переживайте, какие  ваши годы.

     А  я  ей  вновь -  как  это понимать?! Как?!  Я  же нормальный  мужик, во всех отношениях, и спереди и сзади.  Но,  отчего  же  иногда  увидев  прекрасные  глаза  вздрагиваю и оживают в памяти прекрасные  черты  из юности, и «мимолетные  виденья» чередой  предстают перед  очами?  Отчего  же  это?  Вздрагиваю, словно  касаюсь тока  в  220 вольт, и душа  взволнована,  встревожена  и не хватает воздуха?  Былое вспоминается  волной,  оно девятым валом накатывается и на душе  неизвестно  что творится, несусветное, непонятное.

     Но  она,  муза, по-прежнему  молчалива,  строга, великодушна. Великодушна,  как сестра,  как друг сердешный  и в  трудный  день  и в  добрый  час.  Она рядом, когда грусть, и когда радость, когда хочется  пролиться наземь осенним дождиком, или стать радугой  или  белым   облаком. Она  рядом с  давних пор. Хочет  придет, хочет уйдет. Женщина независимая, сама по себе. И  у  нее  есть простое имя Лизаветта. Она   приходит  и зажигает   внутри камин вдохновения и загорается  костер творчества и нам  тепло  и  уютно у  огня. И никого  не  надо более. Она мой  верный друг, старинный. Непостижимая,  таинственная, непредсказуемая  муза. И  когда  она рядом,  никого  не нужно.

     Третий  лишний. Но  иногда...  иногда   чего-то хочется,  чего-то особенного.
Иногда, я  отдаю себе  в этом отчет, что не устою,  чтобы  вновь очароваться, увлечься. В  который раз,  возможно,  сойти с ума,  потерять  чувство времени  и пространства.

    И ощущать  это  бытие, как праздник, когда все валится  из  рук  и сон нейдет и теряется аппетит, и когда чувствуешь, что нет  притяжения Земли и  потерян  ход времени.