Фурор

О театре Зинаида мечтала с детства. Её светлые, если не сказать - белые,
вьющиеся волосы, и пухлые губки, придавали такое очарование, что встречные прохожие невольно останавливались и провожали взглядом это милое создание, пока оно не пропадало из вида.
Уже в детском садике её начали привлекать на утренники, концерты, поручали выступать с поздравлениями ветеранов труда, участников войны или просто пришедших на собрание родителей.
Её чёткий, звонкий голосок,  и внятная речь, постепенно оттачивались, совершенствовались, и в школе она выполняла те самые функции украшения любого собрания, заседания или торжественного вечера.
Но, несмотря на богатый практический опыт и диплом с золотой медалью, она не поступила ни в ГИТИС, ни во ВГИК.
Но Зинаида не пала духом, устроилась техничкой во дворец культуры и записалась в театр-студию «Надежда», фойе которой украшал стенд, на котором красовались фотографии одиннадцати воспитанниц этой студии, поступивших в различные театральные училища страны.
К занятиям в студии Зинаида относилась серьёзно, тем более что проводили их актёры и режиссёры драматического и оперного театров.
Некоторые упражнения ей давались легко, она выполняла их с первого раза. Над некоторыми, приходилось работать до седьмого пота, но она никогда не сдавалась и добивалась блестящего результата.
Увы, накопленный в ранние годы опыт художественной декламации, сыграл с Зинаидой плохую шутку. У неё лучше всего получалось то, что она почерпнула в последнее время у профессиональных преподавателей: мимика, пластика, сценическое движение, жесты. Этюды лучше неё никто не выполнял.
Так, она могла достать из сумочки, раскрыть зонтик, и все присутствующие в зале, восемьдесят человек, безошибочно отгадывали, зачем она его открыла: спрятаться от палящего солнца, прикрыться от вдруг нагрянувшей грозы, или защититься от нападения злой собаки.
Десять раз она входила в аудиторию, и каждый раз, по её поведению, можно было определить цель прихода:
 - Вошла отличница сдавать  любимый предмет любимому преподавателю.
- А это, пятый раз пришла двоечница, в надежде получить тройку.
- На этот раз она так осторожно вошла в клетку со львом, что зверь даже не проснулся.
- А это ревнивая жена осторожно заглядывает в комнату, в надежде захватить врасплох мужа с любовницей.
- Теперь уже маленькая девочка, приоткрыв дверь и испугавшись выскочившей оттуда мыши, стремглав убегает прочь.
- Вот она, сдав последний экзамен, радостная, врывается в свой дом.
Но, как только Зинаида пыталась что-то сказать, её заклинивало. Ничего путного, у неё не получалось, она тушевалась, краснела и строчила штампами десятилетней давности.
Получалась странная картина: один и тот же текст, все произносили так,что зрители им верили, а Зинаиде нет! Этот феномен отлично подметил Станиславский в своей знаменитой реплике «Не верю!».
А Зинаида долго не верила преподавателям, думала, что они её третируют, пока не просмотрела видеозаписи своих выступлений. Тогда смирилась, но о театре думать не перестала. Осталась в студии на правах прима-балерины.
Отныне, все ведущие хореографические партии в спектаклях исполняла Зинаида. И надо сказать, на этом поприще добилась больших успехов. В смотровой зал театра-студии «Надежда» стали ходить не на спектакли, а на «Зинаиду». Её сравнивали с прима-балериной городского оперного театра, а в близком кругу, разумеется, чтобы польстить, даже с Улановой.
Как бы там ни было, а через два года занятий в театре-студии, получив бумажку о прослушивании таких-то курсов, Зинаида распростилась с должностью  технички во дворце культуры и оказалась в театре оперы и балета. Её пригласил в театр хореограф, который, на пол ставки,
преподавал в театр-студии «Надежда» основы балетного искусства. Пригласил на роль статиста, но Зинаида и этому была рада: во-первых, исполнилась её мечта работать в театре, а во-вторых, она, всё-таки, надеялась со временем стать прима-балериной.
Она, участвуя в различных спектаклях на второстепенных ролях, постоянно изучала партии ведущих танцовщиц, совершенствовала хореографическое мастерство, и за два года добилась определённых успехов.
Сначала, её начали ставить в третий ряд, потом – во второй, а в нескольких последних спектаклях она танцевала уже в первом ряду.
Но ни на одной афише имя её ещё не появилось ни разу. Зная цену своим
способностям, Зинаида относила это только на счёт своей фамилии: если хорошо подумать, то Курочкина Зинаида - явно не театральное имя, и уж никак не годится для прима-балерины.
Наслушавшись в кулуарах побасенок о личной жизни артистов, она узнала, что половина жён оставили себе девичьи фамилии, половина мужей перешли на фамилии жён, а остальные актёры, вообще самостоятельно придумали звучные фамилии.
Зинаида Курочкина посмотрела на себя в зеркало и, не долго думая, выбрала сценическое имя: Бела Белая, которое полностью соответствовало её внешнему виду.
Так что, если раньше она фигурировала на афишах в рубрике «и другие», то, когда театр поставил Жизель Адана, имя Зинаиды на афишах было напечатано, хотя и в самом низу, и на последней строчке, и самыми маленькими буковками, но всё-таки напечатано, и было - Бела Белая.
Исполняя второстепенные роли в различных балетах, Зинаида знала все партии главных героинь, дома десятки раз репетировала их под магнитофонные записи. Особенно ей нравилась роль Кармен, в душе она уже давно считала себя готовой выйти на сцену и станцевать её не хуже примы их театра, Софьи Ковалевской. И на репетиции, несколько раз, удачно продемонстрировала своё мастерство, и постановщик «Кармен» её похвалил, и парик уже приобрела, чтобы прикрыть свои белокурые волосы, и постричься наголо была согласна, но она также знала, что ей никогда эта роль не достанется, ибо в интригах за главные роли участвовали такие львицы театра, использовались такие драконовские приёмы, что получить такую роль ей могло помочь только чудо. 
Зинаида ждала этого чуда три года, не дождалась, и решила себе помочь. Когда в день постановки «Кармен-сюиты» Щедрина заболела Анна Львова, дублёр Софьи Ковалевской, Зинаида решила, что её час пробил. Зная привычку Софьи выпивать перед спектаклем рюмку-другую вина, Зинаида незаметно пробралась в её обширную персональную грим-уборную, подмешала в вино слабительного, дождалась, когда Софья побежала в туалет и, чтобы замести следы, подменила бутылку на точно такую, но без слабительного..
В этом спектакле  у Зинаиды была маленькая роль, где-то в конце, поэтому она не спешила с переодеванием, сидела с коллегами в общей уборной и слушала, как они перемывают косточки тем, кто поднялся по артистической лестнице выше их.
Как ей хотелось, чтобы она сейчас была в той, огромных размеров грим-уборной  Софьи Ковалевской, а эти танцовщицы перемывали бы её косточки, косточки Белы Белой!
Когда за кулисами раздался первый шум, она даже не шелохнулась. Все артисты, занятые в спектакле, были в грим-уборной Софьи Ковалевской, когда подошла Зинаида. Тут она узнала, что прима-балерина занемогла,  выступать не может.  Анна Львова тоже заболела, а если и не сильно, то живёт в другом конце города, раньше, чем через час, здесь не появится, да и неизвестно ещё, сможет ли танцевать, а зал уже полон, и до поднятия занавеса осталась одна минута.  Режиссёр-постановщик переводил взгляд с одной актрисы на другую, пока  не остановил  его на Зинаиде:
- Курочкина... Белая... Как там тебя... Ты же знаешь партию Кармен, сможешь исполнить?
Видя, что Зинаида раздумывает, он, не имея другого выбора, надавил на неё:
- Сейчас, или никогда!  Где твой парик?
 - В гримёрной.
 - Несите его сюда, бегом, а ты - одеваться!
Зинаида, не спеша, облачилась в длинное, золотисто-чёрное платье, пришпилила парик, и в нужное время, плавно, с гордо поднятой головой, как и подобает Кармен, вышла на сцену.
Первые па продефилировала грациозно и плавно, а когда музыка достигла бешенного темпа, и Зинаида, как вихрь, понеслась по сцене, в зале грохнули такие аплодисменты, что, казалось, не выдержит потолок и рухнет на виновников, создавших этот грохот.
Режиссёр, не зная причины такого ошеломляющего успеха молодой танцовщицы, был доволен: и спектакль не сорвали, и успех полный обеспечили.
Ничего не знал он о причине успеха и во втором акте.
После заключительных аккордов, публика встала, потребовала на сцену Белую. Зинаида вышла, сняла парик, и начала, один за другим, отбивать поклоны.
Кто-то шепнул режиссёру, что новоявленная прима-балерина исполняла роль Кармен без... трусиков. При каждом резком движении золотисто-чёрное платье лёгким пламенем взмывало вверх, обнажая не только стройные ноги балерины, но её бёдра, и ещё нечто, спрятанное в их глубине!
Режиссёр пережил сложные чувства. Сначала он был перепуган, возмущён, взбешён.
Но Бела Белая, подошедшая к нему без парика, в очаровательных светлых
кудряшках, смотрела на него такими невинными глазками, что заподозрить её в злом умысле, было невозможно.
Поскольку публика продолжала скандировать: «Бе-ла-я, Бе-ла-я, Бе-ла-я», - он крутанул её несколько раз вокруг себя, вытолкал на сцену, и, глядя, как она, с развевающимся клёшем платьем, юлой вращается на сцене с обнажёнными бёдрами, и слыша рёв публики, всё ей простил.
Произведя на первом спектакле в качестве главной героини такой фурор, Бела Белая прочно укрепилась на позициях прима-балерины, заняв огромную грим-уборную Софьи Ковалевской.
До неё доходили слухи, будто злые языки в общей гримёрной говорят, что Анна Львова заболела не без её помощи, и Софья Ковалевская отравилась с её подачи, и трусы она забыла одеть специально, чтобы поиметь успех у мужской половины зала... Но Зинаида на них не обижалась: не о том ли она мечтала все эти годы?
Произведенный фурор позволил ей прочно закрепиться в театре на правах прима-балерины, забыть свою птичью фамилию, и что самое главное, увидеть на первых строках афиш напечатанное самыми большими буквами своё сценическое имя: Бела Белая.

Фромка              http://www.proza.ru/2010/01/23/325