Умный в гору...

 Было 9-е Марта.
 Было скучно.
 Настроение определялось как смесь остаточного постпраздничного похмелья, сумрачно-туманной погоды на улице , фильма «Любовь и голуби» по телеку и перспектив провести весь день в гостиной, на кухне и перемещениях между ними.
 Хотелось  большего. Намного большего. Хотелось яркого, сильного, значимого…
 Я присмотрелся к бытию.
 Зима, в лице  стремительно растворяющегося снега, звала успеть ещё хоть разок покататься на лыжах.
 Порожние пятилитровые баклажки  требовали незамедлительно наполнить их  из проверенно-вкусного и предположительно-полезного лесного источника.
 Как бы свежий воздух двора, жадно вдыхаемый  через открытое окно, по всем статьям, понятно, проигрывал манящему и пьянящему запаху нетронутого автомобильным смогом  белого безмолвия загорода.
 Территорию моего сознания поочерёдно захватывали то несокрушимая лень, то неизбывное желание двигательной активности.
 На стороне лени за право обладания мною боролись не совсем здоровая спина (а предполагалась всё ж-таки значительная физическая нагрузка), сомнения в существовании лыжни (целые сутки до этого шёл дождь) и уверенность в многократно возросшей сложности спуска за водой к источнику по весьма отвесному и однозначно обледенелому  склону.
 На стороне активности играло море исчезающих времён, ежесекундно пополнявшееся бездарно растрачиваемым временем сегодняшнего дня.
 Часам к трём пополудни лень сдалась.
 Мне вдруг в одночасье сразу, скопом опротивели чаи, сигареты, журналы и каналы – все эти прирождённые убийцы интересной и полноценной жизни.
 И я решился на всё сразу.
 Взял и четыре баклажки для воды, и лыжи.
 Рассудив, что гладкая подошва  совсем не подходит  для  спусков и подъёмов по ледяному склону, лыжные ботинки  прихватил отдельно, обувшись в обычные зимние, к которым  у меня не имелось никаких претензий относительно их способности удерживать ноги на скользких неровностях неубранных городских тротуаров.
 Любящая жена в течении всего времени моих сборов интуитивно пыталась отговорить меня от задуманных мероприятий, чем, к сожалению, только упрочила моё намерение воплотить зародившиеся планы в жизнь.
 Облачаясь в ортопедические доспехи неоднократно травмированного лыжника, я мельком посматривал в телевизор, где шла передача про людей, когда-то опоздавших на разбившиеся через час самолёты и затонувшие через день корабли.
 Это меня, естественно, не касалось…
 Бензин в машине был практически на нуле, а денег я с собой не брал…
 И на это  не стал обращать внимание - типа, хватит,  далеко не еду…
 Наверное, меня уже нельзя было остановить. Хотя мой верный, ответственный и очень усердный ангел-хранитель пытался. Теперь-то я  это понимаю…
 Сначала поехал  за водой. Я так уже делал раньше. Очень удобно получалось – пока поднимешься  с 20-ю литрами, считай – размялся.
 Дальше - от источника до лыжни семь минут езды на машине. Приезжаешь уже разогретый, переобуваешься, скидываешь куртку – лыжи на ноги, палки в руки, побежал…
 В этот раз, однако, всё оказалось посложнее.
 Лесная дорога являла собой три полноценные колеи, прокатанные в весьма глубоком и плотном  от дождя и тепла снеге. Разъезжались мы со встречными машинами чрезвычайно осторожно. Да и без встречных было не разогнаться.
 Добирался, в общем, долго, но доехал без приключений.
 С неспокойным (почему-то) сердцем взял в руки тару и подошёл к краю спуска…
 Сердце замерло и попросилось домой. Но я ему зачем-то отказал.
 Высота склона примерно равна, по моим прикидкам, высоте девятиэтажного дома, а крутизна лишь немногим  уступает отвесным стенам… Расстояние между импровизированными ступеньками - от полуметра до метра. А сами они представляют собой  чуть подрезанный тупой лопатой ( в совокупности с руками нерадивого работничка) склон и через третью на десятую обрамлены гнилыми досками.
 Если бы я был бесстрашным, и то мне было бы страшновато.
 Но поскольку этим качеством я обладал  исключительно в мыслях о подвигах во имя Великой Родины или Прекрасной Дамы, мне стало просто жутко.
 Ступеньки (будем называть их всё-таки именно этим словом) обледенели целиком и полностью. По их поверхности был размазан небольшой слой песко-соляно-снежноталой кашицы. Человек её насыпавший, наверняка имел благие намерения. Но по сути, он реально добавил на лёд смазку. Чем вымостил себе дорогу в ад, а всем остальным – на смертельно рискованный аттракцион.
  Однако народ внизу у источника заправлял свои бутыли и канистры в очередь.  Значит, - решил я – спуск вполне возможен. И пошёл…
 Хотя нет. Пошёл – это слишком пафосное определение моего продвижения к роднику…Фактически я  пополз, вытягивая плоскость тела параллельно плоскости преодолеваемого участка,  при этом, лишь самую малость не доставая до его поверхности.
 К пятой-шестой ступени я наловчился уже настолько, что на весёлых конкурсах, где участники соревнуются в прохождении на одних ногах под всё ниже и ниже опускаемой планкой, выказывая чудеса равновесия, мне не осталось бы равных. Впрочем, не только мне – судя по количеству людей, добравшихся до источника, здесь был просто слёт  чемпионов по этой игре.
 Пройдя несколько первых метров, я расстался с гордыми мыслями и затормозился.
 Кончились перила - ещё более импровизированные, чем  то, что называлось ступенями. Площадь самих ступенек сократилась до размера ступни одного ботинка.
 Очень долго мне не удавалось поставить две ноги там, где и одна-то стояла еле-еле… Причём, ошибка в постановке ног грозила неминуемым и незамедлительным стартом по направлению вниз, с ускорением без сопротивления скольжению. Способность маневрировать после начала движения  исключалась. Огромным везением можно было бы посчитать жесткое торможение о самое ближайшее к точке старта дерево.
 Права на ошибку не было. Ценой наивывереннейших (еле написал – а там ведь ещё и выполнил!) действий, сумасшедшей концентрации внимания и огромной воли к жизни я прошёл самый опасный участок, чуть спокойнее - остаток пути и, с облегчением выдохнув на ровном месте, занял очередь на заполнение своих емкостей вожделенной водой.
 Основная масса набравших заветного напитка отправлялась по обходным дорогам, некоторые оставались стоять возле родника, и мне за время в очереди не удалось пронаблюдать ни одного спуска или подъёма по недавно пройденному мной маршруту.
 Я, впрочем, не беспокоился насчёт подъёма – он, как ни странно, всегда оказывался легче в плане удержания равновесия, поскольку при движении вверх шаги совершаются в сторону наклона тела, да к тому же два ведра воды в руках чуточку плотнее и вернее прижимают восходящего к  используемой опоре.
 Так  что я, крепко сжимая в руках двадцать литров свежедобытой воды,  смело затопал по ступеням, следя за ритмом шагов и концентрируясь на избыточном дыхании, чтобы сохранить его относительно ровным на всём протяжении подъёма и не задохнуться от нагрузки где-то посередине…
 С дыханием я рассчитал всё правильно. С ритмом тоже. А вот в рассуждениях о том, что законы механики мне помогут, просчитался…
 Пройдя почти три четверти пути, я вновь столкнулся с той ступенькой, на которой две ноги сразу не умещаются. Только теперь, с тяжёлым грузом в руках, балансировать стало многократно сложнее. Перескочить через эту ступеньку тоже не было возможности – при этом пришлось бы умудриться перенести свободную ногу через опорную ступеньку, где ей не находилось места, со ступеньки в полуметре ниже, (где она стояла тоже  не особо устойчиво) фактически на метр вверх. Требовалось совершить настоящий акробатический этюд ( без страховки) на обледенелом отвесном склоне, на высоте примерно шестого этажа с двумя вёдрами воды в руках.
 Это было нереально.
 Я ещё и ещё раз попытался поставить  две ноги там, где еле-еле умещалась (и, при этом скользила) даже одна. Куда там! Едва я отрывал от опоры ногу, стоявшую ниже, как тут же начинала скользить вышестоящая.
 ( Высоким чиновникам и начальникам неплохо было бы постоять там и подумать о своём  отношении к подчинённым; по аналогии с описываемыми ногами…)
 Минут пять усиленно, но осторожно я проискал хоть какое-то «зацепленное» состояние. Выдохся. Решил отдохнуть и постоять спокойно.
 Тут, как назло, снизу ко мне стала приближаться  пожилая женщина (хорошо хоть без косы), тоже несущая  воду. Правда, в значительно меньшем, чем у меня, объёме. (И стоило ей из-за этого?...)
 Нужно было либо подниматься, либо как-то освобождать ей дорогу.
 Когда она оказалась всего метрах в двух от меня, я предпринял отчаянную и, в связи с этим, плохо рассчитанную очередную попытку шагнуть вверх.
  И у меня заскользили в разных направлениях одновременно обе ноги…
  Инстинктивно вскинув  руки, чтобы удержать равновесие, я выронил одну из пятилитровых баклажек, и она полетела вниз, разминувшись с опрометчиво сблизившейся со мной женщиной от силы в полуметре.
 Тётка заверещала, а я, каким-то чудом продолжавший удерживать себя в крайне нестабильном, но всё ещё равновесном положении, запаниковал.
 У меня закружилась голова и потемнело в глазах.
 Я не знал, что мне делать.
 Я не мог пошевелиться, я задыхался от перенапряжения, и у меня вот-вот должно было разорваться сердце…
 Неимоверным усилием воли заставив себя прекратить истерику, усиленно и лихорадочно стал думать, что вообще могу предпринять в сложившейся ситуации.
 Оглядевшись, обнаружил, что мой ангел-хранитель заботливо вкопал справа от ступеньки, на которой я стоял относительно прочно, серьёзную металлическую трубу.
 Я осторожно-осторожно поменял положение ног и тела так, чтобы одной ногой опираться на трубу (очень основательно), а второй – на ступеньку чуть шире, освободив, таким образом, женщине путь наверх.
 Она тихонько пошла. На мои предупреждения насчёт возрастания опасности данного подъёма на  тех ступеньках, которые мне не дались, ответила, что на её сапогах имеются специальные противоскользящие скобочки.
 Неторопливо и уверенно продвигаясь мимо меня, она успела рассказать мне, что продаются скобочки на таком-то рынке, в таком-то павильоне.
 Меня во время этого рассказа брало зло – мне сейчас нужен был совет, как выйти из теперешней ситуации, а не как в неё больше не попадать… Но выслушал молча и полностью – деваться-то некуда…
 Завистливо проводив женщину взглядом практически до самой вершины, я вернулся к своим баранам. Новых, оригинальных, подававших надежду на выход из сложившейся ситуации идей или просто успокоительных мыслей не отмечалось.
 Облегчив своё положение тем, что кое-как приткнул две баклажки с водой в плотный снег рядом, я освободил одну руку, сняв две трети утяжеления.
 В это время сверху стала спускаться девушка. Причём спускаться, на мой горько-опытный взгляд, весьма легкомысленно. Быстро, бодро, чуть ли не пританцовывая…
 Мне, в силу тягости собственного положения, на миг даже захотелось увидеть, как она навернётся. Правда, тут же прогнал сие недостойное желание.
 А у девушки в этот момент зазвонил мобильник. Она остановилась, достала его и, разговаривая (!!!!!!!), как ни в чём ни бывало продолжила свой спуск…
 Конечно, меня она просто оскорбила таким откровенно хамским поведением. А её сочувственный взгляд на меня вообще разозлил..
 Ещё  раз, ещё пристальнее осмотрелся в поисках чего-нибудь, что могло бы  помочь продвинуться наверх.
 Обратил внимание на почти отвалившуюся от одного из порожек полусгнившую доску. Оторвал её, и принялся долбить лёд на той самой ненавистной ступеньке  гвоздём, торчавшим из обломка доски.
 Долбил упорно и с остервенением, невзирая на то, что в другой руке у меня была непристроенная баклажка с водой (она скользила отовсюду, куда ни пытался её поставить), а сам я находился в чересчур уж раскоряченном положении.
 Доска изнашивалась быстрее, чем лёд, но минут через пять половина ступеньки зачернела мерзлой землёй, и на неё  стало можно опереться без страха соскальзывания.
 Я воодушевился и, с утроенной энергией кроша лёд, доску и собственную руку, за последующие пять минут очистил площадь, достаточную для попытки  нового восхождения. Однако её пришлось отложить.
 Решил собраться с силами, заодно  сначала пропустив  идущего снизу мужчину.
 Он, поравнявшись со мной, остановился. Поинтересовался, почему я завис – из-за усталости или из-за скользоты. Спросил, не я ли уронил ту баклажку, что валяется внизу поодаль. Потом – собираюсь ли я за ней вернуться.
 Получив  ответы, посетовал на отсутствие обустроенной дороги к источнику, на невнимание к народным нуждам со стороны депутатов, и уже перешёл было на обсуждение со мной геополитических вопросов современности, но тут сверху к нему стал спускаться на помощь его сын.
 Юноша забрал у отца основную часть ноши, и почти стремглав доставил её наверх. Мужчина, как мне показалось, нехотя распрощался со мной, пожелал успехов, и  без особых затруднений, налегке поднялся. Обувь на нём была горная, с хорошо профилированной подошвой , которая прекрасно держала  сцепление с дорогой даже в таких  вот условиях. Чего-чего, а вот малейшие детали экипировки счастливчиков, поднимавшихся выше меня, я мог рассмотреть досконально.
 Я мысленно отпустил нелестное матерное выражение в адрес своих ботинок, потом извинился перед ними, попросил их помогать мне, а не мешать и, забрав отставленные баклажки, возобновил отложенную попытку.
 Продвинуться мне удалось. Но ровно на одну ступеньку - ту, которую  освободил ото льда. Дальше повторилась ситуация, описанная немногим ранее.
 Причём задача продвижения усложнилась тем, что мои левая и правая сторона теперь не были уравновешены одинаковым грузом, а оказались, напротив, очень разбалансированными, во-первых, и, во-вторых, возле меня больше не было спасительной трубы, близко стоящих  деревьев и прочих надёжных опор. В то время как  высота (над уровнем моря, блин) пусть незначительно, но увеличилась.
 Естественно (!!!) ( а как же иначе (!!!)) в этот момент на подступах ко мне (из ниоткуда) возник очередной водонос в лице молодого человека, груженного водой как  караванный верблюд.
 Пришлось  вернуться на исходный плацдарм – одна нога на трубе, другая на краешке ступеньки, чтобы пропустить и этого.
 Товарищ прошёл молча, тяжело сопя и, даже не повернув головы в мою сторону. Он не поинтересовался моим самочувствием, моими политическими взглядами, свойствами моей обуви, временем прохождения трассы, моим здоровьем – вообще ничем…
 Я всегда знал, что молодым людям свойственно равнодушие и бессердечность. Но не до такой же степени!
 Проводив его почти ненавидящим взглядом ( я  понемногу становился закоренелым мизантропом) снизу вверх и взяв себя в руки, я умудрился пристроить в снег (видимо, злость помогла) уже все свои баклажки. После - отчаянно принялся крушить лёд на следующей ступеньке.
 В принципе, я заранее знал, что это не поможет. К тому же мне становилось всё больнее держать в озябших и ободранных руках остатки доски, никогда и не подозревавшей, что в конце жизни ей придётся побыть ледорубом.
 Я уже с ног до головы был  замызган солёной грязью снежно-ледяных брызг, обильно вздымавшихся после каждого моего удара… Но как только я прекращал все свои действия, так  мною сразу  овладевали приступы паники, тоски и накатывающей слезливости…
 Перед глазами тут же вставали  мрачные образы моего будущего, в котором я жил между землёй и небом, продолжая  роль легендарного Отца Фёдора. Мне виделось, как  подобно ему буду выть раненной волчицей в темноту ночи, голодный, замёрзший, обессиленный… Буду доживать до утра в надежде, что люди, идущие за водой, бросят мне на пропитание кусок хлеба, а, если повезёт, и колбасы… Но однажды, задремав, я свалюсь вниз, и незнакомые  люди обнаружат на рассвете моё окоченевшее тело где-то совсем рядом с живым источником...
  Мысли водили скорбный хоровод под незабвенное -  «… другие придут, сменив уют на риск и непомерный труд, пройдут тобой не пройденный маршрут…», и останавливаться мне было никак нельзя. Помочь мне никто не мог, разве что отряд спасателей-альпинистов. Но и тех вызвать было не по чем – я не взял с собой мобильник.
 Да и стыдно было просить – бабки мимо меня почти бегают, а я – здоровый мужик – завис и паникую, как робкая плаксивая  барышня из благородного семейства…
 Решение оказалось простым. Безо всякой гениальности.
 Через десять минут я уже погрузил воду в машину, сиротливо, но верно дожидавшуюся меня наверху.
 Всего-навсего нужно было отказаться от прямого пути наверх.
 Я скинул вниз по снегу все баклажки с водой, налегке спустился, подобрал их и пошёл обходной дорогой, которая оказалась всего-то в пятидесяти метрах от непокорившейся мне…
  Конечно, после получасового висения на грани срыва и последующего столь простого и лёгкого решения задачи, я не мог не забраться в свои любимые философские дебри.
 Всё в этом мире символично – думал я. И вряд ли стоит расшибать себе башку, штурмуя неподдающиеся вершины в лоб. Всегда найдётся (пусть чуть более продолжительный, но зато и не в пример легче) предназначенный именно для тебя  путь к твоей цели…
 А потом я замечательно покатался на лыжах. Хорошо так…